Православные образы в семье поэта К. Р

       Вера в Бога была таким же естественным состоянием великого князя   Константина Константиновича, как дыхание, и лежала в основе всей его философско-мыслительной и литературно-творческой деятельности.
       Вхождение в веру Константина Романова началось ещё в доме его родителей – великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны.
       Приняв православие, Александра Иосифовна старалась строго следовать его канонам. Дети должны были исполнять все церковные правила и следовать своему родовому предназначению: служить родине.
       Но получая всестороннее, разнообразное домашнее образование и постоянные напоминания о том, что ему предстоит стать офицером военно-морского флота, Константин, тем не менее, всей душой своей стремился к служению иному – духовному. И, как истинно верующий человек, черпал в вере силы идти по пути не выбранному, а предначертанному свыше.
        23 марта 1876 года, когда ему было 17 лет, он записал в дневнике: «Я так люблю Господа, так мне хотелось бы изъявить Ему свою любовь. Тут внутренний голос говорит: ”Занимайся астрономией, исполняй свой долг...” Неужели в астрономии долг? Ах, если б я был учеником Спасителя! Как бы я тогда ходил за Ним, как бы я хотел быть на месте ученика ”его же любяще Иисус”, который возлежал у Его Груди. О, как бы я слушал все Его слова! Чего бы я ни сделал для Него» .
       В дневниковых записях имеются многочисленные свидетельства набожности Константина Константиновича и стремления к самопожертвованию. Так, например, в поденной записи от 6 ноября 1877 года встречаем по-юношески пылкие, искренние строки: «Высшая добродетель есть самопожертвование. Пример ее нам показал Христос   Своей смертью... Быть может, когда мне удастся исполнить свое желание и я научусь жертвовать собой в пользу других, на том свете Господь вспомнит о моем старании подражать Ему и простит меня». 
       Такая глубокая, искренняя вера, какая дана была великому князю Константину Константиновичу, такое внутреннее духовное понимание основ православного учения, каким он владел, невозможно ни заложить воспитанием, ни получить специальным образованием. Это Дар Божий, принятый Князем не как подарок в пользование, а как долг, который следует непременно с благодарностью вернуть. Вернуть служением на всяком данном свыше – от Бога и сверху – от Царя поприще, используя всё, чем владеешь от рождения: царственное происхождение, творческие способности, физические и духовные силы.
       Старшая дочь Константина Константиновича Татиана вспоминала: «В эмиграции, в Женеве, мне рассказывал бывший Измайловец Н. Беляков то, чего никто в семье не знал. ”Я скажу Вам одному”, - сказал Белякову мой отец, когда они были сослуживцы. – ”Я сейчас был у Государя Александра III и просил его разрешения поступить в монастырь”. Ответ был: ”Костя, если все мы уйдем в монастырь, кто будет служить России?”» 
       И великий князь служил России, укрепляя свои силы и дух с верою в Бога.
Укрепление физических сил происходит в физическом же мире посредством мышечного напряжения, укрепление силам духовным дают источники мира горнего – образы света, исходящего из божественных высей.
       О значении явленных нам в физический мир образов мира горнего писал в своих трудах православный ученый и философ Павел Флоренский. Несомненно, Константин Константинович был знаком с этими трудами. И понимал сакральный смысл икон, как границы между миром видимым и миром невидимым. Для верующего человека эти миры бесспорно существуют как миры реальный и идеальный. В первом мы живем в настоящем времени, во второй устремлены.
       Общение с миром Духа – молитвенное обращение к духовным ;бразам, материализованным в образ;х (иконах) – естественное состояние православного верующего. Для него каждый образ не просто изображение некой персоны, заслужившей особое почитание, но наивысший пример подлинно духовной жизни в этом, посюстороннем мире пребывания тела как временного пристанища души вечной.
