Ожидание смерти

...Он отсчитывал медленно текущие секунды. Сколько уже натикало? Кажется, около двух тысяч. Стрелка неугомонно ползала по циферблату, кусая острым концом черные смирные цифры. Сбился? Нет, легкая дрожь, вспыхнувшая во всем теле от ярого порыва свистящего ветра, проникшего в хижину через сорванные с петель ставни, не смутила неторопливое течение времени, жадно поглощаемое нервными окончаниями пожилого организма...
По-прежнему все тихо: тяжелые серые облака ластятся к обнаженной испещренной трещинами равнине, чья желто-коричневая плоть лишь местами прикрыта ошметками высушенной травы; завывание стихии пробуждают щемящее чувство одиночества; невысокие столбики пыли играют в салки, развевая скуку привычного дня.
В хижине холодно. Врываясь в пространство человека хищными порывами, дыхание природы погасило пламя в камине - единственный источник тепла для замерзающей жизни в хрупком теле девчурки. Старик лишь единожды дернул плечом, словно собираясь подняться, но он заведомо знал: самый сильный огонь не спасет угасающую искру сознания, заставляющую биться сердце. Секунды неумолимо ползут, не меняя скорости...
Случайный гость безмолвного прибежища этой странной пары, что бы ты хотел найти в усталых когда-то зеленых глазах седовласого мужчины? Какую загадку ты хотел бы прочесть в узоре морщин на обветренной шелушащейся коже лица? Каких слов, ждущих своего часа на посиневших, но теплых губах, ты жаждешь услышать? Или может внимание твое будет приковано к бледному телу, недвижимо лежащему на тонком сыром матраце и лишь изредка подающему признаки своего существования хриплыми слезливыми стонами? Может тебе будет интересно почему же это исхудавшее нежное создание должно умереть, еще даже не достигнув поры расцвета? Наверное, в эту минуту молчания ты будешь жадно выискивать хоть какие-то намеки на прелюдию?..
Наконец старик обратит на тебя внимание: в его умных внимательных глазах вспыхнет немой вопрос: "А знаю ли я Вас, незваный гость?". И ты будешь удивлен, уверенный ранее в том, что здесь ты лишь призрак. Отрицательно качнув головой, ты займешь старинное кресло в углу - самое теплое место в хижине. Ты спросишь себя: "Зачем я здесь?". Твой ответ перебьет сиплый всхлип девчурки. Старик гневно сверкнет глазами, сжатые губы жалко задрожат, на долю секунды сухие пальцы разомкнут замок - но всё незыблемо, неизменно. Не проси рассказывать, вглядывайся. Все ответы на поверхности: среди мятых желтых страниц на столе, между осколками и щепками киотов, под слоем песка и серы...
Жалобно скрипнут ржавые петли двери, зашуршат на полу вспугнутые сухие листья, торопливо перебирая лапками, сердитый паук начнет латать свои сети в углу... А стрелка все так же кусает несчастную терпеливую краску, отсчитывая утекающее время. Десятками холодных звуков наполнена хижина, однако сквозь них мерно пробивается нежное слабое дыхание девчурки. Черные как смоль волосы, липкие и блестящие от пота, разметаны по хлопчатобумажной наволочке с желтыми пятнами старины. Впавшие щеки, резко выделенные скулы и паутина венок под бледной натянутой кожей - лик, не покидающий жизнь старика вот уже семнадцать тысяч девятьсот тридцать две секунды.
Бесконечно тянется ожидание запоздавшей в дороге смерти, отравляет тоскливой истомой горячую душу деда, размусоливает мгновение апогея человеческого бытия. И ты, гость, здесь ли еще? Мучаешься ли вопросами? Ищешь ли? Ждешь ли? Или уже оставил своим вниманием ты этот тихий уголок? Сколь долго будут поедаться арабское наследство, застывшее под лаковым покрытием, прежде исхода души? У тебя есть возможность всё внимательно оглядеть, и ты пользуешься ею...
На старике добротный, выцветший костюм времен развала страны, и стоптанные, покрытые грязью бежевые туфли. На левой руке ты замечаешь часы, они стоят. Часы дорогие, ручной работы, с изящной гравировкой, едва держатся на стертом кожаном ремешке. Стрелки застыли на одиннадцати часах и тридцати минутах. В нагрудном кармане лежит платок, его уголок почти черного цвета, хотя ткань и была когда-то алой, тоже по моде прошедших лет. Тонкие пальцы мужчины изуродованы глубоким узорчатым покровом старости. Мягкие седые волосы уложены, волнами падают на плечи и ветер их не тревожит. Отмечаешь про себя красоту чужого лица: правильные черты, аккуратный ровный нос, высокие скулы.
Девчурка скрыта под толстым ватным одеялом, тебе видны лишь ее маленькие ручки: хрупкие пальчики, тонкие кисти, исхудалые плечики. Бледная почти белая шейка, похожая на цыплячью, и миниатюрная головка. Угадываешь в полумраке сережки-гвоздики - они так же ручной работы. Немного позже замечаешь изящный носик, маленький ротик с тонкими губами и некрасивое скопление трех-четырех родинок на правой щеке.
Внимательно всё разглядев, ты устремляешь свой взор за окно, размышляя, что же здесь произошло. Чувствуешь чье-то присутствие, в хижине кто-то лишний, вызывающий диссонанс в этой безмолвной среде. Медленно понимаешь, что лишний здесь - это ты. Оставь их, гость. Старик досчитал уже до тридцати тысяч трехсот тридцати трех. Серые облака всё так же ластятся к одичалой земле. Уходя, ты осознаешь, смерть сюда не придет.. Секундная стрелка на часах старика никогда не сотрет цифры, и не наступит в хижине двенадцати часов, когда бы соединились в счастливый союз кульминации конец жизни и начало смерти.