Письмо по приезду

Знаете же,как оно бывает - по возвращении видишь все иным взглядом. Как лежит от ветра трава, насколько ухожен скот и жирны бабы, смотришь словно другим приехал или же вовсе прибыл не к дому своему, но о сем стараешься не мыслить. И сразу отправляешь крестьян белить конюшни,чистить печи, на аглицкий манер стричь пахучие кустарники да перемыть все окна, ковать лошадей. Наведываешься по всему своему уезду, грозишься на заспанных кузнецов каленым железом что бы звон не стихал.
Тем паче что месяцы выдались лютые, по селам, по знатным домам, по врагам прокатились лихорадки да несчастия, только и успевают сутулые могильщики ямы на кладбищах копать. Зачастили воры со зверьем из лесов, русалочье племя озлобилось и тянет к себе как рыбаков так и животину, те потом вздуваются да смердят прибившись ниже по течению, и это еще ничего, бывают что и в дома к себе лезут, хоть у самих уже волосы повылазили да кожа что у жаб белых. Погоды стоят то не ясные,топящие долины, то солнце немилосердно жжет посевы. А хуже всего то, что муторно всем стало, давит грудь тоска, жизть дивою не кажется, страх гложет, печаль грызет, мужики бухают не разлепляя глаз, бабы воют песни словно покойника отпевают. Попы вещают мол,сами виновны, грешили много и теперь за то расплату держите, не даром год високосный, Касьян народился и свое берет. Народу от таких речей не легче, кто каяться начал,поститься да ведьму с окраины прирезал,а кто из тихих староверов еще между собой стали вздыхать - давно жреца в землях не было. Некому пошептать земле что хорошо бы родить урожай от неба, некому договорится с Соловьем - разбойником что бы не трогал он то, что не принадлежно ему. Оттого и старый колодец вчера прямо с утра полез по городу умершими давно, так что вонь стояла и люди от страха с колокольни бросались. А ведь обычно запах этот нечистый только блаженные да колдуны знают,но здесь слишком уж сильно, почуяли что нет в доме хозяина.
Властитель то сменился, может ему про жреца и сказали, только он не спешил договариваться. Может не верил, что силы природы богами благословленными кто держать может. Или не по нраву было что должен быть у власти официальной специальный человек,не то шаман, не то черт знает что. А может и еще какие на то причины.
А причины были только вам, милый мой Натан Николаевич известны. Но знаю что не такой вы человек, что бы кому ведать о своей жизни. К тому же думаю обеспокоены были положением дел в поместье да окрестностях, пока я за тридевять земель продавал-хоронил свое огненное сердце. Сам не знал, что так лютовать все начнет без меня, уезжал ведь ранее и ничего, а тут видимо и царь новый, и меня нет.
Это я уже потом вам говорил, когда пили мы компот на веранде дома вашего и я разговорами своими старался вас заново приучить. Потому как видел взгляд неузнающий меня, хотя и окликнул вас по имени - отчеству,как любо мне, и улыбался вам радостный, сидя на своем скакуне. А вы все глядели как на чужого, и улыбка то слегка появлялась, то снова пропадала, делая лик ваш задумчивым и прекрасным. Может виною тому одежда восточная,что была на мне, или то что не встречались давно. Хотя знаю я что дело было вовсе не в облике, а в том что я внутри больше собою обычным не был. И вы, как чуткий и близкий мне человек, это узнали сразу же. И тепереча морду воротили.
- Помилуйте барин, да вы ж сколько годков то меня знаете, чай помните стыдное как вместе по бабам ходили, как рядились на ярмарке,угощаясь блинами медовыми, как по пьяной лавочке братовались.
Отмахиваетесь, улыбнувшись, киваете мол помню, а сами все одно не смотрите мне в глаза.
- Вот мне бы больно раньше от этого сделалось, свет мой, и я бы принялся драться с вами али глупость какую сделал у себя на дворе.
- А теперь? - глядите на меня, хоть и исподлобья.
Развожу руками, в закате переливаются словно перья дивной птицы узоры на рукавах нездешней рубахи.
- Как было то хоть поведаете? Больно я вас люблю на сон грядущий послушать.
- Помню плохо, душа моя, совсем пока не могу сказать об этом. Себе даже. - кладу ладонь напротив сердца - только теперь легче мне во всем стало, и сам я легок что птица и свободен как зверь дикий, природа меня словно любит вся - воды захочу напиться и тотчас у ног родник забьет. А как было помню только прибрежный пестрый рынок и мысли свои что еще есть время. Но мысли те обманом были что бы я не изводился и успокоившись контроль потерял. Потому как позже помню - волосы мне маслом поливают и укладывают, говоря что они это продолжение души и стричь их ненадобно. Еще к чему то помню что есть там женщины между ног у которых жемчуга выращивают, но сие точно ко мне не относится.
Вы слушаете, откинувшись в высоком кресле и я невольно любуюсь вашим профилем, пока слуга зажигает тусклые лампы а со спины набирает за вами силу луна.
Нам приносят чаю, со стороны леса гулко хохочут, перепрыгивают с ветки на ветку и вы тянетесь привычно к ружью, ожидая что сунутся во двор. Не сунутся, дорогой мой Натан Николаевич, пока я здесь - все будет славно и вы, прекрасный и усталый наконец то сможете выспаться, пока я буду писать письмо нашему новому государю, рисуя на полях бумаги ваш тонкий профиль.