Глава 5

«Месть это блюдо, которое надо подавать последовательно, по одной вкусной главе».

     Сплетница
____________________________________
     В таком темпе прошла первая неделя обучения в университете.

     Дома все было тихо. Я разобрала все вещи, прочитала пять книг из своего списка и ни разу больше не встретила отца. По моей комнате валялись скомканные носки, кроссовки от разных пар, вырезки из журналов и учебники по оказанию первой медицинской помощи, и в принципе такой она мне нравилась еще больше. Мама принялась осваивать индийскую кухню, и в воздухе витали ароматы острых специй, в особенности, карри. Гориславыч работал во дворе с перфоратором, изредка перекрикиваясь со строителями, возводящими баню. Погода для этого благоприятствовала — безветренная, теплая, недождливая. Звездолобик с Васькой гуляли по територрии и пару раз даже сбегали к озеру. Они, домашние коты, впервые оказались на природе, и новшества им явно понравились. Даже окрас Рики, казалось, стал ярче, и вредный попугай больше не будил меня по утрам своими криками. Теперь я просыпалась от солнечных лучей, заливавших комнату через стеклянные стены. Я не пользовалась занавесками, потому что не от кого было закрываться — кругом расстилался бескрайний умиротворяющий лес.

       На занятиях я сидела с Валери и Михой и видела Банду издалека лишь на общих парах — математике, английском, молекулярной биологии, органической химии. К счастью, даже физкультура у нас проходила в разных кампусах. Разумеется, они предпринимали попытки зажать меня в угол, но бывшие друзья явно меня недооценили. Все эти уловки я знала на атомном уровне, ведь некоторые из них даже были придуманы мной. Первой стало то, что они пытались запутать меня указателями кабинетов, воспользовавшись моим незнанием университета. Валери и Миха, недоумевая, спасали меня и отводили в правильный кабинет. Так продолжалось три дня, практически на каждой паре, пока они не поняли, что потерпели фиаско.

     Второй уловкой стали посты Влада, Лешки и их дружков в коридоре, стерегущих пути отступления. Со стороны это выглядило невинно и обыденно, так, как если бы они и вправду повторяли конспекты и читали учебники по терапевтическому делу, но мой внутренний параноик подсказывал, что в этом что-то не чисто. Изо всех сил стараясь не показывать виду, я искала другие лазейки и всегда их находила. Один раз даже выбралась на улицу через люк крыши и по пожарной лестнице. Один пацан, правда, сфотографировал это и наверняка выложил в Инстаграм, но мне было плевать. Лишь бы спастись от Инквизитора и его приспешников. В этом раунде Пашка и Ваня отказались помогать Владу, и вновь ими было потерпено фиаско. Третьей и последней стали попытки девчонок, всех, кроме Янки, заговорить со мной и вынудить погулять. От этого оказалось сложнее отбиваться, но я приводила в действие все ухищрения, на какие была способна девчонка, загнанная в угол. И запиралась в кабинках туалета, вскочив на унитаз, чтобы не было видно моих ног, и демонстративно начинала разговаривать со своими новыми однокурсниками, и даже выпрашивала у преподавателей литературу по якобы не понятному материалу. Уж перебить декана или важного профессора ни Ева, ни Уля не решились бы.

       Но, не смотря на то, что мне удавалось срывать их планы, я не могла не узнавать о Банде от других. Слухи о них и их жизни расползались повсюду со скоростью света и настойчиво внедрялись в мозг. Ева стала читать в местном арт-кафе «Джаз» по вечерам стихи собственного сочинения. В основном, разумеется, это была лирика, но попадались и патриотические, и оды, и даже сонеты. Ульяна занялась черно-белой фотографией, Лешка стал компьютерным хаккером, а Пашка собирал музыкальные пластины. Он состоял в отношениях с Евой, Лешка — с Ульяной. Влад вновь начал встречаться с Янкой, стал капитаном в хоккейной команде Синеозерска и уже принес университету несколько кубков. Лешка, Пашка и Ваня тоже были с ним в команде. Янка превратилась в синеозерскую икону красоты и стиля, и все ее мысли, в перерывах между Владом, были заняты шоппингом. Ваня заочно закончил курсы механика и открыл свою автомастерскую — в Синеозерске конкурентов у него не было. Несколько раз даже участвовал в областных гонках. И после всего этого я не могла поверить, что Банда по-прежнему хочет портить свои жизни дурацкими играми.

       Всего за семь дней Валери и Миха четыре раза вытащили меня в кино, два — в Комнату Страха и один раз на пикник на озеро Трезубец. С нами ездили и Джулия с парнем Михи, Максимом. На голове у него был такой же ирокез, только вместо глаз он подводил губы. Но, не смотря даже на то, что это были парочки влюбленных, я не ощущала себя лишней. Даже наоборот, рядом с ними я испытывала невероятное спокойствие и отпускала на свободу настоящую себя. Для того, чтобы расслабиться и избавиться от нервозности, рядом с ними мне необязательно было пить. Рядом с ними я могла говорить свое мнение, не скрывать свои вкусы, смеяться без лицемерия. Они делали меня счастливой, и от этого даже мои волосы становились ярче.

