След на земле Кн. 2, ч. 1, гл. 15 Смертный счет Зм

Глава 15.   Смертный счет Змея.
(сокращенная версия романа)
1
      10 июля 1941 года шёл восемнадцатый день отступления полка на восток. День был жарким и солнечным. Измученные длительным переходом по бездорожью красноармейцы уже почти не верили в возможность соединения с регулярными войсками Советской Красной Армии. Всё это время им удавалось скрытно передвигаться, уклоняясь от столкновений с врагом, но конца пути не наблюдалось. Всё труднее становилось добывать пропитание и медикаменты для нескольких сотен бойцов.
      Остановившись у окраины леса, капитан Помялов дал команду разместиться на привал. Впереди было открытое пространство, которое безопасней было преодолеть в темное время. По приказу командира полка вперёд были высланы разведчики. Шурка сам возглавил группу из трёх человек, чтобы разведать, где размещаются немцы и как раздобыть продукты с медикаментами.
      Идти разведчикам долго не пришлось. Километрах в двух за речкой виднелась небольшое село. Туда и направились. С высоты небольшого пригорка село неплохо просматривалось. На улицах и в огородах мельтешили женщины и дети. Ни фашистов, ни военной техники видно не было. Это было хорошим предзнаменованием, но не мешало проверить. Мало ли что? Недооценка ситуации грозила смертельной опасностью.
      Разведчики спустились к небольшой речушке, поросшей по берегу камышом и тростником. Змей приказал своим товарищам спрятаться в зарослях, а сам, раздевшись и связав обмундирование в узелок, переплыл на ту сторону речки, где раскинулось село. Выйдя на берег и одевшись, он пошел к крайним домам. У одного из домов, в огороде он увидел пожилого мужчину, половшего картошку. Шурка, подойдя поближе, поздоровался и поинтересовался у местного жителя, есть ли в деревне немцы. Тот ответил, что нет.
      - Наше село в сторонке от тракта, чего им тут делать? Заехали разок на мотоциклах, прошлись по дворам, да и уехали. Потом наш староста ездил в райцентр, привёз листовки, да указания какие-то, чтобы немцу подчиняться, а больше так и не появлялись, - охотливо говорил старик. – Ещё раз староста ездил дня три тому. Там ему сказали, что немецкие войска вышли к Москве и, не сегодня-завтра, первопрестольная преподнесёт победителям ключи от города. Такие вот новости у нас, сынок. Что думаешь, правда это?   
      - О том, что немцы подошли к Москве, возможно и правда, отец. Уж больно резво они катили на восток. А вот, что ключи наши сами им вынесут, сомневаюсь. Никогда, ни перед кем не сдавались, и сейчас не сдадут. Врут они, чтобы народ испугался и не сопротивлялся. Мол, против их силы даже Сталин не устоял, так, значит, и другие должны бояться.
      - Я тоже так думаю, сынок. Русь-матушка велика, не пристало ей гнуться под немцем. Выдумывают все германцы.
      - А скажи отец, - Шурке нравился старик, - можно ли у вас в селе продуктами поживиться? Наш отряд пробивается после боёв к своим. Среди нас есть раненные. Надо и их чем-то подлечить. Лекарства у вас найдутся?
      - Да всего хватит, сынок. Есть и кое-чего из продуктов, есть и фельдшерский пункт недалече от старосты.
      - А подвода у вас, отец, найдется? Мы бы на ней продукты свезли, а потом вернули бы, а не то всем полком сюда добираться несподручно, да и вам столько гостей ни к чему.
      - Да найдем, мил человек и подводу и коняжку, только обязательно вернуть нужно. В деревне, сам, наверное, знаешь без коняги трудно.
      - Знаю, отец. Сам деревенский. Так можешь и сам с нами до лесочка на той стороне махнуть. А потом с телегой и конягой обратно, - предложил Змей, улыбаясь старику.
