Несостоявшееся путешествие Достоевского

Из воспоминаний Анны Григорьевны Достоевской, летом 1880 года после возвращения Федора
Михайловича из Москвы (с Пушкинского праздника) семья намеревалась совершить из Старой
Руссы паломничество в Нилову пустынь. Писатель проявлял интерес к житию Нила Столобенского,
желал и детям показать святое место, одно из самых почитаемых на Северо-Западе России.

Увы, в Москве писатель заболел. Его потряс праздник открытия памятника Александру Пушкину.
Речь Достоевского слушали с замиранием сердечным, ловили каждое слово. Потом знаменитости
с разных флангов русской мысли подходили к Федору Михайловичу, жали руку, обнимали,
восхищались. Казалось, наконец-то западники и славянофилы нашли общий язык, пути к
примирению. Ликовала и душа писателя.
Но каково же было его изумление, когда на другой день в большинстве газет появились отклики
отрицательные. И действительно - в речи обычная порция нытья, панических пророчеств,
невнятные рассуждения о Татьяне и Онегине... Такое неожиданное падение из восторга в
разочарование и неприятие публики надломило писателя, душевно и физически.

Между тем, случившееся вполне можно обьяснить рассуждениями самого Достоевского об
"эффекте минуты" в "Братьях Карамазовых". Ожидание чуда, вера в него электрилизуют,
мобилизуют невероятные возможности человека. Парализованный может шевельнуться,
бесноватый успокоиться - в публике "заливались слезами умиления и восторга". И не замечают,
что на предыдущих и следующих встречах с провидцем, старцем нередко успокаивается тот же
самый бесноватый. Без обмана, но ненадолго. Восхищение пушкинской речью было вызвано
"эффектом минуты" - ожиданием, полной верой, что Достоевский найдет самые нужные слова,
воодушевит современников...
Так и не прогулялся Достоевский до Селигера... Но для нас повод еще раз побродить по проселкам.
                СЛОВО АКАДЕМИКУ
Один из маршрутов паломников подробно описан в сочинении "Путешествие на озеро Селигер
Н. Озерецковского, члена Академии наук Российской, Стокгольмской, Медикохирургической;
Университетов Московского и Харьковского; ученых обществ: Бернского, Лондонского, Берлинского
и пр.,Действительного Статского Советника и Кавалера". Из Петербурга он выехал июня 27 дня
1814 года. Несколько сведений из книги в пересказе, но с приближением к стилю ее автора.

Сурова зима 1814 года - померзли фруктовые деревья от Петербурга до Осташкова и далее.
Поехал в Рамушево из Русы Июня 30 дня, который был вторник. В среду и пятницу неприятные
и тягостные дни в Старой Русе. В город со всей округи приходят бродяги не просить, а требовать
милостыню от каждого дома. Не успеет хозяин или хозяйка дому оделить копейками мужиков,
баб, девчонок, ребятишек, как тотчас приходят к окну другие канюки, которым нет счету, сколько
их по средам и пятницам в городе таскается. Бродяги считают обязанностью горожан давать
милостыню. Отогнать от окна можно просьбой мужиков покопать гряду в огороде, девок -
вымыть пол в горнице.

Сильная жара. Надоедали слепни и комары. Но в огородах урожай. Попадались огурцы весом
до двух фунтов. Листья у огурцов здесь , как у тыквы под Петербургом. Крупная клубника.
Капуста без червей (гусениц). По местным приметам, червь тогда нападает, когда рассаду
садят прежде, нежели рожь отцветает.

На берегу Ловати росли дубы. Река подмывала берега, деревья падали, их заносило землей.
И вот некогда жители начали откапывать эти дубы. Уже твердые, черные, как каменное дерево.
Приезжали промышленники. Полностью откопать деревья не удавалось. Отпиливали суки, куски,
использовали дуб и местные жители. Обнаруживали в древесине железные опилки, обьясняя их
появление тем, что дуб впитывал железо из грунтовых вод.
В то жаркое лето Ловать у Рамушева можно было переехать на телеге. По броду перегоняли
гурты от 300 до 500 голов.

В Рамушеве перевалочный пункт, пристань. Отсюда на малых судах отправлялись в Петербург,
соответственно и оттуда до Рамушева. Значительный обмен товарами шел между Осташковом
и столицей. Туда по большей части гнали и скот. Осташи перегружали с водовиков разный товар,
в том числе бочки с сельдью, везли в Осташков на подводах. Из Осташкова везли юфть (кожу).
На этой же дороге и Молвотицы, через них провозили те же товары, гнали скот.

Июля 5 дня видел Н. Озерецковский на Ловати лодку на парусах из Петербурга. Это приплыли
меновщики. Привозили горшки, чашки, иголки, бисер, пряники. Посмеивались над местными
жителями: глупые, за сухой пряник дают крыночку коровьего масла, за черствый калачик -
живую курицу.

"Через 25 верст от дер. Хмелей приехал в погост Молватицы, где два погоста Молватицкий и
Егорьевской разделяются только рекою Щеберихою, из озера того же имени вытекающей.
В первом погосте церковь деревянная и без священника, а в другом каменная и стоит на
высокой горе, на которой близ дороги цвела в июле трава румянка. Реку Щебериху хотелось бы
тамошним жителям сделать судоходную во всякую летнюю пору. Дорога до Молватиц идет
ровная и лежит промеж рослым лесом, а от Молватиц пошли места гористые, на которых
много разметано булыжника. Здесь простираются подолы Валдайских гор".

