Амадей

Сидя в своем кресле, он запрокинул голову вверх, глядя на потолок, который в эти волшебные минуты проигрывания музыки великого Моцарта, казался целой вселенной.

Воздух в комнате будто пропитывался волшебным духом.

Каждая частичка вокруг Николая Петровича заряжалась жизнью и неким подобием магии. Мелодии великого композитора пронизывали каждый атом пространства внешнего и внутреннего мира.

В одну из этих мистических минут пребывания в трансовом состоянии, мужчина своими полуприкрытыми от удовольствия глазами, неожиданно заметил странную метаморфозу. В промежутке между ним и потолком будто пролетело некое подобие пестрой ленты, которая тут же слилась с пространством. 

Необычное явление, представшее перед взором Николая, удивило его. За всю свою сорокалетнюю жизнь и семнадцатилетнее увлечение классической музыкой, он видел много разнообразных изменений своего сознания посредством волшебных мотивов классики. Тактильные, слуховые галлюцинации, приступы необъяснимых состояний радости или напротив, депрессии.

Ему нравилось то, что творила эта самая музыка с его мировосприятием, для Петровича это было чем - то вроде сильнодействующего наркотика.

Но, надо признать, пестрые ленточки, пролетающие в пространстве комнаты и растворяющиеся в нем же, впервые явились перед одурманенным в эти минуты взором мужчины.

Он встряхнул головой, после чего постарался вновь сфокусироваться на пространстве перед потолком, намереваясь проверить «исправность» своего зрительного аппарата. Спустя пару секунд, Николая сразило уже не удивление от увиденного, а самый настоящий шок, смешанный с парализующим испугом.

Пред ним медленно прямо из воздуха воссоздавалось лицо неизвестного ему человека. Оно будто вбирало в себя все краски мироздания, всасывая в себя словно черная дыра окружающую красоту и действительность.

Мистический лик был настолько силен энергетически, что ноги Петровича задрожали, и совсем не по - причине того, что он боялся происходящего, а оттого, что мужчина чувствовал - этот вызванный музыкой образ тянет из него все прекрасное и потрясающее, что он наработал за всю свою сравнительно недолгую жизнь.

Образ наполнялся силой и мощью, забирая у реальности и у, собственно, Николая все больше цветности, побуждая становится внешнюю и внутреннюю реальности мужчины бледными и безжизненными, словно обнаженными и беззащитными перед лицом этих мистических метаморфоз, кои так неожиданно вызвала музыка незабвенного Моцарта.

Глаза Петровича начинали тускнеть, а окружающая действительность уже практически окончательно потеряла свою образность и материальность.

Комната таяла, растворяясь под воздействием музыки, которая, в свою очередь, контролировалась возникшим в воздухе образом человека.

Николай осознавал, что мелодия исходит уже не из компьютера, стоящего на столе посреди помещения, а именно из глубин этого призрачного лица.

Музыка становилась все громче, а визуальность терялась, рассыпаясь будто карточный домик.

Спустя пять минут, уши Петровича уже надрывались от невозможности обрабатывать музыку, громкость которой, вероятно, была максимальна. Картинки вокруг совсем уже исчезли, уступив место кромешной тьме, в которой виднелось только то самое таинственное призрачное лицо, расплывшееся в хитрой улыбке…

Сознание Николая отключилось, не выдержав колоссальной нагрузки.

…

Сколько времени он пробыл в этом состоянии мужчина не знал.

Еле открыв глаза, Петрович увидел, что реальность вокруг не изменилась, черная пелена все также плотно окружала пространство вокруг. Музыка, которая, совсем как казалось, недавно, разрывала мозг героя, теперь играла где – то очень далеко в фоновом отдаленном режиме.

Вдруг заставив Колю вздрогнуть, реальность этого темного пространства заговорила…

- Вот уже семнадцать лет ты слушаешь меня… - Николай испуганно огляделся по сторонам, голос раздавался повсюду. Слова будто летали вокруг него, были живыми и пестрили словно ленточки, которые он увидел перед тем, как началось это сумасшествие.