      Дед согласился и пошел в сарай готовить подводу, а Шурка махнул рукой, подавая условный знак своим бойцам, чтобы перебирались к нему. Неожиданно краем глаза он заметил появление на горизонте клубы поднятой пыли. Он пригляделся. Вскоре из рассеявшегося облака, метрах в двухстах от деревни, показалась голова автоколонны. В том, что это едут немцы, у Шурки не было сомнений. Он снова подал сигнал своим, чтобы возвращались обратно. Сам же подбежал к сараю и предупредил старика о том, что все отменяется из-за прибывших немцев и, перемахнув через ограду палисадника, спрятался в высокой траве.
      Наблюдая за въезжающей в село колонной автомашин, Змей насчитал двадцать четыре грузовика и одну легковушку. Первые десять грузовиков были открытыми, и в них находилось по двадцать солдат и офицеров. Другие десять были закрытыми, но и из них выглядывали любопытные головы солдат. Вот только, сколько их было в кузове, Шурка посчитать не мог. Еще четыре крытых грузовика тащили прицепленные походные кухни. Значит, в последних автомобилях находились продукты и возможно другие грузы нужные на войне для похода. Вскоре из машин на землю спрыгнули солдаты, и деревня загудела разноголосием звуков, в том числе и визгом свиней, и воплями женщин. Что же, новые хозяева вступили в свои права.
      «Судя по всему, это немецкое воинское подразделение решило обосноваться здесь на длительный срок, - решил Змей, - а это значит, что нам из-за них ничего не достанется. Вот же, гады, не вовремя прикатили. Хотя…, может быть это и к лучшему. Если мы ночью нападем на них, то можем завладеть и машинами и грузом в них и дальше на этих машинах вполне можем доехать до своих, а не тащиться по пролескам на усталых ногах. Нужно немедленно сообщить командиру. Пора, наконец, вступить в бой».
      Обратно Шурка переплыл речку не раздеваясь. Поднявшись на пригорок, который позволял вести наблюдение за селом, они следили за фашистами. Те готовились к обеду: вытаскивали и тащили на поляну перед речкой десятки столов, расстанавливали скамейки и даже притащили на отдельном столике патефон. Видимо, готовилось пиршество. Во дворах задымили летние печки, солдаты ловили и ощипывали кур, резали поросят, варили и жарили себе сытный обед. У разведчиков только слюнки текли. Змей решил, что время терять нельзя на это пустое созерцание и оставив своих помощников продолжать наблюдение сам отправился к командиру полка со своими предложениями.
      Капитан Помялов встретил Шурку немым вопросом. Он привык, что командир разведчиков всегда приносит добычу, а тут вернулся один и без всего. Неужели нарвались на засаду?
      - В чем дело, Горынин?
      Шурка подробно рассказал командиру результаты разведки и свой план на этот счет, как отбить у немцев транспорт, а заодно и запасы материальных средств для дальнейшего продвижения к своим.
      - Хм, заманчиво, - отозвался командир, - очень, даже, заманчиво. Так ты говоришь, что их человек триста будет? А нас четыре сотни будет. И на нашей стороне внезапность, да накопившаяся злость. А этого, думаю, не мало. Ну, а что  думает начальник штаба?
      - Я тоже считаю, что план Горынина хорош. Мы должны справиться с немцами и захватить транспорт, - согласился капитан Чмырев.
      - Ну, тогда, давайте уточним детали. Хотя я уже вижу одну важную неувязочку.
      - Какую? - в один голос спросили Чмырёв и Горынин.
      - Простую, но важную. Допустим, мы завладеем транспортом и двинемся на нём на восток. Не думаете ли вы, что нам придется проезжать повсюду расставленные посты немцев? – вопросительно посмотрел на своих помощников Помялов. - Ведь у немцев все строго отрегулировано, кто, когда, куда должен двигаться. Имеется связь. Я уверен, что если не на первом, то на втором посту нам устроят засаду. И тогда не скажу, выиграем мы с этим транспортом или проиграем.
      - Я считаю, что в любом случае выиграем. Во-первых, совершив нападение, мы уничтожим немало фашистов, а если повезет, то и всех. Во-вторых, если сразу тронемся в путь, то никакие посты ещё не будут знать, кто и куда движется. Это ведь идет колонна, а не одна-две машины. Сколько на постах стоит солдат? Десяток-два? Да мы их сметем в два счета и дорога открыта. Ну, и в-третьих, пока они одумаются и постараются устроить засаду, мы наверняка проскочим километров двести, а там, глядишь, и до наших войск будет рукой подать, - Шурка говорил с такой уверенностью, что возразить ему было невозможно.
