След на земле Кн. 2, ч. 1, гл. 10 Если завтра войн

Глава 10. «Если завтра война»
(сокращенная версия романа)
1
      Находясь в увольнении после праздника Первомая Егор, Афоня и Ефим решили, что пора покупать новые чемоданы.
      - А то ведь, ближе к осени все «дембеля» кинутся покупать их и нам хороших не достанется, - высказал предположение Егор.
      - Не бойся, ближе к октябрю, когда нас будут увольнять из армии, все будут стараться купить чемоданы подешевле, чтобы оставить побольше денег на дорогу и на отпуск после службы, - уверенно сказал Афоня. – А вот сейчас и летом народ будет скупать их для отпусков.
      - Да я бы тоже обошёлся дешевым. Он нужен-то только, чтобы домой съездить, ну и в город, где осядем и будем жить. А хороший фибровый чемодан нужен для частых поездок. А я больше ездить не собираюсь, - высказал свое мнение Ефим.
     - Если боишься, что тебе денег не хватит, то я дам сколько нужно. Я как раз новый гонорар за статью из редакции получил, - сразу среагировал Егор, ведь он не подумал, что у ребят могут быть проблемы с деньгами, хороший фибровый чемодан стоит целых семь рублей.
     - Не суетись, - отмахнулся Ефим, - деньги у меня есть. Я ведь имел ввиду, что разъезжать по стране не собираюсь. Я думаю, что вот разъедемся мы после службы в разные стороны и, вроде как, дружбе нашей конец придёт.
     - Почему же конец? – спросил Афоня, взглянув на унылого Ефима. – Конечно, после армии каждый поедет домой к родителям. Отдохнём там с месячишко, пока не надоест, а потом снова соберёмся вместе в каком-нибудь городе. Устроимся на работу или поступим учиться. Будет здорово. Я вот предлагаю встретиться в Сталинграде. Как вам моё предложение? Чем плох Сталинград?
      - Сталинград то хорош, спору нет. Но помнишь, перед службой мы собирались поехать учиться в Свердловск? Там полно учебных заведений разного профиля. Поступим там, кто куда захочет, поучимся годика три-четыре и станем уже квалифицированными специалистами. Тогда нам сам чёрт будет не страшен, перед нами будут все дороги открыты, и вместе мы горы свернём, - перейдя на торжественную ноту, констатировал Егор.
      - А может всё-таки в Сталинград? Там тоже немало учебных заведений, а климат значительно лучше. Он ведь почти на юге находится, в нем теплее, зимы короче, а овощей и фруктов, дешевых, на рынках хоть завались! – высказал своё мнение Садчиков.
      - Да не имею я ничего против Сталинграда, только в отличие от Свердловска, нет там института журналистики. А мне бы туда очень хотелось поступить, - сказал с досадой Егор.
      - Опять ты за своё. Сколько натерпелся ты из-за своей треклятой журналистики и тебе всё мало. Всё тебя тянет наступить на старые грабли. Шишек что ли мало набил? – состроил мину Афоня. – Да забудь ты о ней. Она же, как гулящая баба, манит и ласкает, а потом бросает, оставляя тебя с неприятностями, вроде гонореи на одно место. Доконает она тебя. Доведёт до цугундера. 
      - И куда же мне, по-твоему, в Сталинграде  поступать учиться?
      - Ну, хотя бы в строительный институт на архитектурный факультет. У тебя сильно развито воображение и есть ещё что-то необъяснимое, фантазия или смекалка, что делает тебя особенным. Я уверен ты будешь делать такие интересные проекты зданий, каких в городах ещё нет. Перещеголяешь в этой сфере зазнавшуюся долбанную Америку, которая уже набила  оскомину своими небоскрёбами. Ну и безопасна будет для тебя эта работа, в ней вряд ли кого обидишь. А мы с Ефимкой поучимся мастерству в строительном техникуме, чтобы потом воплощать в жизнь твои новаторские проекты. Да, Ефим? – и Афоня, довольный своею мыслью, бодро хлопнул Ефима по плечу.