В сельце Васильки Озерецковский ночевал у капитана Семена Козмича Азарьева. На дрожках
капитана академик прокатился на исток Волги, верст 20 туда и обратно.
"По утру Июля 10 дня отправился я в деревню, Волгою названную, которая лежит при самой
вершине Волги. В деревне нашел я одних маленьких ребят; мужики и женщины все были на
сенокосах, но нечаянно встретил пришедшую с работы женщину, которая проводила меня к
источнику Волги. Перешедши через маленький мостик, лежащий на ручейке Волги, надобно
было поворотить в право и идти по наметанным пластинкам до самого кладезя, который
пространством сажени в полторы.
Сюда вбирается вода из обширного болота ельником поросшего, и в сем водовместилище,
которое жители Иорданью называют, она кажется стоячею, однако ж тихо пробирается
ручейком в обширный буерак, и дном онаго продолжает путь свой по наклонности буерака.
Над Иорданью лежат старые бревна вдоль и поперек, которыя остались  от бывшей некогда
там часовни, которой никто из жителей не помнит, но известно по преданиям... и вода в
кладезе хранилась чиста и так прозрачна, что опущенная в нее булавка  или полушка в
нарочитой глубине были видны. Но когда не стало часовни, источник оставлен в небрежении,
и теперь воду содержит черную, тинистую, которую пить не можно. Сказывают, что в старинные
годы вода сия почиталась лекарственною в глазных болезнях и разных наружных сыпях, и
что из дальних мест многие люди, приезжая сюда лечиться, обмывали ею свои струпья.
Есть ли бы ныне вычистить оной источник и обнести его срубом с кровлею, то от воды могло
бы быть то же действие; но и без того исток столь знаменитой реки заслуживает быть уважен".

Знаменитая Нилова пустынь. Сюда постоянно шли паломники. Они играли свою роль и в
экономике края. Усиливали движение по дороге, бурлаки тащили их в лодках по Селигеру.
Богомольцам сбывали большое количество рыбы, поднималась ее цена, Наипаче много
наезжает богомольцев 27 мая, в день обретения мощей преподобного Нила.
В Осташкове было кузниц 50, кожевенных заводов - каменных 3, деревянных 9, кирпичных
заводов 3, солодовенных 9. Товаров для кожевенной промышленности (от шкур до ивовой коры)
покупается за год на 410 тысяч рублей, а выделанных кож продается на 500.
Отправляли в основном в Петербург, а оттуда привозили иностранные товары.
За год работы на кожевенном заводе, впрочем, как и на кирпичном, парусном, платили 150
рублей, кроме кормежки. Квадратная сажень дров стоила 6 рублей, пуд пеньки-сырца - 6-7,
пуд ржаной муки - 2, пшеничной - 5, четверть проса - 32, пуд говядины - 4, пуд коровьего масла -
22, конопляного - 9 рублей. Лучшей для беления считалась зола вязовая, людям, привозившим
ее на парусинную фабрику, платили по 20 рублей за четверть (бочка около 200 литров).

Рыбы, вылавливаемой в Селигере, хватало для себя и на продажу в Тверской и Смоленской
губерниях - за год на 40-60 тысяч рублей.

               НА ГЛАВНЫХ ТОРГОВЫХ ПУТЯХ
В конце своей книги Н. Озерецковский высказывается об идее соединить Селигер с Ильменем,
что было бы чрезвычайно выгодно для Осташкова, становящегося портовым городом. Думал об
этом во времена Екатерины 11 и новгородский губернатор Сиверс (тогда весь Селигер находился
в Новгородской губернии). А кадемик предлагал свой вариант канала. Начало его у Свапущи, в
полутора верстах от нее Чаячное озерко (на нынешних картах Чайцы или Чаяцы), глубиной
9 сажен. У  озерка два истока - в Селигер и Щебериху, а сия впадает в Полу. Осуществись эта
идея, выход к Балтийскому и Каспийскому морям получили бы и Молвотицы.

Однако, не будучи портом, Молвотицы с незапамятных времен занимали важное место на путях
между морями севера и юга. Окрестности села изобилуют древними захоронениями - курганами
кривичей и сопками словен, есть городище. Археологи заглядывают сюда нередко, но, к сожалению,
визиты ознакомительные: ставят на учет памятники, описывают внешний вид, делают примерную
привязку к эпохам. Лишь однажды три сезона (в 1977-79 годах) археологи работали у деревни
Боково, обследовали около 50 насыпей разных форм и размеров.
Самые ранние захоронения датируются У11-1Х веками. С ХУ века селения у этих сопок упоминаются
в писцовых книгах. Достоверно они старше Новгорода и Ладоги - Боково, Гоголино, Канищево. И
сколько интересного открылось бы при обстоятельном обследовании городища (приписывается к
У111 веку), ближних к нему курганов на Щеберихе, Стабенке, Каменке?! А две последних речки,
оказывается, тезки. "Штабе", из германских языков, - камень. Готы двигались не только на юг, но и
на восток, по Двине и дальше. И готский отряд мог осесть на речке, дать ей название, ассимилируясь
с соседями продолжительное время, закрепить его в памяти. Любопытно, у Стабенки есть приток
Сопот (одноименный город в Польше). Вместе с готами двигались на новые земли и кривичи.
Жили и аборигены  - финно-угорское племя нерева (морева).

Весь исторический период экономическая жизнь связана с налогами. Вечный поиск оптимального
варианта: и овцы целы, стригутся регулярно, и волки сыты. Со школы знаем случай: князь Игорь
переборщил с поборами, древляне его разорвали. Ольга по-страшному отомстила за мужа. Но
посчитала нужным и упорядочить налоговую систему, учет.
947 год - "Ольга, оставя в Киеве во управлении сына своего, сама со многими вельможи пошла
к Новугороду, по Мсте и по Поле погосты устрои, и по Луге оброки и дани уложи". Такую выписку
из летописи, не сохранившейся до наших дней, дает историк Василий Татищев. В других источниках
Пола не упоминается. Однако сложно представить маршрут княгини без нее. Из Киева зимним
путем Ольга доезжала до верховьев Полы, двигалась вдоль нее через Велилы, Мореву, Молвотицы,
существование которых подтверждается археологическими данными. Выезжала к Селигеру, а от
озера на Мсту и вдоль нее к Новгороду, а потом на Лугу и к Пскову (где она после зимней дороги
и оставили сани, как повествуют другие летописи).

