В лабиринте неудач

                (хроника одного дня)
 
  Майский день начался славно. В электричке спутницей была знакомая, которая постоянно говорила, отвлекая от грустных мыслей об операции. Они как пчелиный рой кружились в голове. На прощание перебросились фразами.
  – Домой вместе на электричке?
  – Нет, здесь останусь. Ложусь в больницу.
    В хирургическое отделение   вошла робко, словно готовясь к встрече   с духом зла. Я никогда не умела жить легко. Вот и теперь   всё происходящее   воспринималось как страшный сон. Ощущение настоящего съёжилось   до операции.
   В палате пациентки уже выписывались. Они говорили   о доме, о еде, о близких. Никто   не вспоминал о пережитом. «Если   бы я была такая, как они, то всё было бы просто для меня в жизни» – промелькнуло в голове.
   Воодушевлённые   женщины ушли. Я осмотрелась в палате.  Подвесной   потолок, холодильник, кондиционер, камеры хранения – всё выглядело   прилично. Так   ли всё благополучно на самом деле?
   В коридоре   послышались уже   знакомые   звуки каталки. Из операционной   привезли   мою соседку.
   – Не давайте ей спать полчаса, – буркнула   медсестра.
   – Да, здесь нет желания душевной близости. Нужно позаботиться о   соседке. На персонал надежды нет: у них накопился негатив  к больным, – подумала   я с беспокойством.
    Перед сном многие из тех, кого   ждал операционный день, выстроились   в коридоре с молитвословами в руках. В маленькие окна   можно было увидеть   купола   Троицкого собора. Женщины   смотрели на них, читая молитвы.
    Рядом с ними я почувствовала   надежду – таинственную, незримую нить, идущую в   будущее.
    Судьба   поступила   с нами самым благородным образом, послав   в операционный день удивительную медсестру Юлю. Сияние   её карих   глаз   озарило нашу унылую палату.
   У хрупкой девушки было достаточно сил   самоотверженности, чтобы быть се-строй   милосердия, чтобы   выхаживать, успокаивать, лечить, но только ли это   нужно   для выздоровления?
Для меня   в этот день всё пошло наперекосяк. До вечера   не брали   на операцию. Я устала от ожидания, беспокоила Юлю, возмущалась, но всё бесполезно.
 Наконец в палату вошёл мой лечащий врач Захаров – мужчина лет   тридцати. Он стал рядом с моей кроватью, листая какие-то бумаги.  В то же время   он говорил о том, что нужно потерпеть, что он и так для меня много делает, что я со-всем не особенная. Наконец я смогла вставить   несколько слов. Заведующая от-делением   обещала   меня завтра отпустить   на выпускной к ученикам. Теперь это невозможно.
 – Об этом не может быть и речи. Вы слишком много требуете от меня, а сейчас я скажу, чтобы вас подавали в операционную, – протянул врач и широко раскрыл зелёные глаза.   
   Мне до слёз хотелось уйти из палаты на улицу. Сколько счастья в возможности идти, куда хочешь и когда хочешь, но мы этого, к сожалению, не ценим, – про-неслось в голове. – У моего врача пропасть властолюбия, злая сила и эгоистичный ум. Сколько у него больных каждый день? Настоящий поток. Сейчас мы обезличенные, серые пациентки, но ещё вчера нас провожали родные. Где же причина этого недоразумения? Где начало этого узла?
    От голода и усталости повалилась на кровать. В палату вошла медсестра Юля   и предложила переодеться. Стандартная процедура, но от волнения   гулко шу-мело   в ушах до самой операционной. А там неожиданность – должны оперировать другую   пациентку! На помощь   пришёл   пожилой анестезиолог.
 – Не робейте! Будьте первой! Вам нужна моя помощь? – сказал, глядя на мой   прозрачный халат.
   Я утвердительно кивнула. Анестезиолог, обнимая меня, повёл к столу, помог
лечь. Не было ни страха, ни волнения.
 – Дышите глубоко, вдох-выдох, вдох-выдох, – размеренно, как маятник, звучали слова   анестезиолога
   Надо мной склонился Захаров, разглядывая меня.
 – Вот извращенец, - мелькнуло в голове.
 – Ты кого потерял? Больную Сергееву? Так мы её под стол спрятали! –  смеялся
Анестезиолог.
 – Ты у нас посмотри! —  вторили   урологи, которые колдовали за соседним столом.
 – Шутят, – напоследок пронеслось в голове.
   Для меня наступил промежуток   темноты и тишины – без мыслей, без воли, без всяких внешних впечатлений, без сознания.
   К счастью, многие ощущения переживаются только раз и больше не возвращаются.
   От наркоза я окончательно пришла в себя в палате, когда дрожала крупной, частой дрожью. Я лежала под капельницей, боясь пошевелиться, опасаясь, что
затаённая по углам боль захлестнёт с новой силой. На шум поворачиваю голову,
у изголовья вижу врача Захарова.
   – Как вы?
   – Знобит, тошнит, болит живот.
   –  Знобит и тошнит, потому что был наркоз. Болит низ живота после операции.
   Скажу, чтобы рано утром у вас убрали катетер.
   Врач ушёл. Соседка Людмила поглядывала за капельницей и не давала мне спать. Моя воля вступила в борьбу с наркозом. Наконец капельницу убрали,
выключили свет и разрешили спать, но почти всю ночь я не сомкнула глаз.
Лежала тихо, вспоминала. Было больно и унизительно. До самого утра я была
прикована к койко-месту в ожидании, когда уберут катетер, но если не везёт, то
не везёт. Он оказался бракованным. От него освободила меня медсестра из реанимации.
   Утром Людмила уехала, я осталась одна в палате. И теперь училась получать
удовольствие от того, что называется «даром тратить время». Я смотрела в больничный потолок, разглядывала светильники и чувствовала себя счастливой.
Не нужно проводить уроки, заполнять журналы. Если бы ещё ничего не болело, да кормили бы получше!
   Перед выпиской пришёл врач Захаров снять швы. Он был раскрасневшийся.
Наверно, опаздывал и бежал. Странное у меня отношение к врачу. Совсем недавно он был для меня символом надоевшего страдания. В операционной, когда
шёл поток, он был резким и серьёзным. Теперь, когда снял швы, его глаза потеплели, он сразу отвернулся и вышел.
   Наконец всё кончилось. Меня выписали.  Солнце светило ярко, совсем не по-
весеннему.  Я перешла улицу и остановилась на мосту. Наконец-то, финиш. У меня нынче день удачный. Бывает, что не задастся с утра, а тут всё так сложилось. Теперь домой.
                29.7.2016