Веретено

  Удивительно, но 8 августа, 1888 года, ровно в 8.00 утра на пуховых подушках в барском доме на свет появилась девочка. Молчала, будто не живая, до тех пор, пока бабка повитуха не шлепнула ее огромной ладонью по сморщенной нижней части спинки. Заголосило дитя, и мать тут же очнулась, после короткого впадение в забытие от отпустивших схваток.

  -Гляди! - говорит бабка, - вся в тебя, такая же чумазая. Не пересилить вас кровью русской. - Сказала без злобы и поднесла сморщенный комочек новой жизни ближе к мокрому от пота лицу роженицы. Та, посмотрела на свое дитя ласковым и в тоже время будто непонимающим свое счастье взглядом. - Потом насмотришься еще. - Бабка, тут же понесла обмывать девочку, а служанка Галя до того стоявшая и рассматривавшая происходящее, бросилась наводить порядок у кровати от тазов, тряпок и всего остального, сейчас уже не нужного.

   Так обыденно, как и миллионы людей на земле, появилась на свет божий цыганка-полукровка, нареченная Лаурой (на цыганском это имя означает "невидимая"). Ее мать была известной цыганской певичкой уездного масштаба по имени Зара ("сахарок") и славилась своей красотой и непокорностью. Уж какие только франты не пытались купить ее душу и сердце, но она отдала их совершенно бесплатно полюбившемуся ей человеку, да так и сгорела от этой самой неразделенной с нею любви. Эта любовь оказалась для нее и будущей еще тогда дочи роковой.

   Ее возлюбленным стал один из совладельцев ситцевой фабрики - Виталий Андреевич Коншин. Он уже был женат, имел двоих детей. Часть фабрики досталась его семье в наследство от отца супруги, который давно умер от чахотки. Коншин это ценил, он знал, что своей комфортной жизнью он целиком и полностью обязан жене. Ох уж эта зона комфорта, сколько жизней и судеб она сломала?! Как мало людей понимает, что самое великое счастье не в деньгах.

 Совесть, вот истинное мерило справедливости. Она в том, что ты относишься к людям, так же, как ты хочешь, что бы они относились к тебе самому.

   Зара влюбилась в него без памяти, по-цыгански, отбросив все нормы приличия, просто в открытую волочилась за Виталием Андреевичем, унижалась и не замечала, как судачат про то окружающие. Каким-то чудным образом, об этом не узнала его жена, а может и знала, но в меру своего воспитания старалась быть выше этого и ни разу не дала усомниться в своем неведении...

   Виталий Андреевич, в первый же вечер их первой встречи на праздновании именин графа в "Отраде", куда были приглашены цыгане, дал волю захватившим его страсти и желанию, а проснувшись утром в похмельном тумане, увидел перед собой лицо спящей Зары. Так случилась беременность Лаурой.

   Иногда мы - люди, делаем судьбоносные поступки, не осознавая, что на самом деле мы наделали. Это был, тот самый классический случай, Зара в слепой любви, а Коншин в страсти, зачали нежеланного ребенка, душу, которая обречена была быть недолюбленной и скорее всего несчастной. Правда о беременности выяснилась слишком поздно и Зара наотрез отказалась делать аборт, больше из-за страха за себя, в то время половина случаев заканчивалась трагично.

   На лето Коншин отправил свою семью в Крым. Зара рожала в его доме ради меньшей огласки, он опасался, что цыганка раструбит всем встречным и поперечным об их романе. На роды была приглашена бабка повитуха Агафья из соседнего уезда, которая не сразу согласилась, но Виталий Андреевич, нашел нужные слова и благодарность за услуги Агафьи, дабы та, сделала свое дело без лишних расспросов и трепа.

   Еще месяц после родов Зара жила в гостевом домике в имении Коншина, он все это время дурил себя, что все само собой устаканится, но дело шло к возвращению семьи и хозяину нужно было что-то решать с любовницей и незаконнорожденной дочкой.

   Теплым сентябрьским вечером он сидел на скамейке у дома, и надвигающиеся сумерки навевали на него мрачные мысли о сложном положении. Через два дня приезжает жена, а он никак не может принять решение, что же делать с цыганкой и ребенком.

   Лицом Виталий Андреевич, был пригож, статен, высок, аккуратно стриженные русые усики ходили в такт желвакам от сжимающихся челюстей. Он нервничал. Духом он был слаб и не мог выкинуть из своей жизни Зару еще до того, как она родила, а теперь и подавно, сделать это незаметно, без сплетен, чтобы не спровоцировать скандал с женой, не представлялось возможным.

   Он судорожно теребил полу зеленого домашнего халата и жутко злился, что в голове никак не родится мысль, которой бы он обрадовался. Все сводилось к тому что, либо придется выяснять отношения с женой и каким-то образом улаживать существование известной ей любовницы, да еще и с ребенком, либо вывезти Зару подальше хоть в лес и оставить там вместе с дитем, как надоевшую собаку, но которую жалко убивать.
"Или убить, в который уже раз мелькнула эта страшно обнадеживающая мысль!?"

   Уже совсем стемнело и похолодало и только тут Коншин отогнал от себя все эти мысли, к тому же услышал плач девочки и поспешил в дом. В гостевой не пошел, хотя до того дня делал это постоянно. Но сегодня твердо решил определиться, как разрешить эту ситуацию, чтобы на следующий день все уладить.

   Поднялся в спальню, где хлопотала Галя, немолодая неразговорчивая женщина в вечном старомодном чепце, слегка хромая на левую ногу, но всегда услужливая и расторопная. Еще в имении служили двое мужчин, муж и сын Гали, оба немые, поэтому выполняли все по распоряжению Гали, которая могла с ними объясниться.

   Войдя, Коншин попросил служанку:
   -Галя, принесите мне, пожалуйста, кофе и шоколаду.

  Она засуетилась, торопливо доделала приготовления барина ко сну и похромала вниз в кухню.
 
 Виталий Андреевич подошел к окну, которое выходило на гостевой домик и вновь начал размышлять: - «он почти определился с тем, как он поступит с Лаурой, но не совсем понял, как в данном случае поступить с прислугой, как заставить молчать о произошедшем Галю, что посулить ей?!

   Через день семья Кононовых воссоединилась после летнего отдыха. Внимательный муж и любящий отец радостно встречал приезд своих домочадцев.

   От Зары с ребенком и след простыл.

   Примерно в сорока километрах от Хатуни, ранним пасмурным утром выйдя из своей землянки, которая служила ему домом, Протасий, пошел за грибами, коих этой осенью было пруд пруди. Он жил здесь уже десять лет, был беглым преступником, которому грозила смертная казнь за совершение разбоев и убийств. (И от государевых слуг и от "иванов, родства непомнящих", так в старину называли профессиональных преступников, чьих главаря он порешил и ограбил на их общественные деньги).

   Протасий шел, много раз уже хоженой тропой, в направлении полянки усеянной пнями с опятами, но вдруг услышал неподалеку за холмом, как огрызнулись волки, будто делили добычу. Пригнувшись, он осторожно устремился туда, на ходу снимая винтовку, без которой вообще не выходил в лес. За холмом Протасий увидел большой комок лохмотьев, из-за которого у двух волков был сыр-бор. Он решил, что попробует разогнать их дрыном, так как они видно, были еще щенки и наверняка должны были разбежаться. Так и случилось, Протасий вышел из-за холма, долбанул большой березовой дубиной по стоящему дереву, от чего дубина переломилась, а волки, скуля, ломанулись в чащу леса.

   Подойдя ближе к лохмотьям, каторжник увидел, что комком является женщина, прижавшая к груди, другой комок, - «вероятнее всего ребенок"- подумалось Протасию.

   Он перевернул женщину лицом вверх и увидел что голова ее в засохшей крови, но синяки и ссадины уже немного сошли, будто били ее какое-то время назад. Лицо вероятно было красивым, хотя, скорее всего ему сейчас даже старуха покажется красавицей, женщину Протасий не щупал больше десяти лет, поэтому находке он обрадовался. Соорудил волокуши, из двух жердей и лапника и покидал свои находки на них. Обнаружил, что и ребенок вроде бы тоже жив. Поволок к землянке.

   За прошедшие годы, Протасий передумал миллион миллионов всяких разных дум. О том, кто он и зачем, что толкнуло его на тернистый путь преступника, как бы могла сложиться его судьба иначе. Все передумал беглый каторжник за долгие годы мытарств и скитаний по лесу, но человечнее, как ни старался, он уже стать не мог, им двигали только инстинкты самосохранения, жажда, голод, холод, реже плотское желание, с годами оно посещало его все реже.

   Пропитание Протасий добывал себе охотой, собирательством, заготовкой лесных даров, и кражей муки с пшеницей на мельницах в кладовых из трех деревень поочередно, чтобы в случае чего, заподозрившим, было тяжелее напасть на его след. Дважды за десять лет видел в лесу неподалеку от землянки заблудших путников, грибников, да охотников, в остальное время его тревожили только животные, но в смертельную схватку с ними вступать не приходилось, видно зверь чуял такое же звериное нутро Протасия, боялся, обходил его лежбище стороной.

   Еще ребенком около десяти лет, когда Протасий жил с отцом и мачехой в Симбирской губернии, в Инзенском уезде, на него и сводного младшего братишку (папка у них был один), напала свора диких собак, около дюжины, они как то сразу начали набрасываться на младшего, видно почуяли, что он испугался до оцепенения, ему было то всего пять с небольшим лет, и начали рвать его на глазах у Протасия, он бросился было спасать братика с перочинным ножиком и штакетиной, которую не заметил сам, как выломал, но понял, что все напрасно сразу же, как увидел, растянутое что-то красного от крови цвета, что длиннее лежащего тут же мальчика вдвое, псы разрывали внутренности брата, а Протасий пытался сражаться с обезумевшими псами, ножичком и палкой. На шум сбежались люди, и после выстрела дуплетом из охотничьего ружья, псы разбежались, а пять из них остались на месте, одного Протасий убил ножом, на втором кобеле сейчас же сидел и без остановки резал его, без конца вонзая и вынимая нож, рыдая в истерике, вонзал, вынимал, вонзал, вынимал... Три собаки были подстрелены, одна еще живая, с красной от детской крови мордой скулила, но не жалобно, а зло и будто с сожалением.

   Тот случай переменил всю его до того безоблачную жизнь. Кошмары снились до самой смерти, а мачеха повредилась умом и винить в случившемся стала Протасия. Отец любил ее и потакал ей, часто бил сына без видимой причины, лишь бы успокоить жену. За месяц до четырнадцатилетия мачеха совратила Протасия, но перевернула все так, что это он ее изнасиловал. Протасий бежал из дома в город, спал, где придется, голодал, прибился к шайке жуликов, начал воровать и скитаться по ночлежкам. Быстро привык, смирился. Видно другой судьбы ему Бог не заготовил.

   Пройдя две каторги, Протасий понял, что люди, как те псы, что в детстве загрызли его братишку, что любое скопление, какой-либо жизни, будь, то, букашки, животные или люди, они через некоторое время выстраивают какую-то систему взаимодействий, для того, чтобы любыми способами выживать. В этой жизни, тут же появляются сливки и осадок, сначала, чуть видимый, но позже по мере настаивания, взаимодействия, все более выраженный, до тех пор, пока ее не перемешают вновь. Вот так и в любой стае, будь то собаки или люди, всегда найдутся те, кто станет диктовать остальным, как им двигаться, в сливки или в осадок, нападать на беззащитного или нет, а остальные, встроенные в систему будут двигаться или не двигаться по инерции. Лишь единицы выбиваются из системы, да и то, для того, чтобы потом попасть в другую, и стать такой же ее частью. Все на земле системы сосуществуют, и только те, что сосуществовать уже не могут, погибают безвозвратно.

   Такие мысли крутились в голове этого угрюмого, широкого в плечах, плотного, среднего роста человека, на вид ему было около сорока лет, серые, невыразительные глаза выделялись на его бледном заросшем негустой черной бородой лице, красивый прямой нос, делал его лицо привлекательным.

   Он подходил к землянке, где лежала привязанная к жерди за руки Зара. Войдя, он услышал стоны женщины и плач ребенка, она каким-то образом подтянула к себе кулек с ребенком и пыталась дать ей затянутую одеждой грудь.

   -Успокойся! - дернул ее за плечо Протасий. - Кто ты? - спросил он. Она только стонала и смотрела на него все еще немного заплывшими, бешенными от ужаса глазами. Он развязал ей руки. Она тут же схватила кулек с Лаурой, забилась, отталкиваясь только ногам, в угол и дала ей грудь, через несколько секунд ребенок успокоился и присосался к тощей груди матери.

   Когда малышка уснула, Протасий зажег больше лучин, которые служили освещением,
достал еду и накрыл, стоящий в противоположном от Зары углу, стол.

   -Иди, ешь, - поманил Протасий жестом Зару. - Поешь, говорю, тебе силы нужны, а то дите издохнет! - прикрикнул он.

   Зара, отложила дочь на ящик, плетенный из лозы, похожий на сундук и подползла к столу. Из еды на нем был рваный кусками хлеб, нарезанное вяленое мясо, лук и целая вареная картошка. Зара накинулась на еду и начала заглатывать ее. Протасий некоторое время позволил ей это делать, но потом грубо откинул ее от стола с криком:
   -Стой, куда так жрешь?! Голодала сколько? Подохнуть хочешь? Я тебе!- погрозил он ей кулаком.

