Глава 12. Городская школа

   Аркадий Львович школу окончил городскую. В провинции, но всё же городскую.  В сельской провел два года. Разница в том, что в сельской вечная проблема с кадрами. Городские лучше укомплектованы, в старших классах все с высшим образованием.


          Ну, а что говорить про Москву и Ленинград. И вот он в одной из ленинградских школ. Здание типовое, район — новостройка. Из двух корпусов, соединенных переходом. Первый — двухэтажный. В нем по одну сторону спортзал, по другую — на первом этаже столовая, на втором — актовый зал со сценой. Второй корпус — четырехэтажный: классы-кабинеты. Школы перешли на кабинетную систему. Учителя оформляют по профилю своего предмета: обзаводятся наглядными пособиями, приборами, оборудованием. Это удобно. Учителю географии не надо на каждый урок тащить карты из класса в класс, химику или физику нагружаться реактивами и демонстрационными приборами.


          В РОНО нашлась вакансия историка в восьмилетней школе. 1260 учеников. По 4-5 параллельных классов. В одну смену не умещаются.  Начальную школу определили во вторую смену, у них уроков меньше, рано заканчивают.

          В коллективе 68 учителей. Большой коллектив. Потому разрозненный, разношерстный.
Естественно, женский. Мужчин раз-два и обчелся: физик, два историка, физрук, два трудовика. Директор и два завуча — женщины.


          Особой вражды и распрей не наблюдается, но мелкие ссоры и склоки не редкость. В большом коллективе без этого никуда. Как укомплектованы другие школы на первых порах не ведал, а в своей был неприятно поражен.


          Начальная школа понятно — все выпускники ленинградских педучилищ. Большинство с приличным стажем. В старших классах преимущественно с дипломом пединститута Герцена. Но, как со временем выяснилось, в основном выпускники-заочники. Поработали в начальной школе, поступили на заочное, обрели новую квалификацию, а по умственному развитию и усвоенным навыкам так и остались учителями начальной школы. Большой минус для полноценного образования школьников.


          Остальные с нормальным высшим образованием оказались офицерскими женами. Многие годы провели в отдаленных гарнизонах с мужьями, либо вообще не работали, либо работали не по специальности. Длительные многолетние перерывы снижают квалификационные показатели педагога. Это как в балете, танцевать надо ежедневно. Зато балерины рано на пенсию уходят, в сравнительно молодом возрасте. Я бы и учителей в сорок пять отправлял на пенсию с сохранением права работать, но не преподавать. Ученики страдают на уроках состарившихся учителей от одного их скорбного вида, не говоря о том, что в преклонном возрасте у большинства людей портится характер, школьникам от этого не комфортно.


          С первых дней получил указание завуча посещать уроки опытных учителей. Полагала, что молодому историку из сельской школы надо поучиться у школьных зубров. Каково же было разочарование от посещенных уроков. Свой предмет безусловно знали, образование обязывало, и куда денешься, когда за плечами более десятка лет из года в год повторяющиеся уроки, с одной и той же темой, с одними и теми же примерами и словесными иллюстрациями.


Поразили жесткость, без преувеличения сказать, жестокость в обращении с учениками. Присутствие на уроке молодого коллеги не смущало уверенных в себе, в своем праве повелевать вошедших во вкус преподавателей со стажем, почитающих себя ветеранами педагогического труда.


          Были среди них нормальные толковые  учителя. Но были и такие, как Шорохова. Фамилия досталась от мужа, человека уравновешенного, пилота высшей категории аэрофлота, сама Людмила Андреевна с неукротимым неистовым характером любила наводить шорох. Это было у нее в крови, неистребимая черта характера. Какое-то время работала инспектором РОНО. Там и приобщилась  устраивать директорам разгон. Пришлось заведующей РОНО избавить директоров от каверзного смертоносного инспектора, назначив директором школы. Назначила и покаялась. Двух лет не прошло, как возмущенные родители забросали жалобами, пришлось перевести в одну из не лучших школ рядовым учителем. Но, как утверждают психологи, заложенное в человеке от рождения никаким воспитанием, никакими дисциплинарными мерами не переделаешь.