      Главным духовным примером служения своему земному предназначению для Константина Константиновича был образ Сына Божия Иисуса Христа. Дочь великого князя Татиана (игуменья Тамара) вспоминает: «После того, что я овдовела, ко мне, на Каменный Остров, на окраине Петрограда, пришел неожиданно академик Кони – друг Отца. Он сказал несколько слов, чтобы принести мне утешение, и сразу же ушел. Вот его запомнившиеся мне и удивившие меня слова: ”Конечно, Вы всегда носите в сердце Христа, как Ваш Отец всегда Его носил…” »
       Образ Христа многогранен: он образец и высшего сыновнего подвига послушания Отцу, и высшего отеческого подвига доброты к детям, и наивысшего человеческого подвига жертвенности.
       Христовы подвиги постоянно осмыслялись великим князем. Человек, от рождения высокопоставленный, он не просто умом понимал, но и всей сутью своей ощущал, что выше него и даже выше царя есть сила, перед которой никогда не будет избыточно смирения, жертвенности, страдания и всегда недостаточно любви.
      «Научи меня, Боже, любить
      Всем умом Тебя, всем помышленьем,
      Чтоб и душу Тебе посвятить
      И всю жизнь с каждым сердца биеньем.
      Научи Ты меня соблюдать
      Лишь Твою милосердную волю,
      Научи никогда не роптать
      На свою многотрудную долю.
      Всех, которых пришел искупить
      Ты Своею Пречистою Кровью,
      Бескорыстной глубокой любовью
      Научи меня, Боже, любить!
                (К.Р., 4 сентября 1886 г., Павловск)

      Служение долгу у великого князя было практически равновелико служению Богу.   Встречи со старцами, паломнические поездки, участие в молебнах и прославлениях святых были для него неотъемлемой частью жизни, а иконы, как образы материального мира, в которых воплощается бестелесный дух Его, имели для князя особое сакральное значение. Он с младых лет окружал себя образ;ми. Старшая дочь Константина Константиновича Татиана вспоминала: «Зиму проводили в Мраморном Дворце. Перед своей свадь-бой Отец устроил себе комнату, которая закругленной стеной с двумя окнами выдвигалась во внутренний двор. Посредине окон снаружи была во весь рост икона Св. Равноапостольного Царя Константина и неугасаемая лампада на цепи висела пе¬ред ней».
       В своих записках великий князь говорит об иконах, как о вещах значимых, непрестанно сопровождающих его по жизни, где бы он ни был. В письмах своей сестре Ольге Константиновне князь сообщает:
      «8 декабря 1891 г.<…> Царь, при милейшей записке, прислал четыре иконы Николая Угодника, с лампадами, для четырех рот 1-го батальона. Я передал ротам Царское благословение. <…>
      1896 год 5 июня <…> По пути на вокзал, мой батальон, как и в день прибытия в Москву, помолился у Иверской. Все, до последняго солдата, приложились к иконе, внесли знамя в часовню. Когда его опять вынесли, я скомандовал на Красной Площади: слушай на караул, и мы пошли на вокзал. <…>
      1900 год 25 марта. <…> Полк сдан. В 11 был на казарменном дворе Тавриды, где уже построился весь полк. К каждому батальону я держал речь, благодарил и читал наставления. Вызвал вперед фельдфебелей и сверхсрочных, поговорил с ними, тут старейший из них поднес мне крестик для ношения на шее от имени нижних чинов. Принял знамена, осенил полк крестным знаменем и ушел <…>».
       Во время морского похода в 1881 году Константин Константинович побывал на святой земле в Иерусалиме (Палестина) и на Афоне (Греция). 18 августа 1881 года он записал в дневнике о своей беседе со старцем Афонского монастыря Иеронимом: «Провели несколько времени в духовной беседе. Запомнил, между прочим, одно наставление старца: ”Дух Святый да будет тебе другом”<…>» 
       Паломнические поездки великий князь совершал как с другими членами дома Романовых, так и со своими домочадцами. Иерусалим, Шамордино, Дивеево, Саров, Оптина пустынь… Каждая поездка была для него духовно питательным отдохновением, каждая приносила в жизнь святые образ; как напоминание о высокодуховных образцах жизни в земном мире.