      Вскоре мама заметила перемены в моем настроении и воодушевление, с которым по утрам я собиралась в университет, помогая накрыть на стол нашей домработнице. Рената Марковна была чудесной женщиной и на выходных даже научила меня печь свои фирменные кексы. Клянусь всеми каллориями мира, ни у кого в Синеозерске да и вообще всей Калужской области не найдется кексов вкуснее. Мама была безумно рада, что жизнь в родном городе пошла мне на пользу и постепенно я отхожу от того случая, о котором никто из нас не решался вспоминать вслух. Теперь, по мнению мамы, виновником моей попытки суицида был «токсичный воздух столицы». Я старалась не рассеивать ее гипотезы, превращая их в аксиомы. Мне и так с трудом давались объяснения, почему к нам в гости не заходят мои старые друзья и в частности Ванька, так полюбившийся маме. И с каждым разом, проклиная своих врагов, я лгала прямо ей в глаза, что у них сейчас нет свободного времени. Мол, учеба, подработка, личная жизнь и все такое. Становилось тошно даже самой себе. Гориславыч тоже был рад моему «восстановлению» и даже пообещал к Новому Году подарить еще один автомобиль. Я же, в свою очередь, пообещала, что теперь не разобью его.

       Но в понедельник второй недели проделки Банды приняли более серьезный поворот. Впервые я проснулась не от рассвета, а от телефона, надрывающегося приходящими эсэмэсками. Мой аккаунт на Твиттере был взломан, и с моей страницы кто-то выложил те самые фотографии, где якобы я пять лет назад переспала с Ваней. Ниже гласила надпись: «Предлагаю себя по невысокой цене, контактный номер в описании профиля. P. S. Я жду вас, мальчишки, не разочаровывайте горячую штучку». Задохнувшись от возмущения, я дрожащими руками пролистнула комментарии. Не стоит даже описывать те грязные вещи, которые мне предлагали, пошлые прозвища, которыми меня называли, и советы подать резюме в заведения, которые лишь из деликатности не назывались борделями и стриптиз-клубами. Меня затошнило.

       — Как же вы могли, ребята? — прошептала я.

       Администраторы Твиттера нашли утечку и заморозили страницу, но ретвиты распространялись по простору Интернета с метеоритной скоростью. Электронная почта была завалена оскорбительными и ехидными письмами, в директ Инстаграма приходили снимки рыжеволосых женщин, делавших минет, профиль Вконтакте также заморозили из-за подозрительной активности. На дисплее были высвечены девять пропущенных от Валери и столько же от Михи. Но новое «окно», выскочившее на сенсоре сбоку, повергло меня в настоящую истерику. Было выложено то самое видео, где я искала свое нижнее белье после того, как Влад едва не изнасиловал меня.

       — Черт, черт, черт! — я до крови прикусила губу, и ротовая полость наполнилась вязкой соленоватой жижей. Перед глазами все поплыло.

       — Ну, пожалуйста, ну не надо... Ну, пожалуйста... — из динамика слышались всхлипы и мольбы четырнадцатилетней меня.

       Черт.

      — Шлюха, шлюха, шлюха, — скандировала Банда за кадром, пока Ваня ломал нашему полководцу нос.

       — Мы же — братья, Вано! — кричал Победоносцев. — Мы же не можем из-за какой-то шавки...

       Хруст.

      — Шлюха! — злорадно смеялась Янка, демонстрируя в камеру конфигурацию из пяти пальцев.

      — Ну, пожалуйста... 

       Из губ вырывается хрип, и я не сразу понимаю, в каком году нахожусь и сколько мне лет: девятнадцать или вновь четырнадцать. Перед глазами снова и снова всплывают кадры того дня, и меня передергивает конвульсия. С остервенением повторно пролистываю комментарии, реплик нет только от Банды. Это сделали они, иначе обязательно подлили бы масла в огонь, лишь бы унизить меня. Банда смогла втоптать меня в грязь, какими бы закаулками я не носилась от нее. Куда ни кинь — всюду клин. Раздается вибрация, и на дисплее высвечивается:

       — У вас три голосовых сообщения от абонента «Валери». Прослушать сейчас?

       — Нет, нет и нет! — взрываюсь я и кидаю телефон в стеклянную стену.

       Жалобно звякнув, он рассыпается на части, и его аккамулятор попрыгунчиком скачет по полу. На стене же не остается ни одной царапины. Впервые задергиваю шторы, и комната погружается в непривычный мрак. В изголовье кровати мягко покачивается мандала, насмешливо поблескивая ромбовидным глазом.

       — Ненавижу, — со страстью шепчу я ей и забираюсь под одеяло с головой.

       Сперва слезы долго не идут, но когда они все-таки приходят, я не могу остановиться. Почему они никак не оставят меня в покое? Почему просто не отстанут? Зачем бороздят старые раны? Зачем вновь издеваются надо мною? Неужели их ненависть и в самом деле так сильна? Неужели они так фанатично хотят моей смерти? Чтобы после меня не осталось ничего, кроме пары рыжих пружинок на расчестке да десятка фотографий в детском альбоме? Я сама не хочу быть отпечатком в их жизнях и их не хочу видеть отпечатками на моей психике. Они и так навсегда останутся чёрным сегментом в моей истории. Было в этом что-то кармическое, но я упорно отклоняла его. Будь объяснения, это все гораздо упростило бы. Люди всегда ищут объяснения, сказал однажды Влад. Просто я считала, что в моей жизни наступила белая полоса, а это оказалась ремиссия. Болезнь, которую я так хотела побороть, лишь усилилась. Мой мир рушился. Мир, который я так старательно возводила на пепелище долгие пять лет. Мир, которому тоже грозила опасность быть сгоревшим, как шелкопряд. И виновата в этом была Банда.