          Тягостно и грустно было сидеть на уроках особы с характером Горгоны. В отзывах на посещенные уроки писал уклончиво, сосредоточившись на изложении учебного материала и результатах опроса. Устно высказывал завучу непозволительность грубого обращения с учениками.


          Завуч только руками разводила: «Каждый раз, посещая уроки, увещевала, все бесполезно. А попробуйте уволить преподавателя с высшим образованием и большим стажем? Никто не позволит. Опальной и в суд обращаться не придется. Всякий раз прошу-умоляю лояльно относиться к школьникам. На какое-то время остепенится, потом опять возвращается к неуёмному беспределу. Ошибки в тетрадях, неаккуратно написанное слово вызывают безудержный гнев. А не выученное правило — это уже вселенская катастрофа. Слава Богу, хоть не бьет учеников, лбом об стол не стучит.


          Два года назад по требованию родительского комитета в третьей четверти пришлось уволить географичку. Рост гренадёра, рука как у Ильи Муромца. Мало того, что на уроке линейкой била за нерадивость, рукоприкладством занималась. Было несколько случаев, выводила ребенка в туалет, чтоб не на глазах класса, без свидетелей, и отводила там душу. Ученики дома жаловались. Родители ко мне приходили, к директору обращались. Кончилось увольнением. Родительский комитет не согласился ждать окончания учебного года. Без работы не осталась. Приняли в вечернюю школу к заключенным. Там ей и место».


          Англичанку дети прозвали немецкой овчаркой, не в обиду собакам этой породы. Злющая была. На уроках английского Аркадий Львович не бывал, не было необходимости. Но проходя мимо класса слышал возмущенные истеричные вопли учительницы. Ей бы надзирательницей в концлагере работать, а она в школу попала.


          Талантливых в школе не встретил. Но толковые были, влюбленные в свой предмет и в преподавание учителя.

          Большая часть — серые лошадки, или, как их когда-то именовали, синие чулки. Из года в год твердили заученный материал, к детям относились равнодушно, отличников хвалили, на двоечников раздражались. Жаловались, что не те пошли ученики, лодыри, лоботрясы. Боролись, как умели чтобы не было неуспевающих, чтобы обеспечить спасительную и для ученика и для учителя «тройку». За каждую «двойку» в четверти в первую очередь отчитывала завуч. Потом подключался директор.


          С директора спрос особый. За низкую успеваемость по школе можно и кресла лишиться. Хотя у директоров школ обычные стулья. А директора народ честолюбивый. С полученной властью мало кому хочется расставаться. Такой расклад.


          Аркадий Львович у Сухомлинского читал, если через пять лет после педвуза выпускник не стал педагогом, то никогда им уже не станет. Сухомлинский — большой авторитет в современной школе. Его книги по воспитанию и обучению школьников в Японии переводили. Даром, что вел речь о воспитании коммунистическом. Во всех странах, с любым социальным строем и родители и государство заинтересованы в успешном воспитании, формировании благополучных граждан, самоотверженных, ответственных, умеющих исполнять свой профессиональный и гражданский долг.


          На родине педагогические тузы не особенно признавали выдающегося педагога. Но ведь и Макаренко не был признан по достоинству ни при жизни, ни после смерти. Студентам педвузов называли как выдающегося педагога, но его педагогику мало, кто знал и изучал, студентов знакомили только с уникальным опытом воспитания в колонии. Педагогическому методу Макаренко студентов не обучали.


          Аркадий Львович в сельской школе пять лет проработал. Успешно поработал. Потому имел все основания считать, что как педагог состоялся. Но вот оказался в городской школе. Пришлось заново обретать авторитет, доверие к себе, утверждать себя не только как грамотного профессионала, но как способного квалифицированного учителя. Коллеги косились, проявляли недоверие, на многое ли способен деревенский учитель. Тому, что окончил МГУ, мало кто придавал значения, оставляли без внимания.


          Руководство школы вообще всерьез не принимало молодого учителя. Посмотрим, как себя проявит.


          Но работа в городской школе и Аркадия Львовича заставила усомниться с своих способностях и возможностях. В университете преподаванию почти никого внимания не уделяли. Со школьной методикой не знакомили, поурочные планы писать не учили. Из книг Макаренко знал, что педагог должен обладать властным характером. В глазах учеников должен выступать лидером. Объединять, вести за собой. А властности явно не хватало.