      - Вот и я об этом, - улыбаясь, одобрил предложение друга Садчиков. – Предлагаю голосовать за это предложение. Кто «за»? Двое! Кто против? Кто воздержался? Против нет! Воздержался один. Большинством голосов проходит предложение Афони. Ура! На этом собрание считаем закрытым.
      - Давите вы на меня, - тяжело вздохнул Егор, не скрывая досады, хотя понимал, что Ефим шутил этим голосованием. Но в каждой шутке, есть только доля шутки. – Придётся подчиниться большинству. Только в нашем сговоре, братцы, есть одно «но». Обстановка вокруг нашей Родины горячая. Фашистская Германия может все наши планы испортить. За два года пол-Европы захватила. Как бы со своими аппетитами не задумала и наш Союз проглотить?
      - Наш Советский Союз ей не по зубам. Подавится! Надеюсь, среди немцев есть здравомыслящие люди, которые это понимают. Советский Союз не какая-нибудь Бельгия или Дания, чтобы за два дня прижать к ногтю, - уверенно заявил Афанасий. – Нет, я думаю, что Германия не рискнёт нападать на нас. К тому же, у нас с ними заключен «Пакт о ненападении и взаимной дружбе» Молотова – Риббентропа. Поэтому Германию я исключаю. И потом… мы же говорим о мирном времени, если ничего не случится.
      - А я думаю, что случиться может. В воздухе пахнет грозой, - задумчиво сказал Ефим. – Неспроста же эти пакостные империалисты заключили тройственный союз Рим – Берлин – Токио. Наша страна с огромной территорией и ископаемыми запасами лакомый кусок для их аппетитов. Думаю, что они обязательно нападут. Это только вопрос времени.
      - Ты, что же считаешь, что мы и демобилизоваться не успеем, как начнётся война? – фыркнул Афоня.
      - Я не утверждаю, но считаю, что нужно быть к этому готовыми.
      - Ладно, ладно! – примирительно заговорил Егор. - Договорились же, что при условии мирной жизни, мы сначала отдыхаем у родителей, а потом собираемся снова вместе…
      - В Сталинграде! – в один голос ответили Ефим и Афоня не дав закончить Егору фразу.
      - Ну вот, опять. Давайте договоримся обсудить эту тему в сентябре. Не надо давить на психику. Может и у вас планы поменяются, возникнут какие-то варианты. Нужно всё взвесить, - Егор решил сгладить противоречие, чтобы не ругаться с друзьями, хотя ему не нравилось, что они лишают его собственного выбора жизненного пути.
      - Если скоро война, то ты думаешь заканчивать изобретение автоматической винтовки? – поинтересовался у него Ефим.
      - Собираюсь. Сейчас, когда в конторе нас четверо, вполне можно выкроить время. Но теперь, главное работать в мастерской, чтобы вытачивать детали и собрать сам механизм подачи патронов и возвращения затвора в ударное положение. Короче буду работать. Нужно же после себя оставить в армии добрую память.
      - Ну, тебя-то итак долго будут помнить. Ты стишками и эпиграммами неплохо наследил. Многие бойцы переписывают их друг у дружки и знают наизусть. Так и будут они передаваться от стариков к молодым, от призыва к призыву, - заверил его Афоня.
      - Это точно, - согласился Ефим, - это про нас с Афоней быстро забудут, как будто здесь и не было, а про тебя еще легенды сложат.

2
      К удивлению Егора, в мае 1941 года транспортная рота значительно снизила свою деятельность по перевозкам, особенно для гражданских предприятий и организаций. Больше времени стало уделяться ремонту машин и даже постановке их на консервацию. И шофера, теперь больше занимались военной подготовкой, чем сидели за рулём. Новое весеннее пополнение и вовсе к транспорту не подпускалось, кроме как для ухода за ним. Они теперь маршировали в строю, ползали по сопкам на брюхе и тоже ходили гусиным шагом, которого никто так не отменил. Увеличилось и время для стрельб, что не могло не радовать. Ко всем этим занятиям привлекался и Никишин, несмотря на свой статус военкора.