     Встревоженной маме, заглянувшей ко мне, говорю, что приболела и сегодня не пойду в университет. Проницательным взглядом она скользит по моему опухшему от рыданий лицу, по глазам с покрасневшими белками. Мама понимает, что дело вовсе не в гриппе, простуде или еще каком-нибудь ОРВИ и, вспомнив, когда я плакала в последний раз, садится на краешек кровати.

       — Элишка, мы должны с тобой поговорить... — неуверенно начинает она. — Я не могу допустить, чтобы ты вновь оказалась на грани жизни и смерти, не могу снова доверить твою судьбу врачам. Ни одна мать не вынесла бы таких страданий, такого гигантского количества переживаний, и я не выдержу. Ей-Богу, Элишка, не выдержу! У меня не осталось нервов ни на йоту!

      — Мам, — я обнимаю ее. — Честно, я больше не собираюсь так глупо поступать, я уже вышла из возраста тинейджера. Да и тогда, по правде говоря, я не хотела умирать... Просто увлекалась... процессом — переводила душевную боль в физическую. Тогда мне казалось, что так проще.

      Мама напрягается — раньше я никогда не заходила так далеко в откровениях с ней. Да и вообще с кем-либо. Я ласково провожу по ее плечу.

       — Но есть вещи, о которых тебе лучше не знать. Мам, я уже не та маленькая девочка, отпусти меня. Позволь справиться с этими трудностями самой. Я сильная, я выше детских слабостей — я смогу пройти через все испытания с высоко поднятой головой. Обещаю, я больше не натворю глупостей, не расстрою тебя, поверь мне. Поверь и отпусти.

       Мама всхлипнула и, сморгнув слезы, провела рукой по моим волосам.

       — Действительно, ты стала уже совсем взрослой, но матерям так сложно принимать то, что они больше не нужны детям.

       — Ты мне нужна, мам, все еще нужна! — в глазах вновь защипало.

       Позади нас раздалось смущенное покашливание, и мы увидели Ренату Марковну, теребящую свой накрахмаленный чепец.

      — Елизавета Петровна, к вам тут подруга пришла. Она какая-то странная, с бирюзовыми волосами, — сказала она, обращаясь ко мне, как всегда, будто к взрослому человеку. Причем при упоминании цвета волос подруги как-то странно выпятила нижнюю губу.

       Усмехнувшись, мама встала.

      — Ну, я пойду, пожалуй.

      — Спасибо тебе, — я через силу улыбнулась ей. — Рената Марковна, проводите гостью сюда, пожалуйста.

       Через несколько минут по моей комнате, восторгаясь, носилась Валери. Сегодня ее брови были подведены синим, и она одела бейсболку.

       — Почему ты сразу не сказала, что живешь в тако-о-м доме? — подруга потянула за шнур, убирая занавески. — Я пока ехала сюда по этой грунтовой дороге, думала, увижу какую-нибудь рухлядь, как из фильмов с заброшенными домами, а ту-у-ут! Ты видела ваш бассейн? А вид с балкона на озеро Кобальт? А фонтан?

      — Отвратительное произведение искусства и бесполезное нагромождение мрамора.

     — А сколько стоит аквариум в прихожей? Наверное, тысяч двенадцать — не меньше! — не унималась она.

      — Хватит-хватит! Я поняла, — фыркнула я. — Если ты закончила, то извини, я хочу спать, — я вновь натянула одеяло до ушей.

      Валери одним махом сорвала его с меня и швырнула мне одежду и рюкзак с учебниками, а потом склонилась надо мною, уперев руки в боки.

      — Собирайся! Быть может, еще успеем на вторую пару!

      — На какую вторую пару? — глухо возмутилась я, уткнувшись носом в подушку, и перевернулась на живот, чтобы никого не видеть. — Не претворяйся, что ты не видела тех записей в Интернете.

       — Видела-видела! — кто-то чихнул, и тут Валери схватила меня за ноги и стащила вместе с матрасом на пол. Я быстро села по-турецки и пригладила взъерошенные волосы. — И если тебя это волнует, нигде не поставила лайк! И большая половина университета — тоже! Так что поднимай свою ленивую задницу и поехали! Преподаватели не принимают таких глупых отмазок, как твоя!

       — Не отмазка это и вовсе не глупая, — буркнула я. — Валери, пойми, я не справлюсь сегодня! Я еще не готова встретиться с этими ехидными лицами, не готова отвечать на язвительные реплики.

       — Поэтому рядом буду я, а лексикон, как ты знаешь, у меня обширный, — она сунула мне зубную щетку в руки и втолкнула в душевую. — И умойся хорошенько, а то на чучело похожа! — донесся голос из-за двери.