          Заходит в класс, всматривается в лица  ребят и начинает приветливо улыбаться. Ему кажется, что тем самым располагает к себе ребят, обретает их доверие, облегчает взаимопонимание, обеспечивает нужное для диалога, дискуссии, обмена мнениями общение. Не тут-то было.


          Дети, прибывшие с уроков русского или английского языка, испытавшие на себе прелесть ежовых рукавиц, принимают и признают историка свойским, своим человеком, он им нравится, вежливый с учениками, ни словом ни жестом не обидит, его можно не бояться, позволить вольности на уроке. Можно не только шушукаться, но и переговариваться. Не оставит без внимания, замечание сделает, пригрозит, но ведь не накажет, классному руководителю не пожалуется, тем более директору. Порядочный человек. Настоящий учитель.


          Иной раз на уроке поднимется такой шум, что учителя, терпеливо рассказывающего новый материал, прилежные ученики не слышат, а остальные не очень-то и хотят слышать. Рассказывает интересно. Заслушаешься. Но всё, что нужно знать ученику, в учебнике потом можно прочитать. И пересказать на уроке. Хорошую оценку по истории получить проще простого. Хотя учитель любит задавать вопросы, требующие размышлений и рассуждений. Так они порассуждать рады стараться.


          В сельской школе проблем с дисциплиной не было. Здесь возникла. Семидесятые годы. Пришло новое поколение школьников. Родились и выросли в новых благоприятных условиях. Не у всех родители с большой зарплатой. Но никто голода не испытал, все имеют справную одежду и обувь. Чувствуют себя вольно, к учителям трепета священного не испытывают, по крайней мере, не боятся. Знают, что учитель мало что может. В случае чего родители заступятся. В РОНО или райком партии такую жалобу накатают. Не поздоровится. Может оттого и свирепствуют некоторые учителя, не зная другого способа навести порядок и дисциплину на уроке.


          Но были и такие учителя, на уроках которых о дисциплине не надо было думать. Дети так заняты все сорок пять минут, что на шалости и прочие нарушения дисциплины не было времени. Таких учителей немного. У них было чему поучиться прибывшему из сельской школы учителю.


          На первых порах спасали интересные захватывающие рассказы из истории. Придумывал необычные задания. То в тетрадях рисовали орудия первобытных людей, то оружие и доспехи рыцарских времен, то каравеллы Колумба, оружие и военную технику второй мировой войны. Во всех классах любили сочинения. Не те, что пишут на уроках литературы. Тут нужно было фантазировать. Каждый должен был вообразить себя либо рыцарем, либо купцом или путешественником и дать описание приключений, которые с ним случились.


          Договорились, за грамматические ошибки оценка не снижается. Ошибки исправлял, просил запомнить, чтобы на русском языке не повторять. Надо было, чтобы чувствовали себя раскрепощенными, чтобы дали волю фантазии. А те рады стараться, в их возрасте фантазии хоть отбавляй. В качестве домашнего задания мальчишки изготавливали макеты оружия разных времен, девочки шили одежду по иллюстрациям учебника истории. Не все умели, не у всех получалось, помогали родители. Потом устраивали выставку. Поощряли всех, представивших работы. По общему решению лучшим придумывали призы.


          Не получился из Аркадия Львовича строгий учитель, к тому же не ставил «двойки». Иногда, рассердившись, поставит, но тут же даст задание, заставит выучить. За четверть ни у кого «двоек» не было. Даже у самых-самых. Учительница химии недоумевала, как это у нее Захаров из двоек не вылезает, а по истории, сама видела в дневнике, четверки и пятерки. За потворство слабым ученикам не раз доставалось на педсовете. Но ведь «тройку», тем более хорошую оценку просто так, ни за что не ставил. Понуждал выучить, пересказать. Даты, естественно, наизусть учили. Составлял небольшие таблицы. Заучивали.