      - Что же, резонно. Значит, выступаем, - подвел итог обсуждению капитан Помялов.

2
       План нападения на деревню, уничтожения фашистов и захвата техники с запасами материальных средств тактически был достаточно прост. Капитан Чуприн с усиленной ротой перекрывает противнику путь на восток, лейтенант Терёшин со своей ротой перекрывает путь отхода на запад. Капитан Чмырев с  ротой, где большинство раненых, залегает на пригорке и отрезает немцам отход, через речку, Горынин с разведчиками берёт под контроль мост через речку, ну а сам капитан Помялов с оставшимися силами заходит к деревне с юга и обрушивает на врага основной удар.
       Для всего этого нужно только незаметно пересечь реку и, заняв свои позиции, с наступлением ночи обрушить весь удар на спящего врага. Начать атаку решили в 23.00, чтобы ещё перед рассветом двинуться в путь на захваченном транспорте. Пробираться к мосту решили перебежками небольшими группами, кроме роты Чмырёва, которой предстояло идти в темноте напрямую к речке. Он должен был занять свою позицию до 22.00. С наступлением темноты все подразделения полка совершили необходимые маневры и, перейдя на противоположенный берег, заняли свои позиции. Гулянье же немцев продолжалось, доносились с разных сторон села музыка и смех. Но, тем не менее, были выставлены посты и дозоры охраны.
      Разведчикам, пришлось разбиться на четыре группы, чтобы незаметно подкрасться к постам и, не открывая огня из оружия, тихо уничтожить их кинжалами и финками. Все складывалось удачно, как и было задумано.  Сняв посты Змей, подал сигнал криком совы, о котором договаривались заранее и в назначенное время ударные силы командира полка ворвались в село. Стрельбу старались не поднимать, но полупьяные немцы сами подняли шум. Они выскакивали из окон на улицу полуголыми и спешили к своим местам обороны, но уничтожались штыками, так как почти у каждого деревенского дома их поджидали советские солдаты. Те, кому удавалось вырваться и бежать из деревни на запад или восток, попадали в руки подразделений капитана Чуприна и лейтенанта Терёшина. Кому-то удалось перебраться через речку, но и здесь на берегу их штыками встречали бойцы роты Чмырева. Были, конечно, и перестрелки, но эти редкие столкновения быстро подавлялись силами полка. Буквально в течение часа, полк выполнил свою задачу, уничтожив около трёхсот фашистов и захватив совсем не поврежденные автомобили с запасами продовольствия, медикаментами и оружием.
      Большая заслуга в том, что немцы не подняли тревогу и не передали сообщения по рации, принадлежала сержанту Меркулову, который узнав, где разместился штаб немецкого командования уничтожил его, а в том числе и рацию. Он же добыл и немецкие карты, на которых были обозначены маршруты и посты на дорогах. 
      Потери Помяловцев в этом бою были минимальными. И командиры радовались такому успеху.
      - Ну, вот, теперь мы с лихвой отомстили за гибель наших товарищей, - поздравил личный состав командир полка. – Теперь мы должны в кратчайший срок покинуть деревню на машинах и двигаться на восток. До рассвета у нас более четырех часов.
      Однако тронуться в путь сразу не удалось. Нашлась и ложка дёгтя в бочке меда. Оказалось, что во всем полку, среди более трёхсот бойцов, было только три человека, умевших водить автомобили. Командир полка и капитан Чмырёв были в негодовании.
      - Провернуть такую операцию, захватить более двадцати машин техники и всё коту под хвост, потому что нет обученных водителей, - возмущался капитан Помялов. – Учить, как ходить гусиным шагом указания давали, а догадаться обучать владению техникой, вождению машин мозгов не хватило.
      - Что толку ругать сейчас начальников, товарищ капитан? – успокоил его Змей. – Трое водителей у нас есть, еще тридцать два человека умеющих водить трактора. Всего-то  делов, научить этих трактористов завести автомашины, как переключать скорости и как тормозить,  а уж рулём вертеть, сложностей быть не должно.