   -Нельзя тебе так много сейчас есть, пусть нутро привыкнет! - сказал уже спокойнее

   Она дернулась было опять к еде, но он снова с силой отбросил ее прочь от стола.

  -Не лезь говорю, что непонятно?!-Протасий подошел к ней и вновь туго привязал ее за  руки к жердине веревкой, так, что она могла дотянуться до ребенка спящего на ящике.

   -Рассказывай! Кто и откуда ты такая разукрашенная взялась здесь? - приказал Протасий.

   -Не знаю, - сказала она. - Я ничего не помню. Проснулась от плача этого ребенка. Вместе с ним лежали в яме под листьями.
   
  Протасий подошел к ней ближе, повернул лицо к свету и посмотрел в глаза. Она испугалась, забегала глазами, но после посмотрела прямо и с диким ужасом спросила:
   -А ты кто?
   -Не твоего ума дело, хозяин твой нонешний. Так что вопросы буду задавать я,
   -Как давно вы в лесу, и с какой стороны вышли на ту поляну?
   -Не помню я, - взмолилась цыганка, - не мучай!!! - и заплакала.
   Протасий вновь пристально вгляделся в ее лицо и начал верить ей, что она действительно не врет, и вероятно потеряла память. Он уже видел однажды такое на каторге, где конвойные отбили одному молодчику голову прикладами, думали помрет, но нет, пришел в себя, а памяти лишился напрочь, мочиться учился заново. Этой видно тоже крепко по маковке досталось.
 
 -А дите? - вспомнил Протасий - дите чье? Ты кормящая, видно твое, и это не помнишь?
   -Хоть убей! Не помню, - еще сильнее начала всхлипывать она.
   -Стой, ты хоть распеленала его? Вонь стоит от этих тряпок несусветная! Распеленай, сейчас воды натаскаю, обстираешь, это-то хоть помнишь, как делается?
   -Угу, - опустив глаза в землю, промямлила она.

   Протасий отсутствовал довольно долго, потом занес деревянное ведро и большой поржавевший котелок с водой.
   -Погодь, - сказал размотай ребенка, - согреем хоть малость, совсем маленькое дите, авось не помрет.

   Протасий подошел ближе, рассмотреть ребенка:
   -Девка, - посмотрел на женщину - Похожа, - разглядел сходство, - твоя. Послал мне Господь сюрприз! - зло хмыкнул он.

   Помыв со щелоком девочку, Протасий приказал Заре помыть хотя бы голову от запекшейся крови в той же воде:
   -Мыться отведу тебя завтра. В пруду моюсь, пока не замерз, а зимой мыльню ставлю в виде шалаша, долго, но зато как в настоящей бане.

   Девочку завернули в сшитые между собой семь лисьих шкур, они служили Протасию подстилкой на лежанке.

   Прошло 25 лет.
   
   Ближе к вечеру, после сильной грозы, тучи рассеялись, и показалось заходящее розовеющее солнце. В город въезжал небольшой, из пяти подвод, но по виду очень богатый цыганский табор. Кибитки все были новехонькие, лошади сплошь Орловские рысаки, загляденье. Во главе, ведущий за повод первую подводу, коренастый, среднего роста пожилой уже, но без сединки, бородатый цыган. Он, не спеша, даже будто торжественно вел свою колонну в центр города, на площадь. Спереди и сзади полы кибиток, кроме одной были открыты, и было видно как в них сидят люди, все в ярких одеждах.
   
   По пути одна кибитка, та что закрытая-отстала. Управлял ею, молоденький парень с кудрявой, смолистой копной густых волос и черной полоской пуха на месте усов. Он будто в сотый уже раз езженной дорогой направился к дому в котором недавно жил бывший городовой, что покинул свой пост по причине наступления пенсиона в прошлом году и переехал с семьей в богатый хутор на Кубань, половина которого принадлежала его покойным родителям.
   
   Остановившись у ворот, парень слез с козел, подошел к воротам и ключом открыл навесной замок. Загнал кибитку внутрь и пошел открывать дом. Через мгновение пола откинулась и из-за нее показалась красивая девушка. На вид ей было больше двадцати пяти, ближе к тридцати, длинные непокрытые темные волосы, слегка вились и доходили до поясницы. Она была высокой и стройной, одета в яркие юбки и черную с красными цветами кофту. Кожа лица была гладкой и белой. Прямой нос, чувственные губы, черные выразительные брови и совершенно холодные, не выражающие внутреннего мира карие глаза. Такие глаза встречаются очень редко, особенно карие. В них будто застыла безысходность.
   
   Цыганка окинула взглядом дом и пошла внутрь.
   
   В доме были чистота и порядок, днем раньше мальчик был здесь в компании двух помощниц. Они навели идеальный порядок к приезду госпожи, поэтому девушка сразу поднялась в спальню и легла спать на свежую постель после дальней дороги.
   
   Ей снилась мать: которая лежала парализованной, как в жизни. А она сидела у ее кровати и гладила себя по голове ее рукой и смотрела на полки с книжками, от которых исходила какая-то магическая мощь, будто из них  шел поток силы в ее душу и голову, и от этого ей становилось хорошо, будто она начинала понимать, чем сможет помочь матери. Но вдруг проснулась от слез. От жалости к себе, за страшные детские годы, за мать, которая была не в себе, за мужчину, который ее вырастил и относился, как к дочери.
   
   И хорошо запомнив сон, будто он был явью, начала думать о нем, вспоминая свое детство. Это была Лаура, которая чудом осталась жива в младенчестве, благодаря Протасию, который полюбил ее мать и ее саму. Зара, много лет была лишена памяти о том, что произошло и как они попали в ту яму, в которой очнулась. Протасий не пытался помочь им об этом разузнать. Он хорошо понимал, что их попросту хотели убить, и это вряд ли были хорошие люди. Попробовать выяснить он, конечно же мог, но не делал этого по нескольким причинам: первая в том, что мог на самого себя навлечь беду, вторая в том, что мог навлечь беду на свою находку, в которую он сразу же влюбился, наверное первый раз в жизни. Его до того мрачное существование приобрело смысл.
   
   Уже после того, как маму парализовало в результате тех увечий, и она потихоньку умирала, к ней начала возвращаться память, она вспомнила, что это сделал с ними некогда любимый ею человек, руками своих слуг. Лауре было пятнадцать лет, когда мама умерла, она мучилась семь лет, последние два года, совсем не вставала, и Протасий все это время ухаживал за ней лучше любой сиделки, он был рядом с ней до последнего ее вздоха.
   
   В детстве Лаура была смышлёной. Протасий был не сильно грамотный, но смог научить девочку читать, когда той было около восьми лет. Мать как смогла, передала дочке знания о том, что помнила сама о некоторых травах, всплывали в памяти какие-то отрывки о гаданиях и других цыганских делах, она тут же пыталась научить этому девочку.
   
   Протасий все так же ходил в деревни красть муку и зерно, теперь это приходилось делать чаще, запасов нужно было больше. Однажды пошел во второй день подряд, чего из осторожности ни когда не делал. Утром принес два огромных тюка книг и учебников.  После всегда старался найти книги для девочки, знал, что многие знания не только многие печали, но и расширение кругозора. Иной раз говорил Лауре:
   
   -Учись дочка, учись. Когда ты будешь много знать, то сможешь выбрать правильный путь в жизни, в этом тебе и помогут знания. Я вот ни черта не знаю, все больше по наитию жил и, где я оказался?! - подумав немного, добавлял, - Я в тебя верю, ты должна восстановить справедливость  в этой жизни. Я ведь хорошим человеком был, но гадости понаделал немало, за то и страдал всю жизнь, пожалел меня Господь, вас мне дал. Спасибо ему!
   
   После ее смерти, Протасий сразу подряхлел, начал брюзжать. По два раза на дню молился за упокой души любимой. Через два месяца стало понятно, что старик умирает.
   
   Каждый вечер в течение недели перед смертью он просил Лауру сесть рядом и слушать его:
 
   - Девочка моя, ты мне была дочкой. Все хорошее, что было во мне, я постарался отдать вам с мамой. Без нее мне нет житья, - некоторое время молчал, потом продолжал, подбирая слова. - Я совершенно спокойно понимаю и осознаю, что мне нет больше смысла жить, и чувствую, как становлюсь немощным. Я в скором времени умру. Ты должна, просто обязана сделать, то, что  я сделать уже не могу. Ты должна дать мне обещание, что отомстишь за мать.
   
   Он умолял ее отомстить. Найти этих людей, что покалечили ее и отомстить. Протасий указал девочке, где хранится клад, куда он складывал все ценное награбленное и уверил ее, что это обязательно поможет ей исполнить его волю. Она поклялась, что сделает, то о чем он ее просит в память о нем и маме, чего бы ей это не стоило.
   
   Протасий целый день не вставал с лежанки. Лаура боялась, проходя мимо прислушивалась - дышит ли? Ночью уснула беспокойным сном, но так и не услышала, как он выбрался из землянки. С рассветом увидела, что лежанка пуста. Сразу поняла что все, но с надеждой вышла на улицу, оглянулась, был легкий туман, сквозь который пробивалось встающее солнышко. Пошла в сторону могилы мамы, что была метрах в семидесяти от жилья на небольшом холме и издалека увидела лежащего на могиле Протасия.

   Подойдя ближе позвала:

  -Бааатяяя!!! - слезы из глаз полились ручьем, - Баааатяяя!!! Дядя Протасииий! - заревела. Села на корточки и в смятении ревела так час, не решаясь подойти ближе, не зная, что делать дальше.

  Вернулась в землянку и только к полудню собралась с духом, взяла заступ и пошла к холму.

   Яму копала полтора дня. Ночью лиса обгрызла лицо и руки покойника, чтобы не видеть этот ужас во время работы девочка не нашла другого способа, как  закидать ему лицо землей. К вечеру похоронила. Постояла мысленно прощаясь. Придя в землянку, сразу легла спать; страх, тяжелая работа и тревога обессилили ее.

   Следующим днем Лаура нашла припрятанный Протасием в глубоком дупле огромного дуба клад. Это были пять мешков с деньгами и драгоценностями, девочке их могло хватить прожить две безбедные жизни.
   Он рассказал ей откуда взялись эти ценности. Он повздорил со своими дружками уголовниками и те пытались его убить, но физическая сила и хорошо стреляющий наган помогли ему остаться в живых, и обогатиться всеми деньгами и ценностями банды, которые принадлежали не только бывшим подельникам, но львиная часть была так называемым воровским общаком, который пополнялся и другими криминальными элементами губернии, с хранителем его Протасий и поссорился из-за несправедливого дележа после одного и дел. За это в преступном мире его приговорили к самой жестокой смерти. Оттого он и пряталась в лесу, рассчитывая, что через пару лет, ему удастся бежать в какое-нибудь укромное местечко со всем добром, но страх оказался сильнее, он не мог пересилить его и вернуться в мир ожидая, что его выследят и расправятся с ним. Позже, когда он нашел их с мамой, это желание и вовсе исчезло, он обрел счастье в лесу, большего и не требовалось.

   Под утро Лаура снова уснула.

   Виталий Андреевич Коншин был уже не тем, неуверенным в себе молодым человеком, не знающим, как поступить с любовницей. Сейчас, спустя столько лет-это уже был матерый фабрикант, единственный владелец Серпуховских ситцевых мануфактур, взрослые дети, сын и дочь, жена престарелая, потерявшая былую красоту и стать. Дочка Варвара замужем, растит внука. Сын Аркадий, помогает ему в работе, но вот непутевый, невесту все никак не найдет, портит девок, а замуж не берет. "Первый бабник в уезде. Прости Господи!", размышлял про себя старик.

   Коншин с сыном и уездным полицейским урядником ехали в Отраду. Стоял прекрасный поздний майский день, светило солнце, немного парило, в воздухе стоял густой запах цветущих садов, а в бричке была словесная баталия о политической обстановке в стране:

   -Да казнокрады они! - пытался убедить младший Коншин своих оппонентов. - Столь сильная держава у нас, а мы все в холуях у Европы ходим. Нам необходимо просвещать общество. Все эти бомбисты, террористы, они явно хотят переворота власти в стране. За что они ратуют? За рабочих? А если нас не будет, то где, те рабочие будут работать? Кто даст им рабочие места? О чем думает наше правительство, о чем думает император? Страна явно при всей кажущейся финансовой стабильности катится в тартарары. Вот чем Вы, Самохин, занимаетесь? Вы полицейский урядник. Кого Вы охраняете? Нас от бомбистов или бомбистов от нас? Каждый божий день слышу о том, что кто-то кого-то приговорил к смертной казни и следующим днем слышу, что он сбежал с каторги! Кто его выпустил, кто его помиловал? Скажите? Купленный судья? Чиновник? Конвоир? Все у нас так, через одно всем известное место, - обреченно подытожил свой монолог Аркадий Витальевич.

   Самохин был будто спокоен, но желваки ходили от напряжения челюстей.