- Почему ты теперь боишься меня? – спустя недолгую паузу, вновь заговорил таинственный голос. Мужчина боялся отвечать, полностью понимая, что пространство вокруг обращается именно к нему. Но все же через пол минуты, нервно сглотнув, решился на ответ.

- Потому что я не понимаю что происходит, не понимаю где я и что со мной… Я умер, ведь так? – спросил он у пространства, после чего сжался от страха в ожидании ответа на столь важный вопрос.

Окружающая действительность на долгое время замолчала и через некоторое время огласила ответ:

- Да. Ты умер. Тебя прошлого больше не будет. Пришло время перерождения. Я давно наблюдаю за тобой и считаю, что ты готов, Николай, – пространство говорило громким басом.

Мужчина ничего не понимал, страх в теле никак не мог покинуть его. Он не знал спит он или бодрствует, на самом ли деле умер или все еще жив.

- Какое перерождение? О чем вы? Кто вы вообще? И скажите, наконец, где я! – Николай не мог сдерживать свои эмоции, ответы на эти вопросы, как он чувствовал, были для него жизненно важными.

Пространство еще не ответило, но каким – то телепатическим образом, мужчина почувствовал, что оно ухмыляется.

- Ты в пространстве создания событий. В месте, где реальность еще не существует, а лишь предполагается. Здесь мы, создатели земной жизни, создаем течение ваших судеб, управляем сценарием развития событий, контролируем сценарии и корректируем их.

Николай опять нервно сглотнул, ожидая дальнейших объяснений мистического пространства.

- В этом пространстве существует множество нас, создателей. Я – создатель музыки, тот, деятельность которого ты почитаешь вот уже семнадцать земных лет. При наблюдении за тобой, я был поражен твоей страстью к музыке, тягой ко мне, таких как ты единицы, их имена, благодаря нашему благословлению, сейчас являются именами земных музыкальных гениев. Например, тот человек, музыку которого ты слушал сегодня.

- Моцарт? Он тоже был здесь, в пространстве событий? – Петровича пробрало с ног до головы, он не верил своим ушам.

- Здесь были все те личности, которых ты знаешь в своем мире, как выдающихся. Они становились гениями только потому, что создатели позволяли им таковыми стать, увидев в них способность выдержать эту ношу, способность быть истинными проводниками в сфере музыки, слова, науки, медицины и прочих.

Николай пока не до конца мог поверить в происходящее, слишком уж все было как – то не реально, но все же, утихомирив свои эмоции, продолжал покорно слушать пространство.

- Ты тот, кто станет таким проводником, станешь частью музыкального наследия земного мира, станешь избранной мелодией.

- Избранной мелодией? – с иронией переспросил мужчина. – А человеком мне быть уже не придется?

- Не существует вас людей, - уверенным басом произнесло пространство.

- Что вы имеете ввиду? – с недоверием спросил Петрович.

Пространство молчало.

…

Краски вдруг стали восстанавливаться, возвращая себе свою цветность и насыщенность.

Черная пелена сменилась спектром разноцветных бликов и переливов. Секунду спустя, пространство стало закручиваться в некое подобие трубы, по которому понеслось на огромной скорости тело Николая Петровича. Его крик словно пропадал, мужчина кричал изо всех сил, но даже сам не мог услышать ни слова, что старательно и надрывисто срывал со своих губ.

Полет продолжался около пяти минут, после чего испуганный Петрович увидел окончание этого тоннеля.

Там находилось некое подобие окна в реальный мир. Трава, берег реки, величественные деревья. Летящий мужчина в миг забыл о своем испытываемом только что ужасе, всматриваясь словно загипнотизированный в открывшийся ему пейзаж.
Резкий удар о землю. Николай приземлился на траву у берега реки, как ни странно не почувствовав боли от нелегкого падения.

Оглянувшись по сторонам, мужчина понял, что находится в какой – то деревне, причем явно не российского происхождения.

Тогда где же он находился?

Что произошло с ним?

