Давным-давно на думанской земле глава 9

У кадасов

     Уже несколько дней Лиль жила во дворе дома кадасов – именно так называли себя и своих редких гостей её хозяева. Это было странно и страшно, но таяну здесь держали на положении жука. Иногда просто из озорства, а иногда, чтобы дать отдых своим крыльям, её соплеменники бывало садились на этих тварей верхом. Занятие это было опасное и временами приводило к гибели. И в этом отношении кадасам было куда проще с Лиль –  в отличие от жуков, она понимала, что отвечает за жизнь наездника.
  Таяна была неизменно привязана всё той же тонкой, но очень прочной верёвкой к забору. Первые несколько ночей она безуспешно пыталась её развязать - её тоненькие, непривычные к тяжёлой работе пальцы не могли совладать с туго завязанным затейливым узлом. Мало того, хозяйка всякий раз обнаруживала следы её отчаянной работы, и Лиль больно били осокой по рукам. Она очень скоро поняла, что опасаться ей надо только за руки – все остальные части тела были нужны для полёта, а вот руки – их можно было истязать как угодно и сколько угодно, тем более что это ещё и лишало её последней надежды на спасение - ведь только с их помощью она могла освободиться.
   Лиль взглянула на свои ладони – они были исполосованы вдоль и поперёк багровыми бороздами. И хотя последние два дня ей удавалось избегать наказаний, предельно точно выполняя все приказы своих больших и маленьких хозяев, кожа заживала медленно – дать рукам абсолютный покой не получалось.
  Послышался шум, и вскоре на дворе появилась хозяйка, которую, как теперь знала Лиль, звали Дасадар. Она вела за руку свою младшую дочь Сидар. Сейчас таяна поймала себя на том, что испытывает к этой маленькой кадаске тёплые чувства. Сидар была очень лёгкой, и катать её не составляло никакого труда. К тому же по вечерам, когда её родители удалялись в дом, Сидар незаметно пробиралась к Лиль, прихватив с собой либо сладости, либо ягоды. Кадасы обожали сладкое. Похоже, сладости ценились здесь выше всякой другой еды, поскольку за обладание ими дети устраивали настоящие баталии. Положить им конец мог только страшный окрик хозяйки или телесные наказания, если, к несчастью, в тот момент рядом оказывался отец семейства Бодор. Тем трогательнее было получить от Сидар сбережённые за день огромными усилиями воли конфеты, крендельки или печенье.
  Поначалу Лиль отказывалась от даров своей маленькой хозяйки, но однажды увидев, как та, смахивая кулачком слёзы, выбрасывает отвергнутое угощение за забор, стала их принимать, тем более что пища, которой её кормили, хоть и была сытной, имела вкус очень далёкий от вкуса цветочного нектара. Этот вкус был настолько непривычен, что иногда после первой ложки – к этой штуковине Лиль долго приноравливалась – вместе с кашиной, как её называла Дасадар, таяна глотала слёзы - те почему-то наворачивались сами собой и подсаливали и без того щедро посоленную пищу. Лиль и в самом деле тосковала по сладкой ароматной диете таян. И если бы по ней одной! Только теперь, прозябая словно травинка, которая не может оторваться от единственного, предназначенного ей судьбой места, она начала осознавать, как же счастливо и беззаботно они жили в своём Западном Саду. Казавшиеся и раньше вздором распри между таянами сейчас не вызывали у неё ничего, кроме горькой досады – со дна её нынешнего положения все их проблемы походили на пузыри, которые во время солнечного дождя раздувались и лопались на поверхности озера, примыкавшего к их саду с северо-восточной стороны. Похоже, таяны искусственно создавали себе сложности, чтобы раскрасить уж чересчур однообразное, безмятежное существование. Нет, Лиль никому не желала зла, но иногда в самые горькие моменты ей хотелось, чтобы на её месте оказались Мара, Диоза или, на худой конец, та нахальная рыжеволосая таяна, которую она бросила тогда в саду в смешном положении. Сейчас, сидя на привязи во дворе у кадасов, она больше не жалела о том, что не помогла ей – так ей и надо!
   Из потока мыслей и воспоминаний её вырвал резкий, словно удар осоки, голос Дасадар.
- Полна и долго покойлась. Пора потрудить, - и, обращаясь к Сидар, добавила. – Седай и полетай, ак казано. Всё справай и сраз вертай. Всё памятуешь?
- Да, ма, - ответила Сидар с сияющими глазами – никогда прежде её не выпускали на катале одну. Она подошла к Лиль. Та встала на четвереньки, подставляя девочке спину. Перекинув ногу, Сидар схватилась за поводья, которые были пропущены подмышками и вокруг шеи таяны. Как только малышка уселась в седле, что крепилось ремешками на спине Лиль, та, заработав крыльями, начала медленно и плавно подниматься в воздух – она не хотела причинить своей маленькой наезднице никаких неудобств. Сидар тянула за поводья вверх, заставляя Лиль подниматься всё выше и выше. Так высоко сама Лиль ещё никогда не летала – внизу остались растрёпанные верхушки кустов жасмина, а соломенная крыша большого дома кадасов бледнела бесформенным желтоватым пятном на зелёно-буром фоне огорода и окружающих полей.