  -Вы, Аркадий Витальевич, что же это и про царя батюшку и правительство так рассуждаете, будто умнее их всех вместе взятых? - начал он было повышать голос. Столкнувшись с взглядом Коншина старшего, которым тот, как бы просил быть снисходительнее к сыну, выдержав паузу, продолжил спокойнее. - Не нужно Аркадий, всех одним миром мазать, все люди разные, и если знаете за меня что, то так и скажите мне в глаза.

   -Хотите? - с дерзкой издевательской улыбкой, спросил он.

   -Ведь все про вас знаю! Про жену вашу, что открыла магазин не хуже Елисеевского гастронома на ваше жалование. Про мужиков тех пришлых из Пензенской губернии, на которых Вы преступления чужие навешали и еще про много чего знаю-с. Так что не стройте из себя тут, не хочу все гнусности перечислять. - Совсем прекратил Аркадий, будто потерявши интерес к этой теме.

   -Полно вам орлы,- вступил Виталий Андреевич. - Всем нам добра на Руси хватит. Нестрашны нам ни бомбисты, ни террористы, ни эсеры, ни революционеры. Всех нас наш государь император защитит. Иль, что же мы зря налоги в казну платим?! - беспечно засмеялся фабрикант.

   И никто из них и представить тогда не мог, что же всех их ждет в недалеком будущем. Никто не ведал даже о предстоящем вечере, насколько он может стать для них судьбоносным.

   В усадьбе очередное торжество, граф Орлов собрал своих соседей и друзей отпраздновать очередную победу "Крепыша". Это был один из самых выдающихся рысаков, который уже неоднократно устанавливал мировые рекорды на ипподромах, за что его прозвали:  "Серый великан".

   На застолья по такому случаю редко приглашали женщин, поэтому и в этот раз  компания была мужская, состоящая из пятнадцати человек. Все они были разделены на три примерно группы по старшинству, положению и интересам.

   В группе с Коншиными был уездный доктор Адам Семенович Масальский, тесть графа, приехавший по делам в Москву и по случаю навестивший усадьбу Александр Александрович Маслов, работавший в министерстве железных дорог, путей и сообщений. Его друг, которого он представил пришедшим:

   -Господа, познакомьтесь, штабс-капитан от артиллерии Сахаров Виктор Сергеевич, мой друг детства и просто достойный человек-сказал встретив входящих в столовую Маслов. -Как ваши фабрики Виталий Андреевич, растут?-с бодрой улыбкой спросил он.

   -Да, Александр -Коншин старший, звал молодежь по имени-все хорошо,- тьфу тьфу тьфу-он оглянулся по сторонам, ища, что то деревянное- все вроде идет хорошо, главное не сглазить. Сейчас у нас хорошие заказы, шьем мундиры господам офицерам-указал он рукой на штабс-капитана.

   -А как вы, Александр, как поживает супруга ваша Елизавета?

   -Все замечательно Виталий Андреевич, ждем прибавления в семье-еще сильнее заулыбался Маслов, было видно, что он безумно рад делиться этой новостью. -Через месяц приедем сюда, решили, что Адам Семенович лучше любой акушерки, ну и деду радость, надеемся внук.

   Доктор услышав свое имя поспешил присоединиться к разговору.

   -Аркадий Витальевич, как ваша нога-озабоченно спросил он у Коншина младшего.
 
   -Все хорошо Адам Семенович, я уже и забыл про нее думать.
В столовую вошел граф и пригласил всех желающих на балкон посмотреть на виновника торжества.

   На дорожке под балконом стоял прекрасный серый в яблоках конь, которого держал конюх в жокейском костюме. Он поприветствовал всех смотрящих на него опустив гриву и стуком переднего копыта по дорожке. Хозяин рассказал историю очередной победы в красках и даже приукрашивая, как Крепыш опередил лучших в мире коней на этом турнире, хотя никто на него не ставил, кроме самого Орлова, что позволило сорвать неплохой куш. Со словами восхищения все присутствующие вернулись в столовую и сели за столы. Три круглых стола стояли в форме треугольника, так, что бы всем было удобно видеть друг друга и чокаться.

   Оба Коншина, Маслов, Масальский, Сахаров и Самохин сидели за одним столом и беседа их от дел частных, как обычно в таких случаях, по мере убывания напитков переходила к делам государственным.

   Штабс-капитан Сахаров рассказывал о последних новостях в области оружия, в частности об авиации, о том, что Сикорский запустил тяжелый бомбардировщик на четырех двигателях, а так же о том, что летчик по фамилии Нестеров сделал мертвую петлю, которая в последствии получила название в его честь. О том, что будущие войны, будут решать танки и авиация и о том, что он безумно жалеет, что летчиком ему наверное уже не быть.

   -Потому что учиться уже поздно, война неминуема господа. Все говорит о том, что она непременно будет и будет в ближайшее время.

   -Я тоже так думаю,- подхватил Аркадий Витальевич. -Мне кажется, что она неизбежна по нескольким причинам. Первая в том, что идея мирового господства всегда будет отравлять умы так или иначе успешных правителей, в данном случае-это вероятнее всего германский кайзер, и неважно, что они с нашим государем-императором двоюродные братья. Элементарная жажда власти, тщеславие и желание оставить неизгладимый след в истории. В крови германских императоров эта бацилла сидит очень давно.

   Вторая причина, на мой взгляд, в нас самих. Наше общество закостенело, нам самим необходимо меняться, порой мне кажется, что крепостное право отменили не пятьдесят два года назад, а вчера, с тех самых пор мало что изменилось и в этом наша беда. Этот разворот нужно было совершать более быстро, но наши чиновники затормозили этот процесс и из-за этого образовывается огромная пропасть между людьми образованными и людьми темными. Этот провал страшен тем, что заполняет его всякий сброд с агитками о равноправии и бомбами, которыми это равноправие будет добываться. Поэтому война неизбежна, и она даст возможность нашему обществу выбор, который с ее началом встанет еще острее. Либо мы поймем, что нам делать с народом, как нам сосуществовать на взаимовыгодных условиях, либо произойдет катастрофа.

   -Не знаю Аркадий Витальевич, мне кажется вы раскачиваете лодку. Наше отечество скоро станет Сверхдержавой, наша экономика четвертая в мире и первая по росту, каждый десятый человек на земле является подданным Русского царя, а вы выдумываете какие-то страсти на ровном месте. Мы железных дорог за последние двадцать пять лет построили больше чем любое другое государство в мире. Авиация опять же,-указал взглядом на Сахарова Маслов.

   -Не во всем у нас успех, приглушенно посетовал Сахаров- не во всем. Танки, автоматические винтовки, не совсем мы с этим за другими поспеваем.

   -Да страшилки это все Аркадий!-вмешался Самохин. -Я все никак не пойму, ты вроде бомбистов осуждаешь, но в то же время постоянно навязываешь нам какие-то идеи о вселенской справедливости, ты определись, чего ты хочешь?! Справедливости? Тогда какой, что ты под этим подразумеваешь? По-твоему я полицейский урядник, такой же как например, тот вот цыган? - указал он рукой на дверь куда выходил цыган, принесший какой-то реквизит. Отчего все поняли, что потом их ждет выступление цыган.

   -Господа, вы пьяны -сказал сильно захмелевший доктор -оставьте этот разговор, он лишний. Лишний и до добра не доведет.

   -Да, да Аркадий, оставь, ты уже утомил, ты бы такой же честный был с девками, а то ишь, надумал, справедливость. Оставь. Мне тоже с цыганами не по пути. -взялся прекратить этот спор поучительным тоном Виталий Андреевич и на его довольном лице не мелькнула даже тени мрачных воспоминаний.

   Аркадию Коншину исполнилось в тот год ровно тридцать лет. Он был среднего роста, стройный, так как не позволял себе лишней еды и увлекался фехтованием. Он был умен, закончил Петербургские высшие юридические курсы Песковой, чем нимало помогал вести теперь дела на фабриках отцу, хороший юрист в любом деле на вес золота.
 
 Сын фабриканта так углубился в свои собственные одурманенные алкоголем мысли, что и не сразу заметил, как в зал вплыл чуть ли не табор цыган. Началось настоящее веселье. Громкие цыганские песни и пляски, танцующий медведь пьющий вино, и наконец, романс. Для исполнения романса цыгане торжественно пригласили всех сесть обратно за столы.

   Уже смеркалось, солнце почти зашло и на небе были лишь красные всполохи на перистых облаках. За открытыми дверями балкона виднелась синева опускающейся на деревья ночи, ни ветерка, свет в зале был приглушен, горели свечи в канделябрах, было душновато. Молоденький цыган по имени Стево, что вез Лауру, вынес на середину стул. Подошел к двери, все как заколдованные молча ждали, что же будет дальше, что же это за ритуал такой, кого цыгане так уважительно приглашают на импровизированную сцену.

   Тонко и жалобно заиграла скрипка, вторя ей, заиграла переборами гитара. Стево открыл дверь и из мрака вышла Лаура, плавно подойдя к стулу и положив руки на его спинку, она начала петь песню:
Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.

...Лаура, медленно обходила своих аккомпаниаторов, гитаристу положила на плечо свою узкую ладонь, на пальце сверкнуло кольцо. Все присутствующие были под гипнозом от красоты, движений и обворожительного голоса исполнительницы. Слова песни лились в их души:

Ночь пройдет - и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни;
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?

Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!

Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту...

   Когда песня прекратилась, то все присутствовавшие поднялись со своих мест и начали аплодировать стоя. Все кроме Виталия Андреевича, который сидел белый, как полотно с испариной на лбу. Он встретился глазами с певицей и на мгновение остолбенел, ему стало безумно душно, он стал расстегивать пуговицы рубашки и хвататься за полу пиджака Аркадия, который повернулся и увидел состояние отца испугался за него:

   -Отец, ты что? Что с тобой? Тебе плохо? Пошли на воздух!-Аркадий и подхвативший за другой локоть Масальский повели фабриканта на балкон.

   Там Виталия Андреевича вырвало.

   -Отец!? Как ты себя чувствуешь? -вопрошал Аркадий, что с тобой. -Адам Семенович, что с ним?

   Доктор, щупал пульс Коншина и пристально посмотрев на Виталия Андреевича увидел, как к тому возвращается здоровый цвет лица.

   -Скорее всего это просто чревоугодие и неумеренные возлияния. Виталий Андреевич, как вы? Вам лучше?

   -Да лучше, спасибо доктор. Спасибо сынок, -стыдливо посмотрел он на сына. -Видно и правда перебрал.

   -Вы, Виталий Андреевич, выберете время, я заеду к вам или зайдите ко мне, я вас осмотрю в нормальной обстановке, и поменьше чрезмерностей. Вы уже в почтенном возрасте и давление шалит.

   -Непременно, Адам Семенович, непременно выберу.

   От былого веселья Коншина не осталось и следа. Подошел граф:

   -Виталий Андреевич, голубчик, вы никак приболели? -спросил он несколько язвительным тоном.

   -Все хорошо ваше сиятельство, все уже хорошо. Крепка настойка у вас Владимир Алексеевич, вот и поплохело. -Коншин выдавил из себя подобие улыбки.

   -Хороша неправда ли!?- сменил тему граф, указывая на цыганку. -Виталий Андреевич, а вы помните, как-то раз у нас пела эту песню другая цыганка, много лет назад, не помню, как ее звали!?

   -Помню, -смутился Коншин. -ее звали Зара, красивая была женщина, но эта спела лучше, прям за душу взяло!

   -Мы заметили! - засмеялся граф. -Вам точно легче?

   -Да, спасибо!

   Граф пошел к цыганам.

   -Аркадий, пойди узнай, кто такая и откуда?! -скомандовал Коншин сыну.

   -Отец я и без вас хотел это сделать, здесь меня учить не нужно,-подмигнул он и двинулся в направление, где сейчас уже стояли Самохин и Сахаров, остальные, кроме графа, который пошел к медведю, продолжали сидеть за столами и бурно обсуждать разные волнующие их темы. Но все искоса наблюдали, за тем, как молодые повесы гарцуют около этой красивой цыганки, как каждый из них хочет привлечь ее внимание на себя. Они старались громко говорить и громко смеяться, но девушка лишь слегка, учтиво улыбалась им.

   Аркадий подошел ближе и попросил Самохина, которого знал лучше, представить его:

   -Это один из уважаемых людей нашего уезда-Аркадий Витальевич Коншин, -представил Самохин, -сын и без сомнения лучший помощник своего отца в делах фабричных, Виталия Андреевича. Как он себя чувствует? -действительно обеспокоенно спросил он.

   -Хорошо, все хорошо, видимо просто недомогание, погода, духота. Человек уже не молодой. Думаю обойдется. На днях покажется Масальскому. Простите сударыня, как ваше имя?

   -У меня два имени, -загадочно начала она, -зовите меня Дэя.

   -Какими судьбами вы в наших краях? -они оба смотрели друг другу в глаза. Он смотрел на нее с какой-то завороженностью. Никогда прежде он не видел такого сочетания красоты, грации и голоса, но вот глаза... В них был, то ли вызов, то ли отчаяние.

   -Мы приехали сюда пожить какое-то время. По крайней мере, я на это рассчитываю. Надеюсь, что отец и брат поддержат меня в этом желании.

   -А как же барон? -решил показать свою мнимую осведомленность Аркадий.

   -Барон. В нашем таборе нет барона. Мы сами решаем, как и где нам жить.

   -Коллегиально так сказать?! -вмешался Сахаров.

   -Да, именно, -коротко ответила Дэя.