      Я скривилась и посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на меня глядела не девушка — зверек, загнанный в угол. Огненно-рыжие кудри разметались по плечам, под глазами залегли индиговые тени, болезненно бледная кожа покрыта блестящими капельками холодного пота. Касаюсь рукой гладкой поверхности зеркала и вглядываюсь вглубь себя, вглядываюсь так, будто вижу впервые. Медные брови вразлет, острый подбородок, азиатский разрез малахитовых глаз, изгиб стройной шеи, наклон плеч, сильно выдающиеся кости шеи и ключицы, темные впадины между ними.

     В Москве в свой плен меня захватили комплексы, и я, как и многие девчонки моего возраста, стала сидеть на диетах. Очень долгое время ничего не происходило, но я, преследуя придуманный идеал, не сдавалась. Сдвиги начались через несколько месяцев. Сперва я сбрашивала по килограмму в сутки, потом — по два, затем — по три, четыре, пять... Наконец мой желудок начал отвергать еду, при употреблении даже самой легкой пищи у меня начиналась отрыжка и рвота. Мама забила в колокола тревоги и отвезла меня на интенсивную госпетализацию. При росте метр семьдесят я весела тридцать девять килограмм. Капельницы. Антидепрессанты. Витамины, для восстановления цинка и железа в организме. Каши. Таблетки. Бесконечные взятия крови и мочи. Некоторое время я даже провела на парентеральном питании. Две недели мне вводили внутривенную инфузию в обход желудочно-кишечного тракта. Обычно этот метод предпринимали при отказе пациента есть, но меня подводили физиологические процессы — не психика. Тут сказались и моя давняя недоношенность (семь с половиной месяцев), и частые болезни в детстве.

       В больнице у меня развилась еще и нервная булимия. Врачи называли это излишней зависемостью самооценки от фигуры и массы тела. Но, как бы там не было, от анорексии меня вылечили, хотя я больше и не толстела. В напоминание о своей глупости у меня осталось тело с костями, торчавшими отовсюду. Кто-то может с отвращением и брезгливостью скривиться, назвать меня ходячим кошмаром, кто-то, наоборот, позавидует правильности линий и рельефности силуэта. Я не отношусь ни к одному из этих типов — просто научилась принимать себя такой, какая я есть. Порой мне даже нравилось бы свое тело, если бы не увечья от порезов и ожогов.

        Брызгаю холодной водой в лицо, подхватываю на затылке пышную массу переливающихся локон резинкой и одеваю мешковатые джинсы и водолазку с длинными рукавами, чтобы прикрыть шрамы. Волосы, не скрывая болезненно-худого лица, каскадом спускаются по плечам. Валери ждет меня, нетерпеливой походкой расшагивая по комнате.

      — Ну, наконец-то! — всплескивает она руками. — Я уж думала, рак на горе раньше свистнет. Что это за одежда? А где косметика?

       — Э, я ей не пользуюсь.

       Я подхватываю пластмассовый планшет с зажимом для бумаг и запихиваю его в набитый до отказа рюкзак. Еще немного подумав, отправляю вслед за планшетом старый ежедневник. Настолько старый, что на нем обложка покрыта наклейками сердечек и фотографиями Зака Эфрона из «Классного мюзикла».

        — Как не пользуешься? — ужаснулась подруга. — Тебе же девятнадцать лет!

       — Ну, зато я пользуюсь Твиттером, прокладками «Bella», зубной нитью вместо зубочистки и Clean Master-oм для очищения кэша, — усмехнулась я, беря Валери за руку. — Полагаю, этого достаточно для девушки моего возраста.

       — Прокладки «Bella»! – шутливо закатывает глаза девушка. — Я надеялась, что хотя бы «Always». Поразительно, тебя надо учить даже этому. Ну, ничего, однажды я сделаю из тебя настоящую красавицу.

       — О нет, мы опаздываем! — я кидаю взгляд на часы в холле и издаю приглушенный стон. — Быть может, все-таки не пойдем сегодня в универ, Валери? По крайней мере, я, а? Просто не чувствую себя готовой для учебы...

      Я с мольбой округляю глаза.

      — Вот еще! Вызовем такси, — подруга вырывается и достает из кармана дотопную раскладную «Motorol'у».

        Я вздыхаю.

       — Юные леди, вас подкинуть? — спросил мужской голос, и мы увидели в дверях, ведущих к гостинной, Гориславыча с мотком малярного скотча.

      — Артур Артурович к вашим услугам, миледи, — шутливо поклонился мужчина рядом с ним. Это был брюнет с иссиня-черными волосами и такого же цвета пышныму усами, завивающимися на концах. Он был личным шофером Гориславыча, но прежде я его видела всего несколько раз в Москве.


       — Вау, — ахнула Валери рядом со мной. Наверное, от восхищения она могла взлететь под потолок, как Карлсон.

      Я кинула еще один взгляд на часы и, сдавшись, улыбнулась. К несчастью, внимание университета я уже и так заслужила.

       — Артур Артурович, — спросила я в автомобиле. — А почему вы переехали с нами в Синеозеорск? Разве Гориславыч так много платит?

      — А ваша семья в Москве осталась? А у вас вообще есть семья? — протараторила Валери, и я пихнула ее локтем в бок. Подруга фыркнула и выразительно посмотрела на меня: мол, а сама-то!

      — Да, есть, — рассмеялся мужчина, посмотрев на нас в зеркало заднего вида, при это кучерявые кончики его усов взлетели вверх. — Жена, пятилетние мальчишки-близняцы, сверливая теща и моя младшая сестра. Ее муж погиб на войне в Чечне, поэтому с того времени она живет с нами. На момент трагедии сестра была беременна, и от известия у нее случился выкидыш.