       Великий князь Константин Константинович с сыновьями, его сестра Ольга Константиновна и великая княгиня Елизавета Феодоровна, принимали  участие в прославлениях русских святых в начале XX века: преподобного Серафима Саровского, святой благоверной княгини Анны Кашинской, преподобной Евфросинии Полоцкой, святителя Иоасафа Белгородского, священномученика Патриарха Гермогена.
Из каждой поездки они привозили бесценные дары: иконы святых, которые занимали свои места в их домах или в храмах и помогали в молитве отрешиться от грубого мира земли, восходя душой к тонкому миру Духа.
       «<…> Из переписки стал известен факт дарения князю Константину Константиновичу от отца Исаакия иконы Казанской Божией Матери. ”Дар ваш я по гроб жизни буду хранить, как святыню и как ваше благословение, и детям завещаю по моему примеру беречь, присланный вами образ”.
       От старца Амвросия князь получил в дар икону Усекновение Главы Иоанна Предтечи. Ответный дар Константина Константиновича – лампада, ”...которую прошу принять от меня, как усердное приношение к иконе Усекновение Главы Честнаго Славнаго Пророка и Крестителя Господня Иоанна в скиту. Я бы желал, чтобы эта лампада неугасимо теплилась перед святой иконой, постоянно поддерживая духовное единение, установившееся между вашей обителью и мною со дня нашего первого знакомства”…
       Переписка князя Константина с Амвросием Оптинским продолжалась до самой кончины последнего <…> » 
       Образ Иисуса Христа был «путеводной звездой» великому князю. Всегда перед  глазами: неявный – перед взором мысленным и явный – на иконах, которые сопровождали его, где бы он ни находился – во дворце или в загородном имении, в пути или на службе.
       Осмыслению земных подвигов Сына Божия, его самопожертвования, князь посвятил всю свою жизнь. Апогеем 25-летних размышлений о духовном подвиге Иисуса Христа стала православная драма «Царь Иудейский». В пьесе нет действующего Спасителя. Однако именно Христос определяет смысл поступков действующих лиц, и является незримым главным героем в пьесе, точно так же, как и в жизни автора пьесы.
       Написание «Царя Иудейского» поэт К. Р. начал в 1909 году, премьера состоялась в январе 1914 года силами кадетского общества «Измайловские досуги». Публика присутствовала сплошь высокопоставленная, хотя сам автор мечтал, чтобы его пьеса несла духовную красоту Спасителя простому народу. Увы, ни при жизни великого князя, ни после революции,  которая вообще вымела из искусства образы православной веры, театры России не приняли на себя этой миссии. И по сей день многочасовое действо авторства К. Р. «Царь Иудейский» остаётся единственным масштабным драматическим произведением, посвящённым последним дням земной жизни Христа.
       Не на словах, но на деле великий князь следовал учению Спасителя и в служении Родине, и в послушании Роду, и в отеческом отношении к своим домочадцам.
Жену Константина Константиновича, великую княгиню Елизавету Маврикиевну исследователи не жалуют своим вниманием, ограничиваясь характеристикой, смысл которой сводится к тому, что она не стала духовно близкой своему супругу. И приводят в подтверждение запись в дневнике Константина Константиновича о том, что с женой у него бываю редко настоящие разговоры, и что она считает его гораздо выше себя.
          Пусть великая княгиня Елизавета Маврикиевна не являлась выдающимся представителем в истории российской императорской семьи, и среди первых красавиц не числилась, но совершенно определенно она была талантливой женой и матерью.
Елизавета Маврикиевна не перешла из лютеранства в православие. И хотя для немецких принцесс, выходивших за русских великих князей, совсем необязательно было менять веру, православие приняли её двоюродная тётя, мать Константина Константиновича Александра Иосифовна, царица Александра Федоровна, жена великого князя Сергея Александровича Елизавета Фёдоровна… Константин Константинович полагал, что это он виноват в том, что не сумел внушить невесте, а позже – жене, любовь к своей вере. Но ведь истинная вера ненасильственна и далека от формального обрядоверия. Главное в ней не внешняя религиозная атрибутика, а внутренняя суть: смирение, всепрощение, покаяние – духовные. В этих качествах Елизавете Маврикиевне отказать нельзя.
