Палимпсест

Мы гнали по пустынной местности во весь опор. Всё было отлично. Чемодан стафа, полная безнаказанность. Он внезапно дал по тормозам и остановился так резко, что я с цирковой ловкостью пересел с заднего сидения на переднее. Однако беспокоило меня совсем не это...

— Лекарство! СРОЧНО ЛЕКАРСТВО!!! – заорал он, продолжая давить на газ так, что мотор старенького прокатного кабриолета визжал, словно четвертуемая заживо свинья.

Я знал о чем он говорит. Совершенно дикая смесь кокаина и кетамина, которую мы вдыхали всю поездку. Горящие кусты повсюду, глиняные руки которыми почти невозможно рулить, небо цвета бабушкиного варенья с пикирующими оттуда хищными книгами, и голоса, оказывающиеся нашими собственными в самый неожиданный момент. Смесь уничтожалась в неимоверных количествах, и причиной этой жадности, конечно, был кокаин. Второй ингредиент был нужен как стоп-кран: при приеме дозы коки близкой к опасной, доза принятого с ней кетамина превращала тебя в подобие овоща с хирургического стола, отправляя во внутренний космос. Само собой в отключке кокаина не нюхнёшь, а значит и до передоза точно не дойдёт.

— АААааа, кто-нибудь ВЫЗОВИТЕ ПОЛИЦИЮ! – он не затыкался. Я понимал в чем дело. Я только что упоминал это – полная безнаказанность. Вокруг в радиусе двухсот световых лет не было не то что полиции, даже ни одного человекоподобного существа. Но волновало меня другое...

Всё происходящее казалось вторичным, о чем-то напоминало. То, как он орал, давя на газ и на гудок одновременно. То, как он поправился и загорел в последнее время (впрочем, время, оно – постоянно последнее), и как себя вёл... Эти гавайские рубашки, даже мой мундштук, очки и пугающе длинный список стафа в нашем желтом чемодане с клёпаными углами. И вообще вся эта поездка... было ощущение, что мы всю жизнь мчим по этой трассе, подражая всего нескольким минутам чужой, незнакомой жизни.

— Всё дело в рассказчике. – он застал меня врасплох ясным, пробившимся сквозь борщ галлюциноза, и ужасающе серьёзным голосом.
— Разве я что-то сказал? – перед моими расширенными зрачками за табельную вечность проскочили последние несколько минут, я мучительно вспоминал – раскрывал ли я рот хоть раз, или всё-таки просто думал? Неужели я начал чревовещать? Можно будет зарабатывать деньги в старости в этих шоу чёртовых фриков...
— Не важно. Всё дело в рассказчике.
— О чем ты? То есть о ком?
— Ни о ком, прекрати задавать глупые вопросы, я уже дал тебе ответ. Всё дело в рассказчике. Ну, или в зрителе – называй его как хочешь.
— Да объясни толком!
— Тут нечего объяснять. Всё что когда-либо происходило или произойдёт – было или будет рассказано, иначе никому до этого нет дела. Нет наблюдателя – нет события. Нужен тот, кто хотя бы заметит последствия случившегося, иначе ничего и не было. Ничто. Сраные всполохи в пустоте. Волны расплавленного гудрона темной ночью в воображении негра, нарисованного углем на обсидиане...
— Так, хватит. Я понял твою метафору. Ты к чему клонишь, скотина, – нам надо быстрее ехать, пусти меня за руль! Через полчаса мы оба будем не в состоянии отличить звук скрипки от столба!
— Расслабься, эта четверть часа будет длиться для нас целую вечность. И я не о том, что мы успели принять внутрь, а буквально – о вечности. Этот кабриолет, вся эта ситуация – для нас единственное, что можно было бы назвать "мирозданием". Это никогда не кончится. Живой стоп-кадр. И, как ты верно догадался, даже не наш. Всё дело в рассказчике. Оскар Уайлд рубил фишку: "Жизнь это имитация искусства" – так он писал. Он, конечно, имел ввиду нечто иное, но нам, как ты верно заметил, некогда разглагольствовать на тему "Влияние Вавилонской Блудницы на траекторию Затяжного Прыжка из Матки в Могилу, а так же обратные корреляции". Просто наш рассказчик оперирует образами, которые ему доступны, а рассказ совсем короткий, и, конечно, с небольшим... Ладно, с большим, но столь же бессмысленным проблеском надежды в финале.
Чем ты напишешь "помогите!", оказавшись на необитаемом острове? Тем, что окажется под рукой: выложишь её из штанов, коряг, ботинок, листьев пальмы, из горящего хвороста, если повезёт. Грубо говоря, читая, или точнее, пися... пиша... да, блять! В общем, сочиняя этот рассказ, он представляет себе всё так, как уже где-то когда-то видел. Это всё чёртов человеческий мозг. Автор ведь воплощён и неспособен быть идеальным, как мы с тобой в собственных ролях. Человек Воплощённый так устроен – одни переработанные отходы. Все их мечты, любая фантазия – осколки ранее виденного...

— Тогда уж лучше бы ему стараться как следует. – не было никаких сил выносить этот бред в моём состоянии, было необходимо хоть как-то его заткнуть.

Мы ехали по пустынной местности во весь опор. Я никак не мог оторвать взгляд от горизонта. Впереди уже давно показался огромный зеркальный шар, километров 600 в диаметре, – цель нашей поездки...