мамочка

Я все еще чувствую на щеке теплоту поцелуя. Ты улыбаешься мне той улыбкой, которая заставляет льды внутри меня безоговорочно таять. Твои глаза, боже, твои глаза - это самое прекрасное произведение искусства, которое я когда-либо видел. Они словно пропитаны лесной свежестью, зеленью, умытой дождём, глубокой чащей, куда я погружаюсь и остаюсь там навсегда. Руки пахнут душистым мылом, они обвивают мою шею, а пальцы тем временем удобно располагаются на выступающем шейном позвонке. Я горблюсь будто специально для того, чтобы он больше взрезал поверхность шеи и твоим пальчикам было удобно на нем лежать. Они медленно его поглаживают, и я поднимаю лицо к потолку в приступе насаждения. Ты придвигаешься ближе, тёплое дыхание согревает продрогшие кости. Я чувствую его кожей на ключицах, которая сейчас натянута до предела. Губы мягко касаются ямки между выступающими костями, и оттуда тут же по всему телу расплывается поток удовольствия. Кладешь подборок мне на плечо и начинаешь бегать кончиками пальцев по линии позвоночника, пока я наклоняюсь вперёд и обнимаю тебя крепче, в страхе отпустить. Я эгоистично хочу навсегда заключить тебя в объятия, хотя и знаю, что такая вольная птица как ты, никогда не позволит посадить себя в клетку. Через пару минут ты отклоняешься и сидишь некоторое время в нескольких сантиметрах от меня в полном оцепенении. Глубокий вздох с нотками сожаления вырывается у меня из груди, и тогда ты как бы просыпаешься, вырываешься из очередного своего кошмара и еще долго смотришь мне под ноги, словно пытаясь там что-то рассмотреть. Я лёгким движением руки поднимаю твой маленький подбородок, чуть заметно улыбаюсь и поправляю спавший на лоб локон шоколадных волос. Зрачки расширяются, угольно черные ресницы трепещут, ты поводишь носом, и, завидев это, я широко растягиваю улыбку. Ты такая милая в этих огромных очках, с нелепой красной помадой на полных губах, которые и без неё имеют чёткий вишнёвый цвет, с нарисованными веснушками и вздернутыми бровями. Волосы разметались по лицу, ты не перестаешь перекладывать пряди у лица то слева направо, то наоборот. Я представляю, как ты будешь выглядеть с короткими волосами,  чтобы завитки едва прикрывали острые уши. Боже, да к чему эти представления, если ты здесь, рядом, такая как есть, дышешь мне в ключицы и оставляешь засосы на шее, цветом напоминающие красное полусухое.
Кстати сказать, моё лицо все измазано твоей помадой, которая еще и пахнет ягодами. Но самая приятная и большая ягода в комнате - это ты.
Ты тыкаешь пальцем в мою щеку и тщетно пытаешься стереть въедливую помаду. Потом приносишь ватный диск со специальным средством на нем и повторяешь попытку. Мои рецепторы передают резкий запах спирта, исходящий от ватного диска, но тебе, видимо, на это плевать. Ты старательно водишь по моему лицу, морщишь лоб, и даже язык показывается из открытого рта, как бы желая тоже в этом поучаствовать. Наконец, после долгих минут стараний, ты победно показываешь мне диск с красными пятнами на нем и говоришь:
- прости, румянец твой стереть не удалось.
И загадочно улыбаешься. Быстро чмокаешь в щеку и буквально уносишься в другую комнату. Я еще несколько мгновений перевариваю то, что произошло, и поднимаюсь с колен, но быстро теряю равновесие из-за затекших нижних конечностей и падаю обратно на пол. Приходится полежать и подождать, пока к ногам снова притечет свежая горячая кровь, и плестись на них к тебе. Я не могу провести без тебя и минуты, как бы тривиально это не звучало. Знаю, как к этому все относятся, но для меня это реальность, а к ней я отношусь более чем серьезно. Без тебя мне нечего делать в этой жизни. У меня нет ни родителей, ни друзей, потому что все мои псевдодрузья - твои настоящие друзья, хоть их всего трое, ни собаки, ни кошки, ни дальних родственников. Даже если они где-то есть, то обо мне они хотят узнать в самую последнюю очередь, если вообще хотят. Все, чем я живу так или иначе связано с тобой, и мой психиатр видит в этом патологию. Он говорит, что я заключил в тебе весь свой мир напрасно, ибо если тебя вдруг не станет, моего мира так же не станет, соответственно не станет и меня. Я молчу в ответ, пытаясь это переварить,  но до сих пор у меня ничего не выходит. Я просто не могу поверить, что тебя не станет. Да, я похож на маленького наивного мальчика, который жить не может без мамочки, нуждается в ней почти в равной степени с воздухом, держится за нее и боится отпустить, но, черт возьми, что плохого в том, что этот мальчик счастлив?