      Он нисколько не роптал, и даже считал это правильным и полезным, чем днями сидеть в канцелярии. Прибавились и темы для статей в армейскую газету.
      - К чему бы это? – поинтересовался Егор у друзей-сержантов.
      - А ни к чему. Просто солдат, хоть он и шофер, должен уметь воевать, а не только баранку крутить. Если начнется война, то каждый должен будет взять в руки оружие и вступить в бой с врагом, а не прятаться за капотом машины, - высказался Афоня.
      - Что же, логично, - согласился Егор. Но его не оставляло предчувствие того, что причина усиленной подготовки всё же другая. – А может, из-за того что политическая обстановка накаляется? Вон Германия захватила Югославию, а Венгрия, Румыния и Болгария сами подписали с немцами союз. Наверняка, наше руководство учитывает это и, несмотря на договор о ненападении, решило готовиться к войне решительным образом.
      - Тоже логично, - не стал возражать Афоня. – Только я, всё-таки уверен, что немцы не дураки, чтобы нападать на нас. Всё-таки наша армия сильнейшая в мире.
      - Не бахвалься. После победы над японцами в 1939 году, нам в отличие от немцев воевать не приходилось. И с крохотной Финляндией сколько возились? – возразил другу Ефим. – И потери понесли большие, и мир странный подписали. Так что нам, чтобы стать самой сильной армией нужно еще много чего.
- Например, самолетов, - поддержал Ефима Егор. – Таких, чтобы они превосходили вражеские по маневренности, по дальности полётов, да и по вооружению.
      - И танки, - снова подхватил слово Ефим. – Откуда нам знать, что наши танки лучшие в мире? Они ведь не проходили испытаний в бою. Пока нам только говорят, что у нас лучшие танки и артиллерия. Так ли на самом деле?
      - Я могу с уверенностью сказать только о людях, - ответил Егор. – Наших людей обратно в рабство не загонишь. Ни на Германию, и уж тем более Италию и Японию, мы горбатиться не будем. И уж чего-чего, а русские люди драться всегда умели.
      - Да, и техника у нас хорошая, - не уступал своей уверенности Афоня. – Раз Сталин заявил, что мы готовы к войне и способны нанести упреждающий удар, то так и будет. Не раз было сказано, что война, если и начнется, то будет проходить на чужой территории.
       - Если верить киношникам, то война для нас вообще-то будет лёгкой, - с иронией  сказал Ефим. – Хотя, разве может война быть лёгкой?
       - Ты про фильм «Если завтра война»? Вредный фильм, - заключил Егор. – Он усыпляет нашу бдительность. Дескать, ничего страшного, мы врага шапками закидаем. Но разве немцы, захватившие больше пол-Европы, дадут закидать себя шапками? Боюсь, что драка с ними будет жесткой и кровавой.
       - Ну чего вы панику разводите, - бодро воскликнул Афоня. – Драться, так драться. «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!» - пропел он слова популярной песни.

3
       В два часа сорок минут ночи в казарме транспортной роты прозвучала резкая команда: «Подъем! Тревога!»
       Эти слова колокольным набатом ударили по мозгам отдыхающих красноармейцев. Вихрем взлетели над постелями отброшенные одеяла. До конца не проснувшиеся бойцы автоматически суетливо натягивали на себя гимнастёрки, брюки, шнуровали одетые на ноги ботинки, обматывая икры ног полутораметровыми обмотками. При этом никаких слов, только гулкое сопение сосредоточенных на своём занятии солдат. Все действия выполнялись быстро и слаженно.
       Но в головах с каждым ударом сердца пульсировала мысль: «Неужели война? Ведь сейчас так много разговоров о ней».
       Егор и его товарищи по призыву за всё время своей армейской жизни несколько десятков раз поднимались по тревоге, каждый раз переживая волнение от предстоящей встречи с врагом, считая, что сегодняшний многокилометровый марш является частью боевых действий. Он форсировал высоты сопок, преодолевал водные препятствия  и другие преграды, прорыл полсотни метров окопов ради выполнения поставленной задачи уничтожить прорвавшегося на нашу территорию противника. Каждый раз эти тревоги оказывались учебными и, несмотря, на достигнутые успехи и положительные оценки командования оставляли в душе шлейф разочарования. Вступать в бой не приходилось, так как не было никакого противника, и все усилия по его окружению, уничтожению и захвату оказывались напрасной тратой сил.
