Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 55

      КИНОПОВЕСТЬ  "  ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..." 

      55.
      УТРО.  ОКОЛО  НЕДЕЛИ  СПУСТЯ.  ПЕРВЫЕ  ЧИСЛА  МАЯ  В  ПЕТЕРБУРГЕ.



      
      ...солнечное  майское  утро...
      Ещё  рано  говорить  о  настоящем  тепле,  но  трава  уже  поднялась,  на  деревьях  раскрылись  молодые  листочки.
      На  лицах  прохожих  довольное  выражение.
      Цокот  копыт  проезжающих  мимо  нас  экипажей  в  союзе  с  громким  щебетом  птиц  звучит  радостной,  жизнеутверждающей  музыкой...
      
      ... На  наших  глазах  из  помещения  почты  выходит  мелкий  чиновник,  прижимая  локтем  к  боку  какую-то  книгу. 
      Он  спешит  в  сторону  ближайшего  трактира.
      Следуем  за  этим  господином.
      Со  временем,  хотя  и  не  сразу,  по  причине  поднятого  воротника  форменной  чиновничьей  шинели  и  надвинутой  на  глаза  фуражки,  узнаём  старого  знакомца,  лысоватого  коренастого  вальяжного  шатена,  Гриба.
      Соображаем,  кто  это,  только  когда  он,  войдя  в  ближайший,  незнакомый  ещё  нам,  трактир,  уселся  за  пустой  стол,  скинул  фуражку,  положил  рядом  с  нею  на  стол  книгу,  расстегнул  шинель  и  повернулся  лицом  к  свету,  щедро  льющемуся  из  окна.
      Не  успел  Гриб  как  следует усесться,  как  рядом  уже  оказался  слуга:
      --  Чего  изволите?
      --  Самовар!  Чай  пить  буду!   И  пирогов  подай!  С  грибами!  Постой!  Папирос  принеси!  Любых.  И  спичек  тоже!  Пепельницу  не  забудь !
      --  Слушаюсь.  Сей  момент!
      Пока  половой  уходил,  возвращался,  накрывал  стол,  Гриб  сидел,  откинувшись  на  высокую  спинку  стула,  зажмурившись  в  довольно-расслабленном  состоянии,  подставив  лицо  солнечным  лучам,  обильно  льющимся  через  хорошо  вымытое  оконное  стекло  с  отодвинутой,  вероятно  предыдущим  посетителем  трактира,  занавеской.
      Рядом  с  ним,  радостно  растопырив  свои  веточки,  листочки  и  ярко-оранжевые  цветы  тоже  нежится  под  лучами  солнца  небольшая  пеларгония,  стоящая  в  ярком  горшке  на  широком  слепяще-белом  из-за  яркого  солнца  подоконнике.
      Слуга  стол  накрыл  очень  просто,  но,  по-своему,  даже  привлекательно  в  этой  непритязательной  простоте.
      Наш  взгляд  привлекли  и  блестящий,  начищенный до  золотого  сияния,  самовар, и  простой  грубоватый  ярко  расписанный  заварочный  чайник,  и,  сияющий  чистотой  на  солнце,  стакан  в  довольно  симпатичном  подстаканнике…
      Здесь  же,  на  чистой,  хоть  и  простенькой,  дешевой,  скатерти,  пустая  тарелка,  нож,  чайная  ложка,  блюдце  с  несколькими  дольками  лимона  и  целым,  не  разрезанным,  плодом,  яркая  сахарница,  под  стать  заварнику,  вероятно,  из  одного  с  ним  набора  и,  конечно,  небольшое  блюдо  с  уже  разрезанным  и   дымящимся  пирогом  с  грибами,  пепельница,  пачка  сигарет,  спички…
      Гриб  некоторое  время  с  удовольствием  втягивает  ноздрями  дух  пирога,  потом  вальяжно,  по-барски,  поднимает  глаза  на  склонившегося  в  полупоклоне  полового:
      --  Хорошо.  Довольно!  Поди!
      Слуга  уходит.
      Гриб  с  удовольствием  пьёт  чай,  ест  пирог.
      Напившись  и  насытившись,  закуривает.  Потом,  открыв  книгу,  достаёт  лежащее  между  её  страницами  письмо.
    Он  читает,  а  в  нашем  сознании  звучит  голос  Геракла:
    --  Гриб!  За  нами  слежка.  Это  не  полиция. Если  не  уверен,  что  жильё  твоё  шпионами  не  обнаружено,  смени.  Встречаемся  завтра.  Во  французской  кофейне  на  Невском,  в  нашем  закутке.  В  полдень.  В  трактир  --  ни  ногой.  О  слежке  я  всех  уже  предупредил.  Геракл.
      Почитав  написанное,  Гриб  тихонечко  присвистнул.
      Посидел  некоторое  время  без  движения.
      Осторожно  огляделся  по  сторонам,  отметив,  что  среди  немногочисленных  посетителей  трактира  никто  им  не  интересуется,  сжал  в  кулаке  записку,  конверт,  положил  их  в  пепельницу  и  пожёг.
      Когда  бумага  сгорела,  раздавил  пепел  коробком  спичек,  выкурил  ещё  одну  папиросу,  подозвал  полового,  расплатился  и  неторопливо  вышел.