      Капитан удивленно посмотрел на Шурку. «А ведь он прав. Чего это я в панику ударился», - подумал он про себя.
      - Давай Горынин, организуй по-быстрому этот «ликбез», - а мы пока распределим людей по машинам.
      Действительно, на обучение водителей ушло всего двадцать минут, а через полчаса колонна с бойцами полка тронулась в путь уже на колесах. Минуя мост и проехав с километр по проселочной дороге, колонна из двадцати трех автомобилей, одна всё же оказалась поврежденной, выехала на асфальтовое шоссе и  двинулась строго на восток. Хотя скорость была не очень большой, чуть больше тридцати километров в час, но это давало больше ста километров отдыха ногам.
      За четыре с лишним часа пути, пока ночная мгла не сменилась предрассветными сумерками, а затем и светлой голубизной на пути колонны не встретилось ни одного поста или другого попутного или встречного транспорта. Руководствуясь картой, капитан Помялов в легковой машине, рассчитывал до рассвета достигнуть небольшого лесочка с излученной реки, где можно бы было сделать привал и переждать до очередного марш-броска. Но с первыми лучами утреннего солнца никакого лесочка не наблюдалось. Впереди лежала ровная степь с нарезанными полями золотистой пшеницы.
      - Может немецкие карты врут или мы сбились с маршрута? – неуверенно спросил сидящий на заднем сидении капитан Чмырев.
      - И это говорит мне начальник штаба, - иронично хмыкнул Помялов. Однако решил остановить колонну и определиться на местности, не сбились ли с маршрута. Ошибки не было. Колонна двигалась в правильном направлении. Вот только, когда они планировали выезд, то рассчитывали преодолеть стапятидесятикилометровое расстояние, а при той скорости, с которой ехали они, до намеченного участка было еще километров тридцать.
      - Что же, двигаемся дальше, только остается надеяться на удачу, что дотянем без приключений.
      В том, что направление правильное они убедились через пару километров, встретив на дороге старика с телегой. Тот ответил им, что до того самого лесочка на излучине реки примерно километров пятнадцать, а перед ним, километров за пять лежит большое село Каменка. Но там, в Каменке, полным-полно немцев и на дороге выставлены посты. Даже на проселочной дороге выставлены дозоры, и проскочить мимо села незамеченными вряд ли получится. Так же старик добавил, что немцы обосновались в деревне надолго.
      Это сообщение старика ставило командиров в тупик. Если там полно немцев, то миновать деревню без боя не получится. Поэтому бросать машины и двигаться пешком, не было никакого смысла. Было в сообщении старика и кое-что положительное. Можно было сделать вывод, что если немцы здесь обосновались надолго, то линия фронта должна быть недалеко, а значит, прорыв этого участка позволит им если не сегодня, то завтра соединиться со своими войсками. Но прямое столкновение с немцами все же пугало. Судя по тому, что сказал старик, в селе стояла большая часть, превышающая по численности истощенный полк Помялова. Значит, прорыв может не удаться.
      Командир полка созвал совещание, чтобы решить дальнейшие действия исходя из полученных сведений. Решили все-таки во избежание прямого столкновения, свернуть через пять километров вправо, добраться до речки, вдоль рек всегда есть растительность и двигаться уже вдоль реки пешком. А если будет возможность, то и на транспорте, хотя горючего в машинах оставалось по трети баков.
      Так и поступили. Через пять километров, когда солнце полностью вышло из-за горизонта, колонна свернула направо  и двинулась через пшеничные поля в направление реки. Глядя на пшеничные колосья, которые под лучами утреннего солнца отливали золотом, казалось, что они плачут. Росинки на колосьях напоминали слезинки. Шурке подумалось, что пшеница плачет от того, что её уже давно пора убирать, а о ней забыли. Капитан Чмырев видел в этом другой знак. Ему казалось, что колосья обливаются слезами из-за плачевного состояния их полка, который сейчас напоминал что-то среднее между цыганским табором и Красным обозом по сбору хлеба времён гражданской войны, который едва отбился от разъяренной крестьянской банды. Предзнаменование чего-то очень плохого было и у капитана Помялова. Ему очень хотелось быстрее достичь берега реки и укрыться под сенью густой растительности.