       Конечно, Егор с друзьями понимали, что учебные тревоги необходимы. Действия бойцов должны быть натренированными, слаженными, искусными, чтобы в настоящем бою солдат не терялся, не впадал в панику, вступал в бой решительно и действовал верно. «Тяжело в учении – легко в бою», - эту фразу русского полководца Суворова командиры повторяли солдатам постоянно.
В этот раз тревога казалась самой настоящей боевой. Никогда раньше её не объявляли среди ночи. Как правило, уже под утро. Кроме того каждому бойцу выдавалось по три пачки боевых патронов, чего раньше тоже не случалось. Бойцы были экипированы полностью.
      Команды следовали одна за другой, при этом никакой суеты не возникало.
      - В колонну по четыре, повзводно, становись! Смирно!
      Перед казармой на площадке рядом с командиром роты и политруком стояли представители от штабов батальона и полка. Лица офицеров были угрюмы и внимательны к действиям младших командиров и солдат. Первый и второй взводы были отправлены в парк, готовить технику к выходу на маршруты, согласно боевому расписанию. Сомнений не оставалось. Это война. Не иначе японцы совершили провокацию и проникли на нашу территорию. Но где?
      Перед строем возник заместитель начальника штаба полка капитан Терентьев.
      - Товарищи бойцы и командиры. В районе сопок «Два брата» высадился десант противника численностью до батальона. Нашему полку поставлена боевая задача: окружить врага и принудить его к сдаче в плен. Если же противник своими действиями откажется сдаваться и откроет огонь, его приказано уничтожить. Огонь по противнику открывать только по команде вашего командира. Всё, - и повернув голову в сторону ротного, - командуйте старший лейтенант.
       Последовала хрипловатая, но достаточно громкая команда ротного:
       - Ровняйсь! Смирно! Налево! Шагом марш!
       Пятнадцатикилометровый марш-бросок до сопок «Два брата» рота преодолела за два часа сорок минут и вышла к рубежу повзводного развёртывания к шести часам утра. До рассвета оставалось не больше получаса. Тут же у подножья сопок, была поставлена более конкретная задача. Первому взводу, где заместителем командира был сержант Кобликов, и в котором числился теперь Егор, было приказано прочесать трёхсотметровый сектор левого склона сопки, до соединения с крайним взводом соседней третьей роты. При обнаружении противника, еще раз приказывалось огонь по нему  не открывать, а скрытно поставить в известность командира и занять позицию для боя. Если же враг первым начнёт стрелять, то тогда, разумеется, открывать по нему ответный огонь. Подобные задачи были поставлены и другим взводам, других рот. Отбой операции: три красных ракеты.
       «К чему такая предосторожность, - недоумевали бойцы. – Если целый батальон вражеского десанта занял выгодную позицию на высоте, то он, конечно, не намеревается сдаваться. Разве в этом его цель? Значит, он обязательно вступит в бой, и этот бой будет жарким. Смертельным.»
      Егор в цепи был левофланговым и должен был соприкасаться с правофланговым соседнего взвода третьей стрелковой роты. Он не любил быть крайним, но приказ – есть приказ, и он должен безоговорочно выполняться. Командиру виднее кто, где должен располагаться при встрече с противником. Тем более Егор был самым опытным во взводе, отслужив три четверти срока. Он шёл по склону балки, поросшей низкорослым кустарником с винтовкой наизготовку. Справа от него, в каких-то десяти метрах, продвигался товарищ своего взвода. Его движение Егор едва улавливал. А вот правофлангового другого взвода он не слышал и не видел. «Наверное, продвинулся на несколько метров вперёд, или наоборот отстал, - подумал про себя Егор, - но не ждать же его стоя на месте».