       Оставаясь лютеранкой, Елизавета Маврикиевна пообещала мужу, что будет следовать установленным им в доме правилам и слушаться его воли, то есть, повела себя как истинная православная христианка.
Потому супружеская жизнь и воспитание детей в семье великого князя шли по установленным Константином Константиновичам законам, которые, в свою очередь, как на прочном фундаменте держались на православных традициях и высоких житийных образцах.
       Константин Константинович имел свои представления о христианской педагогике. Он считал, что христианство ставит каждого человека, ведомого Богом по жизни, в положение чада. Православие, в отличие от «взрослого», более рационального западного христианства, сохраняет детскость, семейную связь, духовное наставничество. И в соответствии с этим верующий человек воспитывает, вразумляет своего ребенка и хранит его чувством любви – с Божьей помощью.
Возможно, собственное детство, в котором общение с матерью и отцом были лишь частью аристократического этикета, убедило Константина Константиновича, что понять своих детей умозрительно невозможно. Только общая с ними жизнь в «поле любви» рождает взаимопонимание, которое, в свою очередь, создаёт у ребёнка ощущение защищённости. Без этого ощущения ребёнок теряет свою изначально присущую всем детям связь с Небом.
       Связь эту Константин Константинович сумел сохранить сам и помог ощутить своим детям. Будучи близки с отцом, они через него были близки и с Богом.
Рождение каждого ребёнка было несказанной радостью для великого князя и его супруги. А дни крещения и первого причастия становились праздниками для всей родни.
       Как волнующие душу события описывает Константин Константинович в своём дневнике первые детские причащения таинств, отмечая и присутствие в них православных образов – икон.
       В 1886 году по случаю рождения и крещения первенца – Иоанна – великий князь писал: «От Государя он (младенец – прим. авт.) получил наперсный крестик и прекрасную икону Фёдоровской Божией Матери в золотой раме с херувимами по четырём углам, бриллиантовой звездой и благородным рубином. Такие же иконы есть у всех нас, по смерти они висят над гробами».
       А в дневнике за 1899 год отметит: «Олег говел в первый раз в 7 лет, он приступил к таинству покаяния вполне сознательно. Весь в слезах, он приходил к нам и просил прощения. Чтобы мы не думали, что слезы от капризов, малыш объяснял, что плачет от грехов. Что за прелесть мальчик!»
       Каждый из великокняжеских детей не только знал жизнеописание своего святого, но и считал его примером для подражания.
       Вспоминает старшая дочь Константина Константиновича Татьяна (игуменья Тамара):
      «Во время пребывания Митрополита Анастасия в Женеве, в 1945-46 годах, Его Высокопреосвященство говорил: ”В бытность мою в Москве, я много раз проезжал мимо Московского Университета и, когда заворачивал вокруг него, часто задавал себе вопрос: ”Кто возжег такую красивую висящую неугасимую лампаду перед образом Святой мученицы Татианы, на фасаде Университета?”
      ”Я знаю, и рассказала тогда следующее: Отец, после крещения детей, имел благочестивый обычай, жертвовать икону и лампаду в храм или обитель, соответственно имени новорожденного дитяти. После моего крещения, Отец послал лампаду к иконе Св. муч. Татианы на Московском Университете. А потом дети так расплодились, что я больше не мог посылать лампад, говорил Отец”».
      Конечно, князь шутил. Он продолжал делать подарки и во имя детей, и своим детям. Но главным его подарком была неизбывная вера в Бога.