      — И вы взяли ее под свою опеку, чувствуя себя обязанным, как старший брат? — вырвалось у меня.

      — Что-то вроде того. Действительно, Виктор Гориславыч не платит мне так много, чтобы я стал нефтяным магнатом или владельцом собственных холдингов, но он, как работадатель, обеспечивает нас всем необходимым. В «Солнечном» у нас четырхкомнатная квартира, снабженная всей мебелью и необходимым инвентарем.

      Через окно я увидела, как опадает на асфальт и чернеет там клен, и это показалось мне плохим предзнамовением.

       Идти по коридорам кампуса оказалось не из легких. Меня раздражали любые взгляды, даже не обращенные ко мне. Смешки, ветерком проносящиеся вокруг, били, словно плеть. Казалось, это осмеивали меня, а взоры будто раздевали, и в ушах звучали те самые непристойные предложения, прочитанные в комментариях. «Ножки раздинь пошире, лисичка». «А ротиком ты, детка, хорошо работаешь». «Скинь фотку сосков, и плачу десять тысяч. Рублями, разумеется, — ты же написала, что недорогая». «... Хм, а почему ты такая костлявая?»

       — Горячая штучка! Горячая штучка! Горячая штучка! — воем горна отзывалось во мне.

       — Эй, Элишка, ты как? — Валери прижала меня к стене и, закрыв спиной от любопытных и зевающих, протянула влажную салфетку.

        Я икнула.

      — Не понимаю... Как я могла расплакаться перед всеми этими людьми? — взяв у девушки зеркальце, я вытерла подтеки от туши. Впервые воспользовалась ею по настоянию подруги — и вот, что вышло.

       — В этом нет ничего зазорного. Судя по бомбе, сегодня взорвавшей Интернет, я вообще завидую твоей стойкости. Любая бы, еще не переобувшись, сдалась бы и убежала. Да тебе за это Нобелевскую премию должны дать, — я робко улыбнулась, представив себе эту картину. — Ты ведь не скажешь мне, в чем дело, да? Не скажешь, что у тебя там произошло с Победоносцевым и его дружками? — получив мое молчание в ответ, Валери вздохнула и, покусав кончик малиновой пряди, неловко меня обняла. — Но ты знай, что я ни на минуту не поверила, что на тех фотографиях ты. Тебя кто-то подставил, и скоро это поймет весь университет. А этого имбецила черногоглазого многие недолюбливают, как бы там не казалось с первого взгляда.

       — Салют, мисс Бейсболка, — прокричал голос рядом с нами. — И тебе привет, горячая штучка.

        Получив увесистый подзатыльник от подруги и поняв, что я не оценила его шутки, Миха с вытянувшимся лицом принялся рассыпаться в извинениях.

      — Да ладно тебе, — соврала я.

      — Ну, я надеюсь, мою вину сгладит стаканчик изумительного вкусного латте с корицей, — и он протянул мне пластиковую кружку, испускающую невероятный аромат.

        — Эх, подкупил, – рассмеялась я, подцепив при этом еще три презрительных взгляда проходящих студентов.

      — Мне нравятся твои мокасины. А тебе действительно понравилась моя бейсболка? — кокетливо спросила Валери Миху, отпив из своего стаканчика ядренное американо. Без сахара, заметьте.

        — О да, она божественная. Элишка, какая у тебя сейчас пара?

       — У меня... — я заглянула в папку с расписанием и, подняв голову, остановилась, словно врезалась в невидимую стену.

        Валери и Миха сделали тоже самое и, не сговариваясь, схватили меня за руки. Еще недавно я мечтала, чтобы земля разверзлась и поглотила меня, сегодня же она это сделала. Меня пропустили через терку, и не осталось ничего о той Элишки, которую все знали. По мне прошелся заряд статического тока, целые снаряды тока, и пришлось приложить титаническое усилие, чтобы не упасть. Я — пуля, которую не выпускают из заряженного пистолета. Жар-птица, запертая в клетке. Нифма солнечного света, скованная во тьме тьмой. Дорога, обрывающаяся гравием и щебенкой из-за жадности людей. Ромашка, окутанная тенью остролиста и омелы. Я — Червовая Дама и теперь пришел мой черед ходить.

       Прямо на стеклянной стене кафетерия красками была нарисована гигантская карикатура. На ней была нарисованая я, копна огненно-рыжих волос едва прикрывала грудь, ниже же все оставалось обнаженным. Вдалеке маячил корабль с алыми парусами, перечеркнутый крест-накрест двумя черными жирными линиями. Неаккуратная надпись снизу гласила: «Если Грея ждет шлюха, то не превратился ли он сам в сутенера?» Увидев мое вытянувшееся лицо, горстка студентов рядом заржала, и один из них попросил дать мобильный номер «этой Ассоль». Валери послала его ко всем чертям собачьим, а Миха дополнил это такими анархическими угрозами, что незадачливая компания, спешно собрав рефераты, молча ретеровалась. Я же не могла вымолвить ни слова, ибо боль, зародившаяся утром внутри меня крохотным ростком, превратилась в настоящий цунами.