      Низкорослый кустарник у подножья сменился низкорослыми деревьями и высоким кустарником, затрудняющим продвижение и ещё больше ухудшающим видимость. Кроме того наступило время, когда перед рассветом ночь становится гуще и непроглядней, как будто кто-то выключил половину звёзд на небе. Егор сильнее напрягал слух и двигался вверх по склону небольшими шагами, готовый в любую минуту схватиться с врагом или всадить в него пулю. «В такой темноте и самому легко стать добычей япошек. Они ведь  наверняка отправили разведчиков вниз по склону найти бреши в нашей оборонительной линии».
      Справа хрустнула ветка, и Егор, застыв на месте, насторожился.
      - Захар, ты? – окликнул он своего правофлангового.
      - Я тут, - грубовато откликнулся сосед справа.
      Голос показался Егору незнакомым, у Захара он более высокий. «Он, что решил меня разыграть? Или в предрассветных сумерках голос немного меняется? Вернее не сам голос, а его слышимость. Но как проверить? Не спрашивать же ещё раз?» Он направился в сторону Захара, осторожно раздвигая густой кустарник, напрягая зрение и слух. «Скорее бы светало, а то не мудрено и своего принять за противника», - рассуждал он.
       На небе стали появляться белёсые пятна. Оно серело на глазах. Вокруг становилось более зримо. Стволы деревьев, ветки кустарников и проходы между ними становились отчетливее. Однако туманная дымка мешала различать силуэты как следует. «Через какие-то десять-пятнадцать минут появятся первые солнечные лучи и тогда видимость наконец-то улучшится. Быстрее бы».
       Неожиданно справа от себя он заметил силуэт человека, но через мгновение он снова исчез. Егору захотелось окликнуть Захара снова, но подумалось, что его опытного «старика» могут осмеять за излишнюю боязливость. «Захар же не окликает его. Значит, более спокоен и уверен. Да и подавать голос, значит, дать обнаружить себя  противнику, который, возможно, совсем близко». Егор надеялся, что с минуты на минуту, Захар появится снова, и он сможет увидеть его отчетливо. Шорох шагов он различал вполне нормально.
«Может это комвзвода или Афоня, проверяют цепь? Но почему, тогда они не приближаются ко мне, зная, что левофланговый это я? Странно и не похоже на Афоню», - и Егор, нарушая дистанцию цепи, снова взял курс правее, следуя на шорох, справа от себя. Ему хотелось хоть на мгновение увидеть своего соседа или того, кто находился рядом.
       Раздвинув кустарник, он обнаружил прямо перед собой крутой склон, в который он практически упирался. Пришлось брать ещё правее и подниматься выше к вершине сопки, где должен быть враг. Справа снова раздался шорох и вдруг, кто-то «Ойкнул» совсем близко, но выступ склона и заросли всё ещё скрывали правофлангового. Неожиданно именно из этого кустарника на него двинулась фигура, приобретая всё более отчетливые очертания. Это был явно не Захар. Человек не подавал голоса и, вообще, его голова была будто замотана чёрной тканью.
      Егор насторожился и почему-то, машинально,  как обычно когда он стоял в карауле у складов, при приближении начальника караула или проверяющего, у него вырвалось:
      - Стой, кто идет?
      Эту фразу он произнёс полушёпотом, по-прежнему опасаясь, что его услышит противник. Но противник был прямо перед ним. Он сделал рывок навстречу и отбив ударом ноги ствол винтовки бросился на Егора. Винтовка упала где-то рядом, а Егор успел увернуться от удара ножом, убрав корпус влево. Нападавший по инерции наткнулся на его выставленную ногу и стал падать, хватаясь за кусты. Егор бросился ему на спину и, обхватив правой, согнутой в локте, рукой его горло сильно сжал его. Егор сдавливал до тех пор, пока дергавшийся поначалу враг не обмяк под ним. После этого он вскочил на ноги и, оглядевшись, подобрал свою винтовку. Сердце колотилось в нем, сотрясая всё тело. Несмотря на то, что схватка была закончена, ему по-прежнему не хватало воздуха и колотил какой-то пакостный озноб.
      Вдруг враг пошевелился и сделал попытку привстать. Егор со всего маху врезал ему прикладом по спине, при этом палец, лежавший на курке, дернулся и прозвучал резкий выстрел. Противник затих, но звук выстрела эхом прокатился по склону.