Насыщенность событий за последние часы вскружила голову Коли настолько сильно, что ему казалось, что он полностью потерял связь с реальностью.

«Напротив, ты обрел эту связь…» - раздался голос в его голове, от неожиданного присутствия которого Николай испуганно дрогнул.

«Ты что делаешь внутри моей головы?» - нервно, уже не обращая внимания на совершенную иррациональность ситуации, спросил Петрович.

Голос громко засмеялся, так, что уши мужчины заложило.

«Я всегда здесь был!» - громко раздались уверенные слова у него в голове. – «Все, о чем ты якобы думал самостоятельно в течение сорока лет, вкладывал в твое сознание я. Ведь ты всего лишь мелодия, музыкальный проектор».

«Да что за чушь!» - раздраженно выкрикнул Николай. – «Наверное, меня напоили какими – то наркотиками, это все иллюзия…»

«Смотри сам…» - спокойно проговорил голос, растворившись в нейронных связях головного мозга Николая.

…

Как бы не сопротивлялся Петрович верить в происходящее с ним безумие, его разум, совершенно игнорируя волю своего хозяина и здравый людской смысл, начинал смиряться со всем, что преподносил ему сегодняшний день. Это было похоже на постепенное помешательство, которое плавно съедает мозги своей жертвы, заставляя в конечном итоге полностью подчиниться и отдаться во власть зараженному бредом уму.

Мужчина чувствовал себя в ловушке от осознания присутствия чужеродного голоса в голове, но, все же, к своему удивлению, понимал, что внутренне находится довольно в спокойном состоянии.

Он зашагал к берегу реки, ноги слабо слушались его, желая, видимо, остановиться на месте и оставить мир и себя в покое, отдав свою жизнь известному изречению:
«Будь, что будет».

Повернув голову налево, Николай увидел далекий силуэт, сидящий на берегу.

Надеясь, что этот «кто – то» сможет ему объяснить, что же, черт побери, здесь происходит и где они находятся, Петрович стремительным шагом направился к этому силуэту.

Небо над головой переливалось всеми цветами радуги, напоминая сплошное северное сияние, наполненное огромной гаммой красок.

До цели оставалось вот уже порядка семи – восьми шагов, как вдруг мужчина резко остановился. Рот его открылся, глаза вылезли из орбит, руки нервно задрожали.
Перед ним сидел никто иной как Вольфганг Амадей Моцарт.

…

Николай замер.

Его реакция была похожа на реакцию охотника, увидевшего свою жертву, дабы не спугнуть ее. В его голове пролетали совершенно сумасшедшие эмоции, его тело бросало то в холод, то в жар от осознания того, что в паре метров от него сидит великий и, к тому же, давно умерший композитор.

«Здравствуйте…» - проблеял мужчина, но, к своему сожалению, не увидев никакой реакции Вольфганга, тут же решил оставить все жалкие попытки обратить на себя внимание.

Он сел неподалеку от музыканта и начал смиренно любовался великим человеком.

Моцарт пускал в воду опавшие листья, наблюдая как они гармонично и умиротворенно осваивают тихую гладь реки. Он находился в некоем подобии транса, на грани сна и яви, в медитативном творческом расслаблении, в котором ему являлись мысли и идеи к написанию величайшей музыки, которой суждено было благодаря своей красоте и божественности вскоре пронзить столетия после смерти их гениального создателя.

От Амадея веяло божественностью, Николай чувствовал это. Вся реальность вокруг этой уникальной личности была пропитана частичкой Бога.

Долгие часы Петрович глядел на своего, сидящего, не так далеко от него, кумира, слезы счастья проступали на глазах Коли, заставляя душу в сумасшедшем ритме летать внутри тела от восторга, а сердце биться так учащенно, словно готовое вот – вот выпрыгнуть у него из груди.

И за всем этим забытьём, мужчина никак не мог разглядеть самую суть. Суть, ради которой Николай и был послан в прошлое мистическим пространством. И когда он, наконец, увидел ее, его разум совсем уже, окончательно и бесповоротно, потерял связь с Землей, потерял ту спасительную тоненькую веточку, держась за которую все это время он хоть как – то сохранял здравый смысл.

