ДОЛГ 4 Спортивные страсти

                Спортивные страсти

  Прошла примерно первая половина обучения и полковник Чикилев, командир полка из которого был направлен в учебку Карнаухов, верный принципу держать все под контролем, решил проверить каковы успехи в учебе его будущих младших командиров. Проверял он всегда все лично, не полагаясь на доклады. Если качество пищи в столовой, то садился за любой уже накрытый стол из общего котелка. Так и здесь, решил на занятиях задать вопросы своим курсантам по теме, которую сейчас проходят. Взял журнал и обнаружил, что против фамилии Карнаухова нет ни одной пометки. И Карнаухова нет. Преподаватель, старший лейтенант, ответил, что он его вообще не знает. В учебной части, куда ворвался разъяренный полковник, сказали, что его солдат больше в хозвзводе околачивается, чем учится. Как выкручивался командир учебного полка и как крайним на раздаче оказался майор Кобылянский, рассказывал Толя Авдеев, карьера писаря которого закончилась с таким же треском,  как и Карнаухова. Сане Черенкову было приказано с шахмат переключиться на строевую и физическую подготовку, поскольку полковник Чикилев пообещал в следующий визит выгнать всех на плац вместе с командиром части майором Пупковым и наслать на них инспекцию из округа.
   Неизвестно, Чикилев ли инициировал проверку или она была плановой, но как-то в понедельник на вечерней поверке к строю взвода механиков-водителей подошел старшина и стал по списку отмечать спортсменов – разрядников. Дошла очередь до Черенкова. Он отрапортовал, что разряд первый, а про вид спорта не успел. Назавтра шестьдесят человек привели в спортзал, объявили, что сейчас комиссия из округа будет принимать норматив по физической подготовке. Замкомвзвода сержант Наборский и Черенков встрепенулись одновременно. Наборский подбежал к командиру взвода, тот, заикаясь, к спорторгу. Спорторг подошел к строю в то время, когда комиссия зашла в спортзал. Списки были в руках старшего, рядом никого, чтобы подменить несчастного шахматиста. Вполголоса, сквозь зубы, сказал Черенкову, чтоб после переклички исчез и появился при построении для объявления результатов. Карнаухову приказал сдавать зачеты по всем упражнениям за себя и за Черенкова, главное не рисуйся, авось не заметят, они солдат в лицо не знают. Не заметили, курсанты Карнаухов и Черенков сдали физподготовку на «отлично».
   Сержант Наборский был помешан на марафоне. Откуда у коренного москвича возникла эта страсть, неизвестно. Но он все свободное время посвящал любимому занятию. И не только свое. Взвод знал расстояния между всеми объектами, которые разрешалось посещать, так как благодаря Наборскому, посещались они исключительно бегом и на время. Время надлежало улучшать. Давно уже тест с ремнем, по которому окружность головы должна быть равной окружности талии для механиков был неактуален – голова стала больше. Но сержант не унимался. Он выпросил у начальства разрешение на длинные дистанции и неуклонно приближался к марафонской. К окончанию обучения пробег от Цугола до Оловорудника, а это тридцать шесть километров, взвод дважды в неделю одолевал без передышек. Завидовали при этом голым спартанцам, т.к. приходилось бегать в полном обмундировании и в сапогах. Провалом считалось, если курсант прибегал в мокрой гимнастерке. Практика показала, что здесь таланты не нужны, достаточно тренировок. Таланты требовались на коротких дистанциях. В учебной части попеременно на стометровке первыми приходили Карнаухов и Дроздов Володя, ставшие друзьями.
 

 В полку начались соревнования по боксу. Из земляков преуспел Толя Авдеев. Мероприятие чуть было не расшатало всю сложившуюся иерархию. Толя, парень спокойный, сидел себе в штабе, в батарее не находился, в разборках, неизбежных в любом общежитии, участия не принимал. Парень здоровый, своим видом никого на озорство не провоцировал. В общем, его не очень замечали. Заметили, когда на еженедельных соревнованиях стал занимать стабильно второе место. Все было достаточно условно и совсем по-любительски – не учитывалась даже весовая категория. Важен абсолютный результат. Сразу появились поклонники, болели неистово, желали победы, почему-то ему, а не постоянному победителю Петухову. Тот был высокий, чуть сутуловатый,  чем-то неуловимым вызывающий к себе неприязнь. Причем, без видимых причин. Здесь это было совсем несправедливо. У Толи было одно преимущество – привлекательная внешность с располагающей к себе улыбкой. После их боев Петухова поздравлял только судья, а все зрители шли к Авдееву посокрушаться, посочувствовать и выразить надежду на победу в следующий раз. Каждый раз не хватало чуть-чуть.
   Петухова победы окрыляли, он стал вести себя увереннее, даже нагловато, почему-то решив, что первое место в соревнованиях, обеспечивает ему превосходство во всем. Его стали еще больше сторониться. Толя, не привычный к славе и повышенному вниманию, напротив, чувствовал себя неловко, будто незаслуженно пользовался чужими достижениями. Неоднократно предлагал Карнаухову принять участие, уверял, что у того получится одолеть Петухова. Но Сергей отшучивался, говорил, что это не его хлеб по науке морды бить, уж он как-нибудь по вдохновению это сделает. Отчаявшись дождаться победы над Петуховым, энтузиасты стали подыскивать ему соперников из тех, кто не принимал участия. Однажды уговорили москвича Ганина, имеющего первый разряд и на соревнования дилетантов смотревшего иронически. Весовая категория его была не ниже, чем у Петухова и только вызов последнего, да еще и с намеком на трусость, принудили его поучаствовать. Перед боем он раза три переспросил, не будут ли ребята обижаться. И когда уже его предупреждения кто-то назвал «дешевыми понтами», обиделся сам. За все ответил Петухов, которого долго откачивали и отливали водой после полуминутного боя и единственного удара. Интерес к боксу как начался, так и прошел. Выяснять больше было нечего, сюрпризов ждать тоже и просто всем надоело. Все стало по-прежнему, если не считать дерзкого поведения Петухова, которое у него появилось в результате многочисленных побед. Да и то ненадолго, до первого конфуза.
   Как-то в строю Петухов по росту шел за Черенковым, за ним Карнаухов. Петухов разбаловался и стал пинать Черенкова по подошве сапога, чтоб сбить с ноги. Сержант делал замечания Черенкову. Три замечания влекли за собой наряд вне очереди. Шутка принимала сомнительный характер. Карнаухов решил вступиться за земляка, одернул Петухова, так как миролюбивый Черенков всегда старался избегать скандалов. Петухов, в осознании своего величия на ринге, стал хамить. На Карнаухова в мгновения ярости находило состояние сродни берсеркерству. Петухов вылетел из строя с раскроенной губой и продолжил движение, обгоняя строй на четвереньках. Сержант решил, что он упал, балуясь, и влепил ему три наряда. После того как Петухов встал на свое место в строю, он получил еще хорошую затрещину и обещание разобраться вечером. Вечером Петухов попросил у Черенкова прощения и уговорил того успокоить земляков. Поведение его быстро вошло в привычное русло.