        — Элишка? — обеспокоенно спросила Валери, переглянувшись с не менее тревожным Михой.

       Я не успела ничего ответить. На подоконниках, что-то с громким смехом обсуждая, сидела вся Банда. В данный момент никто из них не смотрел в нашу сторону, но уверена, при любой возможности они только и могли наслаждаться да упиваться моей реакцией на их творчество. Вернее, на творчество Победоносцева, ведь я только ему доверила свою тайну и мечту.

        — Элишка! — уже в панике пропищала Валери и взмолилась Михе, чтобы он меня остановил.

        Друзья опаздали. Кинув еще один взгляд на карикатуру и надпись, я уверенным шагом направилась к Банде. Я — пуля, напомнила я себе, жар-птица, нимфа солнечного света, дорога, ромашка. Червовая Дама, и теперь пришел мой черед ходить. Я разложу им Пасьянс-Паук. Их последний поступок стал для меня индикатором, спусковым крючком.

       — Все это уже слишком даже для тебя, Победоносцев, — с презрением выплюнула я, приблизившись.

       Банда с удивлением и даже некоторым шоком подняла головы. Никто не ожидал такого шага от меня, столь робкой и трусливой, никто не ожидал, что я брошу вызов их вожаку прямо перед половиной университета. А ведь Рубина учила нас не недооценивать противников.

       — Элишка? — Ева недоверчиво уставилась на меня.

       Казалось, мне ввели двойную или даже тройную дозу эпинефрина. Я всмотрелась в лицо каждого из банда. Ева, Уля и Лешка не выражали ничего, кроме поразительной смеси злорадства и смущения, будто их, как нашкодивших котят, поймали с поличным. Пашка отводил взгляд, удрученно и виновато нахмурив лоб. Так ведут себя школьники, которых возле доски отчитывают за невыполненное домашнее задание — они вроде сознают свою вину, но и признаться в ней не смеют, страшась наказания. В прекрасных сине-белых глазах Янки было написано вновь то самое отвращение. Превозмогая обиду и беспочвенную злость, я с неприличным интересом осмотрела бывшую подругу. На губах — ботокс, ресницы искусственные, каштановые локоны выпрямлены утюжком и залиты тонной лака. Его кристаллики переливались на шоколадной волне перламутром. Маникюр и утонченные браслеты на ее красиво очерченных руках были а-ля «Я – французская леди». Ну, и конечно, на ней был черный облигающий топ и такие же черные бриджи, обтягивающие ее накаченные бедра.

       Больше всего меня поразила реакция Вани, он вел себя так, словно не случилось ничего, выходящего за рамки. На парне был костюм с иголочки, галстук в глянцево-серебристую клетку и кожаные ботинки, начищенные до голливудского блеска. Голубые глаза поглядывают непроницательно, так, как и должен глядеть истинный уроженец и воспитанник Арены. Во взгляде же черных глаз Влада, неразличимых со зрачком, по-прежнему светятся грусть и безумство. Так смотрят преступники, жалеющие о том, что время нельзя повернуть вспять, и тихони, желающие, чтобы о них узнал весь мир. Победоносцев не относился ни к тем, ни к тем. Он был одет, как всегда, в джинсы и футболку, вот только сегодня они были белоснежного цвета и сильно контрастировали с от природы смуглой кожей. Футболка с надписью из рекламы сухариков: «Не грусти — похрусти», как и в нашу первую встречу, открывала цепь черных татуировок на руках. Теперь, с гораздо близкого расстояния, я могла разглядеть не только Туз Пики и Червовую Даму, но и остальные. Там были и китайские иероглифы, и обрывки английских фраз, оплетающих увядавшие розы, и лицо девушки, плачущей кровавыми слезами, и рука, протягивающая солнце. Эта рука была самой страшной, она словно состояла из старого гипса, и оттого по ней расползался узор трещин. Из одной такой вылезал червь. Мне не был понятен смысл этих татуировок, поэтому они представлялись мне чем-то пугающим и парализующим. Черные волосы парня, как всегда, разметались по голове, и несколько угольных прядей падало на бакенбарды и глаза, но это обманчивое ощущение безмятежности и даже некоторого ребячества не могло провести меня. Уж я-то знала настоящий лик Победоносцева.

       — Правда? — он в лживом изумлении склонил голову набок. — И в чем же ты меня на этот раз обвиняешь?

       — Не разыгрывай спектакль, ты знаешь, о чем речь, — процедила я с ненавистью. — Я догадываюсь о всех твоих намерениях, Победоносцев. Ты хочешь снова втянуть меня в Игру, но у тебя не получится, заруби это себе на носу. Крутите рулетку, мальчики и девочки, делайте ставки да повыше, но без меня. Я этой хрени хлебнула достаточно. Как же ты не понял, полководец? Или тетя Рубина тебя плохо учила? Я — деффект Арены, маленький винтик, который открутился от ее колоссального механизма. Винтик, который угрожает всей ее системе. Банде придется найти мне альтернативу. Хотя на вашем бы месте я искала бы не замену, а выход из этих гребаных Игр. Я думала, вы выросли, а вы так и остались жалкими пародиями на мафию.