          Когда сам учился, после уроков оставляли. Делали невыполненное или плохо выполненное упражнение. Учили и отвечали не выученное правило. Эти времена прошли. После уроков не принято стало оставлять. К тому же появились группы продленного дня.
          Надо было успеть все сделать на уроке. Ученики должны не только услышать новый материал, но закрепить настолько, чтобы дома можно в учебник не заглядывать. При изучении истории это вполне возможно. Делали записи под диктовку. Научился давать новый материал так, чтобы в разных вариациях прозвучал за урок многократно. Опрашивал сначала сильных учеников. Когда очередь доходила до слабо успевающих, успевали повторить и запомнить, чтобы справиться с ответами.


          Слабые ученики в каждом классе есть. Беда с ними. В первые годы работы Аркадий Львович полагал, что успевать могут все. Просто не у всех хватает старательности, прилежания.  Посидели бы подольше над учебником и выучили. С годами пришло понимание, способности у детей разные.


          Есть, кому учеба не дается, не под силу. Не потому, что недоразвитые. У кого-то память оставляет желать лучшего. Кто-то затрудняется пересказать многократно прочитанный текст. Кому-то не дается заучивание стихов наизусть. А когда учеба не дается, утрачивается к ней интерес. Безразличие наступает, у некоторых непреодолимый страх, «тройки» и «двойки» воспринимают как неизбежное зло. Многие учителя этого не учитывают. В безнадёжные записывают. Сердятся, раздражаются. Отчитывают за нерадивость, обвиняют в лени. Жалуются родителям. А те не умеют, не знают, как научить ребенка, если учителя с педагогическим образованием не справляются. И ведь речь идет не о чьих-то детях, не о каких-то неведомых вам родителях. Разговор идет о вас, о ваших детях.


          Никакой учебник педагогики не может охватить, дать всё нужное, что приходит с практикой, что дает практика. Если, конечно, учитель в этом заинтересован. Сколько в школе учителей, которые смирились со своей горькой участью, получать упреки начальства, слышать недовольство родителей, простодушное непонимание учеников, в чем их вина: «я же учил».


          Нелегкая доля выпала учителям. Закон о всеобуче требует, чтобы все дети  сидели за партой и учились по единой обязательной программе. Школьное руководство — не должно быть отстающих. Громогласно объявили: «Двойка», поставленная ученику, - это оценка за работу учителю».


          Вот и изворачивайся учитель в такой ситуации, как хочешь. История, география, биология — куда ни шло. А что делать преподавателям русского языка и математики? У честного совестливого учителя рука не поднимется поставить «тройку», где должна стоять «двойка». К тому же время от времени проводимые инспекторские контрольные работы и диктанты служат обвинительным актом учителю: понаставил хороших оценок, а дети с заданиями не справились, выходит — не научил, недобросовестно сработал.


          А как преодолеть второгодничество, как обеспечить стопроцентную успеваемость не знают ни в Министерстве народного образования, ни в Академии педагогических наук. Во всем и везде оказывается виноват учитель. Недостаточная квалификация, не выполняет предписаний педагогического начальства и ученых-академиков. Недостаточно усерден и трудолюбив. Чем занимается в свободное от уроков время? Ведением домашнего хозяйства? В основном все женщины. Значит, домохозяйки. А много ли читает нужной литературы? Занимается самообразованием? Повышает свою педагогическую культуру?


          Пытается учитель делать все как, как учили в пединституте, как требует школьное руководство, регулярно проходит курсы повышения квалификации, а стопроцентной успеваемости как не было, так и нет.
          Прямо-таки заколдованный круг. Никому до сих пор вывести учителей из этого порочного круга не удалось. Сколько бы не сетовали, сколько бы не пытались найти выход, не получается. Это как с урожайностью по стране. В благоприятных климатических условиях и плодородных почвах урожаи выше, в остальных регионах, как Бог на душу положит.


          Москва и Ленинград в благоприятной образовательной зоне. Выпускников этих школ в престижных вузах больше, чем с периферии, но и здесь неуспевающих хватает. И причин тому великое множество.


          Но главная, как считает Аркадий Львович, в небрежении, в непризнании учительского опыта Макаренко. Заучили, запомнили профессора педвузов о замечательном опыте воспитания беспризорников в детской колонии. Провозгласили Макаренко великим педагогом. Сожалеют, что его опыт не удалось воспроизвести в масштабах страны, внедрить в ныне существующие детские исправительные учреждения. Называют опыт Макаренко уникальным, потому не поддающимся повторению в современных условиях. Объясняют талантом Макаренко. Где же сегодня таких найдешь в массовом количестве?