   Аркадий, не сводил с нее взгляд, он изучал ее черты лица, которые были очень выразительными. Особенно ему понравился ее профиль. Она смотрела не на него, но он чувствовал, что все ее внутреннее внимание сконцентрировано именно на нем, или он так хотел или может быть это спиртное!? -размышлял он про себя.

   Он решил, во что бы то ни стало узнать ее ближе, на сколько можно ближе, с озорством подумалось ему.

   -Так вы говорите, что приехали из Грузии? Это там вы научились так петь? -решил перехватить инициативу Самохин и показать, что он уже осведомлен о даме больше остальных.
   
   -Да, моя малая родина Тифлис. Там я и научилась петь у своей тети.

   -Так вы не цыганка? -как бы расстроено спросил Сахаров.

   -А кто же по вашему, самая что нинаесть, -более широкой улыбкой чем обычно ответила Дэя.

   -Мне пора господа, извините. -она попрощалась с мужчинами поклоном головы и плавно пошла в сторону дверей, через которые появилась.
Все присутствовавшие проводили ее взглядом до тех пор, пока за ней не закрылась дверь.

   Цыгане вновь взялись петь какую-то разухабистую песню. Кто-то из сильно подвыпивших гостей пытался поднять такого же пьяного медведя, но безуспешно. Вечер удался. Кульминацией его послужило незабываемое, почти сальто семидесятипятилетнего купца Лажечникова, который поскользнулся и шлепнулся в лужу подпустившего ее спящего пьяного медведя. Хохот стоял на весь уезд. Лажечников отделался ушибом пятой точки и мокрыми портками. Медведь даже проснулся от такого веселья и сидел поводя вокруг непонимающими глазами. Хозяин срочно потребовал вывести его на улицу, дабы еще чего не случилось.

   -Что уж здесь, -задыхаясь от хохота говорил Владимир Алексеевич,- против природы не попрешь. Приспичило, -поднял он кверху палец и продолжил смеяться.


   Через два дня после праздника Виталий Андреевич захворал. Он был немного бледен и жаловался на усталость. Долго сидел в саду на той самой скамейке, на которой много лет назад вынашивал план по избавлению от любовницы. Два раза уже спрашивал сына о том, что ему рассказала о себе эта цыганская певичка. Чем уже даже начал раздражать Аркадия.
   -Что она вам далась батюшка? -недоумевал он. -Напомнила кого? -без умысла, просто спросил он. На что Коншин старший, казалось, побледнел сильнее.
   
   -Нет, сынок, нет. Красивая просто. Может женишься, -улыбнулся он.
 
   -Что ты привязался отец. Женюсь, но не на цыганке же?! Хотя красоты она необыкновенной, это ты прав. Хочу наведаться к ней в гости.
Странно проходит жизнь, -рассуждал Виталий Андреевич. -вроде дом полная чаша, дела в гору, дети радуют, есть у них будущее, а неспокойно на душе. Цыганка эта, принесла мне хворь. Уж очень она на Зару похожа, а может и накручиваю себя, успокаивал он сам себя. Страшно делается, ведь угробил я тогда свою кровинушку, Зара что, она никто мне, очередная девка была, как в той песне. Но ведь и песня та, что она пела. Страшно. Что говорить-то ей буду если сейчас помру и встречу ее там, что раньше-то мне так не думалось, Господи прости меня грешного. Дай душе моей покоя, тошно мне, грешен, наделал дел. Страшно. Умирать страшно. Хворь еще эта, откуда-то взявшаяся.

   Встал Коншин и побрел шаркая ногами в гостевой домик, захотел помолиться и не помня о том, что именно там много лет назад и жила Зара с дитем. Упал перед образами на колени и начал неистово замаливать грехи свои. Много вспомнилось ему обиженных им людей, как ростовщичеством занимался, как рабочих выгонял, как кутил, как жене изменял, как с цыганкой спутался и как поступил с ней. Вспомнил умирающую от пневмонии хромую Галину, как не дал ее мужу с сыном достаточно для похорон денег и ее похоронили в общей могиле. Вспомнил, как избавился от этих немых, обвинил их в краже из хозяйского дома, за что бывший городовой не без удовольствия и за хорошие подъемные отправил их на каторгу. Намолившись, совсем обессилил и повалился тут же на кровати. И тут кровь ударила ему в виски, вспомнил, как зашел сюда спустя три дня, после возвращения из Крыма жены. Как нашел на кровати несколько волос Зары, как разозлился на служанку и ударил ее. Заставил открыть настежь все окна. В комнате пахло младенцем.

   В эту ночь у Коншина старшего случился удар. Утром жена нашла его с перекошенным на правую сторону лицом. Говорить и двигаться он не мог, только пучил безумные глаза. Приехавший Масальский пустил ему кровь, что бы немного понизить давление.

   -Скорее всего, это конец, -сказал доктор, -соберитесь духом. Обманывать вас не хочу, но после такого удара мало кто поправляется. Наймите хорошую сиделку, я могу вам кое-кого посоветовать.

   -Спасибо доктор, -Аркадий обнял плачущую мать. -Дождитесь меня не уезжайте я сейчас спущусь.


   Доктор вышел на крыльцо, перед домом стояла его коляска, на морде у лошади висела торба, которую заботливо повесил конюх, видя, что врач не особо ухаживает за кобылой по ее тощим бокам. Полуденное солнце припекало лысину Мосальского, и потому он решил одеть шляпу. Облокотившись на перила закурил, через минуту вышел Аркадий.

   -Адам Семенович, что неужели совсем все так плохо? -настойчиво спросил он.

   -Плохо Аркадий, плохо. Было бы лучше, вам так бы и сказал.

   -Ну может, отправить его куда на воды, заграницу или в Крым, я не знаю, может на Кавказ?

   -Боюсь, поездки он может не пережить, хотя без сомнения, морской воздух был бы куда благоприятнее местного. Хотя?! Черт ее знает эту хворь, что для нее вреднее. У Виталия Андреевича очень ослаблен организм, вы же видели на руке рану, которая нарывает?!

   -Видел. задумчиво произнес Аркадий.

   -А это напрямую говорит о его состоянии, что его организму трудно бороться с болезнью. Из-за чего и это мизерная ранка начала гноиться.

   -Вы знаете Адам Семенович, я утром видел отца в рубашке с закатанными рукавами, мы двигали с ним шкаф и у него не было ран, а вечером, после приема у графа, я помогал матушке его укладывать и эта рана была, где и как он ее получил не пойму, вроде всегда был с ним рядом, может... -еще более задумчивее произнес он. Вообщем, не суть важно конечно, но странно.

   -Да мало ли где Аркадий Витальевич, когда плохо стало, может обо что поранился. Я наложил мазь, пройдет. -успокаивал Мосальский. На том и позабыли эту тему, а зря.

   Неделей позже Коншин младший повстречал по пути домой ехавшего ему навстречу Самохина в сопровождение двух конных полицейских.

   -Здравствуй Аркадий -протянул руку первым Самохин поравнявшись с тарантасом фабриканта.

   -И тебе не хворать Василий. Как служба?

   -Нормально, без особых происшествий, все вроде своим чередом. Как отец?

   -Так, борется -нехотя сказал Коншин.

   -Приезжай к Потаповым, мы там почти каждый день собираемся, в карты играем. Цыганка, та, Дэя бывала. Сегодня вроде тоже обещалась придти. Интересная особа, -произнося это Самохин поправил указательным пальцем, казалось бы повисший правый ус. -Весьма привлекательная. И про вас Аркадий Витальевич однажды справлялась. -подмигнул он.

   -Может и приеду. Устал с дороги, но проветриться не помешало бы. Буду, скорее всего буду. -на том и распрощались.
Коншину понравилось то, что его удостоила внимания эта очаровательная цыганка. Он с трудом соглашался сам с собой в том, что он помнил о ней каждый день после встречи, но никак не мог придумать предлог встретиться с ней. Ну не гадать же к ней идти в конце то концов?!

   Аркадий хоть и слыл в определенных кругах бабником, но положа руку на сердце, таковым не являлся. Это клеймо приклеили ему два бурных романа с видными барышнями нашего уезда. Одной из них была нынешняя жена отставного полковника Потапова, Елизавета Прокофьевна в девичестве Сивцева. Немного глупая хохотушка, но совсем не дурнушка, выскочившая замуж за бравого полковника через полтора года после громкой по уездным масштабам размолвки с Коншиным. Все пророчили им громкую свадьбу, но однажды после скандала инициированного тогда еще Сивцевой, они расстались. и понеслась молва по окрестностям  и весям об изменщике Аркадии. О том, какой он подлец и как разбивает хрупкие женские сердца. Умалчивалось правда одно важное обстоятельство, что Елизавета Петровна была любительницей покутить до амнезии на следующий день, что разумеется редко кого из мужского населения утраивает. Но Сергей Сергеевич, был не из пугливых и отхватил таки себе такую вот бесшабашную женушку. От того в их доме были частые гости, которые сопровождались картами, попойками, песнями, плясками, модными во все времена рассуждениями о политике и в общем праздностью. Второй случай был менее ярким, с одной Московской дачницей, но подкрепил пущенные нынешней Потаповой слухи. Теперь, спустя много лет, отношения Аркадия с Елизаветой были тепло дружескими, обиды забыты. Полковник Аркадию очень нравился.

   В этот вечер Аркадий не поехал в гости к Потаповым, но на следующий уже в четыре часа начал готовиться. По всему было видно, что он немного нервничал, его охватывало странное волнение. Он все думал, будет ли там Дэя, как к ней подойти, о чем завести разговор, думал а сам даже подсмеивался над своим неожиданным мандражом перед этой цыганкой. Что-то в ней было, как ему казалось-чарующее, неземное.
 
  Ровно в шесть тридцать Коншин въехал во двор полковника. Небо было хмурым, но было тепло и даже душно, по всему было видно дело к скорой грозе. Аркадий, даже подумал, что вряд ли в такую погоду Дэя решиться приехать сюда, хотя ей было не больше двадцати минут пути от дома, где она жила, до Потаповых. Оказалось, что он был первым, чему даже внутренне обрадовался, придется быть в числе встречающих, что автоматически подразумевает расспросы о том, как добрались и скоро ль на ваш взгляд гроза.

   Первым приехал доктор, он любил играть в карты, войдя даже немного расстроился, что из пришедших пока только Аркадий.

  -Как батюшка? -справился он.

  -Чуть лучше, но по-моему он мало понимает происходящее вокруг. Сиделок пришлось нанять обеих из тех, что вы порекомендовали. Хорошие женщины. Знают свою тяжелую работу. От того и решили нанять двух, что бы делали ее попеременно, думаю, так будет качественнее и нам спокойнее. -с сожалением быстро проговорил это все Коншин, дабы больше не поднимать этим вечером эту тему. Про себя очень надеясь, что никто больше не захочет об этом его сегодня спрашивать.
Затем пришел Самохин, тут стало живее, доктор сразу призвал всех играющих присесть за сукно.

   -По всему видно-ливанет. - резюмировал Самохин отходя от окна к столу, на котором уже расстелили зеленое сукно.
На стол положили две колоды карт. Игра должна быть сегодня серьезная в макао, кто-то может проиграться в пух и прах подумал про себя Коншин. Где же Дэя, эта мысль свербила у него в мозгу все время пока он был в гостях.
На улице резко потемнело. С юга надвинулась черная грозовая туча. Резко поднялся шум с улицы от порыва ветра через открытые форточки, послышался сильный грохот и звук битого стекла, тут же слуга и хозяин ринулись на второй этаж, видно там разбилось открытое окно. Блеснула молния, через секунду опять раскат, еще далековато, потом еще одна, раскат ближе, ливануло как из ведра, стеной шел безумный ливень, ослепительный свет в окнах перед входом, и звук -цык-, будто молния попала в ступеньки на крыльце и гром от которого зазвенели все стекла в доме. Все аж присели, перекрестились и начали прикрывать еще оставшиеся открытыми форточки.

  Вдруг, все обратили внимание, что в дверях стоит человек в мокром плаще-это была неожиданно появившаяся в самый разгар бури Дэя.
Все мужчины пошли ей на встречу, дабы помочь снять мокрый плащ.

  -Дорогая Дэя, первым подоспел Самохин, как вы в такую погоду осмелились выйти на улицу?

  -Спасибо Василий Петрович, думала успею до начала этого светопреставления или же она нас все таки минует, -немного испуганно говорила она своим бархатным голосом, который в такой тональности делал всех мужчин рабами, которые мечтали хоть чем то пожалеть это испуганное прекрасное дитя.
Коншин стоял и с упоением наблюдал, как урядник помогает управиться девушке с плащом. Дэя, скидывая с себя мокрое, неотрывно смотрела на Аркадия, который встретился с ней глазами и тут только поздоровался.

  -Рад вас приветствовать! -наклонил он голову, но взгляда не оторвал.

  -Здравствуйте Аркадий Витальевич!-поздоровалась та, смотря на него. Потом прошла в комнату к сидящим за сукном.
Все поприветствовали пришедшую, Елизавета поцеловала Дею в щечку, как старую приятельницу. Странное дело, подумал про себя Коншин, глядя на происходящее. Ни разу не встречавший цыган, которые так располагали к себе светское общество. Прям чертовщина какая-то. Правда если бы он не знал, что она цыганка, то вряд ли бы без подсказки это понял.