Серединой Х1 века датируется самая древняя из найденных в Новгороде берестяных грамот.
Неизвестный кредитор составил список своих должников - живут они от Русы до Селигера. "На
Бояне въ Роусе гривна, на Житобуде в Роусе 13 коуне и гривна истине, на Лоуге на Негороде
3 коуны и гривна с намы... Серегери на Хъмоуне и на Дрозъде 5 гривен без коуне, на Азъгоуте
и на Погощах 9 коун семее гривне, Доубровъне на Хрипане 19 третьее гривне".
"Истина" - основной капитал, "намь" - процент с займа, "семее" - в седьмой раз процент  с гривны.
По расчетам В. Янина, в этой грамоте процент с кредита невысокий - около 26 процентов.
Обычно он достигал 50-70 (при нулевой инфляции!). В Погощах должник коллективный - общество,
тут оттягивает выплату и Азгут (происхождение имени скандинавское). Дубровна - сходные названия
есть на Маревке, Поле, у Селигера. Погощи Янин привязывает к Мореве, ссылаясь на то, что
название ближайшей деревни Гощино сократилось от Погощино. Однако в писцовых книгах я
обнаружил сокращение от "Голыщино". А Погощи можно найти в другом месте. Кредитор весьма
последовательно и кучно перечисляет должников. Вероятна Дубровна у Селигера, недалеко от
озера и Погощи - у нынешней деревни Поля. Здесь есть ручей Погощинка. Очевидно, название
идет от поселения. Около самих Молвотиц была деревня Погост.

К середине Х11 века относятся берестяные грамоты 516 и 509. Записи связаны с кредитами и
долгами. Текст 516: "У Опаля 7 кунъ Мълъвотицехъ, у Сновида 7 кунъ Мълъвотицехъ, у Търъцина
3 куне, у Бояна 6 кунъ Озеревахъ, у Местъко 2 куне Велимицехъ". в 509-й любопытен отрывок:
"Оу Бояна възми шести коун намъноую Озеревахъ". Дополняет и поясняет: речь идет  о 6 кунах -
процентах с займа.
Исходя из данных "Переписной оброчной книги Деревской пятины" (1495 года), авторы академического
труда "Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина ХУ-начало ХУ1 века" (Л., 1971)
рассчитали, что сельское хозяйство Моревы и окружающих волостей, а вместе с ним и вся жизнь
не претерпели крутых изменений к началу ХХ века. С еще большей определенностью можно также
оценить и перемены за четыре века до 1495 года. И за десять веков до Н. Озерецковского транспорт
тот же - телега, сани, лошадь. Обычаи, занятия, орудия труда не претерпели революции.

Пути из варяг в греки и карабам по великим рекам - Днепру, Дону, Волге - не вызывают сомнения.
Но где были волоки, переходы в бассейны Ильменя или Днепра, которые из них основные. побочные,
случайные? Многие специалисты и любители ориентируются по карте - вот где очевидно ближе.
удобнее. На реальной местности так не получается.
По Волге можно подняться к озеру Стерж, по Селигеру к Березову городищу и Полнову. И от Стержа,
и от Березова кратчайший путь на Полу через Молвотицы. Считается. что волок версты полторы от
городища тянулся до озера Щебериха. из которого под тем же именем вытекает река. По ней, мол,
и двигались суда. хорошо на бумаге. Но буйная в половодье. обычно речка мелка, меж камней и
бумажный кораблик не протиснешь. Где на карте 1-2 километра, на местности - 2-4. Более реальным
представляется волок до самих Молвотиц, до впадения С табенки в Щебериху.  А если обратиться
к договорам Новгорода и Смоленска с европейскими странами, к рассказу Озерецковского - разумной
и экономной видится сухопутная часть в 100, 200 верст. В Смоленск везли товар с берега Двины,
с Финского залива доставляли в Новгород через Неву, Ладогу, Волхов и прямо посуху.  Другое дело -
создание прямого водного пути, без перегрузок  на телегу, с телеги на судно.

В Твери хранится каменный крест, поставленный новгородским посадником Иванком Павловичем
у городища на западном берегу Стержа. На кресте дата - 1133 год и сообщение, что посадник
"почах рыти реку" (канал, канаву).
И в Х11 веке устраивались презентации, закладывали камни, посадники освящали важные события
личным присутствием. Ценное свидетельство о варианте "серегерского пути" - к самому верху Волги,
и, возможно, он был предпочтительнее. чем к Березову. Событие, современное берестяным грамотам
509 и 516. Если новгородцы могли выстроить Софийский собор, то. наверное. им по силам плотины
и шлюзы, выпрямление русла речек.
Часто можно прочесть или услышать, что по снимкам из космоса с большим разрешением обнаруживают
следы древних строений, земляных работ - валов, рвов. Но пока не слышно, чтобы заинтересовались
проектом Павловича. Посадник вскоре погиб в бою. Работа не была завершена, но начинали, видимо,
энергично и наследили. Где искать следы? Рядом со Стержом исток Стабенки, но как мелкую,
извилистую речушку превратить в судоходную?
Легче представить другой вариант. Вверх от стержа почистить Волгу, свернуть к цепочке озер -
Боровое, Посемцы, Озеречки, Деренец, соединенных речушками. Из двух последних вытекает приток
Щеберихи Деренка. Воды много, и поднимать уровень можно. Есть современный пример, По дороге
у Васильков Деренка запружена. У плотинки нет и метра высоты, но водоем перед ней получился
обширный и протяженный.

На берегу Озеречек, на границе нынешних Маревского и Осташковского районов. была деревня
Озерец (Озерцы). Она же, видимо, Озерева из берестяной грамоты. Не в заглушице, а на участке
торгового пути между Стержем и Молвотицами. И то, что в этом краю жили люди с половецкими и
и скандинавскими именами, свидетельствует о торной дороге, на которой оседали и иноземцы.
Кредиты брали в стольном граде - Новогороде.
В 1495 году (из Писцовой книги) деревня принадлежала новгородцу Фомину с Чудинцевой улицы.
Заметное село в начале ХХ века.
В конце лета 1941 года здесь скопилось много беженцев, и в один день оказались на оккупированной
территории. По рассказам, самое ценное прятали в землю, где попало (можно искать клады).