      Дети обычно приходили к отцу в сад к утреннему завтраку с воспитателями ; так было принято. Но великому князю, человеку очень занятому, имевшему мало свободного времени, хотелось побыть с детьми без посторонних. Одна из воспитательниц воспротивилась нарушению заведенных правил. Ей объяснили, что все же отец имеет право видеться с детьми «один на один»  ; здесь мы также видим следование Его Наивысшему Примеру: как всякий человек предстоит перед Господом один на один, так и дитя перед своим отцом без посредников стоять должен.
Константин Константинович был крайне избирателен в том, что полезно детям, особенно, если речь шла о понятиях духовного свойства – религии, трудолюбии, патриотизме, чести.
       Отец брал двух старших сыновей и в Москву, на высочайшее событие в России – коронацию Царя. Сразу по приезде повез их в часовню Иверской Божией Матери приложиться к чудотворной иконе. Когда они проезжали через Спасские ворота, он объяснил, почему на этом святом месте все снимают шапки…
Не удивительно,  что дети Князя выросли людьми духовными.
       Первенец Иоанн воплотил в жизнь мечту отца, стал священнослужителем и по-христиански смиренно, с молитвой принял смерть в шахте под Алапаевском вместе с двумя своими братьями Игорем и Константином и другими мучениками. Старшая дочь Татиана, овдовев, приняла постриг и под именем игуменьи Тамары стала настоятельницей монастыря в Иерусалиме. Любимец отца Олег, в 1914 году был вместе с братьями призван на войн и отдал жизнь за веру, Царя и Отечество. Самая младшая из детей Вера, оказавшись в изгнании, несла неугасимый огонь православной веры до конца своих дней. «В разорённом послевоенном Гамбурге, как представитель Красного Креста, она делила время между церковью и походами по больницам и госпиталям, лагерям для перемещённых лиц, приводила священников к умирающим.» 
       Московские святыни, подмосковные храмы, церкви Осташёвской усадьбы часто становились духовной опорой и источником вдохновения для Константина Романова.
В каждом дворце или усадьбе действовал домовый или отдельно выстроенный храм: в Мраморном дворце – церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы, в Константиновском дворце – храм Святых Равноапостольных Константина и Елены, в Стрельне – Преображения Господня с приделом Святого Димитрия Ростовского, в Павловске – Святой Равноапостольной Марии Магдалины и Cвятых Апостолов Петра и Павла, в Ореанде – Покрова Пресвятой Богородицы.
       В Осташёве семья великого князя посещала сельский Спасский храм.
       История этого храма была непростой. Выстроенную ещё в XVIII веке и освящённую во имя Святого Александра Невского церковь пожелал перекроить по своему разумению новый владелец Осташёвского имения Шипов. Такое небрежное, меркантильное отношение к святыням, отражающее формальный подход к вере в Бога, был чужд великому князю. С грустью он писал: «<…> Престольный день (Спас), но у обедни только несколько женщин и детей. Батюшка говорил, что прежде престольный праздник был в день святого благоверного князя Александра Невского, в именины Александра II, но бывший помещик Шипов - старый крепостник - не сочувствовал освобождению крестьян Александром II и перенес праздник на день Спаса Нерукотворного Образа. <…> в престольный праздник святителя Филиппа митрополита (сына Шипова звали Филипп – прим. авт.) в приделе служили обедню, но крестьяне в этот день в церковь не ходили».
       В старых документах мы находим описание убранства этой церкви: «из икон в храме замечательны по письму стоящие в нижнем ярусе иконостаса главного храма: Спаса Нерукотворного, Божьей Матери, князя Александра Невского и Дионисия Ареопагита, Иоакима и Анны и преп. Сергия, Тайной Вечери над царскими вратами - в массивных серебряных вызолоченных ризах; по древности замечательна Феодоровская икона Богоматери, пожертвованная Шиповым…» 
        Вот как вспоминают старожилы села Осташёво приезд в имение великокняжеской семьи.
       «День приезда великого князя в Осташёво был для местного населения необычайным днём. Приезд великокняжеской семьи обставлялся чрезвычайно торжественно. Встреча начиналась за 20 вёрст от имения, на ж/д станции Волоколамск, куда выезжал управляющий имением с несколькими тройками одномастных рысаков. Туда же выезжали местные полицейские чины. По дороге от двора на расстоянии до пяти вёрст устанавливались сигнальщики. По въезде в Осташёво Романовых начинали бить в церковный колокол.