   Не успели сесть за стол, как в дом ввалились два священника в промокших до нитки рясах.
   -Добрый вечер хозяева! Примите на постой двух путников попавших в ненастье -прогремел громовым басом протодиакон Семен. Попросите если можно Сергей Сергеевич, коляску нашу со двора убрать и лошадей покормить издалека путь держим

Не очень то входило в планы собравшихся быть в обществе священнослужителей сегодня вечером, но пути Господни неисповедимы, видимо судьба. Пришедшими были: настоятель самой красивой церкви волости Рождества Пресвятой Богородицы, в селе Хатунь отец Авакум и его помощник, упоминаемый уже протодиакон (диакон) Семен.

  Отец Авакум недавно в Хатунском приходе, его перевели сюда из Бологого, Тверской губернии. Это был нестарый еще человек, лет пятидесяти, среднего роста, плотного телосложения. Он был не чернецом, не монахом, и мог иметь семью, но у него ее не было. Все присутствовавшие знали отца Авакума плохо, только раз или два встречая его на службах. Диакон Семен, был более всем знаком, он родом из этих мест.

   Незваные гости попросили место, где бы можно было сменить одежду на сухую, благо багаж их не успел промокнуть.

   Пока они отсутствовали, Елизавета делилась в пол голоса слухами:

   -Знаете, что говорят деревенские про нашего батюшку, что мол до девок охоч, и что перевел его сюда из Бологого, за такие же делишки. -сказала и засмеялась Лиза.

   -Да брешут небось, -отмахнулся Самохин.

   -Что брешут?! –не унималась она. -Так мне ваша жена Василий Степанович (Самохин) и рассказывала, она то поди больше нашего с людьми общается, в магазин чай все ходят. И одна девка умом вроде тронулась и руки на себя пробовала наложить, да не получилось, что то, повредилась только, сейчас лежмя лежит, только глядит безумно и говорит несвязно. Страх-то какой?! Упаси Господи!

   -Не пугай гостей Лиза. Что за ерунда? Радоваться нужно, что кров наш предоставить можем Божьим слугам. -остановил Потапов жену и вовремя. Переоблачившись в сухое, святые отцы спускались ко всем.

   -Не желаете ли поужинать гости дорогие? - предложил Сергей Сергеевич. -Или может горячего чего, для сугреву после такого душа. -пошутил он.

   -Можно горячего чая? -Попросил Авакум бросив изучающий взгляд на собравшихся, но более тщательно отсмотревши женщин, в особенности Дею, которую он видел впервые.

   -Простите ради Бога за наше такое вторжение. Надеялись мы сегодня же добраться до нашего прихода, но видно Господь решил иначе. Разверзлись хляби небесные так, что дорога превратилась в кашу из грязи. Первая гроза в этом мае, да какая. Мощь! Силища, под дождем, как под водопадом, аж к земле пригинает. А вы как дети мои, все кутите? -с доброй, но лукавой улыбкой поинтересовался он.

   -Что вы отец, -отшучивался хозяин, так пару пуль расписать, да по бокалу хорошего выпить, для поддержки настроения. А так все больше беседуем. -во весь рот улыбался Потапов. -Вы то отцы откуда путь держите? 

   -В Троице Сергиевой лавре были, собор у нас там был. -ответил диакон.

   -Тысячи священнослужителей съезжались со всех земель Русских. -продолжил Авакум искоса поглядывая на Дею. -О многом говорили, но больше о том, что православные о вере своей забывать начинают. Особливо в города и крупных населенных пунктах, все меньше людей приходит принять причастие, да на исповедь. Мутят народ смутьяны прогрессом своим, отворачивают от исконного лона церкви православной. -говорил, как на проповеди, но человеку хорошо разбирающемуся в людях было ясно, что не от сердца слова те, от необходимости, как инструкцию прочитал.

   Дея наблюдала за этим батюшкой с любопытством. На днях, к ней приходила мать этой девочки, о которой говорила Лиза. Мать поведала о том, что поп расстрига окрутил девочку и издевался над ней в своем доме. После пригрозил, что если кому расскажет, то ей все равно никто не поверит, а он предаст ее анафеме за наговор. Девочке было 13 лет. Мать от страха перед позором не знала, что делать. Прознав, что появилась гадалка в уезде примчалась к цыганке, как к последней возможности помочь единственной дочке, что бы та открыла ей будущее. Женщина хотела покинуть родные ей места, лишь бы спасти дочь, которая лежала сейчас парализованная.

   Девушка пыталась повеситься, но ее сняли, вовремя, а может и не вовремя заметили, только слабые женские шейные позвонки были сломаны, но кто мог знать об этом в деревне в те времена. Надеялись, что вернется здоровье в молодое тело. Девушка была в полусознательном состоянии вот уже две недели. Примерно такое же время назад Авакум и диакон уехали на церковный собор.
Авакум периодически тоже внимательно посматривал на Дею.

  -А как вас зовут милое дитя? -вдруг резко обратился он цыганке.

  -Мое имя Дея, отец Авакум. -сказала она без каких либо эмоций. Даже, что-то в ее голосе было негативное.

  -Я не всех еще знаю, но вас точно ни разу не видел, ведь если бы вы бывали на службах, то я непременно бы вас запомнил.

  -Я цыганка и пришла сюда со своим табором почти три недели назад, а живу сейчас в доме бывшего городового.

  -Ах да, мне что-то об этом говорили. Вы и правда очень красивы, люди не врут, вы крещенная?

  -Нет. Цыгане часто крещенные, но мои родители в силу обстоятельств не смогли меня крестить, но это не говорит, о том, что я не верующая, я верю в Бога и даже ношу крестик. Возможно, что пройду обряд крещения если, какой-то батюшка за это возьмется.

  -Приходите ко мне, я вам в этом обязательно помогу. -с надеждой в голосе проговорил Авакум.

  -Возможно. Но ведь не в том дело совершали надо мной обряд крещения или нет, а в том кто я сама и как я к этом у отношусь. Откровенно скажу вам, может быть даже несколько резкие слова, но я верю в Бога, служу ему возможно даже лучше и сильнее тех кто выбрал это поприще своей работой.

  -В смысле?! - не сразу уловив тонкий смысл сказанного, переспросил диакон Семен.

  -В том смысле, что моя вера в моей душе и сердце, а не в моем желудке, кармане или облачении.

   Повисла короткая пауза, которую прервал батюшка:

   -Приходите на службу -слегка заискивающим тоном проговорил Авакум. -Если вы позволите,-обратился он больше к хозяину дома- мы откланяемся и пойдем отдыхать, что бы рано утром продолжить путь, дабы поспеть к заутренней.

   -Да да, конечно. Отдыхайте, вам уже постелили в той комнате, где вы переодевались, давайте я вас провожу. -Потапов пошел провожать священников. Все присутствующие пожелали отцам спокойной ночи.

   Мосальский с радостью взялся за карты.
   
   Уже через полтора часа игры доктор обобрал всех как липку. С преогромным удовольствием, слюнявя пальцы, он считал барыши приговаривая:

   -Ни какого мошенничества господа, чистое везение да и только.-Хе-хе-хе-похихикивал он.

   -Что-то часто вам везет господин доктор,-со злобой в голосе бурчал урядник, нервно раскуривая папиросу, которая все никак не хотела ровно поджигаться, в конце сломал ее и начал прикуривая следующую прощаться.-я пожалуй поеду домой, что то меня в сон клонит. Завтра еще на службу рано, уездное начальство должно приехать. До свидания, дорогие хозяева, всего хорошего и вам Дея. Господа, честь имею! -Самохин мастерски развернулся на каблуках сапогов кругом и вскоре скрылся за дверью.

   -Совсем расстроился наш Василий Петрович, - с сожалением сказала Лиза. -Доктор, а вы бы все таки могли и поддаться немного, не жирно вам будет столько нас обыгрывать? Разозлите урядника, еще запретит нам в карты играть -шутя говорила она.

   Аркадий Петрович, проиграл не много, сильно не расстроился, все его внимание было обращено к Дее. Он неоднократно во время игры перекидывался с ней несколькими фразами. Его удивило, что цыганка проигрывала спокойно и много, будто денег у нее куры не клюют.

   -Радуйтесь Мосальский, в другой раз я вас заставлю домой бежать за деньгами, как в прошлом году, когда у вас не хватило для расчета. Не переживайте Дея, -обратился он ласково к девушке, мы ему непременно отомстим, и на старуху бывает проруха.

   -Ничего Аркадий Витальевич, сбегаю, -отшучивался доктор, -только для начала еще пару таких вот богатых кушей с вас сорву и потом сбегаю. -засмеялся радостно он. Ему явно не было жалко проигравших. Только на Дею глянул будто с участием, но произнес чистую издевку, -может госпожа Дея хочет отыграться?

   -Нет господин доктор. -Дея была мила и спокойна. -Сегодня ваш день, фортуна женщина изменчивая, а карты, они и наказать могут. Так что наслаждайтесь заслуженным моментом. -Лиза, я пожалуй тоже пойду, -проговорила она. -Утром должны быть люди.

   -Я вас провожу, -безапелляционно заявил Коншин.
Девушка посмотрела ему в глаза, но отговаривать не стала, молча пошла одеваться.

   -Я на коляске, я вас довезу, что бы грязь попусту не месить вам, дороги раскисли, наверняка не пройти.

   -Хорошо, хорошо Аркадий Витальевич, я принимаю ваше предложение.
Попрощавшись они вышли на крыльцо. Воздух пах весенней сыростью, насыщенной множеством цветущих растений, было тепло, небо было практически чистым, виднелись яркие звезды, луна еще не взошла. Со всех сторон на разном расстоянии слышалось пение соловьев.

   Подогнали коляску. Коншин подал руку, помог Дее сесть в нее. Легко запрыгнул рядом.

   -Обожаю это время года. А вы,-спросил он дабы завязать хоть какую-то нить разговора.

   -Я тоже. Природа окончательно проснулась от зимней спячки. Густая, сочная зелень, цветение садов, все радует глаз и душу.

   -Почему вы не замужем? -в лоб, без прелюдий решил расспросить Коншин.

   -А почему вы не женаты? -парировала она.

   Он даже не сразу нашелся, что тактичнее сказать:

   -Дела, сначала учеба, теперь работа, некогда было решать дела семейные, но семью хочу. Теперь ваш черед ответить на мой вопрос,-улыбнулся пытаясь заглянуть ей в глаза Аркадий. Ни зги не видно, посетовал он про себя.

   -У меня был жених в Грузии, его убили, за дело убили. Связался с плохими людьми. Я ответила на ваш вопрос? -холодно спросила она.
Коншину было трудно с ней разговаривать. Он понимал, что пасует перед этой цыганкой. Она не давала ему ни малейшего шанса, ни одного раза тон ее голоса не был теплым, он был то холодным, как сейчас, то официальным при других.

  -Почему вы так холодны ко мне, я вас чем-то обидел?

  -Нет Аркадий, я просто устала. Мы почти добрались. Большое спасибо вам за то, что подвезли меня. В другой раз я буду более расположена к беседе. Простите меня. Спокойной ночи, -она зашла в калитку. Ему было видно, как она зашла в дом. Там сразу зажгли лампу, будто поджидали ее.

   Странная она, -думал про себя Аркадий. Может из-за проигрыша так расстроилась, все таки сумма то ею проигранная была сопоставима с суммой которую проиграл Самохин и Коншин вместе взятые. Наверное, согласился сам с собой он и решил нагрянуть к ней с визитом, хоть бы и погадать. На суженную, -усмехнулся про себя он. Добрался домой и не раздеваясь рухнул в гостиной на диван и сразу уснул.

   Под утро проснулся от холода. Ужасно продрог от утренней сырости, дом с вчера не топили, днем то было даже жарко, а ночами перепады были чуть не до заморозков, да еще и после грозы. Сходил, взял укрыться. Припомнил сон, в котором тоже замерз и чувство щемящей безысходности, которое в нем испытывал. Отогнал не вспомнив детали, стало тепло и снова уснул.

   Следующим днем, ближе к вечеру переделав все текущие дела по работе и хозяйству собрался с духом и мыслями и двинул свою коляску в сторону бывшего дома городового, в котором сейчас жила Дея.
Въехал в открытые ворота, вошел на крыльцо и собрался уже взяться за ручку, как вдруг резко дверь отворилась, и за ней оказался типичный цыган, с черными с проседью волосами, с серьгой в ухе, бородатый,  с крупными чертами лица и живыми серо-голубыми глазами.

   Коншин заговорил первым:

   -Здравствуйте! А могу я видеть госпожу Дею?!

   -Здравствуйте -холодно произнес цыган в ответ. -Можете, побудьте здесь, - он рукой указал на диван стоявший в небольшой комнате с низкими потолками. Диван был мягким и удобным, что оценил Аркадий, усевшись на него.

   Комната была свежей и чистой, мебели было не много. Помимо дивана, стоял круглый массивный стол и вокруг него три таких же массивных стула. Стол был укрыт красивой плетеной скатертью желтого цвета.

   В комнату вошел молоденький цыганенок, по-видимому сын того цыгана, который встретил Аркадия в дверях, он вспомнил, что уже видел его у графа на празднике и даже имя вспомнил, Стево. Кивнул в приветствии головой и не говоря ни слова, прошел в дверь напротив входа.

