Музыка

   Как жаль, что не могу придумывать музыку. Ведь сколько раз пробовал, все впустую.  Наверное, так легко выразить мелодией то, что в голове крутится. Словами так нельзя. Слова пустые, в них силы нет. Слова все время в гортани застревают. Никак не выкашлять. Подбираешь, перекатываешь на языке, иные меж зубами так и цвиркают, вот, думаешь, вылетят наружу и все ахнут, рты от удивления разинут а они заразы как один без чувств к ногам падают и проку от них совсем никакого.
   
    А тут – бом бом бом бомбом грохочет злость, ладони растопырив руки подняв под облака пальцами пошуметь. Или тоненько так, потренькать струнами, поцелуи, объятия, дыхание на холодных щеках. Вот, ну , допустим, гобой с литаврами как радость. Скрипка с виолончелью, естественно грусть. Можно легонько колокольчиками позвенеть,- это уже страх будет.  Ну, и пошло поехало. По красной площади маршем и люди вокруг понимающе кивают. Ленин одобряюще косится картофельной, заспанной бородкой. Наверняка набегут отовсюду… А мне то что, глаза зажмурив стотысячеголовым оркестром прошагаю, ноги до висков задирая и ручкой так, помахивая легонько толпу буду подбадривать, чтобы не стеснялись, а как есть взяли и начали свою музыку играть. Смешно конечно, да и жутко громко все это будет, зато, думаю, все сразу же друг друга начнут понимать.
    
   Но, это все конечно мечты пустые. Я ведь знаю, что никто ничего не поймет. Людям, оно другое нужно. Людям важно только языком впустую молоть. Глядят друг на друга и каждый о своем болтает и каждый о своем думает. Каждый думает, мол, что это он мне все о своем, ведь до этого и дела нет никому, вот, мол меня послушай лучше. А потом, недовольные уходят каждый в свою сторону. Головой покачивают. Сетуют, что злые все кругом стали, бесчувственные. И каждый себя жалеть начинает.  И каждому, кажется, что вот он то и одинок в этом мире. Каждый видит себя стоящим посреди толпы; толпа эта черна и безлика, как на старой фотографии, где жестоким озорником лица гвоздем исцарапаны, а одно твое то и осталось случайно. И только растрепанные волосы, раскрытые рты…
    
   Я вот сколько раз проверял. Давеча, сел на кухне, взял гармошку губную, купил в магазине, играть не умею, а не смог сдержаться, блестящая такая, гладкая.  Никак не сдержаться.  Юлька моя возле плиты крутится, на меня внимания ноль, халатом цветастым шур-шур, хлопает голыми пятками в потертых тапках. Сел я так спокойно позади на табурет, гармошку к губам прижал и легонько так, ненавязчиво значит начал любовь свою к ней наигрывать. Сосредоточился, беру из сердца, стараюсь не думать, в таком деле мысли только помеха одна, и осторожно начал дуть в гармошку эту самую. Красиво так заплакала, аж в груди тепло стало. Играю, смотрю на Юльку, хитро так прищурился. Она сперва ничего, а потом задергалась, локтями задрожала, заорала, а что, непонятно, из меня в тот момент не все чувства вышли и слов ее я не разобрал, но дуть все равно прекратил. Лицо все такое выпуклое, глупое стало. Махнул рукой и вышел из комнаты. Вроде баба как баба, а дура. Понимания ей не хватает.
   
   Улица успокаивает. Улица нашу горечь разбавляет. Идешь по тротуару смотришь на людей. Все разные, и вроде нет одинаковых, прямо удивительно как можно столько разных лиц придумать. Иду, здороваюсь направо и налево. И вот в этот момент, когда встречаешься глазами с прохожим, тот и берет у тебя мягонько так частицу твоей горечи. А бывает, что и тебе приходится принимать чужую боль. И в голове становится холодно и неприятно. Терпеть надо, она недолго бывает в тебе. Понимает, что не туда вошла и уходит. А радость остается надолго. Ей то, все равно где быть. 
   
   Я от дома далеко не отхожу. Спускаюсь до конца улицы, выпиваю в киоске холодного пива. Всегда только один бокал. От двух меня уже начинает укачивать, я этого очень не люблю. Мысли путаются, становятся как река весной, картинки волнами друг через друга перепрыгивают. Не удержать. Но это только от пива… Странно. Раньше-  то не было такого.
 
   Порой тоска находит. Чувствуешь себя как растение, что из кадки выдернули, а новую то подготовить не додумались. Висишь, беспомощный, корнями своими все пытаешься до земли достать. Думаешь – к чему это все вообще, кому нужен, для чего нужен? А потом берешь себя в руки и дальше идешь по своей дороге. Оно и думать о таком смысла никакого нет. Вот  дойду до конца, тогда видно будет.
 
   Раньше мог к Владимиру Евгеньевичу подняться. С одной стороны интересно, человек он крайне умный, иной раз слушаешь слушаешь, а понять не можешь. Слова все мудреные. Пока над одним задумаешься, а он уже их с десяток вдогонку послал.  Где уж мне столько. Хорошая это привычка непонятно говорить. О большом уме свидетельствует. Спросить что-либо в такой момент не вздумай. Ух, как же он тогда серчает. Волосы на голове взъерошит, ногами топает, руками размахивает. Умные они все такие. Слушаешь его, а сам в окно смотришь. Дома внизу и люди размытые летним маревом. Улица кривая вдоль аллеи. Еле слышные знакомые голоса. Красиво. Давно уже не был у него. Высоко. Лень. Всякий раз на завтра откладываю.
    
   Вот к примеру выпивка и музыка. Тут тоже разбирать надо. С умом подходить, а то путаница может выйти.  Одно от другого отличать надо, нелегкое дело разобрать  какой-нибудь фолк от банального андеграунда. От некоторых слезу прошибает, от других ноги сами топ…тотоптоп…и пошло поехало… Ну, и от состояния тоже зависит. Вино никак с битлом не смешивать с, тут самое время дип пепл поставить, коньяк – машина времени, либо ДДТ,  хотя это редко так бывает, больше самогонка, а это уже Шуберт или Вивальди и никак иначе. Ой, как долго я к этому приходил. Сколько раз обманывался.
   
   Ну вот… выпиваю пиво, потом поворачиваю и не спеша иду обратно. Всего получается четыреста двадцать пять шагов, если брать те шесть ступенек возле киоска за два шага.
   
   Странная штука музыка. Слушаешь ее. Вроде ничего, а потом накатывает, находит. Будто отлетаешь в другое время…Слушаю я у себя в комнатке, а мыслями в детстве на береги реки, что за домом текла играю. Горячий песок, ветер легонько обдувает лицо и счастье такое. Ничего не надо, наполняешься этим самым счастьем и оно потихоньку слезами выходит…иначе нельзя. Слишком много счастья человеку нельзя познать. Не готовы мы еще. Иногда кажется что вот вот узнаю то, что еще никто не знал и не узнает и вот прикасаешься к нему едва едва и понимаешь….Понимаешь, а сказать не можешь. Но это  уже и не важно. Важно, что ты есть и все кругом есть. И завтра будет. И ты в этом завтра. А мелодия птицей уносит, касаешься неба крыльями.
   Затем, мелодия кончается, все уходит и я опять у себя на старом диване, телевизор который пора отнести в починку и Юлькины шаги на кухне..