                ТУРИСТСКИЕ  ТРОПЫ
От Рамушева паломники двигались и другой дорогой - через Залучье, Шубино, Новую Деревню,
Марёво, Одоево, Манцы.
В наши дни на этих путях (от Старой Руссы до Осташкова) много мест, связанных с событиями
Великой Отечественной войны: "Рамушевский коридор", "Демянский котел", бои за Новую Руссу,
Молвотицы, Бель... Отсюда начался боевой путь Героя Советского Союза Степана Неустроева,
командира батальона, штурмовавшего рейхстаг. От верха Селигера до Берлина прошла 3-я
армия. Крупные инженерные сооружения - лежневка и узкоколейка, по которым снабжались
боеприпасами и продовольствием армии Северо-Западного фронта. Названия здешних сел и
деревень вписаны в историю многих боевых соединений. Среди воевавших было много будущих
писателей и журналистов. Участники боев часто гостили в районах, посещали местные редакции,
писали для них... Много интересного о событиях здесь в Интернете, тем более, что теперь
добавились материалы из архивов абвера, тысячи фотографий...

Самый популярный туристский маршрут в недавнем прошлом у школьников нескольких районов -
к истоку Волги. Как ритуал: последний звонок и в путь. Наградой бывало путешествие в Осташков.
До Свапущи обычно пешком, а далее на пароходе. Деньги на плавание и экскурсии по городу
ребята зарабатывали сами, помогая колхозам и совхозам выращивать, убирать урожай. Давали
автобусы предприятия, дабы сократить пешие переходы ребятам из дальних школ, младшим.
Младшие, например, могли от Ескина к истоку пройти километров пять, Другие искали трудности,
пробирались, скажем, вдоль Стабенки. Удобные тропы по бывшим лежневке и узкоколейке...
Увы, нет уже большинства школ, исчезли десятки деревень только на тропах к истоку, заросли
проселки и сенокосы, только опытный глаз заметит следы военных сооружений. Вековой лес
от Ескина к Волге вырублен. Однако леса и подрастают.

С 1 июня 1967 года явилась жителям Марёвского района газета "Сельская новь". После школы
фотокорреспондентом ее стал Леша Рудченко. Был у него друг Вова Беляев, который десятый
заканчивал в Демянске, куда из Марёва директором льнозавода перевели его отца. Парнишка
работал в демянском "Авангарде", часто ездил в Марево. Славные, начитанные ребята,
интересы - от футбола до политики. Володя рано умер. Тяжело болел, после вскрытия разговоры:
не от того его врачи лечили.

Недолго (до ухода в армию или поступления в институт) работали в газете выпускники маревской
школы, воспитанники детского дома Витя Погодин и Саша Васильев. Писала стихи девочка.
Нормальные ребята. Вспоминаю их, слишком надуманными кажутся рассказы и фильмы о
детских домах. Может, обстоятельства в Марёве благоприятные. Детдом в центре села (сейчас
это центр детского творчества), не огражден от жизни его, воспитанники бывали в семьях
одноклассников, местные ребята посещали детдом. Общие праздники, мероприятия...
Саша поступил в Ленинградский строительный институт, с газетой связь не порывал. Страна
тогда более двух лет гудела к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. По просьбе редактора
Васильев разыскал в Ленинграде старушку - известную деятельницу революционного движения,
уроженку Новой Руссы, написал о встрече с ней.

Леша мог стать первым в районе профессиональным журналистом - у остальных работников до
и потом образование непрофильное, обычно - учителя. Но с учебой заочно на факультете
журналистики Ленинградского университета не заладилось, оставил. Когда (1967 год) начинали
работать, членами КПСС обязаны быть только редактор и его заместитель. Потом в список
вошли ответственный секретарь, заведующие отделами. В области обьявились редакции, боровшиеся
за членство в партии всех сотрудников. Марёвцы в этом направлении рвения не проявляли.
Положение несколько выправилось, когда я по инвалидности ушел на пенсию. Молодые при мне
как-то стеснялись...

Леша стал коммунистом, поступил на отделение журналистики высшей партийной школы. Однако
и ВПШ не прошел до конца. Мешал алкоголь. Коварная штучка - ноготок увяз, всей птичке пропасть.
Не хотелось ему писать контрольные, курсовые. Прилипнет ко мне: что тебе стоит, напиши.
Отказывал, писать это я никогда не буду. Однажды уступил: хочешь из журнала "Коммунист"
ножницами нарежу? Об организационной работе партийного комитета нарезал из статей Черненко,
ведавшего этим делом в ЦК КПСС. Любопытно, как отнесутся профессора. Они отметили, что Леша
хорошо ориентируется в теме, складно пишет, сожалели об одном - нет конкретных примеров
деятельности местного партийного комитета.

А летом 1967 года мы с Лешей Рудченко не раз и разными маршрутами добирались до Волговерховья
и Свапущи, откуда на пароходе в Осташков. Однажды за выходные я успел прокатиться на поезде
до Торопца и вернуться в Осташков.
Места кругом живописные, интересные для туристов, в путь можно отправляться пешком, на
велосипеде, в сухое лето  и на машине. Озера и реки привлекали любителей водных путешествий..
Легко угадывались насыпь узкоколейки и лежневка - рокады, прифронтовые дороги от Селигера
под Старую Руссу. От Рудакова до Волговерховья по насыпи лихо гоняли мотоциклисты. Можно бы
и на машине, но деревянные мостики сгнили, на их месте довольно глубокие канавы. В жаркое лето
сухие. Несколько лет узкоколейка служила и гражданскому населению, но содержание ее сочли
накладным. Старожилы вспоминали с сожалением: было удобно добираться до Свапущи, Осташкова.
К нему, к железной дороге многие селения тяготели больше, чем к Лычкову, на линии Бологое - Дно.

Путешествовали налегке, без палатки, но с радиоприемником. Костерчик разводили для дыма -
отпугнуть комаров. В сухое и жаркое лето о месте ночлега не задумывались, ночевали на берегах
озер Трестино, Чайцы, на пепелище исчезнувшей деревни, под стогом сена, однажды на деревянных
балках полуразрушенной колокольни (на высоте меньше комаров). Оглянешься, покачаешь головой:
разве можно так в незнакомом месте - рядом может оказаться гадюка, мелкий хищник, муравьи
расползутся по телу, во сне неосторожно повернешься и полетишь с балок вниз...

