травматические идиллии сельской жизни

          Дмитрий Ледовской
ТРАВМАТИЧЕСКИЕ ИДИЛЛИИ СЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ
-Пятнадцать гусей и уток? Двенадцать кур? И всё? Бог мой, я ведь буду трудиться только утром, дам вам поспать!
Журналист и писатель, путешественник, бывший спортсмен и вечный интеллигент, то  бишь я, Дмитрий Ледовской, уверено ломал  сопротивление дочери Марии, её мужа Олега, тем более  что внучка, пятнадцатилетняя  Вика,   сразу была согласна на предложения дедушки.
-Папа! – мягко убеждала Маша, - тебе надо же тебе будет намешать тяжеленную бадью с кормом…
-Знаю, знаю, – радостно перебивал я , - три  миски комбикорма, девять мисок сечки, вода, всё размешать и высыпать в кормушки. Мне Олег показывал.
Олег молча кивнул.
-  Надо будет накормить и  кур. А вода? – продолжала сомневаться  дочь. – Четыре ведра воды сразу, и весь день надо будет воду подливать, жарко птицам же…
-Я же могла, могла! – принимала мою сторону внучка. – И дедуля сможет.
-Поймите, - убеждал  дедуля, - у вас безвыходная ситуации. Олег сегодня едет  на две недели в Москву,  я остаюсь, хотя и в гостях, но  всё-таки единственный хозяин.
-Ты приехал отдохнуть, в отпуск, - Маша явно сдавалась, - хотя всего две недели…
-Именно! – я понял, что убедил. – Хлебну сельской жизни, надеюсь она будет милостива ко мне, а я проверю себя – есть ли ещё порох в пороховницах… Больших ударов не предвижу, а всякие другие удары стерплю.
Первый же удар от сельской жизни  я получил на следующее утро, когда, ещё полусонный , пробрался в полутемный сарай, намешал в бадью корм для птиц и рванул поскорее из сарая, идя в полный рост. Удар темечком о притолоку был так силен, что я плюхнулся на задницу, оказавшись на грязном,  в окружении рассыпанного корма, земляном полу. Шорты на мне были белые….
Постоянно ощупывая гудящую гулю на своем темечке, я всё-таки собрал и размешал корм, наполнил им деревянные кормушки, натаскал воды, вынес на солнышко клетку с птенцами-малолетками и через час, ополоснувшись у наружного крана, воровато постирал в ванной (дом у Маши был благоустроенный полностью) шорты и  прилег на свое ложе с мокрым полотенцем на голове.
-Боже! Боже мой! – трагически восклицала дочь, обмазывая мою шишку черте какими мазями – Больше никаких сельхозработ. Гуляй, загорай, отдыхай!
-Ерунда! – боролся я. – Шишек я в жизни хватал немало. А воду-то я нормально носил даже с шишкой.
-Он носил воду хорошо, - подхалимски  подтверждала Вика, -мастерски носил.
Маша, примчавшаяся домой  всего на полчаса, задумалась, потом решила:
-Воды наносит Вика, она же и  и вечерний корм сделает, а ты, папа, ты… соберешь яйца в курятнике. Этого хватит тебе. Через часок. Там наклоняйся пониже -  береги голову…
В курятнике было всё просто. На сенной трухе валялось четыре яйца, в углу врастопырку сидела мирная курица. Собрав четыре яйца, я решил проверить тихую несушку и просунул под её тельце руку. Да, там было только что снесенное теплое яйцо. Но только я потянул его к себе, как несушка яростно и больно клюнула меня в запястье. Да так, что потекла кровь.
-Ты что? – взвизгнул я, продолжая тянуть яйцо.
Курица, взъярившись, стала клевать  руку раз за разом, не обращая внимание на мой мощный удар в её голову. Слева, на мою другую руку, напал  бешенный и могучий петух, ворвавшийся из скотного двора. Всё это клеванье справа и слева сопровождалось клокотаньем и гоготаньем кур, гусей, уток и лаем пса Гоши. Выбравшись из курятника и снова саданувшись головой о притолоку, я через пару минут   сидел перед сочувственно чмокающей  Викой, которая мазала мне раны йодом и бинтовала руки. Из пяти  яиц на кухонном столе лежали только три. Два я разбил в битве с куриной бандой.
-Папа, папа, - причитала вечером Маша, - да разве можно забирать яйцо из-под несушки? Она же своего дитя защищала, понятно?
-Теперь  понятно, - я косился на свои побелевшие в бинтах запястья рук. – теперь мне всё понятно. Век живи – век учись…
Несмотря на категорический запрет дочери заниматься сельским хозяйством, я на следующее утро, когда все спали,  успешно и без травм завершил подготовку  кормов и их расклад по кормушкам, наносил воды, и только  собрался открыть двери  птичника и выпустить  всех на волю, как в узкое окошко курятника вылетел маленький петушок и приземлился на «людскую» сторону двора, что было ему  не положено. Забыв, что в руках у меня оставались пустые ведро и бадья, я рванул через калитку, разделявшую два двора, не успел  полностью перешагнуть через порог, и дверца ударила меня металлическими зубьями в зазевавшуюся пятку левой ноги. Ударила с хрустом и кровью… Вечером следующего дня я сорвал ноготь с большого пальца правой ноги,  а под мышкой слева у меня взметнулась опухоль от укуса неизвестного насекомого.
Раннее утреннее солнце четвертого сельскохозяйственного  дня зафиксировало забинтованного как мумия, с головы до левой пятки,  человека, с тихими оханьями и  чертыханьями готовящего корма, еле шагающего по двору с ведрами и бадьей, с трудом и опаской открывающего   калитку, двери в сарай и курятник. Я продолжал осиливать сельскую жизнь и в этот раз всё завершил без травм и крови. Донельзя довольный кормлением зверей, я пришел на кухню, вымыл ладони  и ощутил действительно зверский голод. Открыл холодильник и на первом плане увидел  глубокую тарелку с рисом.
-Молодец, Машка, - пробормотал я, устанавливая тарелку в микроволновку, - не забыла, что я люблю рис.
Щедро полив  злак  соевым соусом, я съел всё без остатка и завершил завтрак  большущей чашкой кофе. Жизнь явно налаживалась… А жесточайшая диарея началась вечером, когда  выяснилось, что я съел минеральные витамины для кур-птенцов.
На пятый день диареи я подслушал телефонный разговор  причитающей Машки с мужем, когда его суровый голос произнес:
-Не корми его, всё равно всё зря.
За двое суток до отъезда Маша сняла с меня последний пяточный бинт, привела на напольные весы, где мы удостоверились, что я потерял пять килограммов. Олег, уже вернувшийся из столицы, поставил на обеденный стол графинчик с самогоном двойной очистки.
-Ну, что ж, - сказал хозяин, разливая прозрачную жидкость по рюмкам. – Главное – жив остался!
-И руки, ноги,  сохранил, - добавила Маша.
-И голову, - подытожила Вика.
Сомневаясь насчет сохранности головы, я всё-таки предложил тост за сельскую жизнь и с глубоким уважением поклонился всем троим моим родственникам – они стали для меня героями. Без всяких  идиллий.

К  О  Н  Е  Ц