        Княжеский поезд прежде всего направлялся в церковь, (выделено авт.) где местный священник служил молебен о здравии их императорских величеств. По окончании молебна великокняжеская семья направлялась ко двору, где уже стояли зажиточные крестьяне во главе со старостой, преподносившим князю хлеб-соль. Высочества входили во дворец, и на крыше дворца взвивался по шнуру особый великокняжеский флаг ;…; Этот флаг развевался во время пребывания князя в имении и по наличию его можно было судить – здесь великий князь или укатил к себе в Петербург.» 
       Где бы ни находилась семья, уклад её повседневной жизни соблюдался неукоснительно, родительское отношение не изменялись ни в части требований к детям, ни в части отеческого внимания к ним.
Из воспоминаний князя Гавриила Константиновича мы узнаём, что отец с детьми был очень строг, и они его боялись. Но с уверенностью мы можем утверждать, что речь идёт не о том страхе, что заставляет ребёнка вжимать голову в плечи – страхе наказания, но о том, что верующие называют «страхом Божиим», препятствующим человеческой душе совершать помышления, огорчающие Отца, а детской душе – огорчающие отца. Помощью отцу в воспитании всегда были святые образы.
       Гавриил пишет в своих воспоминаниях: «…В углу гуляльни висел большой образ Владимирской Божией Матери, на нем полотенце, расшитое разноцветными шелками и золотом, на концах обшитое старинными кружевами. Перед образом всегда теплилась большая лампада. <…>
       В молельной у отца <…> между кабинетом и коридором висело много образов и всегда теплилась лампадка. Каждый день приносили в молельню из нашей домовой церкви икону того святого, чей был день. (выделено авт.) Эти иконы, все в одном и том же стиле, дарили отцу мои дяди Сергей Александрович и Павел Александрович.<…>
       По вечерам, когда мы, дети, ложились спать, отец с матушкой приходили к нам, чтобы присутствовать при нашей молитве. Сперва мой старший брат Иоанчик, а за ним и я становились на колени перед киотом с образами в нашей спальне и читали положенные молитвы, между прочим и молитву Ангелу-Хранителю, которую, по семейному преданию, читал ребенком Император Александр II. Отец требовал, чтобы мы знали наизусть тропари двунадесятых праздников и читали их в положенные дни. Часто и дяденька присутствовал при нашей вечерней молитве; когда мы ошибались, родители или дяденька нас поправляли». 
       Особо надо упомянуть образы, с которыми связано имя четвертого, самого духовно близкого  отцу сына Олега.
       Умирая от раны, полученной на германском фронте, Олег просил похоронить его в Осташёве. Для усыпальницы выбрали место рядом с усадебным домом, на холмике. Проект часовни-усыпальницы во имя святых благоверных князей Олега Брянского и Игоря Черниговского и святого преподобного Серафима Саровского выполнил архитектор Марьян Марьянович Перетяткович (1872 ; 1916), автор известного петербургского храма Спас-на-водах - в память моряков, погибших в русско-японской войне, а также церкви святой Ольги под Псковом, где, по легенде, встретились княгиня Ольга и князь Игорь. М. М. Перетяткович не дожил до завершения строительства усыпальницы в Осташёве, которое вел гражданский инженер Николай Васильевич Смирнов.
       Бывший кадет Алексей Сиверский вспоминает: «Во время проводов тела Князя Олега Константиновича к месту вечного упокоения, в собственное Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Константиновича имение Осташево, где так любил проводить свои недолгие досуги Князь Олег, Великий Князь обратился к одному генералу, своему бывшему сослуживцу, со словами:
       – Скоро и мы...
       Собеседник не понял значения этих слов и переспросил Великого Князя.
