Эстет

     Больше всего на свете Эдуарду Тиграновичу нравилось любоваться порядком в своей квартире и красивой женской грудью. Наводить блеск в жилище он привык с детства. Хотя родители не настаивали, маленький Эдуард, с упорной педантичностью, следил за чистотой в выделенной ему комнате. Два раза - в канун Нового года и в летние каникулы - он устраивал генеральные уборки. Ползая на коленях с маленькой тряпочкой, чуть ли не вылизывал щели между дубовыми дощечками паркета. С остервенением отполировывал стол, статуэтки ангелочков, которые начал коллекционировать еще в первом классе, и впадал в полный экстаз, протирая пыль с папиных книг, стоящих на незастекленных полках в старинном резном шкафу.

     Отец Эдика работал искусствоведом в местной галерее, слыл отличным экспертом в живописи и мог по одному запаху отличить подделку от оригинала. Знакомство сына с искусством началось, когда он листал страницы цветного альманаха в поисках случайно попавших внутрь книги мелких жучков или, еще страшнее, тараканов. Но, вместо засохших насекомых, Эдуард натолкнулся на фотографии мировых шедевров живописи с изображениями красоток, не стесняющихся выставить на всеобщее обозрение свою обнаженную грудь. Почему-то не лица, плечи или бедра, а именно эта часть тела привлекла его внимание.

      Родители, притаившись у приоткрытых дверей в комнату сына, подсматривали сквозь пропускающую свет щелочку, как их чадо, обложившись книгами, рассматривает иллюстрации через большое увеличительное стекло. Радостно улыбаясь, они уходили на уютную кухню, наливали чай и под плетеной бахромой свесившегося над столом абажура антикварной лампы обсуждали любовь сына к живописи.
"Это все твои гены, - говорила мама, нежно поглаживая мужа по недавно появившейся лысине. - Будет такой же специалист, как и ты. Я такая счастливая! Два гения, и оба мои!"

     Они и представить не могли, что их взрослеющее дитя картины нисколько не интересовали. Эдик сидел с карандашом, циркулем и линейкой, сравнивая размеры, вычислял объемы и пропорции женских выпуклостей, занося полученные данные в толстенную темно-зеленую общую тетрадь, надеясь высчитать эталонную форму, которая идеально подходила бы любой фигуре.

     Высохший от тоски школьный психолог, мечтавший о сенсационной диссертации, сразу заметил повышенный интерес школьника к девочкам с большой грудью. Но Эдик надежд не оправдал и в дальнейшем стал пластическим хирургом, а не кровожадным маньяком, не оставив специалисту ни единого шанса защитить кандидатскую.

    Врач из него получился и правда отличный. На работе все складывалось хорошо, а на личном фронте ничего не получалось. Родители, поняв, что в этой жизни внуков им не дождаться, оставили сыну квартиру и переехали в Восточную Азию. Решение покинуть Родину было принято за один день. Папа, вовремя сообразив, что на пенсию эксперта жить будет скучновато, слукавил в пользу богатого клиента и тут же забрал потертую невзрачную сумку до верха набитую долларами. Понимая, что афера может быть раскрыта, прихватив жену, рванул в Китай, предполагая надежно спрятать свою ярко выраженную армянскую внешность в многомиллионной толпе.

     Все женщины, оказавшись в холостяцкой квартире Эдика, задерживались там не больше месяца.
"Не может человек жить, не оставляя следов! - плакали потенциальные невесты. - Нельзя вытирать пыль и мыть полы ежедневно!"
"Можно! - сопротивлялся Эдик. - Я же не прошу тебя это делать! Я сам, а твое дело - не разбрасывать везде свои волосы, косметику и разные баночки с кремом. И еще! Никогда не надевать мои рубашки. Никогда!"
Потом всегда начинались бурные, со всхлипыванием, объятия и сожаления о невозможности совместной жизни.

     Поняв всю безуспешность выстраивания отношений, Эдуард Тигранович полностью отдался работе и начал восстанавливать старую родительскую дачу.
В этом году он провел на ней три недели, отмывая ее после ремонта, а сегодня возвращался домой, ведь до конца отпуска оставалось семь дней, и надо было успеть провести летнюю генеральную уборку квартиры.