   Минут две была полная тишина, только жужжание большой мухи бьющейся о стекло в поиске открытой форточки. Коншин почувствовал волнение, граничащее со страхом быть отвергнутым. Он в минуты ожидания в этой гнетущей тишине даже поругал себя за слабость, которая привела его сюда.

   Услышал шаги на втором этаже, которые шли к лестнице, что шла сверху. Через несколько мгновений на лестнице показалась Дея. Она была одета в легкий сарафан, ее длинные волосы были собраны в конский хвост, она была свежа, лицом приветлива и будто бы рада видеть гостя.

   -Аркадий Витальевич, Здравствуйте! Неожиданно, но я рада вас видеть. Я хочу прогуляться до реки, вы меня поддержите? - в руках она держала полотенце.

   -С радость, для меня это честь -искренне обрадовался Коншин. -Он бросился открывать перед ней двери.

   На улице светило яркое солнце, было не очень жарко и для прогулок погода благоволила. Они направились в сторону от жилых построек по проселочной дороге.
Некоторое время шли молча. Потом заговорила Дея.

   -Аркадий Витальевич, вы счастливы? -вопрос застал Коншина врасплох, он в эту минуту думал разглядывая Дею идя на пол шага сзади нее. В мыслях он представлял себе счастье в ней. Именно в тот момент, перед этим вопросом в лоб он понял окончательно и бесповоротно, что влюбился.

   -Я!? -будто не понял вопроса переспросил он. -Возможно. -с довольной улыбкой, уклончиво ответил он. -А что вы вкладываете в слово счастье? Вы сами счастливы?

   -Глубоко нет, я несчастный человек и никогда им не буду. Мое счастье давно умерло. -в этот момент Коншин видел, что лицо Деи приняло гримасу страдания и злобы, на мгновение, через мгновение оно приняло, ту же доброжелательность.
Он мысленно подчеркнул, что она хорошая актриса, это забавно, видно дело в какой-то неразделенной любви, размышлял Аркадий.

   -Разговор не обо мне Аркадий Витальевич, о вас. Вот ходит про вас молва женского сердцееда, но вот мне так не кажется, вы будто даже скромный человек, или притаились? Хотите подкрасться на мягких лапках, -широко улыбалась она, заглядывая Аркадию в глаза.

   -Милая Дея! Вот хотите верьте хотите нет, но слухи о моих похождениях, не более чем фантазии нашей общей знакомой Лизы Потаповой.

   -Я шучу Аркадий Витальевич, я досконально знаю эту историю из первоисточника, -рассмеялась она. Коншин с маленькой заминкой, но тоже заразился этим смехом.
Когда они перестали смеяться, Аркадий попытался взять Дею за руку, но она одернула свою руку несколько даже грубо, но при этом на лице ее не промелькнуло даже тени негодования.

   -Аркадий, можно мне звать вас только по имени?

   -Я буду этому даже рад!

   -Как вы думаете, не сильно ли я замерзну если искупаюсь? -задала она вопрос уверенно спускаясь к реке.

   -Я этого делать не стану, но и отговаривать вас не буду, вы самостоятельная девушка.

   Она весело чуть ли не бегом спустилась к воде, Коншин еле поспел за ней. Остановились, под ногами был мягкий песок, маленький песчаный пляж был огорожен кустами. Дея быстро скинула с себя сарафан, оставшись в хлопчатобумажной рубахе, пошла в воду. Когда вошла по пояс, то обернулась и отстраненным голосом спросила:

   -Аркадий Витальевич, охладится не хотите? Или страшно вам? Боитесь, что черти в омут унесут? -Падая спиной в расходившуюся под ней воду проговорила она и исчезла.
 
   Он секунд десять смотрел на воду с улыбкой. На тринадцатую у него уже был ужас в глазах и он начал звать Дею, через пол минуты он уже вбежал в реку по колено и криком звал ее. Через сорок секунд он был в панике и уже не заметив как стоял в воде выше пояса, звал на помощь не чувствуя холода от ужаса, что только что перед ним утопла или утопилась, та, кого, как он понял пять минут назад любит.
Он обернулся и споткнувшись о камень на дне ушел с головой, вынырнул, встал на ноги и остолбенел, в трех метрах от него стояла в прозрачной от воды рубахе, с мокрыми волосами и спокойно смотрела на него-Дея.

   -Ты, что обалдела? -закричал он на нее. -Я чуть дважды не умер от страха. Ты в своем уме? Что это за странные шутки?

   Она все так же спокойно стояла и смотрела на него, ждала пока успокоится.
Мужской инстинкт все же возобладал, паника быстро прошла, он тоже замолчал и начал разглядывать стоящую перед собой почти голую девушку. Она, как ему показалось, была идеальна. Она сделала шаг назад и вышла на берег, теперь он мог видеть ее белые красивые ступни ног, прекрасные длинные ноги, женственные бедра, узкую талию и стоящую от холода грудь. Как только он рассмотрел ее снизу  вверх и встретился глазами, она схватила юбку, принесенное с собой полотенце и, приказав ждать ее здесь, со смехом  юркнула  в кусты.

   Коншин, опешивший от произошедшего за последние три минуты, мгновение еще постоял, потом начал выходить из воды с одним лишь вопросом, "пойти за ней или нет?"

   Вышел, уселся на траву и начал снимать обувь, что бы раздеться и выжать вещи. Пойти за ней он не решился.

   -Страх. -сказал задумчиво Дея, когда они вышли на дорогу направляясь к дому. -Вы правда испугались Аркадий?

   -А что мне врать?! -вопросом на вопрос раздраженно проговорил он. -Я надеюсь, что и вы бы испугались, если бы я над вами так подшутил. Плохая шутка, неудачная. -насупился он.

   -Вы правы дорогой Аркадий, она остановила его обвила голову руками и поцеловав в щеку отстранилась, продолжила путь спиной вперед.

   -Вы меня простили? -лукаво улыбалась цыганка.

   -Простил, почти. Никогда больше так не делайте, никогда.

   Им на встречу ехал верхом Самохин и сопровождающий его жандарм.

   -Здравствуйте Дея, поприветствовал он сначала цыганку потом протянул руку Аркадию, но рассмотрев, что они оба мокрые, помрачнел и недовольным голосом сообщил:

   -Священник помер, отец Авакум, что вчера останавливался у Потаповых, слыхали?

   -Нет, а от чего? Вчера вроде был живчиком, даже очень. -уточнил Коншин.

   -Утром по дороге в свой приход потерял сознание, а к полудню скончался. Вроде как удар у него был. Шут знает, все там будем. Бывайте, -как всегда браво крутанул он своего коня и поскакал дальше, поднимая куски грязи не до конца просохшей земли конскими копытами.

   Некоторое время шли молча, каждый в своих мыслях.

   -Что снова страх, Аркадий Витальевич? -после паузы. -Страххххх -протянула она последнюю букву слова. -Это эмоция, которая, как говорят одни светила, мешает нам жить, а другие говорят, что помогает не делать нам вещи, которые могут нам навредить. Странно, да?! Но и то и другое утверждение, как показывает сама жизнь правильно. Какой ваш самый большой страх Аркадий?

   -Даже не знаю... Наверное их много. Перво-наперво это конечно боязнь наступления времени потери близких, я имею ввиду родителей, друзей, хороших знакомых, второе стать беспомощным в какой то ситуации или по болезни.

   -Согласна, страшные вещи, -задумчиво произнесла она.
Дальше шли молча. В душе Аркадия была тревога. Все эти Деины шуточки, разговоры про страх, смерть человека, который вчера был живее всех живых. "Как то все непралильно"-размышлял он про себя. "Какие-то нелепости происходят. Неужели и отец, вот так в один прекрасный день уйдет. Жуть."

   -Мы пришли Аркадий. Прошу еще раз вашего прощения, за мою неудачную шутку и испорченную одежду. Да и вообще простите меня за все сегодняшнее.

   -Я же вас уже простил, полно вам, прекратите. -вернулся он к позитивным мыслям. -Когда и где я смогу вас снова увидеть?

   -Не знаю, но вероятнее всего мы встретимся с вами у Потаповых через несколько дней, а то у меня накопились кое какие дела, которые нужно закончить.

   -Очень хорошо, я буду рад снова проводить с вами время,-позвольте вашу ручку.
Она протянула ему руку, и он прислонился к ней губами трижды.

   -Хватит Аркадий. всего вам хорошего, до свидания. -и она скрылась за дверью своего дома.

   Коншин сел в коляску и отправился домой. Там он встретил приехавшего к отцу доктора. Тот поведал, что завтра поедет осмотреть тело покойного священника, о чем его правда ни кто не просил, но он для себя хочет это все таки сделать, все же лишнее исследование в практике не повредит. На том и расстались.
Аркадий поднялся к отцу, который мирно спал, но даже во сне было видно, что у него лицо больного человека. Сын отметил для себя, что на лице отца уже есть отпечаток смерти.

   "Страххххх!"-проговорил он про себя. "Все мы управляемы страхом. Только это чувство есть у всех. Оно нам мешает и нас оберегает. Все таки очень она необычная девушка-богатая, грамотная, да еще и философствующая цыганка. Где такую еще одну сыскать?! Диво-дивное Дея. Вот получше узнаю ее и сделаю предложение." -улыбнулся он этой мысли и пошел ужинать.

   Через день к Коншиным вновь приехал доктор для наблюдения Виталия Андреевича. Аркадий зашел в комнату к отцу, когда доктор рассматривал ту самую странную царапину на его руке.

   -Почти зажила, -сказал доктор оглянувшись на Аркадия. -Странное дело, понимаете ли?! У отца Авакума я нашел похожую царапину, прям веретено какое-то. У нас в уезде еще трое лежат с ударами, один в сознании, как ваш батюшка и двое в бессознательном состоянии, нежильцы уже на этом свете, даже если не от болезни, помрут от истощения, воду кое-как заливаем внутрь, а вот еду как?! -с каким-то даже отчаянием вопрошал непонятно к кому он. -И у каждого есть какие то странные царапины, все они одинаково нарывают, хотя это от слабости организма, это просто объяснить, но как они все их получили.

   -Может расскажете о своих предположениях Самохину, он урядник, его дело разобраться и если здесь есть следы преступления, то и принять меры по его расследованию, так у них вроде говорят. -поделился Коншин младший своими соображениями на сей счет, хотя в его голове такого рода совпадения не казались закономерностью, "он и сам мог продемонстрировать Мосальскому свои царапины, да и много кто еще, однако стоим, рассуждаем, что мол это очень важно, ерунда, веретено, вот фантазер".

   Аркадия больше заботило сейчас предстоящее завтра свидание с Деей у Потаповых. Они уже два дня переписываются через цыганенка Стево, который является их почтальоном.

   Его это так забавляло, все свободные минуты он строчил  ей записки о своих грандиозных планах по модернизации оборудования, расширении фабричных площадей, привлечении новых рабочих рук и так далее, таким образом он пытался набить себе цену в ее глазах, насколько он самостоятелен во время болезни отца и как он благороден в своих помыслах. Он твердо про себя решил, что завтра признается ей в любви и будь, что будет.

   Ближе к ночи он все таки не выдержал и решил поторопить события. Сел писать теперь уже любовное письмо к Дее:

   "Дорогая Дея!               

   Вот уже и совсем стемнело, а я будто только проснулся, столько во мне сил и энергии. Все те слова, что я вам сейчас напишу я хотел сказать завтра при встрече, но боюсь, что ваши чары не дадут мне этого сделать или у нас просто не возникнет возможности остаться наедине, что бы я мог это сделать.
   
   Я в вас Влюблен! Влюблен окончательно и бесповоротно. Это не сиюминутная страсть, а какое то могучее желание, с которым я не могу справиться быть понятым , не отвергнутым, желание взаимности. Сейчас мне кажется, что это самый большой страх, который у меня есть-это к нашей беседе, после той вашей жестокой шутки.

   Я ваш! Можете делать со мной что хотите, но главное не отвергайте, примите мои ухаживания. Я сделаю вас самой счастливой женщиной на свете, не смотря на ваше убеждение, что счастливой вам не быть. Быть, быть принеприменно и я готов доказывать вам это каждый божий день, до своей смерти.
Я прошу вас дать мне ответ лишь одним словом, Да или Нет.
Да-будет означать, что вы принимаете мои ухаживания и тогда, тогда  я покажу вам какою любовью я вас полюбил, вы ахните. Ну, а если Нет, то позвольте хотя бы с вами дружить.

   Простите, за столь эмоциональное письмо, таково сейчас мое состояние, вы тому причина, вы околдовали меня своими глазами и мокрой прозрачной рубашкой, но еще больше своей душой, перед ней я и падаю ниц. Будьте моей жизнью!
Искренне Ваш до гроба, Аркадий К."

   Он лег к утру будоража себя мечтами о том, как Дея радостно читает его письмо, как они встречаются и она счастливая кидается ему на шею. В этих своих мечтах, он был счастлив. Проснувшись около половины девятого утра Аркадий запряг коляску и отправился к дому Деи, там сунул письмо под дверь и тут же помчался обратно в ожидании ответа.