          Воспитание ребенка начинается в семье. Потом подключается школа. Это один из главных основополагающих моментов воспитания, формирования общественно нужной и значимой личности. Школа должна обеспечить правильное воспитание в семье. Школа с привлечением родителей - основной воспитательный фактор.  Потому важно, чтобы школа, учителя пользовались авторитетом у родителей и учащихся.


          Медицина ведет новорожденного ребенка, осуществляет наблюдение за его здоровьем, физическим развитием, своевременными прививками и прочими мерами,обеспечивающими здоровую жизнь ребенку. Государство должно дать материальное обеспечение дошкольным учреждениям и школе осуществлять нормальное развитие и воспитание ребенка в семье с момента рождения. Семья нуждается в такой помощи и опеке.


          Аркадий Львович рассказывал: «Студентом определил для себя цель жизни — принять участие в коммунистическом воспитании населения страны, которая, может и преждевременно, но совершенно правильно определила задачу — построение коммунизма.
Старательно изучал работы Маркса, Энгельса, Ленина по вопросам воспитания человека, человеческой личности. Увлеченно цитировал выпускным классам из гимназического сочинения семнадцатилетнего Маркса: «Если человек трудится только для себя, он может, пожалуй, стать знаменитым ученым, великим мудрецом, превосходным поэтом, но никогда не сможет стать истинно совершенным и великим человеком.


            История признает тех людей великими, которые трудясь для общей цели, сами становились благороднее; опыт превозносит, как самого счастливого, того, кто принес счастье наибольшему количеству людей». В сорок девять лет Маркс написал: «Если хочешь быть скотом, можешь, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив полностью своей книги, хотя бы только в рукописи». И таким — человеком, который хотел принести счастье всем людям — оставался до конца жизни.


          Про себя при этом думал, что только великие люди способны принести счастье всему человечеству. Я, всего-навсего рядовой учитель из множества школ большой страны. У меня скромные возможности. Но и я могу внести ощутимый вклад, дав коммунистическое воспитание своим подопечным, оказывая благотворное влияние на их родителей.


          В своё время, ещё студентом, выписал запомнившиеся слова Ленина: «Тем и отличается марксизм от старого утопического социализма, что последний хотел строить новое общество не из тех массовых представителей человеческого материала, которые создаются кровавым, грязным, грабительским, лавочническим капитализмом, а из разведенных в особых парниках и теплицах особо добродетельных людей».


          Жизнь моей семьи подтверждает справедливость сказанного создателем и строителем нового общества Лениным. Дедушка получил образование, стал взрослым, обзавелся семьей и детьми до революции. Я ещё школьником пришел к заключению: «Одни делали революцию, других, в силу сложившихся обстоятельств — многодетный дедушка не мог участвовать в революционных событиях — делала революция. Дедушка стал советским человеком, принял новые порядки и власть, поскольку она обещала равенство людей, равные возможности всем членам нового общества, социальную справедливость.


          Еще проще было принять и признать новую жизнь моим родителям. Они мало задумывались и вряд ли способны были представить, кем бы были в дореволюционной России. Пережив тяжкие и голодные годы революции и гражданской войны, они стали трудящимися. Пролетариями Страны Советов. Жили трудно, жили скудно, жили так, как жили все трудящиеся государства трудового народа. Они приняли и признали эту власть и как умели, как могли участвовали в строительстве социализма, строя, который покончил с эксплуатацией человека человеком, избавил трудовой народ России от капиталистов и помещиков.


          Мое поколение, поколение конца тридцатых годов, получило не просто советское воспитание, а воспитание коммунистическое. Мы со школьной скамьи принимали коммунизм и были готовы жить при коммунизме. Конечно, не все. Мы понимали, что не все поколения, дожившие до принятия Программы построения коммунизма за двадцать лет, готовы соблюдать, жить по принципам коммунистической морали. Но во всяком случае вновь рождающиеся советские люди должны принять коммунистические идеалы, следовать им, не дожидаясь завершения экономического фундамента коммунизма».


                http://www.proza.ru/2016/09/10/1881