     Въезжая на коммунальный мост, соединяющий раскинувшийся на два берега большой город, Эдуард всегда притормаживал, чтобы полюбоваться на открывшуюся панораму. Он снижал скорость и, не обращая внимания на нервно сигналящих водителей попутных машин, восхищался увиденной картинкой. Жаркое, непривычное для Урала солнце ярко било в глаза красным светом. Его лучи отражались в больших окнах новостроек, заливая набережную ослепляющими вспышками. Густые зеленые деревья, окружившие маленькие кафешки, медленно раскачивались, сопротивляясь слабому летнему ветру. Над промышленной зоной порта кивали длинными шеями краны- жирафы, заполняя песком подъезжавшие самосвалы.

     "Кипит жизнь! - подумал Эдуард Тигранович, подъезжая к дому. - Сейчас и у меня закипит работа".

     Квартира встретила привычной тишиной и душным воздухом замкнутого пространства. Эдуард раздернул шторы, открыл настежь все окна. Переодевшись, зашел в ванную комнату и включил воду. Стилизованный под старину бронзовый смеситель громко фыркнул и плюнул в раковину несколькими ржавыми каплями. Воды не было: ни холодной, ни горячей.

"Так, - подумал Эдуард, - уборка накрылась! - и достал трубку. Найдя номер телефона управляющей компании, позвонил.
- Здравствуйте! - сказал он. - По адресу Самарская 32-11 нет никакой воды.
- И не будет ещё неделю, - произнес мягкий женский голос. - Мы отключили горячую - опрессовка на трассе, холодную – Водоканал - порыв системы. Включат после устранения.
- А как же я? - поинтересовался недоумевающий Эдуард.
Собеседница выдержала паузу и спокойно ответила:
- Наверное, как все- ждать подвоза воды. Машина будет у вашего дома часа через четыре.
И положила трубку.

     Чувство досады, нахлынувшее пять минут назад, куда-то исчезло. Резко захотелось кофе и срочно увидеть ту, с кем он только что разговаривал. Эдик, как был в шортах и футболке, выскочив из квартиры, помчался через дорогу в магазин. Домой он вернулся с четырьмя пятилитровыми бутылями. Достал любимую медную турку, протер её сухим полотенцем, засыпал кофе, аромат которого приятно щекотал нос, добавил воды и поставил на плиту. Пламя горящей спички нежно гладило конфорку, но огонь не зажигался, не было слышно привычного шипения сочащегося газа.

     "Этого не может быть - это судьба!"- вскрикнул Эдик и набрал знакомый номер, понимая, что, если бы даже получилось сварить кофе, он бы все равно позвонил.
- Еще раз здравствуйте, - прошептал он. - По адресу Самарская 32-11 нет газа.
- Я знаю, - спокойно сообщил по-прежнему мягкий, но уже почти любимый голос. - Мы четыре дня назад проводили обследование газовых плит. Скорее всего, вас не было дома, поэтому пришлось отключить весь стояк.
- А что мне теперь делать: ни воды, ни газа! - спросил совета жилец.
- Главное, не волноваться! - отозвалась трубка невозмутимым голосом. - Завтра утром пришлю к вам специалиста.
- Да, но есть я хочу сегодня! - резонно парировал Эдуард.
- Прогуляйтесь до кафе или столовой, - послышалось из телефона, и разговор был прерван.

     "Не успел сказать, что сходим вместе!" - вздохнул он и погрозил пальцем несуществующему виновнику собственной медлительности. Невзначай задетая турка, следуя все законам физики, соскользнула и полетела вниз, но Эдик, как настоящий вратарь, поймал её, не дав холодной мутной жидкости испачкать пол.
"Нет, все правильно! - подумал он. - А вдруг ей сто лет в обед! Это надо проверить, пока повод есть!"

    Быстро одевшись, захлопнул дверь и вприпрыжку побежал к машине.

     Внушительных размеров приемная управляющей компании казалась намного меньше из-за сидящей за столом тучной секретарши. Она смотрела на влетевшего в помещение взъерошенного посетителя добрыми коровьими глазами, не прекращая отжимать в чашку двумя пухлыми пальчиками сморщенный пакетик с чаем.

- Мне к директору, - громко сказал вошедший и направился к кабинету.
Секретарь, с несвойственной для её фигуры резвостью, бросилась наперерез и перекрыла дверь животом.