Внимательно вглядевшись в образ Моцарта, Николай неожиданно осознал, что Амадей является не человеком, а мелодией, переливающейся прекрасной мелодией.

Дрожь пронеслась по его телу.

Руки композитора состояли из музыки, ровно как и все его существо. Земля вокруг также сливалась с живой мелодией и становилась ею, все вокруг превращалось в одну сплошную великую композицию.

«Не существует вас людей…» - пролетели вновь в голове Николая слова таинственного голоса.

Это осознание будто открыло третий глаз Петровичу, как принято говорить в восточных мистически направленных странах.

Он уже не видел человека, он видел искрящуюся от своего неограниченного потенциала мелодию, которая сидела на берегу реки. И не существовало больше для него имени – Вольфганг Амадей Моцарт.

Он непоколебимо знал, что имя придумали люди, которые не видят сути, не видят, что их на самом деле не существует. Не было никогда никакого великого композитора, а была всегда лишь великая мелодия, которая однажды поделилась частью себя с миром, а мир в свою очередь, чтобы не раскрывать вселенскую иллюзию, придумал историю про человека, который прожил целую жизнь, прекрасную жизнь величайшего Моцарта.

Николай Петрович облегченно вздохнул. Впервые за сорок лет его сознание расслабилось от пут иллюзии и отдалось во власть реалий Вселенной.

Он посмотрел на свои руки, которые уже не являлись руками человека.

Мужчина видел себя как музыку, музыку, которая только и мечтает, как показать свою красоту и божественность всему окружающему ее миру.

…

Камера открылась.

Нежный голос девушки тихо и дружелюбно промолвил мужчине о том, что сеанс расслабления в камере сенсорной депривации окончен, пора возвращаться обратно в реальный мир.

- У вас все хорошо? Сеанс понравился? – спросила она у Николая.

- Да… - умиротворенным голосом ответил он ей.

Мужчина аккуратно приподнялся и оглядевшись по сторонам, расплылся в довольной улыбке. Все прошло отлично, как он себе и представлял. Петрович вылез из камеры и прошел в раздевалку. Хорошенько протерев свое тело полотенцем и начав одеваться, он прокручивал вновь и вновь галлюцинации, пришедшие к нему во время сеанса сенсорной депривации. Он был безумно счастлив, что прошел эту, так называемую, терапию, о которой мечтал уже порядка пяти лет.

Знакомство с камерой сенсорной депривации началось с того, как лучший друг Николая в свой долгожданный отпуск решил поехал в Индию, в медитативный тур, где их заинтересованную группу туристов день за днем водили то по священным храмам, в которых они становились участниками древних обрядов, то по медитативным центрам различных направлений, где туристы подвергались воздействию индийских методов расслабления и изменения сознания.

И наконец в заключительный экскурсионный день, оттопыренных восточной мистической культурой людей, повели на ознакомление с камерой сенсорной депривации.

Эта камера представляла собой небольшой контейнер, размером, позволяющим вместить в себя человека. Она была наполнена водой, смешанной со специальной солью, благодаря которой клиент, ложась на эту воду оставался на ее поверхности в некоем подобии невесомости. Камера закрывалась. И в силу того, что при закрытии крышки контейнера, человек оказывался полностью изолирован от внешних звуков, полностью оказывался в непроглядной темноте и состоянии невесомости, все его органы чувств были лишены каких – либо раздражителей, в следствии чего пребывали в сенсорной депривации.

Спустя несколько минут игривый людской ум, лишенный внешних воздействий, начинал провоцировать образы из внутреннего мира человека, благодаря чему клиент оказывался в совершенно иррациональном галлюциногенном состоянии, в котором мог увидеть переливы своего подсознания прямо перед собой.

Друг Николая был очень впечатлен этой необычной процедурой, он с огромным воодушевлением рассказывал об образах, пришедших к нему в камере, об озарениях, поразивших его головной мозг, чем легко и ловко подцепил интерес Петровича на очень цепкий крючок.