      Когда до реки оставалось около двух километров, и темная полоска лесного массива показалась на горизонте, немцы всё-таки заметили движущуюся колонну. Несколько самолетов прошлись на  большой высоте. Возможно, о колонне доложили сумевшие спастись при её захвате, вырвавшиеся из кольца немецкие солдаты. Но, так или иначе,  по ней был открыт артиллерийский или миномётный огонь, а ещё через несколько минут появились и немецкие штурмовики. Оставалось бросить транспорт и добираться до реки и лесочка бегом.
      Бойцы бросились врассыпную в разные стороны, но бежать по пояс в колосящейся пшенице было не просто. Кроме того с левого фланга по ним был открыт огонь из стрелкового оружия, а сверху продолжали утюжить «Юнкерсы».  Занимать какую-то оборону было бессмысленно. Все старались бежать вправо, а значит в сторону от реки. Немцы умышленно отсекали им возможность укрыться в прибрежном лесочке.
      И все же, когда Юнкерсы, отстрелявшись, улетели. Капитан Помялов с офицерами сумел развернуть людей на бой с фашистами, атаковавшими с левого фланга. Бой был кровопролитный, жестокий. Он длился несколько часов. Снова налетали штурмовики, снова полк разбегался по полю в сторону реки. Но сопротивление врагу не прекращалось.
      Очень изобретательно в этом бою действовали разведчики под руководством Змея. Вооруженные немецким автоматическим оружием  они маневрировали, заходя в тыл  немцам почти вплотную и нанося им немалый урон. Бой прерывался несколько раз. Немцы стягивали к полю дополнительные силы, стараясь отрезать красноармейцев от реки, окружить и уничтожить. Но Помяловцам, конечно, с большими потерями удалось достигнуть прибрежного лесочка.
      С наступлением сумерек, полку удалось собраться и пересчитать оставшихся в живых. Потери составили половину из того количества, которые выезжали на машинах после ночного боя в деревне. Почти двести человек остались лежать на безымянном пшеничном поле. Разведчики тоже понесли потери. У Шурки осталось десять бойцов, из которых половина имела ранения разной степени. Много раненых было и среди оставшихся в живых. Они почти все хотели пить и сам раненый в ногу капитан Помялов, вызвав Шурку, попросил  его организовать разведку и доставку воды для раненых.
      Змей понимал, что находиться в лесочке, под носом у немцев долго не получится. Нужно передохнуть и пока наступает ночь уносить отсюда ноги. Но куда идти? На восток путь наверняка будет перекрыт. Двигаться на запад, значит возвращаться в кольцо, которое будет сжато. Предпочтительный вариант: пересечь реку и уже на той стороне искать варианты продвижения к своим. Но пересечь реку можно только вброд, значит нужно найти этот брод.
      Шурка послал двоих западнее, вниз по реке, а сам решил пойти в восточном направлении. Наиболее важный и опасный участок взял на себя. Каждый разведчик нацепил себе на пояс по десятку фляг, чтобы принести раненым воды. Он довольно долго пробирался к реке. Ни дороги, ни тропинки на его участке не было. Она открылась ему неожиданно, поросшая камышом, так что подойти к воде было сложно. Пришлось идти налево вдоль берега метров пятьдесят, пока среди зарослей не открылась брешь и чистое пространство водной глади. Расстояние до противоположенного берега было метров пятьдесят, но кто знает какая здесь глубина. Во всяком случае, дорога к этому месту реки не вела, а значит, и брода не было. Шурке хотелось пить, но дно в этом месте оказалось илистым, и он решил пройти еще дальше вдоль берега.
      Вскоре на небе появились звезды и широкий диск луны, улучшив видимость.
      Змей прошел вдоль реки еще метров сто, пока не нашел, то что искал. К реке вела, обозначенная колеёй поросшая травой дорога. Берег в этом месте оказался пологим с твердым грунтом. Значит, это и есть переправа на другой берег. Да и река в этом месте  была поуже, метров двадцать-двадцать пять.  Шурка вошел в реку, нагнулся к воде и стал жадно пить прохладную воду. Оторвав, наконец, от воды голову он потянулся к поясу, чтобы отстегнув, наполнить фляжки водой, но вдруг почувствовал сильный удар в затылок. Звезды погасли, и почва ушла из под ног.