                О Д О Е В О
После восстановления Маревского района Одоевский сельсовет исчез первым. В несколько лет
восьмилетняя школа скукожилась до начальной, а потом и вообще прекратила существование.
Колхоз "Одоево" влили в колхоз "Россия" (будущий совхоз "Маревский"). Деревень числом немало,
но в иных по одному-два жителя.

В Нагорной (облагороженной советской властью из Пупова, а озеро оставалось Пуповским) жила
одна престарелая эстонка (за 90 лет). Имела родственников в Липье, но не хотела переезжать.
Вокруг Пупова обширные луга, здесь неделями дневали и ночевали косари.
В Яснеболке (Веснеболке) доживал век старичок, воевавший на сопках Манчжурии. В гражданскую
его заносило к Байкалу и в Баку. Около избы не было огорода, изгороди, но держал овец. Летом
к нему, в домик напротив, приезжала из Ленинграда племянница. Домик окружал сад. Надо
заметить, до 1979 года (до суровых морозов) памятью об исчезнувших деревнях оставались
фруктовые сады, иные замечательные разнообразием и вкусовыми качествами яблок, груш, слив.

Жизнь последних аборигенов иногда заканчивалась страшно. В Заозерье почтальон обнаружила
старика зимой в печи. Сил не оставалось ни дров принести, ни затопить печь, прильнул к
остывающему поду. В Талошнице сестры замерзли в избе вместе с овцами и собакой.

Хочется вспомнить двоих из деревни фомкино, Об Алексее Ивановиче Бодрякове можно сказать:
не стоит село без праведника. Его изба была центром притяжения - собирались поговорить,
обсудить, посоветоваться, спеть под гармонь, по случаю и выпить. Доброжелательный, всегда
спокойный. В первую мировую побывал в немецком плену, вспоминал и похваливал порядок
и благоустроенность вражеских деревень. В любой крестьянской работе Бодряков ловок и сметлив.
Перед началом коллективизации он батрачил. Кулаки наперебой заманивали его к себе.
Наконец, Алексей Иванович заявил,что со слудующего года начнет хозяйствовать на собственном
хуторе. Кальки, Аманы похвалили, обещали помочь. А на следующий год кулаков отправили
в дальние края, а батрак стал колхозником.

Случалось, над стариком подтрунивали: ну что, комсомолец? На седьмом десятке Алексей Иванович
мог выкосить до гектара в день.В Одоево позвонили из районной газеты, попросили назвать лучших
косцов и обязательно упомянуть комсомольца. Шутник у телефона и назвал Бодрякова. Газетные
ляпы обожают читатели и долго помнят.

Была у старика связь с Кольским полуостровом. Там жила уроженка Фомкина, старый коммунист
Мария Филипповна Матвеева. Зимой Бодряков писал ей о деревенской жизни, неурядицах, нехватках,
конфликтах с колхозом, сельсоветом. Тогда продолжались электрификация, радиофикация дальних
деревень - хотелось поскорее зажечь лампочку, услышать Москву. Матвеева  жалобы и предложения
оформляла и пересылала в райком партии. В начале лета на подводе Алексей Иванович у автобуса
встречал Марию Филипповну. Потом лошадь останавливалась у райкома партии - Матвеева шла к
первому секретарю - прояснить обстановку.

Алексей Иванович впустил в свой дом старушку. Поговаривали: она не то староверка, не то сектантка.
В общем, не приветствовала гостей. Алексей Иванович тяготился, но подчинялся. Вскоре пара
перебралась в Марево. И остальные поднялись. кто в Моисеево, центральную усадьбу совхоза,
кто в Осташков.

До революции в Одоеве имели земли  через дорогу два семйства помещиков - бедных Ивковых и
богатых Шамшевых. Последние здесь известны с ХУ11 века. Занимали видное положение в уезде:
избирались предводителями дворянства, на выборные, почетные должности. Один из Шамшевых
активно участвовал в проведении крестьянской реформы, входил в состав уездного рекрутского
Присутствия (призывной комиссии). С, Носович, по поручению царя и правительства следивший
за ходом преобразований, писал:"Скандал состоял в публичном и гласном обвинении доктора
Померанцева, взявшего с одного государственного крестьянина 50 рублей серебром за сдачу
рекрута (тогда тоже косили от армии: глава крестьянского хозяйства или помещик не хотели терять
работника, искали за деньги замену или фиктивные справки, рассказывали, что один майор
умудрился бабу сдать вместо парня). Скандал этот сделал Шамшев;со свойственною ему энергиею
он был обвинителем доктора; составили акт; доктор запирался, но потом покаялся и возвратил
деньги. Просто гадость важная; но, кажется, теперь г-да эти поуменьшили свои ожидания на счет
благостыни от приема рекрут; Шамшев держит ухо остро, и все боятся его, зато уж как бранит его
наш Обрезков, верно сам много потерял в своих ожиданиях. Начали и у нас наконец понемногу
преследовать путем гласным подобные гадости, и за то уж как не нравятся почтенной братии
взяточников подобные обвинители".

В роду любимые имена - Петр и Николай. В 1690 году разрешение на строительство в Одоеве
новой церкви взамен обветшавшей выдано Петру Шамшеву. В 1904 году среди дворян Демянского
уезда числится Петр Николаевич. Шамшевы создали парк с прудами, аллеями из дуба и липы.
Более-менее порядок поддерживался и при советской власти: на территории парка находились
конторы сельсовета и колхоза, клуб. Фамилия оставалась на слуху у местных жителей: за кладбищем
в сторону Фомкина тянулся обширный ельник, его называли Шамшева дача. Под вековыми деревьями
было темно и мрачно, ничто не росло. Вырубать начали в 70-е годы.

Давно нет хозяев, но места, где они жили, названы их именами, некоторые попали и на географические
карты. Гулкин хутор, Корнилов хутор, Пранцева гора, Тимошина плёса...Живы в районе старики.
которые знают, кто такие Гулк и Пранц, где эта плёса. Выше Брода обрыв над изгибом Маревки. С
него сорвался и утонул мальчик Тимоша с ближайшего хутора.