      Вскоре раздались шорохи приближающихся людей. «Кто бежит?  Свои или враги, на помощь своему разведчику?» - мелькнуло в голове у Егора. Он вскинул винтовку на звук шагов и ломающихся веток, но в наступившем рассвете Егор сразу узнал своего друга Афоню, за ним бежал командир взвода и ещё кто-то.
      - Почему стрелял, твою мать? – грозно закричал лейтенант Вишневой, - был же приказ огонь не открывать без приказа.
      Не успел Егор объяснить ситуацию, как к ним приблизились командир роты и комиссар батальона Гузенко, недавно назначенный на эту должность. Егор доложил о нападении на себя и задержании врага. Все устремили взгляды на лежавшего неподвижно под ногой Егора человека с обмотанной черной тканью головой. Его быстро обшарили и, связав руки за спиной, потащили через кустарник вниз по склону к штабу полка. Тут же Егору стало известно, что его правофланговый Захар Дыбенко был найден без сознания. Вероятно, что этот же человек, что напал на Егора, сначала напал на его соседа. Именно Захар «Ойкнул»,  когда его обезвредил нападавший.
      Тревога и на этот раз оказалась учебной. Максимально приближенной к боевой, но всё же учебной. Выстрелы в ней не предусматривались, хотя и были выданы боевые патроны. Потому-то выстрел Егора и вызвал такой переполох у всех участников учений и собрал в штабе роты многих командиров. Всем хотелось знать: кто и почему стрелял в нарушение строго приказа не открывать огонь. Ведь на самом деле никакого десанта не было. Выяснив причину, возмущение их улетучивалось и слова умолкали. Ибо никто не знал точно, какую оценку дать случившемуся факту. «С одной стороны был нарушен приказ «Не стрелять, без команды и огонь открывать только ответный», с другой стороны было нападение на двоих бойцов, один из которых отправлен в госпиталь, а другой сумел задержать неизвестного, угрожающего его жизни. Да и выстрел был случайный. И этот выстрел призвал на помощь жертве нападения его товарищей и командиров. Значит, боец поступил правильно, по обстановке».
      Над сопками поднималось утреннее солнце. Воздух наполнился светом и разноголосием проснувшихся птиц. Егор сидел на поваленном дереве у штабной палатки и до сих пор не мог успокоиться. То и дело мелкая дрожь пробегала по его телу. Он понимал, что ему улыбнулась удача в этой схватке. Враг мог и его зарезать, как Захара. О своих действиях и случайном выстреле он не жалел и последствий нарушения приказа не боялся. Считал, что действовал правильно.
      Вскоре выяснилось, что Егору удалось обезвредить матёрого японского шпиона, который именно сегодняшней ночью передавал сообщения по рации, спрятанной у него на вершине сопки. Он был наполовину русский, наполовину китаец и был обучен приёмам диверсионной борьбы, потому и был очень опасен.
      Три красные ракеты известили полк об окончании учебной тревоги. Все подразделения снова собрались у подножья «Двух братьев». Представитель штаба армии подвел итог, оценив действия полка на учениях положительно. Так же он дал высокую оценку действиям бойца Никишина, который сумел задержать японского шпиона, проявив отвагу и умение. Он объявил Егору благодарность и присвоил звание ефрейтора. Кроме того обещал ходатайствовать о представлении к правительственной награде.
      В казармы полк вернулся к обеду. А перед ужином к Егору приехал корреспондент армейской газеты «Тревога», который подробно расспрашивал его о проявленном героизме при задержке шпиона. От него Егор узнал, что Захар Дыбенко умер по дороге в госпиталь. Егор сильно расстроился. Никакая награда не может обрадовать, если погиб человек, с которым они были рядом. Да и мысли предательски напоминали, что на месте Захара мог оказаться и сам Егор. Он своей шкурой ощутил, что такое смерть и как близко она может быть от тебя на войне.
«А ведь завтра может начаться настоящая война», - подумал он.
.....
(полную версию романа можно прочитать в книге)