К сожалению, в их родном российском городе ничего подобного не было. Камера сенсорной депривации была исключительно «иностранным деликатесом», поэтому мужчине приходилось лишь довольствоваться собственными представлении об этом волшебном аппарате и надеяться, что когда – нибудь встреча с этим необычным контейнером в его жизни все же случится.

Спустя пять лет реальность исполнила просьбу Николая.

В один из обычных, ничем не отличающихся друг от друга, дней, проезжая на своей машине до работы, Петрович увидел на краю одного из домов большую и очень яркую вывеску:

«Мир волшебства. Камера сенсорной депривации.»

Нельзя описать ту радость, которую испытал тогда мужчина. Она была на грани сумасшествия, глаза не могли до конца поверить в реальность надписи.
Совершенно не раздумывая, Николай в ту же минуту, как увидел долгожданную вывеску, свернул по направлению к этому дому, дабы скорее записаться на субботний сеанс, чтобы в единственный свой выходной день насладиться волшебными дарами магической камеры.

И вот эта суббота наконец настала, время 15:23, сеанс позади, а эмоциям, полученным от часа, проведенного в камере, суждено было остаться в сознании Николая на всю жизнь.

Весь оставшийся день, до самого отхода ко сну, мужчина вспоминал все те галлюциногенные озарения, что поразили его сознание в этот прекрасный день.
Волшебный таинственный голос, полет сквозь пространство и время, встреча с величайшим композитором, осознание бытия нашей жизни не как человека, а как божественной мелодии…

Волны восторга проплывали по телу мужчины, волны, которые олицетворяли собой шторм знания, пронесшийся по всему естеству этого человека.

Петрович поднял телефонную трубку, набрал номер своего лучшего друга, чтобы рассказать обо всех увиденных им сегодня метаморфозах.
И спустя полтора часа оживленного обсуждения отправился спать, умиротворенно спать, чтобы во сне, возможно, вновь встретится с гениальным Амадеем или вновь побывать в таинственном пространстве создания событий.

…

- Вставай, мой друг. Ты просил разбудить тебя. – осторожно промолвил друг Вольфганга, легко дергая сонного молодого человека.

- Уже утро? – вяло, с небольшой ноткой недовольства спросил Амадей.

- Да. Тем более я пожалел тебя, разбудил на час позже, так что вставай скорее. - сказав эти слова, парень стремительно вышел из комнаты, оставив сонного друга наедине с собой.

Спустя десять минут, Моцарт поднялся с кровати. Сон, который снился ему этой ночью до сих пор присутствовал в воспоминаниях, хотя уже довольно прилично размылся, покрывшись некой пеленой тумана. Молодой человек, к своему сожалению, довольно плохо запоминал сны.

Туманные образы из сна, которые все же остались в памяти, казались ему слишком уж фантастическими, странными и непонятными.

«Николай…» - это русское имя застряло в его голове. Амадей помнил, что в
сновидении он считал себя Николаем, по непонятной ему самому причине.

Пока Вольфганг вспоминал причину столь странного обращения к себе, последние ниточки событий сна разрывались у него в голове, оставляя место дневному, незамутненному сознанию.

Через пять минут сон размылся вовсе, и больше никогда в своей жизни Моцарт не вспоминал эту ночь и приснившийся той ночью необычный сон.

…

Хорошенько позавтракав, Амадей, согласно своему старому обычаю, направился к реке.

Садясь на самом берегу, он брал охапку листьев или кусочки бумаги, клал их подле себя и запускал по одному плыть по поверхности воды.

В эти минуты, Моцарт отключал свой разум и становился «чистым наблюдателем», он любовался умиротворенным движением листочков на тихой глади реки, расслабляя и очищая свое сознание для того, чтобы его личная и преданная Муза смогла наполнить очищенное поле ума новыми идеями для композиций.

Но сегодня молодой человек не мог спокойно сидеть и наблюдать, так как все время, проведенное на берегу реки, он чувствовал чье – то незримое присутствие…