- Людмила Васильевна просила не беспокоить двадцать минут, - томным голосом произнесла она. - Вам придется подождать.
 
     Женщина уверено указала на диванчик, стоящий у стены, и вернулась к столу. Достала плитку шоколада и начала медленно разворачивать её, громко шурша фольгой. Она это делала с таким удовольствием, что казалось, ничего в этом мире больше не существует. Улучив момент, Эдик проскочил в кабинет директора.

     Людмила Васильевна, скинув летние туфельки и взобравшись на стул, протирала изящную деревянную полочку, на которой стояли статуэтки ангелочков. От звука открывшейся двери она вздрогнула:
- Я же просила пока не входить. Вы кто?
- Меня зовут Эдуард Тигранович, я жилец квартиры номер 11, в доме 32 по улице Самарская, - сказал посетитель, - у меня нет воды и газа.
- Так я в курсе, - улыбнулась директор, спрыгивая со стула, опираясь на вовремя подставленную Эдиком руку. - Присаживайтесь. Простите, не ждала.

     Она наклонилась надеть обувь, и Эдуард увидел сквозь вырез глубокого декольте едва мелькнувшую грудь.
"Господи! - мысли с радостным звоном натыкались друг на друга. - Не может быть! Это же Мане. Картина "Олимпия", на все сто процентов. И ангелочков она тоже собирает? И какая красивая!"
- Людмила Васильевна! - обратился Эдуард Тигранович. - Раз я не могу ничего приготовить дома, может быть, где-нибудь перекусим вместе?
- Спасибо, - ответила женщина. - Я бы с радостью, но надо уходить по делам. Потом отгулы, буду на работе через неделю, тогда и сходим. Хорошо?
- Конечно! До свидания, я через неделю позвоню! - радостно сказал Эдуард, пятясь к двери, глядя на директора влюбленными глазами.

     На обратном пути он заехал в магазин хозяйственных товаров. Не слушая надоедливого продавца, быстро купил двухкомфорочную китайскую электрическую плитку. Подгоняемый чувством голода заскочил в супермаркет, набрал два пакета разных продуктов и поспешил домой.

     На кухне, разобрав пакеты, сложил всё в холодильник и, установив плиту, включил её в розетку. Внимательно изучив инструкцию, повернул тумблер. Обновка натужно загудела, начала трястись, а потом громко треснула и выпустила струю черного дыма. Свет погас во всей квартире.

     "Это уже перебор", - подумал Эдуард, щелкая не подающей признаков жизни автоматической вставкой электрического счетчика.

     Весь вечер и ночь он провел в снятом номере дорогой гостиницы.  После принятой ванны и плотного ужина, сдобренного глотком "R;my Martin", спалось превосходно. Пригрезилась яхта, плавно качающаяся на небольшой волне спокойного океана. Загоревший капитан в выцветшей тельняшке уверено держал штурвал жилистыми руками и запускал в безоблачное небо кольца сладкого дыма из потертой трубки. Людмила Васильевна, звонко смеясь, поедала желтую черешню, запивая её французским шампанским "Брют". Неизвестно откуда взявшийся катер береговой охраны летел им наперерез, пытаясь остановить, сигналя мелодичным "Адажио Альбинони".
Капитан, не обращая внимания на опасность, вёл судно намеченным курсом.

     Эдуард вздрогнул и открыл глаза. Телефон на тумбочке переливался многоголосным сигналом.
Звонил заведующий отделением пластической хирургии.
- Тигранович, выручай! - кричал он. - У нас нештатная ситуация! Кононенко через час должен делать плановую маммопластику, а его на скорой с аппендицитом увезли. Выручай, дорогой!
- А что, перенести на другой день никак нельзя? - сонно спросил Эдуард Тигранович.
- В том-то и дело, что нельзя! - ответил шеф. - Мы её год отговариваем, если сейчас откажем, точно куда-нибудь напишет. Тетка не вредная, но упертая. Она вчера вечером пришла и уже всем мозг выела, мол здесь у вас пыль, тут грязь. Подскочи, чикни её быстренько, избавь от проблем. Я тебе потом два отгула дам.
- Буду через полчаса, готовьте! - коротко сказал Эдуард и начал быстро собираться.