Большой деревней Одоево было недолго. До 1939 года - край хуторов, в колхозе "Красное утро"
их числилось более70. Одоево - просто административный центр. В 1939 году вяло текущее сселение
хуторов приказали форсировать. В Одоеве заметны следы планирования: от бесформенного центра
дома в линию на улицах.

Украшал центр (не хочется писать "украшает", дуб цел, но престарелый великан усох, тщедушен)
могучий, раскидистый дуб. Во время перестройки житель Марева, уроженец Одоева, просил меня
сфотографировать дерево. И нужно послать фото в немецкую газету. Кто-нибудь из читателей
узнает дуб, наверняка есть фотографии в семейных альбомах. Просителю во время оккупации
было лет 15. Он запомнил, что фашисты любили здесь фотографироваться. Возле дуба похоронили
какого-то важного чина, проходя мимо могилы, офицеры отдавали честь.

                ТЯНЕТ  НА  РОДНОЕ  ПЕПЕЛИЩЕ
Конец 80-х. Разговаривал со старушками. Вспоминали колхоз, председателей. "Разные бывали, и
получше, и похуже. Но всё равно любой старался повернуть кусок к себе мякишем". Особенно
недобро отзывались о Кольцове. Поделом его бог наказал: неожиданно и быстро усох, потом умер.
По его доносам заводились дела в районном отделе НКВД на каждого ему неугодного, раскрывались
заговоры против советской власти.

Спросил: часто ли до войны они слышали о Сталине? Откуда?- отвечали.- Газет не выписывали,
радио на хуторах редко у кого. Одна старушка неожиданно спела: "Эх, калина-малина, нет штанов
у Сталина. Есть штаны у Рыкова, да и те с Петра Великого". Частушка из 20-х годов.

Из 20-х годов вспомнили школу. У помещика Василия Николаевича Ивкова хозяйство скромное -
обыкновенный огород. Дочь работала  в школе и на заре советской власти. В начале 80-х Ольга
Васильевна приезжала в Одоево, встретилась с ученицами. Около бывшей школы обняла кедр,
посаженный вместе с ребятишками. Всплакнули. Встреча и прощание с родной землей. И чем
дальше во времени и пространстве малая родина, тем сильнее тянет.

В "Книге памяти жертв политических репрессий Новгородской области" (по неполным данным)
в графе  "раскулачивание, ссылка и высылка" поименовано 6689 пострадавших в целом по
области, из них 686 - маревцы, каждый десятый. Еще непропорциональнее  доля Одоевского
сельсовета - около ста жертв... Раскулачены семьи Николая Адамовича Калька (13 человек, в
том числе Адам, родившийся в 1856 году, его жена Мария на год моложе). Бориса Антоновича
Антонова из Галичена (8 человек, три поколения - годы рождения от 1874 до 1928). Разорены
гнезда аверьяна Васильевича и Александра Васильевича базиновских из деревни чучемицы.
Мхаила Бочкарева из Талошницы, Александра Вознесенского, Якова Ивановича Иванова.
Высланы семьи Леона Калька (7 человек), Роберта Калька (8). пострадали 8 человек из семьи
Ивана Даниловича Панка, 3 - Рихарда Федоровича Кронберга. 6 - Ивана Даниловича Пранца,
7 - Петра Даниловича Пранца...

Владели хуторами братья Виснапы - Владимир, Кузьма, Август. Кузьма, уступая желаниям
детей. отдал предпочтение образованию, дети отошли от сельских забот. Семья не подпала
под раскулачивание. По рассказам, помогло и то, что один из сыновей был связан с НКВД.
А семьмя Владимира Ивановича (9 человек трех поколений - годы рождений от 1873 до
1931 - прямо с люлькой) и Августа Ивановича (6 человек, в семье есть справки о реабилитации,
но их имен нет в "Книге Памяти") приказали погрузиться на свои телеги, на своих лошадях
добираться до Лычкова, И отсюда по железной дороге в Сибирь.
Так 9-летний Альфред в 1931 году оказался в Кузбассе, в Тисульском районе, Осваиваться
и осваивать землю одоевским эстонцам занятие привычное, Детям родители хотели дать
полное образование, Но в 1937 году новая трагедия - Августа Ивановича арестовали и
расстреляли. Отметина и на судьбе детей. В 1939 году Альфред окончил среднюю школу,
однако поступать в институт сыну врага народа не разрешили. Но (парадоксы советской
эпохи) предложили воспитывать детей благонадежных граждан - стать учителем в начальной
школе.

В начале войны эстонцев не брали в армию, Альфред не попал на фронт. Зачислили его в
трудармию, в геологическую партию. Работа понравилась, определила выбор на всю жизнь.
После войны учился в Прокопьевском горном техникуме, потом получил диплом Томского
политехнического института. Основным направлением деятельности были разведка, оценка,
проектирование и подготовка к эксплуатации месторождений каменного угля.Гордился Виснап
непосредственной причастностью к созданию в Междуреченске крупнейшего в стране района
добычи каменного угля. Он работал в группе советских геологов, разведавших и открывших для
Ирана месторождения каменного угля, годного для металлургической промышленности. Вопреки
интересам ФРГ. Заслуженный геолог РСФСР, лауреат Государственной премии.

Через 71 год Альфред Августович посетил родину. Его сопровождали глава района, уроженец
Одоева Вячеслав Анатольевич Голубев и я. Можно было подивиться и позавидовать энергии
80-летнего человека, с которой он колесил по Одоеву, парку, по проселкам и полянкам в сторону
Галичена, где некогда находился хутор. Рассказывал, задавал вопросы о прошлом и настоящем
Марёва, сожалел, что жизнь в местах его детства замирает.

Вырезка из "Сельской нови" с рассказом о Виснапе из Кузбасса попала в Эстонию. Мне написала
Хельма Робертовна Сайк, дочь Роберта Калька, двоюродная сестра Альфреда Виснапа (по его
матери). Она рассказала о семье. У Роберта и Юлии (из рода Пранцев) было три сына и три дочери.
Один из братьев погиб на войне, второй - в лагере, третий в преклонном возрасте умер в Сибири.