       – Скоро и мы там будем, – повторил огорченный смертью талантливого сына   Августейший отец, посмотрев на него.
       Собеседника Великого Князя испугали эти слова, и он начал успокаивать Великого Князя Константина Константиновича, но последний, видимо, не слушал его слов и был погружен в свои думы.
       Великий Князь Константин Константинович в Бозе почил 2-го июня, а собеседник его – за три дня до кончины Августейшего поэта…»
       Пророческий дар присущ только душам, близким к миру горнему.
Строительством и убранством часовни занимался брат Олега Игорь. Со знанием дела, тщательно и благоговейно он выбирал образ.
      «Осташёво, 15 января 1915 г.
      Дорогой, Пас!
      Только что пообедал и сел за письмо. Сегодня весь день я провёл в Москве. С Курского вокзала поехал в Кремль к Ширинскому. С ним мы отправились к старьёвщику Тюлину, где нашли следующие иконы:
      Для иконостаса чин: средняя и 16 боковых, около 600 рублей (очень симпатичные)
      Для местной иконы Спас Нерукотворный – 300 рублей
      Для местной иконы Феодоровской Богоматери – 300 рублей
      Для дверей северных и южных – Рах, благоразумный разбойник – 120 рублей
12 икон «миней» хорошего письма, цену не сказали
      Икона Царя Константина и Елены с крестом – 400 рублей (для иконостаса).
      Так как нужных для пополнения иконостаса трёх икон не оказалось, я просил Тюлина найти иконы святых: «Ольги» (в честь Оли), «Дмитрия Ростовского» (в честь Дяденьки) и «Николая Чудотворца, как особо чтимого Угодника.»
      Знаменательно то, что при убранстве дома Духа Божьего на земле – церкви учитывались духовные покровители всех домочадцев и близких им людей, даже умерших. Память второй дочери великого князя Натальи, скончавшейся в возрасте 2 месяцев хранила икона Святой Великомученицы Наталии.
      Осташёвский краевед, научный сотрудник Государственного музея архитектуры им. А. В. Щусева Мария Анатольевна Обухова провела обширное исследование истории усыпальницы Князя Олега в Осташёве. Из этого исследования мы видим,  какое огромное значение придавала семья Константина Константиновича православной символике и как тщательно выбирались образ; для усыпальницы Олега: «Гробницу Олега Константиновича было решено разместить в юго-восточном углу храма ;...; С. Н. Смирнов хотел разместить каменный резной крест у изголовья гробницы, сделанный по древним образцам. Удачно подходящим прототипом для этого он считал Святославов крест 1224 года, хранившийся в Георгиевском соборе Юрьева-Польского. Смирнов предлагал расположить предстоящими перед крестом святых семьи великого князя.(выделено авт.) Праздничный ряд икон был размещен над местными, среди которых икона Божией Матери Федоровская на басменном фоне, икона Спасителя, венец которого украшен эмалью, а лик окружен изображениями жития Христа. На алтарных столбах решили поместить киоты для икон Святого князя Олега и Святого князя Игоря. Иконы северной части иконостаса – Святой Константин, Святая Елизавета и другие Святые, соименные членам семьи. На южной части – икона Святого Преподобного Серафима Саровского.
       На фасадах церкви и колокольни решили разместить несколько икон. На восточном фасаде храма – икону Покрова Богородицы, на северном – образ покровителя Москвы Святого Георгия Победоносца… с предстоящей царицей Александрой, Небесной покровительницей супруги царствующего императора. На восточной стороне звонницы устроители хотели поместить икону Святого Николая Можайского, местночтимого святого. На северной стороне колокольни было запланировано высечь силуэт трехглавого храма и разместить икону Святой Великомученицы Натальи в память об умершей в младенчестве дочери... На рундуке была высечена ниша для иконы «Спас Мокрая Борода с склоненными херувимами» ;…; по задумке устроителей, храм должен быть наполнен христианской символикой, связанной с Небесными покровителями семьи великого князя Константина Константиновича <...>». 