      Чувствуя, как ликование колет кончики пальцев, я гордо выпрямила спину и развернулась, демонстративно не смотря в их сторону. Влад подскочил ко мне и, схватив меня за левое запястье, с силой притянул к себе. Это случилось так быстро, по-невозможному быстро, что я и ахнуть не успела, как оказалась практически в объятиях Победоносцева и по инерции пробурила носом дыру в его груди. Парня, похоже, не коробило, что на нас в эти мгновения палялилась половина университета, или таким образом он хотел отомстить мне за удар по его репутации. Как бы там не было, но в его хватке я ощущала себя легкой мишенью. Спустя пять лет его прикосновения остались прежними, но я странно себя чувствовала. Я ощутила себя испачканной, использованной.

        — Ты не причинишь мне вред... — прошептала я. — Только не на глазах у всех этих людей.

       Влад проигнорировал мое замечание.

      — И это мы — жалкая пародия на мафию? — прорычал он. — А не напомнить ли тебе, дорогуша, как ты сама обожала эту игру? Как всякий раз угадывала, кто полицейский, кто доктор, кто убийца, а кто просто мирный житель? Как искусно блефовала и вживалась в роль каждого? Ты жульничала лучше всех.

       Он до боли сжал мои запястья, и, проклиная себя за слабость, я вскрикнула. Ко мне тут же кинулись Миха и Валери, но их остановили Лешка и Ваня.

      — Какие у тебя никчемные дружки... — погано ухмыльнулся Победоносцев.

      — Повтори, — я с вызом подалась вперед, и кончики наших носов разделяли миллеметры.

        Он крепко держал меня, я ощущала его теплое дыхание у себя на скуле, и мне приходилось глядеть на него снизу-вверх, но я была чрезвычайно зла, чтобы хоть на что-то из этого обратить внимание. Несколько минут мы буравили друг друга взглядами, и наконец я сдалась первой. Как и всегда.

       — Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?

      — Лисенок, я же поклялся, что никогда не отступлюсь от тебя. Никогда, даже если ты сама попросишь, — зловеще улыбнулся он, и внутри меня все скрутило. Пять лет назад Влад имел ввиду совершенно другое, но и тот Влад был иным. — Никогда, — с дьявольским иступлением повторил он. — Тебе придется вернуться на Арену, хотя ты и не дама. Всего лишь бесполезная шестерка, пусть и черви. Пешка, которой мы всегда будем жертвовать.

       Я испытала чужеродное чувство, чье-то присутствие, точно в мое тело кто-то влез, и очнулась лишь от звонкого удара плоти о плоть. Парень с удивлением держался за алевший след за щеке, и я в испуге отшатнулась, посмотрев на свою пылающую ладонь. Я не могла его ударить, просто не могла. Я не способна на такое, сравнение с пешкой и шестеркой не должно было меня так задеть. Но Влад ничего не сделал в ответ, лишь растянул губы в еще более безумной улыбке.

       — Ты уже в Игре, Лисенок, так что можешь не показывать свои коготки. Пустая трата времени. Ты все равно проиграшь.

      — Может, и так, если это удовлетворит твое эго и собьет с тебя гонор и спесь, — вдруг уставшим голосом пробормотала я и заставила себя улыбнуться. Казалась, моя кожа могла лопнуть. Так много мыслей обрушилось на мой мозг.  — Потому что ты не остановишься ни перед чем, лишь бы причинить мне боль. Как и не остановился тогда, когда выкладывал то видео в сеть.

       Он побледнел.

       — Какое видео? — внезапно заинтересовался Ваня.

       — Так, пустяк, — Победоносцев отвел глаза в сторону, и я с любопытством прищурилась.

       — То, о котором судачат все утро в Интернете, дурень ты в галстуке! — вспылила Валери, вырываясь от него.

       Парень не стал мешать ей.

        — О чем они, приятель?

       — Успокой своих дружков, Лисенок, — прошипел мне Влад.

      — То видео, где ты надрал Владу задницу за то, что он хотел переспать с твоей девушкой, — расцвела отвратительной улыбкой Янка. — Ну, вернее, с твоей бывшей девушкой.

       Я испытала боль в затылке, которая, расползаясь, охватила еще и виски. Не думала, что бывшая подруга настолько зла на меня, тем более спустя пять лет, что ее слова могут сочится таким ядом. Будто я и по сей час представляю собой угрозу. Будто они и не растоптали меня, унизив тем видео, опустив ниже плинтуса.

      — Как ты посмел? Ты ведь обещал, что его никто не увидит, — Ваня с яростью обернулся к Владу, и тогда я догадалась, что тот действительно ничего не знал. Ни-че-го. Оттого и выглядил таким невинным. Но не сейчас — его кулаки сжались, намереваясь выпустить на свободу внутреннего зверя. — Это совершенно не по графику!

       Банда испуганно стрельнула взглядами на меня. Даже Янка на мгновение утратила свою напыщенность, но выглядила она при этом как индейка, у которой вместе с гордостью и завышенной самооценкой подрезали и перья. На несколько долгих секунд меня охватило галактическое желание притянуть к себе бывшую лучшую подругу и сжать ее в своих медвежьих объятиях. И пусть после этого ее отношение ко мне изменится в еще более отрицательную сторону, главное, что хоть на маленький отрезок времени я огражу ее от Арены. Янка не обязана играть. Девушка должна ходить по магазинам с броскими надписями «Распродажа», хвастаться перед друзьями туфлями от «Prada», считать съеденные за сутки калории и тратить еще больше лака для волос. Все, что угодно, только не играть. Ее жизнь неправильна. Это лишь блеклая копирка на нее. Пожив в Москве, в реальном мире, без Правил, мастей и полководцев, я поняла, что существует нечто лучшее. Нечто более достойное и ценное, чем наш тухлый отстойник вместо настоящей жизни.