Хотелось бы выполнить свой дочерний долг и отдать дань трудолюбию и порядочности  своих
родителей, писала Хельма Робертовна. Отец учился у того же учителя, что и я - Афиногена Богдановича
Гусева. Отец на пустыре построил дом, завел хозяйство, купил паровую машину. Она приводила
в движение лесопилку и мельницу. С помощью сына Афиногена Богдановича в дом провели
электричество, которого не было в радиусе 50 километров. завели породистых коров и свиней, пчел,
разводили гусей, индюков... Когда всё это отобрали, он с двумя сыновьями уехал в Манцы и стал
совместно с крестьянами строить водяную мельницу. Просил принять его в колхоз, но отказали.

Судьбы братьев и сестер отца трагичны. Но я должна отдать должное, пишет дочь, он никогда не
воспитывал в нас неприязни к существующему строю. Мы были высланы на Кольский полуостров,
в Кировск. После работы отец ходил строить барак, куда мы и переселились из зимних палаток. В
нашей комнате устраивались читки и обсуждения Конституции. На обогатительной фабрике отец был
почетным тружеником-умельцем... Потом нас выслали в Карелию, позднее отец, мать и две сестры
попали в Коми. Я вышла замуж за военного, он погиб на фронте, осталась одна с двумя сыновьями -
1940 и 1941 годов рождения... В Эстонию я попала по желанию отца, который идеализировал страну
предков и мечтал быть похороненным здесь, что и случилось спустя год после нашего переселения.

Она работала в Таллине и директором школы, один из ее сыновей еще при советской власти уехал
в США. Хельме Робертовне очень хотелось побывать в местах детства и юности. Я написал, что
сейчас до Фомкина и не каждый охотник дойдет. Она ответила: хоть немножко пройти от Одоева в
сторону Фомкина. Потом она сообщила, что из Америки приезжает сын, они на авто прокатятся в
родные края... И переписка оборвалась...

Свою поездку в Маревский район Альфред Августович завершил встречей с выпускниками средней
школы, в которой после Великой Отечественной войны более трех десятилетий работал его двоюродный
брат Роберт Кузьмич Виснап. Ненавязчиво, кратко и складно рассказал о тяжелых страницах истории
страны и личной судьбе, о профессии геолога  и освоении подземных богатств Кузбасса, о гордости
за детей собственных, подвел к напутствию: очень редко жизнь складывается легко, как мечталось;
не отчаивайтесь, не сгибайтесь после первых препятствий, воспринимайте трудности, как проверку
дополнительную своих способностей, серьезности притязаний на успех; сохраняйте мечту, увлечения.
Жизнь прекрасна!

                ПУСТОЙ  СПАС
Часть дороги от Одоева до Манцов  проходит по территории Пеновского района (Тверская область).
Границей служат ручьи Половинец и Иловка, с разных сторон впадающие в Каменку. Соседи острым
углом врезаются в новгородские земли. Этот выступ некогда занимала деревня Спас. Старожилы
припоминали и определение - Пустой, но откуда оно взялось не обьясняли. Поговаривали, что на
этом выступе толком ничто не росло. Красивое место на пригорке у переезда через Каменку. В
деревне была и большая каменная часовня. Отмечался в конце августа третий Спас, на следующий
день после Успения. На праздник собирались из окрестных деревень, гуляли шумно, весело,
зачастую заканчивая пьяными драками.

Паломники могли продолжать путь через Манцы, а могли и свернуть на Березовку, Меглино - так
дорога до Осташкова немного короче. Место для ночлега странники выбирали произвольно, но
желательно рядом с церковью или часовней. И за день расстояние преодолевалось в меру сил.
Для старых и немощных десяток километров за день достижение. В 1968 году коллектив редакции
ходил к истоку Волги. Люди разных физических возможностей - от только что отслужившего в армии
Васи Пилявского до заведующей отделом писем Валентины Андреевны Васильевой - весьма
грузной женщины.
В пятницу постарались пораньше закончить работу. В сумерках выбрали для ночлега  пригорок над
деревней Пустынька. Километров 25 мы прошли. Люди в деревне еще жили, светились несколько
окошек от керосиновых ламп, не была еще завершена  полная электрификация района. А названием
деревня, вероятно, обязана коллеге Нила, избравшему для жизни некогда глухое и безлюдное
место...

Несколько десятилетий популярной темой в газетах была борьба с религиозными праздниками.
"Успешнее" шло разрушение храмов. А ведь они являлись достопримечательностями, украшали
села и деревни, государство заносило их в списки памятников архитектуры. Увы, в районе из
полутора десятков церквей частично уцелела только Успенская в Марёве. Долго держалась
деревянная в Намошье - ее приспособили под клуб. Но увяла деревня, рухнула и церквушка.
Останки многих церквей собраны в одном месте - в стенах льнозавода. Районное начальство
оказалось глупо-смелым: рушили храмы в середине века, после того, как с конца лета 1941-го
верховная власть заигрывала с религией, когда церкви стали памятниками архитектуры и под
охраной государства... А ныне и льнозавод рухнул... некогда реконструкция проводилась под
патронажем Косыгина...

Сложнее обрушить традиции, обряды. Быстренько по велению Владимира Красное Солнышко
пожгли, порубили идолов, порушили капища язычников, согнали в Днепр и Волхов для крещения.
Минули века, а в основе обрядов, праздников христиан остались привязанность к природному
календарю, поклонение силам природы. Даже советская власть, при всей ее непреклонности,
приспосабливалась к языческим традициям.

Мне довелось читать подшивки "Большевистского клича"("Сельской нови") довоенных лет. Почти
в каждом номере борьба и разоблачения, напоминают о них первовайские и октябрьские призывы
партии Ленина-Сталина, всемерно поддерживается работа ячеек безбожников, дается отпор
вылазкам попов. Любопытный эпизод: священник из Любно при обсуждении проекта Конституции
(1936 год) одобрил статью об отделении церкви от государства. Власть осаживает: неправильно
понимает отделение, деятельность церковников никогда не останется без присмотра.

