Цветок

Неспешно прохаживаясь по рынку, в поисках хионодокса (их очень любит хозяйка. Она часами сидит в своём старом скрипучем кресле-качалке в саду, пьёт крепкий зелёный чай с молоком, причудливо морщит свой ровный "греческий" нос, подставляя лицо игривому солнцу, что бы оно немного поласкало её белоснежную, бархатистую кожу, смотрит на синие, с белой сердцевиной острые лепестки этого нежного цветка. В эти моменты она что-то тихо нашёптывает, нежная улыбка оседает на её чувственных губах тонкой вуалью из нитей умиротворения и абсолютного счастья, дыхание её замедляется и становиться ощутимым) и кореопсиса (их явно не хватает у уличного входа в столовую. На них будет приятно смотреть через большие, натертые до блеска окна, зашторенные дымчатой английской органзой во время обеда), садовник увидел сидящую на старом ящике, в углу между лотков, старушку. Она держала в руках пластмассовый стакан с тонким, еле дышащим ростком. Он ускорил шаг, словно боясь что его опередят и заберут эту чахлую надежду , и подойдя к старушке спросил "что это?". Не дождавшись ответа, он сунул в трясущуюся, венозную, сморщенную руку купюру, выхватил стакан и практически бегом помчался домой. Ветер дул ему в лицо, развивая его седые пряди языками. Сердце колотилось в бешеном ритме, горло пересохло до боли, дыхание стало хриплым и частым. Он был счастлив как никогда-погрузился в предвкушение выхаживания столь слабой жизни. Росток казалось отвечал взаимностью и с радостью устроился у фонтана.
Старик ухаживал словно это дитя-обтирал ему листья, рыхлил почву, что бы она не загубила корни, прикрывал от ветра небольшой изгородью, накрывал зонтом от проливных дождей. Неказистый, с искривлённым стеблем, с журенными листьями, но такой живой, такой родной-садовник всегда присаживался перед ним на одно колено и шептал ему, словно "молочной" девушке, с огненно-рыжими локонами, развивающимися парусами над обрывом, на ушко о великолепии её глаз, цвета небес в яркий, жаркий, летний полдень на Тенерифе, о ровности, безупречности её стана, о её мягких, плывущих словно отражение пушистых облаков в зеркале пруда, движениях, о томности, тихости её голоса, который влечёт в цветущие сады гортензий где девы гуляют среди них в сиреневой органзе и в волосах у них, сплетенных в косы с нитью жемчуга, порхают стрекозы с радужным тельцем и серебреными крыльями. Шли минуты, часы, дни-садовник дряхлел, но не оставлял своё чадо без любви и ласки. Росток набирался жизнью, креп и преображался-стебель стал ровный и стремился ровно в синеву, некогда сжуренные листья расправили свои прожилки и растянулись, аккуратно выгнувшись в дуги. Уже наметился бутон и старик из последних сил берег своё "счастье"-он так хотел увидеть рассвет новой жизни, насладиться красками, вдохнуть её аромат. Шли недели и бутон начинал раскрываться, но садовник уже был оплетён оковами черного ангела, глаза его покрыла пелена. Он полз к нему на коленях, стерая дряблую кожу в кровь и дрожащей, с искривлёнными пальцами, рукой гладил его и продолжал шептать заклинание о его совершенстве. В тот день солнце было особенно ярким и жарким- садовник не смог встать с кровати, открыть глаза и даже шевельнуть губами. Его окутало чёрное кружевное покрывало, накрыв лицо прозрачной тюлью и отпустив его жизнь на волю в ту секунду когда распустился бутон.....