     Когда Эдуард Тигранович подошел к операционному столу, анестезиолог уже закончил свои манипуляции. Людмила Васильевна ровно дышала, пребывая под действием наркоза. Увидев, кто перед ним, врач вздрогнул и почувствовал холодок, пробежавший по моментально вспотевшей спине.

     "Конечно, работа есть работа! - подумал он. - Но портить грудь, великолепие которой на своем полотне запечатлел сам Мане, я не буду. Пусть увольняют. Кононенко тоже хорош, ему лишь бы деньги урвать. Только слепой мог не увидеть, что такую красоту трогать нельзя - это зверство какое-то.
- Так, ребята! - сказал Эдуард Тигранович присутствующим. - Размывайтесь! Операции не будет. Всю ответственность беру на себя. Пациентка проснется, я сам с ней поговорю.

     Выйдя из операционной, он взял листок бумаги и ручку. Быстро написал что-то на латыни и протянул записку с вложенной в неё банковской картой медицинской сестре. "Машенька! - сказал хирург. - Слетай в нашу аптеку, купи то, что я тут написал, и мухой сюда, жду.

     Людмила Васильевна сквозь приоткрытые веки видела сидящего рядом Эдуарда Тиграновича.
"Какой милый сон, - подумала она. - Этот жилец приятный мужчина. Всё дома отключили, а он не скандалит, спокойный, и глаза такие добрые и умные. Выпишусь - обязательно схожу с ним пообедать, если позвонит, конечно. А не позвонит, я ему что-нибудь еще отключу, и тогда точно позвонит".

     Людмила Васильевна на секунду закрыла глаза, но, сообразив, что это не сон, резко открыла их и села в кровати. Голова еще кружилась.
- Пока не надо резких движений, - нежно сказал Эдуард Тигранович. – Успокойтесь, и давайте поговорим.
- Как вы узнали, что я здесь? - спросила женщина. - Как так, кто вас пустил?
Эдуард усмехнулся.
- Я тот, кто пришел на подмену вашему врачу и был рядом в операционной.
- Так вы видели меня голой! - испуганно вскрикнула Людмила Васильевна.
- Да, правда, не совсем голой, но я смотрел на вас, как на пациентку, - ответил Эдуард Тигранович. - Я же врач!
- Но я-то воспринимала вас, как мужчину! - сопротивлялась женщина.
- Ладно, пошли потихоньку ко мне в кабинет, - сказал Эдуард Тигранович. Он помог Людмиле Васильевне подняться и, взяв её за руку, повел по коридору.

     В кабинете он надел медицинские перчатки и, поставив пациентку перед большим зеркалом, сказал:
- Раздевайтесь до пояса!
- Сверху? – смущаясь, задала вопрос женщина и, поняв двусмысленность шутки, улыбнулась.
- Смотрите на себя, - продолжал доктор, осторожно разжимая руки Людмилы Васильевны, плотно сложенные на груди крест-накрест.

     Женщина опустила руки и внимательно начала рассматривать себя в зеркало.
- Не понимаю, вроде что-то изменилось, но не пойму, что, - оглядывая себя со всех сторон, говорила она.
- Ничего не изменилось! - сказал Эдуард Тигранович и быстро, как иллюзионист, отклеил пластырь, поддерживающий грудь. - Теперь без этого стало еще лучше. Одевайтесь.

     Он подвёл Людмилу Васильевну к монитору компьютера и показал картину Эдуарда Мане, выставленную в Парижском музее Орсе.
- Видишь грудь? - спросил он незаметно для себя, перейдя на "ты". - Это классика! У тебя такая же. И делать операцию не разрешаю, говорю, как специалист! А если очень хочется, то пластырем, который я только что снял, можно при большом желании и к носу её подтянуть. Все понятно?
- Спасибо тебе, Эдуард! - сказала Людмила и обняла врача.
 
     Первая небольшая размолвка начавших жить вместе и страдающих от тяги к чистоте Эдуарда и Людмилы произошла через десять дней. Новоиспеченная невеста стояла посередине спальни в рубашке жениха и, топая ножкой, требовала разрешить ей протирать большущую коллекцию ангелочков. Но ссора прекратилась мгновенно после бурных объятий с всхлипыванием и переживанием о том, что они не встретились раньше.


28.07.2016