       Жаль, Банда отказывалась меня понять и вместо этого прикидывалась Фредди Крюгером и играла в Терминатора, скрывая от меня сущность таиственного «графика». Точно они могли сделать мне еще больнее, чем уже есть.

      — И плевать я хотел на всю эту долбанную консперацию, — продолжал Ваня, практически срываясь на крик. — Ты отлично знал и знаешь мои условия!

      Жевалки заходили по лицу Победоносцева, и черные глаза засияли нехорошим огнем.

       — Здесь я — полководец, чтобы ставить условия! Ты проиграл отбор, так прими поражение!

       — Это была глупая игра в песочнице пятнадцатилетней давности! — прорычал Ваня, и вены взбухли на его руках. Все замерли. Единственный человек, столь открыто критиковавший Арену, оказался ею же и сломлен, и это была я. — И только! Тебе проиграл не я, а глупый маленький мальчик, который хотел с тобой дружить.

       Наступило затишье. Затишье перед бурей.

       — Ты мне не поддавался!

       — Это ты так считал и считаешь, — парень красноречиво вскинул брови. — Тебе так позволяли считать, ибо против твоей надменности не попрешь даже с бускиром.

       Один-ноль, и не в пользу Победоносцева. Кажется, сейчас он взорвется. У Банды, хоть и на краткий срок, но появилась другая мишень, и я поняла, что поздно барахтаться. Я уже была на Арене, где Ваня играл за меня. И пора трусливо воспользоваться дарованной возможностью и сбежать. Подхватив оторопевших Валери и Миху, я потащила их к выходу на лестницу, но возле самых дверей какая-то инопланетная сила заставила меня обернуться.

      — Как иронично, что ты когда-сам хотел стать Греем, которого теперь обвиняешь в сутенерстве. Нет, ты не капитан корабля с алыми парусами, ты даже не самый бедный рыбак — ты вообще не достоин моря, полководец.

      Последнее слово я бросила с самым злым сарказмом, на который была способна, а потом мне запомнился хлопок дверью и прохлада лестничной площадки. Победоносцев сделал хитрый ход, но я не взяла эти карты себе в колоду. Я их отбила. В реальности слишком жестоко. Ни бонусов, ни призов за то, что ты проснешься в действительности, не бывает. И я подумываю о том, чтобы купить в мир своих фантазий пожизненный абонемент и приобрести розовые очки без срока годности.

      Вечером мне пришло письмо. Настоящее бумажное письмо в настоящем бумажном конверте, покрытом марками и индексом. Обратный адрес не указывался, лишь имя адресата, под которым в ковычках уточнялось «Лисенку». Письмо принесла мама, разбирающая квитанции и рекламные буклеты, и мне ради этого пришлось отвлечься от параграфа по генетике. Завернувшись в кашемировый плед, я вышла на балкон и, облокотившись на стеклянные перила, разорвала конверт сбоку. В ладонь мне скользнул клочок листа в клетку, сложенный вчетверо, и любопытство проснулось во мне с новой силой. Развернув бумагу, я увидела, что она неровная по краям, словно ее кто-то в спешке вырвал из тетради или блокнота. А вот почерк показался мне отдаленно знакомым, хотя я не помнила ни кого с таким красивым каллеграфическим почерком.

      — Ладно, сударыня, — тихо прочитала я вслух. — Возможно, я был не прав. Так всегда происходит, если меня кто-нибудь не остановит. Простите меня за видео и карикатуру. Надеюсь, мой маленький подарок восстановит Вас. Потому что силы понадобятся, когда... мы выступим в новой Игре. До встречи на Арене, сударыня.

     «Подарком» оказался засушенный одуванчик.

     Подписи не было, но я и не нуждалась в ней. Я и так знала, кто называл меня Лисенком и сударыней. Влад. Я сжала письмо в кулаке, желая разорвать листок до пыли. Он извинился передо мной. Поступок, которого так ждала прежняя Элишка. Но этому поверить могла только она; она, мечтающая о счастливых часах с Победоносцевым. Засыпать и просыпаться рядом с ним каждый день. Есть клубнику с его рук и нюхать, как он курит ванильный кальян. Вновь слушать Линдси Стирлинг. Ездить в университет на мотоцикле, обнимая его за пояс. Готовить ему завтрак, танцуя по кухне в его рубашке. Ощущать, как его рука запутывается в моей огненно-рыжей копне. Вдыхать аромат его одеколона и дезодоранда, прилипший к моей одежде. Целоваться, прижизмаясь к стене дома в осенний ливень...

        Но все это были лишь мои фантазии, и новая Элишка это понимала. Влад так и не простил меня за ту якобы измену с Ваней, он по-прежнему горит желанием возмездия. И он перед чем не остановится, лишь бы втянуть меня в очередной раунд Игр.

        ДО ВСТРЕЧИ НА АРЕНЕ, СУДАРЫНЯ.