   Вернувшись прилег и снова уснул глубоким, тягучим сном, из которого очень тяжело выходить. Проснувшись уже заполдень не нашел письма на окне, где вчера и позавчера оставлял их Стево. Постарался успокоить себя тем, что видимо нет времени дать ответ или может быть нет на месте мальчика, что бы его отправить.
 
   Чуть позже, часа через три успокаивал себя мыслями о том, что услышит ответ при встрече, но до отъезда в гости к Потаповым, тревога нарастала в геометрической прогрессии. Перед самым отъездом, мать попросила подняться к отцу. Мать научилась понимать некоторые желания мужа по глазам. Сейчас он указал глазами на фотографию сына, висящую в комнате, так мать решила, что Виталий Андреевич хочет его видеть.

   Аркадий вошел в комнату, в которой стоял запах разных микстур и влажный, кисловатый запах лежачего больного старика, он неприятно пощипывал в носу.
Сын подошел к изголовью кровати, на которой лежала голова отца. Его лицо было желтоватого цвета. Волосы совсем седые, на висках мокрые и такое чувство, что грязные.

   -Что вы его укутали, как младенца, он весь мокрый от пота, -раздраженно спросил он у сиделки и матери, что стояли в дверях сзади.

   -Ему постоянно холодно, он сам просит накрыть, стонет, давая понять, что ему холодно, -сказала из-за спины мать.

   Виталий Андреевич открыл глаза. глаза были широко открыты, будто от удивления, белки были желтоватого цвета в красную сетку сосудов. Он какое-то время не моргая смотрел на сына. Потом сомкнул веки и по краям глаз появились текущие слезы.
Аркадий вышел из комнаты отца с осадком на душе. "Вот так несчастье свалилась на нашу семью с этой болезнью папы. Какие же муки он сейчас переживает?! За что они ему Господи?!"-думал он.

   Через некоторое время он садился в свою коляску, что бы направиться к Потаповым. Погода опять портилась, холодало, было ветрено, небо было затянуто серыми, низкими, быстро летящими тучами.
По мере приближения к дому полковника его настроение немного улучшилось, он был полон надежд встретиться с Деей и услышать положительный ответ на его письмо с признанием.

   Приехал немного опоздав. Надеясь, что все уже в сборе. Вошел, на пороге столкнулся, с только вошедшим до него Самохиным, который выходил обратно во двор, забрать подаренные ему сигары из карманов в конской упряжке.

   -Привет Аркадий! Как поживаешь? -на ходу жал руку и спрашивал он. -Где потерял госпожу Дею? -игриво подмигнул урядник.

   -Здорово Василий! Все хорошо. А она еще не пришла, -спросил он искренне удивившись. -Странно, обещала.

   Вошел в комнату, в которой как впрочем и всегда были только завсегдатаи. Поздоровался за руку с Потаповым, поцеловал руку Лизы. Пожал руку Мосальскому, который опять развлекал всех своей гипотезой, которую он именовал "веретеном". Будто люди накалываются на какой-то острый предмет, который чем то пропитан и впадают в бессознательное состояние или их хватает удар.
   
   Самохин вернулся, угостил мужчин сигарами, закурили.

   -Диковинные папироски, -выпуская дым и морщась еле выговорил Мосальский сквозь покашливание. -Зачем они такие здоровые? Их все равно больше четверти за один раз не выкурить.

   -Доктор, смотрите, как курит Аркадий Витальевич! Будто женщину целует, -смеялась Лиза. -Сильно не затягивайтесь, а то и вас тут удар хватит!
Самохин первым затушил окурок, взял с подноса рюмку коньяка, осушил ее залпом, сунул в рот дольку лимона, хлопнул в ладоши, потом быстро потер ладони друг об друга и призвал всех:

   -Ну-с, господа, я готов дать вам сегодня смертный бой! Заставлю Мосальского потеть и ерзать на стуле. Разложу до туза, кому раздавать.
взял карты и перетасовав колоду начал метать всем по одной, до тех пор пока Коншину не выпал туз пик.

   -Вам сдавать Аркадий Витальевич, сказал полковник усаживаясь.
В этот вечер все остались при своих. Единственный победитель выявлен не был. К часу ночи, все начали зевать и собираться расходится.
Уже на выходе Лиза сунула в карман пиджака Аркадию конверт приговорив:

   -Сказала, что все поймешь. Ей правда нужно было уехать.
Аркадий, баз слов вышел на улицу и побрел к своей коляске, не способный проявить эмоции. "Почему все так?" Сел поехал, через пятьдесят шагов только сообразил, что нужно прочесть письмо, что может раньше времени сеет панику. Остановился, достал конверт, разорвал. Вынул спички, трясущимися руками начал их поджигать, сломалась, следующую. Горит:

   "Дорогой Аркадий Витальевич!

   Получила ваше признание.

   Спасибо, за теплые и искренние слова. я верю, что вы бы сделали все возможное и не возможное для меня, но как я вам уже говорила счастливой в этой жизни мне не быть, а значит и не может быть того человека, чьим счастьем буду являться я."
Коншин жег спички обжигая пальцы.

   "Простите аркадий, мне срочно нужно уехать к сестре в Саратов. она серьезно больна. Возможно, я еще вернусь и мы будем дружить, по крайней мере дом я пока не продаю.

   Будьте счастливы, найдите себе достойную пару. Вы лучше чем я, вы этого достойны.

   С Уважением и искренней теплотой к вам, Дея."

   Аркадий опешил. "Вот это поворот. Как больно быть отвергнутым таким нелепым способом. Что она из себя вообразила?!" -он злился и приходил в ярость. "Что за бред, счастливо мне не быть?! Да ты хоть пробовала?!" -он в пол голоса задавал ей этот вопрос. "Дура! Какие же вы все бабы дуры!"

   Взял плетку и хлестанул коня, тот рванул от испуга, вырванный из дремоты. Еще раз ударил коня:

   -Ннно пошел! прикрикнул и помчал по спящим улицам вперед. От злости и отчаяния хотелось сделать что-то безрассудное. Он начал править коня в реку, метя в брод, но конь в темноте не разобрал дороги и коляска попав одним краем на глубину начала опрокидываться на бок и тут совсем перевернулась. Аркадий со всего маху врезался в  воду, а плечом о дно. Холодная вода и резкая боль тут же заставили его вскочить на ноги, правая рука не слушалась. "Перелом",-понял он, -"вот этого мне только для полноты картины не хватало".

   Конь спокойно стоял в воде и пил воду, коляска валялась на боку. Попробовал сам перевернуть ее, но от напряжения боль обострилась и закружилась голова, понял, что ничего не выйдет.

   На улице было холодно, начал накрапывать дождь. Посидев на колесе коляски пару минут, собрался с силами и пошел пешком придерживая висевшую плетью руку, когда она болталась боль была не выносимой. Остановился подумал, решил, что правильнее всего будет пойти сразу к Мосальскому.

   Дошел, постучал левой рукой. Мосальский сразу показался в окне, будто ждал. Оказалось он только вошел и еще не разделся.

   -Аркадий, ты что? Что стряслось? Напали? -затараторил он.

   -Нет доктор, дурь, сам начудил. Посмотрите, что с рукой, ударился, она не слушается.

   Утром доктор привез Аркадия домой. У него был жар и он еле переставлял ноги от бессилия. мать вышла на улицу и они вместе с доктором помогли пройти ему в комнату до кровати.

   -У него перелом ключицы и скорее всего простуда. Завтра утром я сам к вам заеду, но если станет плохо, то пришлите за мной. Всего вам доброго, будьте здоровы. -попрощался он и уехал.

   Аркадий забылся беспокойным сном, граничащим с бредом. Снился здоровый отец, цыгане, медведь управляющий его коляской и Дея восседающая в этой коляске в одной прозрачной рубахе с огненно рыжими волосами.
Больше месяца Коншин младший сильно болел, исхудал, черные круги под глазами на его белом лице под июльским солнцем смотрелись, как две дырки с расстояния.
   
   Сломанная ключица срасталась тяжело, но все таки крепкий мужской организм справлялся и с этой задачей. Седых волос правда поприбавилось. Как только Аркадий окончательно поправился, то отправился в поездки по рабочим делам, дабы побыстрее забыть всю эту неприятную историю с цыганкой.

   Так прошло время до декабря, в разгаре был великий пост. Стояли трескучие морозы, снега навалило уже выше колена, давно уже колесный транспорт заменили санями, да кибитками на полозьях.

   Аркадий привез в Москву на обследование отца. Коншин старший вроде шел на поправку и Мосальский посоветовал свозить его в Москву, показать его одному его знакомому профессору, который специализировался на таких случаях, и по случаю отвезти все его наблюдения похожих пациентов в его уезде.

   Профессор, прочел историю болезни Виталия Андреевича, попросил раздеть его. Санитарка помогла в этом Аркадию. Уложили на кушетку. Профессор зайдя за ширму перед кушеткой автоматически ее закрыл.

   -В чем улучшения, на ваш взгляд Аркадий, -запнулся на секунду вспоминая отчество,- Витальевич?! На ваш обыкновенный житейский взгляд?

   -Мне кажется, самый большой показатель, в случае папы, это его взгляд. Он стал осмысленным. Иногда даже улыбку выражает.

   -Нда, это вы хорошо подметили, это действительно хороший показатель. Вам теперь следует отправиться в теплые края, для того чтобы отец мог больше быть на воздухе. стараться делать какую-то физкультуру. Не усердствовать, здесь важен баланс. Переутомление может вызвать скачки внутреннего давления, а этого разумеется допускать нельзя. -штора распахнулась, профессор вышел быстрым шагом и сел обратно за стол и придвинул ближе к себе историю болезни и отдельный лист с какими то пояснениями Мосальского, на который тот просил обратить внимание профессора.

   -Царапина эта, о которой пишет Адам Семенович, правда прям такая загадочная? -поднял он глаза от листка бумаги на Аркадия. -Надежда найдите ее след на правом предплечии, взгляну,- попросил он санитарку.

   -Вот, тут же нашла она давно зажившую царапину на внутренней стороне левого предплечья больного.

   -Откровенно говоря, странность есть, но только лишь в том, что Адам Семенович находил подобные после несколько раз. Но каким образом это можно связать, я не знаю. -ответил наконец Коншин младший. -Ведь никто из получивших эти царапины, сказать до сих пор ничего не могут. Один умер практически сразу, второй спустя месяц от истощения не приходя в себя, отец вот только, -замялся он подбирая правильные слова, -на него в общем надежда. Хотя я все же склонен полагать, что это чистая случайность, все они могли получить увечья во время приступа, когда падали.

   -Логично, -медленно в задумчивости сказал профессор не мигая смотря мимо Аркадия. -Ну да будем надеяться, на лучшее. Я еще более внимательно изучу все бумаги присланные с вами Мосальским, если что то еще мне нужно будет вам рекомендовать, то я сделаю это, через Адама. Выздоравливайте, -похлопал он по плечу сгорбившегося в инвалидной коляске Виталия Андреевича. -Прощайте, -пожал руку Аркадию, на том и расстались.

   Аркадий по совету профессора, решил не мучить обратной дорогой отца в тот же день, и они остановились  у родственников в Староконюшенном переулке. Из-за обильных снегопадов Аркадий решил, что самым надежным вариантом будет поездка на санях с теплой кибиткой. Меньше тревожить отца, да и надежнее, санный путь все равно наезженный.

   Утром следующего дня, еще все спали, внизу зашумели. Аркадий спустился, оказалось, что это его ямщик дозывается барина.

   -Аркадий Витальевич, бяда, всю кибитку раскурочили окоянные, -запричитал мужик со слезами на глазах. -Бяда, как ехать, то теперь?! Как батюшку вашего везть?! –не унимался.

   -Полно тебе, оденусь сейчас, посмотрим, -сказал Аркадий зло спросони, и пошел одеваться.

   Одел валенки на босу ногу, шубу на рубаху и натянул шапку. Вышли, на улице уже было светло, вставало солнце, стоял мороз, усы и ресницы моментально покрывались инеем. Прошли несколько домов и во дворе у конюшни остановились у своей кибитки. Все стекла вместе с рамами в ней были выбиты.

   -Вот те на, - выругался Аркадий стоя и соображая варианты, как выйти из ситуации, уж очень не хотелось ждать пока кибитку отремонтируют. Рядом стояла еще одна и в ней тоже не было стекол с одной стороны, но здоровый мужик стоя спиной к Коншину уже заделывал отверстие телячьей шкурой, кусок которой прибивал рейками.
Аркадий подошел и окликнул его:

   -Эй мужик! А есть еще шкуры, можешь нам тоже дать или сделать кибитку, я заплачу, -мороз был сильным и слова Аркадий с трудом выговаривал, лицо уже замерзло.

   Мужик обернулся и Аркадий узнал в нем, того цыгана, что открывал ему дверь в доме Деи. Аркадий аж замер от неожиданности.

   -Здравствуй барин! -узнал его и цыган. -Тоже набедокурили падлы, -не стесняясь в выражениях указал на свою кибитку рукой с молотком. -Нет барин больше шкуры, со своих козел снял, срочно везу дочку в деревню.
Жар пробежал по телу Аркадия. Вот так встреча,-подумал и спросил:

   -А госпожа Дея ваша дочь? –не успел договорить, как только починенная дверь отворилась и внутри Аркадий увидел чуть не посиневшую от холода Дею.