Все праздники, кроме Пасхи и Троицы, не привязаны к воскресенью, несомненно вели к нарушению
трудового процесса. Газетные страницы пестрят сообщениями о коллективных загулах. Уходят
гулять в соседние села и деревни. Часто добираются до Осташкова. Вот председатель и счетовод,
прихватив колхозную кассу, неделю пируют в Осташкове.

Без повеления властей проводятся ярмарки в главные церковные праздники, многолюдные и
драчливые. На одной из них был убит председатель колхоза Майоров. По рассказам старожилов,
он пытался унять пьяных дебоширов - его пырнули ножом. Делу придали классовый оборот:
происки кулаков, врагов колхозного строя. Именем Майорова назвали колхоз. Николай Васильевич
Обухов (зав. сельхозотделом редакции) рассказывал, что видел этих двух мужиков, убивших
Майорова: отсидели они не больше пяти лет.

В 1967 году Троица выпала на последнее воскресение июня. Перед этим велась активная работа
идеологическая, распространялись листовки: отметим воскресенье как день поминовения усопших.
Коммунальщики убрали с кладбищ мусор... Увы. Троица осталась Троицей, с застольями вокруг
могил.

За "Сельской новью" такого не помню, но мы получали газеты из всех районов области. В некоторых
следовали старому пропагандистскому приему: публиковали обращения жителей деревни (центра
предстоящего праздника) к родственникам и знакомым из других селений - к нам в гости не
приходите, мы не поддаемся религиозному дурману, а постараемся ударно завершить сенокос
(расстил льна, жатву и т.д.). Следовали обиды, оскорбления, обьяснения: мы не по своей воле, а
начальство из района заставило.

Пытались противопоставить старым новые атрибуты: праздник первой борозды, начало пастбищного
сезона, окончание сева, уборки... В конце концов для многих механизаторов, пастухов, доярок,
пенсионеров всё сводилось в повод для выпивки.

                МАНЦЫ
Деревня Манцы упоминается в самой древней Писцовой книге - конец ХУ века. С Х1Х века она
являлась одной из самых многолюдных  - более 100 дворов. Я застал ее на излете. Памятна первая
поездка в 1967 году. Сопровождал москвичей, ветеранов 3-й коммунистической дивизии, с ними
были и две старшеклассницы. Добирались на райкомовском УАЗе.
У шофера Валентина Агафонова было в деревне много знакомых, сами собой начинались распросы,
разговоры, Девчонки хотели найти что-то из старинной домашней утвари, хозяева охотно открывали
двери: смотрите, может что-то подойдет...

Во дворе стоял старик лет 80, босый, в одних портках. Двери и все окна избы раскрыты настежь.
Свет заливал комнаты, отражался от пустых стен, некогда гладко выструганных, от времени они
приобрели цвет сосновой коры, казались отполированными. Кровать с одним матрацем. А полы
всплошную заставлены чугунами, кувшинами, изделиями из бересты, лыка, глины, валялись и
лапти. Школьницывосхитились, вопрошали: можно? можно?  А хоть все забирайте, не жалко.

Центр некогда Манцовского сельсовета переместился в Афаносово, а название получил от
соседней деревни Луг. Все деревни Луговского сельсовета составляли колхоз имени Кирова,
правление тоже в Афаносове. В Манцах еще работала начальная школа, клуб.

Посреди деревни пруд. Избы вокруг, иные весьма представительные: пятистенки, обшитые
струганым тесом, на высоком фундаменте, на окнах резьба. перед фасадом рядок столетних
деревьев. От центра улицы в сторону Одоева, Татаров, Волговерховья, до которого отсюда
верст десять. На мостках от берега пруда было маленькое деревянное сооружение  с крышей
многоскатной. Как обьяснили старики: часовенка, раньше ее увенчивал крест. Паломники около
нее обязательно останавливались, отдыхали, молились.

Несколько раз наш поход по деревне соприкасался с похоронной процессией. Каждое лето в
Манцы приезжал отдыхать мужчина из Ленинграда, лет 45-50. Родственников у него не осталось
ни в городе, ни в селе. И вот неожиданный сердечный приступ. Деревенские организовали похороны
собственными силами. Процессия часто останавливалась, люди обступали гроб, обсуждали
происшествие, сожалели, философствовали о суетном и вечном, о неизбежном.

Среди ясного неба гром, из-за горизонта вынырнула тучка, разразилась дождиком. Кладбище
находилось в отдалении от деревни, на пригорке. Было видно: гроб положили на дороге, а живые
отбежали, спрятались от дождя под деревьями. Ситцевые платья на девчонках мгновенно промокли,
Учительница пригласила всех к себе домой, в школу, быстренько растопила круглую печь...

                ИСТОК ВОЛГИ
Прошло время. Если сейчас из Марева пойти на Волговерховье, то на всем пути и человека не
встретишь. Без проводника и дороги не угадаешь. Без него заплутаешь, если захочешь пройти к
истоку через бывшие деревни Сысоево, Ескино...Есть где обитать пустынникам...
Посетил исток в 2000 году. Лето было необычайно дождливое, влажное. Водой был пропитан
склон пригорка, на котором возвышается церковь в честь святой Ольги. Но уровень истока от обилия
воды не повышался. Родничок прозрачен, видно, как он пульсирует, пробивается из недр. Тоненькая
ниточка ручья. А полвека назад было сразу у родничка подобие пруда, в нем на долбленках (корыта
выдалбливались местными мужиками для водопоя скота) плавали ребятишки. Туристы черпали воду
истока и пили.

Потом в июне 2012 года посетил я сей исток. Сотни иномарок подкатывают. Базар. Бойкая торговля
сувенирами. Туристы снуют из Ольгинского собора в церковь Николы, снимают мобильниками и
ноутбуками, сияют кресты, в том числе и на часовенке над истоком... Но воду содержит черную,
которую пить не можно... По дороге на Волговерховье и по берегу Селигера часовенок много
всяких, больших и маленьких, есть и без окон и дверей. Глухие заборы - частная собственность.
На поворотах в лес таблички на немецком: Ахтунг! Ахтунг! Партизанен!

На снимке: дом Достоевских в Старой Руссе.