3
      Очнулся Змей на берегу. Он лежал на животе, уткнувшись носом в траву. Сильно болела голова. Весь он был мокрым и руки у него были связаны сзади. Над ним возвышались четыре темные здоровенные фигуры фрицев. Они, конечно, казались ему здоровенными, пока он лежал у их ног, но как только они его подняли и поставили на ноги, оказалось, что здоровым был только один, а остальные одного с Шуркой роста. Вероятно, они его поджидали в засаде, а он томимый жаждой и желанием наполнить фляги, как следует, на берегу не осмотрелся.
      Подталкивая в спину своими карабинами, они повели его по этой самой дороге в деревню. Шурке было обидно за свой промах. «Сам начальник разведки полка попался, как «кур в ощип». Что о нем подумают командиры? Не подумают ли, что он  специально сбежал или сдался в плен?» Он усиленно пытался соображать, что предпринять, понимая, что после допроса его наверняка расстреляют. «Я ведь таких использованных «языков» расстреливал. Зачем я им нужен, чтобы со мной нянькаться?»
      Мысли в голове скакали в хаотическом порядке. Почему-то стал думать, кого поставят командиром разведки вместо него. «Конечно, сержант Петька Меркулов самая подходящая кандидатура, но у него в последнем бою серьёзное ранение. Значит, следует назначить Мишку Трубникова. Он прирожденный разведчик, внимательный и толковый. Он бы так не опорфунился, как я. Ладно, без меня разберутся. Мне о себе думать надо, а я о другом пекусь. Всего-то жить осталось часа два. А чего мне собственно о себе думать? Моя песенка спета, а ребятам нужно жить и пробиваться к своим. А там, глядишь, войну закончат победителями, сядут за праздничным столом и, надеюсь, вспомнят добрым словом и обо мне, грешном. Ведь и я, как мог, старался приблизить эту победу. На моем счету уже не меньше сорока фашистских душ в ад отправлено. Черт их дери, этих фрицев. Какого черта их занесло к нам? А ведь помирать-то не охота. Так хочется их, сволочей, бить и бить». 
      Шли долго. Не меньше получаса. Наконец, достигли окраины деревни. По обе стороны дороги стояли оборудованные посты. В самой деревне было много бронетехники и ходили вооруженные патрули. Пройдя с десяток дворов, Шурку доставили к кирпичному зданию, в котором, видимо по всему, размещался штаб. Трое из конвоиров остались на широкой веранде, а здоровяк втолкнул его в прихожую, из которой дальше в одну из открытых комнат.  Она освещалась тусклой лампочкой, но этого света было достаточно, чтобы вести допрос и протоколировать его. В комнате между двух окон стоял стол, за которым сидел какой-то очкарик в штатской одежде. Перед ним лежала стопка бумаг, чернильница и несколько ручек или карандашей. Из боковой двери в комнату решительно вошел полноватый, еще не старый, но полысевший офицер с железным крестом в петлице. Белобрысый, худосочный очкарик встал из-за стола, приветствуя своего начальника. Офицер вплотную подошел к Шурке и пристально посмотрел ему в глаза. Шурка свой взгляд не отвел. «Пусть знает, что перед ним стоит не трус». 
      Офицер что-то резко спросил на своём языке, и Шуркин конвойный ему что-то прокаркал. Видимо, доложил, где и при каких обстоятельствах поймали этого русского. Дальше немец задавал вопросы, обращаясь к Змею, как будто он знал этот поганый язык. Очкарик переводил вопросы на русский и записывал все на бумагу. С первого же вопроса Шурка подумал, стоит ли говорить ему правду, не повредят ли его ответы родному полку. Учитывая, что у него забрали красноармейскую книжку, которая сейчас была в руке офицера, а там было все прописано, то смысла врать не было. Но все равно, он не спешил с ответами, обдумывая каждый вопрос. Он сначала обрадовался, что в книжке он значился только рядовым, а не начальником разведки. С рядового-то меньше спрос. Но потом подумал, что какая разница, если его ждёт смерть.