   -Здравствуйте Аркадий! -проговорила она приглушенным трясущимся голосом.
Первым его желанием было развернуться и уйти, но она словно опередив его мысли протянула в его сторону руки и таким же приглушенным голосом попросила:

   -Помогите мне зайти в конюшню, мне нужно отогреться иначе я не доеду, а мне нужно.

   -Что вам нужно Дея, куда вы едете в такой мороз?

   -В Хатунь, к другу, -попыталась изобразить она что то вроде улыбки на замерзшем лице. -У меня, там один человек, к которому я спешу!, -она с трудом говорила, видно было, что очень замерзла-Вы!,- сказала она после паузы.
От такого признания, Коншин, чуть дар речи не потерял. Они зашли в конюшню, где было тепло, но стоял запах, давно немытых лошадей, навоза и сена.

   -Аркадий, а вы здесь зачем?

   -Отца привез на обследование, собирались обратно утром ехать, а тут на тебе, что за ерунда, кому это было нужно. А у вас тоже ночью побили стекла?

   -Видимо да. Мы ночевали в гостинице, пришли, а тут такое. Ни как не могу согреться. , она поежилась. -Отец почти заделал, там только одно окно было разбито. Мы можем взять вас с собой. Вас двое? Для двоих места хватит.

   -Двое, но у нас там еще коляска, что бы возить отца.

   -Ее можно разместить на крыше с багажом. -подсказала она.

   -Сейчас посмотрю, может другой вариант будет, -с этими словами он пошел обратно на улицу.
Через минуту вернулся, взял ее за руку:

   -Идем, отогреешься, соберем отца и поедем на вашей кибитке. Коляску разместим на крыше. -все это он проговорил в одном порыве, будто это решение далось ему с большим трудом.

   Они вышли на улицу и пошли в дом к котором ночевали Коншины. Вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Дверь в квартиру была открыта.

   -Дея, посиди пожалуйста здесь. -указал он на стул у стола.
В комнату вошла молодая девушка по виду служанка. Шепотом спросила:

   -Барин, вы уезжаете? Помочь чего?

   -Помоги собрать мне отца, точнее сделай сначала горячего чаю, госпоже, -сказал так же шепотом и указал взглядом на Дею.

   Сам пошел собирать отца.

   Пока собирались, больше так ни кто и не встал. Дея выпила чашку чая, в квартиру зашли занеся морозную свежесть возничий Коншина и цыган, назвавшийся отцом Деи.

   Прошли в глубь одной из комнат и вынесли на руках Виталия Андреевича укутанного в шубы, чуть ли не с головой. Пошли вниз. Вышел Аркадий, на ходу запахивая свою шубу:

   -Мы готовы, едем, -проговорил он снова на ходу и увлек за собой Дею.
Залезли в кибитку, расселись, Коншин старший на одной стороне, а Аркадий и Дея на другой. Цыган сел на козлы, тронулись.

   Коншин старший смотрел не отрывая взгляд и почти не моргая на Дею. Она сначала делала вид, что не замечает этого взгляда, но потом пристально посмотрела в глаза больного и по ее лицу пробежала довольная ухмылка.

   Аркадию, безумный взгляд отца был привычнее, но в этот раз они выражали страх, он не стал на этом заостряться, один черт ничего не выяснить, говорить отец по прежнему не мог.

   Дея закрыла глаза и задремала. Кибитку мерно пошатывало на снежных ухабах, свет поступающий из обмороженных стекол из тех, что не были разбиты поступал то ярче, , что свидетельствовало о том, что они едут по открытой местности, то тусклее-это был лес. Коншин младший уснул.

   Проснулся от разрывающего низ живота желания в туалет и прикосновения холодной стали к щеке. Открыв глаза, сначала увидел еще более страшные, полные ужаса глаза отца, потом увидел направленный себе в лицо ствол обреза.

   -Как спалось Аркадий Витальевич?, -спросил цыган, тыкающий ему в щеку оружием.

   -Выходите уважаемые, приехали, -улыбнулся злой улыбкой бородач.
Аркадий, начал выбираться из кибитки плохо соображая, что происходит.

   -Папашу приберите, он нам здесь не нужен.

   -А что собственно случилось, где Дея, -тут Аркадий оглянулся и увидел подтаскивающую по снегу к открытой двери отцову коляску девушку.

   -Я здесь братик. -сухо сказала она. -Помоги папе присесть в последний путь.

   -Что? Что ты несешь дура? Это что сон?, -закричал на нее Аркадий.

   -Аркадий, не кричи, это все равно не поможет., -спокойно сказала она. -Я тебе сейчас обрисую твое положение, а ты сам разберешься, что будешь делать, но шанс я все таки тебе дам.

   -Слушай меня внимательно и не перебивай: я действительно твоя сестра по вот этому вот исчадью ада, -указала она на старика, у которого уже был не взгляд обреченного человека, ужаса в глазах теперь не было. -Наш общий папа, много лет назад, в отсутствии своей семьи завел роман с заезжей цыганкой. От этой интрижки появилась на свет я, твоя сестра Лаура. Накануне приезда семьи и тебя маленького в частности, наш папа заплатил своей прислуге, Галине и ее немому мужу и сыну, что бы они нас убили, а трупы завезли в лес на растерзание зверям. Те сделали свое дело плохо, мать покалечили, но не убили, а меня и совсем не тронули, думали так издохну, полтора месяца мне было. Нас там нашел и выходил, царствие ему небесное, истинный мой отец, беглый каторжник Протасий. Мама лишилась памяти и мы много лет жили в лесу, после того, как мама и отец умерли я дала клятву, что отомщу Коншину. Я пыталась убить его, отравив уколом, но от яда его хватил только удар, и вот поэтому-то мы сейчас здесь. И в этот раз его настигнет кара небесная.

   -Яд, -сказал Аркадий. -Яд, слушай, так это все таки был яд?! Ах да Мосальский, ах да картежник, ведь почти раскусил тебя ведьму шельмец. Так слушай, значит и батюшку Аввакума тоже ты? Да не хуже ли ты их? Ты какое право имеешь судить и казнить их?

   -А кто по твоему может их справедливо наказать? -злобно спросила Дея. -Ты, наказал бы человека из-за которого твоя мать несколько лет ходила под себя лежа в землянке в лесу без памяти о том кто она и что?  Может назовешь мне такую справедливую инстанцию, которая может за такое наказать по закону? Нет таких инстанций. Нет справедливости, все вы погрязли в мире, где нет справедливости, есть только ложь и лицемерие. Все кто должен стоять на страже закона все его попрали, включая этого батюшку из-за которого дети вешались, а его переводили с места на место, дабы всю эту грязь скрыть.

   Повисла тишина. По сравнению с утром стало намного теплее, но нависали свинцовые тучи, поднимался ветер, дело шло к метели.

   -Лаура, едем, -обратился цыган.

   -Давай мне обрез, привяжи его руки к коляске на которой сидит калека, -приказала она цыгану.

   Тот начал туго, по одной привязывать руки Аркадия к ручкам коляски.
Аркадий с ужасом понимал, что его ставят в положение, в котором спастись есть шанс только у него или попробовать спасти и отца, но в таком случае шансы уменьшаются в десять раз. Долго его тащить он не сможет, сбросив его с коляски, шансы увеличатся. Мысли крутились в его голове как юла, но ни одна из них не приносила с собой надежду.

   -Дея, или Лаура, как правильно на самом деле не знаю, -сосредоточившись на одной мысли начал Аркадий, -может зря ты это все затеяла, может старику хватит того, что он беспомощный инвалид, и его смерть не за горами?!, -она молча держала его на прицеле. Он продолжил: -Ну в конце то концов при чем здесь я?, -в голосе Коншина младшего появился надрыв, -что я тебе сделал? Только лишь влюбился, как ребенок, а оказалось, что ты мне сестра. Он дал жизнь нам обоим, -кивал он головой указывая за себя, на отца, руки его теперь были крепко привязаны к коляске. Цыган перед тем как привязать одел на его руки варежки, смилостивился.

   -Госпожа, нам пора.

   -Сейчас. Аркадий, он дал мне жизнь случайно, отнесясь к моей маме, как к подзаборной шлюхе, хотя она на самом деле была в него влюблена и ослеплена этой любовью. А он решил, по своему малодушию, что нас легче убить, чем просто выгнать из своей жизни, -еще мгновение стояла молча, потом сказала коротко: -Прощай!, -села в кибитку, которая тут же тронулась.

   Аркадий сел на корточки, оказавшись спиной к спине с отцом. Его руки были привязаны к ручками коляски сзади. Ему стало жутко от осознания всей сложности ситуации. Минуту он соображал, что можно предпринять. Пришла только одна стоящая мысль: перевернуть коляску к себе лицом, тогда, он сможет попробовать развязать веревки зубами. Руки уже начали мерзнуть. Отец не издал не звука, он наверное уже тоже закоченел. Поднялся ветер и пошел снег.

   После первой же попытки Аркадий понял, что идея неудачная. Он сможет что то сделать только если перевернет коляску вверх колесами.

   -Господи! За что?, - в сердцах закричал он и решил, что другого варианта, кроме, как двигаться по следу саней нет. Надежда на то, что встретится кто-то если они выйдут на тракт было больше. -Если выйдем! -закончил в слух свою мысль Аркадий.

   -Отец!? Папа!? Вот какого лешего ты наделал? Ведь по человечески она права по отношению к тебе. Что вы за люди? Что за жизнь вы проживаете? Что делать сейчас?
Что было толку от этих вопросов в пустоту. Виталий Андреевич уже мало чего понимал. В его жилах стыла кровь от холода и страха перед неизвестностью. Его мозг понимал, что это конец, что вся его жизнь пролетела, что сейчас ему возможно предстоит ответить за все свои деяния, а может и того хуже встретить всех тех, кому он сделал плохо и ответить перед ними.

   Все мы-русские люди проживаем странные жизни. Гены, ментальность, климат, масса других причин по которым мы такие, как все эти люди описанные в этом рассказе. Крайности-вот наше жизненное кредо. Жить так будто мы живем последний день. Будто и после нас жить ни кто не будет. Крайности-как это нам близко, как мало мы знаем людей, у которых все в меру, все средне, а если заглянуть в историю, то вообще сплошной ужас, с одной стороны тираны и садюги с другой святые и мученики. Посмотрите официальные списки святых и мучеников в православии. Особенно показателен век прошедший. А самое важное, что основную часть новомученников из тех списков мучали наши же русские, тогда советские люди. Редко кто задается вопросом, как в "Архипелаге ГУЛАГе" у Солженицына, о том, что сотни тысяч людей были реабилитированы посмертно или амнистированы при жизни из всех тех ужасных мест Сталинского ГУЛАГа. А кто слышал про тех кого наказали за те, сломанные миллионы судеб и жизней? За исключением Берии, которого очень быстро убрали, дабы он не рассказал про всех. Где гарантии, что в нынешнее время все не так, как тогда?! Их нет, потому что все приблизительно так же. О духовности, о культурных ценностях вспоминают, когда уже совсем край, когда есть опасность, что русский бунт-кровавый и беспощадный неминуем. Вот и тогда накануне всем известных событий 1917 года, все шло к ним.

   Главным мерилом справедливости должен быть закон, а не совесть. Совесть у кого то есть, а у кого то свое представление о ней, а четкие законы должны быть одинаковыми для всех, и только тогда мы станем жить будущим, только тогда наше государство и мы вместе с ним будем великими для всех, а не только для себя, да и то зачастую в пьяном угаре на курортах.

    Год 1918 ранняя весна.

   Аркадий Витальевич был задержан при переходе пограничного контроля на пути в Финляндию. Его препроводили в полуподвальное помещение, завели в комнату с зарешеченным окном почти под потолком и прикрученными к полу столом и табуретками. Стены были в шубе темно-серого цвета, в облупившейся от краски металлической двери, зияло отверстие глазка размером с золотой царский червонец.
   
   В комнате было зябко, шубу с Коншина стащили сразу при задержании. Лампочка еле светила. На высоченном потолке развивались ошметки старой пыльной паутины, они реагировали на каждый стук двери в коридоре -сквозняки, -думалось Аркадию, -как я не люблю сквозняки. Стены комнаты, на четверть были какими-то засаленными, обтертыми до блеска тысячами и тысячами разных людей, кое-где на полу была запекшаяся кровь. -Вот они жернова революции, молотилка людских душ, а ведь меня, как контрреволюционный элемент могут расстрелять, у них с этим я слышал быстро. -все эти мрачные мысли плавно менялись в его сознании одна другой. Он не испытывал страха и паники, он испытывал жуткую усталость от долгой неопределенности, -уж лучше бы уже, что то началось.

   Через час, в коридоре клацнули замки, паутина устремилась своими оборванными концами к облезлой двери, послышались шаги нескольких человек, подошли к его двери, лязгнул замок, дверь отворилась, и в комнату вошли двое в военной форме, мужчина и женщина, третий остался в дверях. Сначала Аркадий рассмотрел мужчину: невысокий плотный, судя по гладкому лицу и выправке бывший офицер царской армии, а за его спиной шла девушка, увидев лицо которой из груди Коншина вырвался стон отчаяния-это была Дея, та кого Аркадий хотел бы встретить сейчас меньше всего на свете.
               
                Конец первой части.

   28 июня 2016 года.