       Революционный ураган, потрясший Россию, разрушил все планы великокняжеской семьи, разметал Константиновичей по свету.
Самая страшная участь выпала на долю трёх сыновей Константина Константиновича – Иоанна, Игоря и Константина. Вместе с другими членами Дома Романовых и их слугами они были арестованы и сосланы на Урал. В Алапаевске их живыми сбросили в заброшенную шахту.
       В 1981 году все новомученики российские, погибшие в алапаевской шахте, были причислены к лику святых Русской Православной Церковью За Рубежом: великая княгиня Елисавета Федоровна, её келейница инокиня Варвара (Яковлева), великий князь Сергий Михайлович, князь Иоанн Константинович, князь Константин Константинович, князь Игорь Константинович и князь Владимир Палей.
Через некоторое время (невозможно точно сказать, какое) в Троицком монастыре в Джорданвилле (США) архимадрит Киприан промыслом Божиим написал редкой художественной красоты и духовной возвышенности икону «Собор новомучеников российских, от безбожников избиенных», где слева от Царской семьи, среди множества лиц духовных и светских, простого русского народа-страдальца мы видим и образы сыновей великого князя Константина Константиновича – Иоанна, Игоря и Константина.
       В наши руки эта икона пришла много лет спустя, через ошибки и заблуждения. Но как только мы начали трудиться над темой православных образов, сопровождающих великого князя и его семью, Джорданвилльская икона явилась нам во всем своем духовном сиянии.
       Не могу не сказать несколько слов о иконописце.
       Архимадрит Киприан, в миру Кирилл Дмитриевич Пыжов родился 7 января 1904 года в Санкт-Петербурге. Пятнадцати лет от роду был принят добровольцем в белую армию. Вместе с белой армией он отступал до Симферополя, откуда эвакуировался в Константинополь.
       Потом были Галиполи и Болгария, где  Пыжов окончил Александровское военное училище. Затем Кирилл Димитриевич учился в школе живописи в Париже. Потом переехал в Ниццу и там, благодаря знакомству со священником Александром Ельчаниновым, произошло духовное перерождение молодого человека.
       Отец Александр был из тех представителей творческой интеллигенции, которые приходили к пастырскому служению осмысленно и по призванию, после серьёзных раздумий о смысле и целях своего бытия. Такие пастыри отличались жертвенностью и аскетичностью служения, готовностью идти за Христом даже на смерть.
       Неудивительно, что их пастырство приносило добрый и стократный плод в лице многих сотен русских людей, возвращавшихся от формально-православного обрядоверия к горячей и искренней православной вере. Именно таким пастырем мечтал стать (и, как нам видится, мог бы стать) великий князь Константин Константинович. Именно таким пастырем был отец Александр, чью память отец Киприан благоговейно чтил всю жизнь.
       В тот же период матушка отца Александра Ельчанинова Тамара Александровна, преподала отцу Киприану первые уроки иконописания. Сама она, в свою очередь, была ученицей иконописца-старообрядца Пимена Максимовича Сафронова, преподававшего в то время при обществе «Икона».
       Так умер для мира перспективный светский художник Кирилл Димитриевич Пыжов и родился для Церкви Христовой иконописец отец Киприан – защитник и проповедник православного церковного искусства, автор иконы, прославляющей подвиг новомучеников российских, в том числе и сыновей великого князя Константина Константиновича. Сегодня уже их образы служат нам образцами христианского подвига.
       Скончался Киприан в 2001 году в Джорданвилле на руках беззаветно любящей его братии, оставив после себя множество редкой красоты икон, среди которых и «Собор новомучеников российских, от безбожников избиенных».
       Сегодня прославление святых, канонизированных за рубежом, проводит и Русская Православная церковь. Верим, что со временем икона архимандрита Киприана найдет место и в наших храмах.
       Надеемся так же, что когда-нибудь в осташёвском храме-усыпальнице будут размещены все те образы, которые планировала поместить в ней семья Романовых. И так же будут они служить нам вратами в мир горний, как служили великокняжеской семье.