  Сейчас Лиль впервые увидела окрестности своего нового жилища. Кадасские дома, отстоявшие довольно далеко друг от друга, были разбросаны по склонам холмов, словно поникшие белёсые бутоны. Насколько хватало глаз, всё было устлано пышным зелёным ковром, однотонную гладь которого то тут, то там нарушали цветные полосы - по-видимому, теснившиеся друг к другу полевые цветы. Но с высоты полёта это больше походило на разноцветную пыльцу, рассыпанную затейливым узором на поверхности гигантского листа. Пейзаж сильно отличался от привычной картины таянского сада, однако был не менее грандиозным и впечатляющим. Никогда прежде Лиль не видела столько неба и солнца сразу.
  Таяна едва успела вобрать в себя всю эту головокружительную красоту, когда Сидар резко припала к её спине и слегка толкнула ножкой в правый бок, командуя разворачиваться и опускаться. Лиль почувствовала разочарование – ей так не хватало этого ощущения открытого простора, мягкого и в то же время упругого воздуха, поддерживающего её крылья, этой захватывающей дух высоты и опьяняющей свободы. При мысли о свободе сердце Лиль защемило, и она украдкой бросила взгляд вниз, на тянущуюся от её щиколотки, казавшуюся бесконечной верёвку, державшую сейчас на привязи тот кусок неба, который содержал в себе таяну.
  Теперь они летели по небольшому кругу. Сидар то понукала Лиль лететь очень быстро, мягко постукивая её по бокам своими маленькими пяточками, то натягивала поводья, заставляя её плавно сбавить скорость. С каждым кругом они опускались всё ниже и ниже, как будто маленькая кадаска проверяла лётные возможности своей каталы. Наконец, они несколько раз описали в воздухе самый больщой круг, который позволяла сделать верёвка, не задевая при этом забора.
  Как только Лиль приземлилась возле дома, Сидар легко соскочила на землю и подлетела к ожидавшей её матери. Дасадар была явно довольна сноровкой своей младшей дочери: погладила её по голове и протянула горсть сладких вяленых ягод, а затем быстро зашагала по направлению к дому. Стоило матери скрыться в тёмном зеве жилища, как Сидар со всех ног бросилась к Лиль и, пересыпав половину ягод в другую ладошку, протянула их таяне со словами:
- Обои затрудили, вкушай!
Лиль её поняла и, улыбнувшись впервые за всё время пребывания в этом доме, нарушила принятое ею изначально решение ни с кем здесь не разговаривать. Она ответила девочке на её же языке.
- Те радони за всё, крохая Сидар.
От удивления та раскрыла рот и расширила глаза – похоже, ей и в голову не приходило, что перед ней на самом деле не большая кадасоподобная бабочка, а разумная, говорящая думана.
- Ма! – закричала она, распираемая желанием поделиться с матерью своим открытием. Тут же пожалев о своей мгновенной слабости, Лиль схватила её за руку и, приложив палец к губам, посмотрела на малышку с такой мольбой в глазах, что та мгновенно примолкла. Недоумевая, почему катала на хочет, чтобы все знали, что она умеет говорить, маленькая кадаска присела рядом с нею на траву и заглянула ей в глаза. Затем, взяв Лиль за руку, она начала быстро тараторить. Из всей её сбивчивой речи Лиль разобрала совсем немного. Однако главное она поняла. Сидар недоумевала, почему она не разговаривала с ними раньше, почему не сказала, что она такая же, как они. Ведь мама и папа сразу бы её отвязали и разрешили жить в доме со всеми.
  Лиль слушала и лишь печально улыбалась. Как объяснить малышке, что её родители прекрасно знают, что Лиль не насекомое и не птица? Как объяснить, что её папа и мама посадили её на привязь и затянули такой затейливый узел именно потому, что она разумное существо?
  Сидар взяла руку Лиль и потянула её за собой в сторону дома, но таяна остановила её и, покачав головой, снова села на землю. Тогда Сидар топнула ножкой и разразилась слезами. Отвернувшись от Лиль, она бросилась в дом. Мгновением позже из сеней донеслись всхлипы и крики малышки, на которые ей что-то отвечала мать. Затем крики перешли в истерику, и вскоре в дверях вновь показалась Сидар. Утирая кулачком слёзы, она тащила за собой Дасадар. Малышка подвела мать к Лиль и крикнула, пытаясь придать голосу твёрдость:
- Сказай! Жались, сказай!
Но Лиль только недоумённо смотрела на Дасадар, будто бы не понимая, чего от неё хотят.
- Сидар! – наконец прикрикнула на малышку мать, - остани и ходай до дому.
Теперь уже Дасадар взяла безутешную девочку за руку и повела её в дом. Сидар не сопротивлялась, она лишь обернулась на мгновение, и у Лиль защемило сердце при виде её обиженного, ничего не понимающего личика.