      - Фамилия, имя, отчество? - спросил офицер через переводчика.
Шурка скрывать не стал.
      - Как оказались на речке?
      - Да, долго рассказывать.
      - Говори, нам спешить некуда.
      - Захотел пить, пошел на речку. Что здесь такого?
      - Но у тебя на ремне было двенадцать фляжек. Откуда они у тебя?
      - Так, это я их третьего дня в разбитой подводе нашел. Зачем, думаю, пропадать добру, дома в хозяйстве пригодятся. И вода все время нужна, вот и захотел набрать впрок.
      - А где сейчас твой дом?
      - В Саратовской области, в Макаровском районе, в деревне Красавские Дворики.
      - Твоя часть, рядовой, стояла под Ровно. Как ты оказался здесь?
      «Вот, суки, все знают, - подумал Шурка. – Даже, где стояли. В книжке этого не написано».
      - Ну да, мы стояли под Ровно, но когда вы прорвали границу и стали наступать на восток, нам под Ровно делать стало нечего. Вот и мы направились на восток. Потом был бой, нас бомбили и обстреливали самолеты. Я еле унес ноги. Посидел немного в лесочке и двинулся домой. Чего ещё делать?
      - Складно врёшь.
      - Ну, а чего не врать? Не соврёшь, не проживёшь, - улыбнулся Змей. Улыбка на его израненном лице выглядела устрашающе.
      Но немецкому офицеру, похоже, понравился Шуркин ответ. Он тоже ощерился весьма противно.
      - Ну, а теперь говори правду, почему у тебя столько фляг? Тебя послали за водой? Сколько у вас раненых? Кто ваш командир? Отвечай, русская свинья.
      Шурка назвал фамилию погибшего ночью с 21 на 22 июня командира полка при нападении диверсантов.
      Немец заглянул в свой блокнотик и, видимо, сверив Шуркины сведения со своими данными, согласно кивнул.
      - Коммунист? – ткнул он пальцем в Шуркину грудь.
      - Не-а. Ноздрями не вышел.
      - Что значит ноздрями не вышел? – офицер вопросительно посмотрел на своего переводчика. Тот пожал плечами и что-то залепетал на немецком языке.
      - Ну, значит, не дорос, нос задирать. У нас в партию берут только самых лучших, кому есть чем гордиться, - стал объяснять Змей. – У них лучшие показатели в работе, в политграмоте, а я был хулиганистым.
      - Что, значит, хулиганистым? – снова спросил офицер, глядя на переводчика.
      - Ну, непослушным, пил водку, грубил начальству. Приворовывал, - объяснил Змей.
      Офицер закивал головой, в знак понимания. И сам на ломанном русском задал вопрос: «Сколько в полку людей? Сколько в полку офицеров? Сколько пришло партизан?
      Шурка задумался. Стоит ли придерживаться прежней версии, что он отбился от полка и теперь сам по себе, или наврать с три короба, чтобы у них поджилки от страха затряслись. Пожалуй, лучше напугаю.
      - Значит, в полку было около четырех сотен бойцов. Еще человек двадцать офицеров. Потом к нам в лесу присоединились ещё две группы из разных частей, где-то по сто пятьдесят штыков. Ну и, конечно, партизанский отряд товарища Медведя. Вроде так его называли. Слышали о таком? У него в отряде тоже человек двести. Итого в лесу около тысячи боевых штыков. Наверное, скоро будут атаковать.
      Шурка заметил, как у немецкого офицера менялось выражение лица. С довольного и самоуверенного в озабоченное и тревожное. Получалось, что фашист верил ему, хотя Змей увеличил численность полка в три раза, а с учётом потерь, то и в пять раз. Немец задумался, а подумать было над чем. Численность гарнизона стоящего в деревне была раза в два меньше придуманной Змеем цифры, а значит, рассчитывать только на свои силы они не могли. Шурка очень рассчитывал на то, что это погасит пыл немцев на атаку его потрёпанного полка. Пока он будет вызывать подкрепление, и пока оно подойдет, у Помяловцев будет время уйти, не дожидаясь окружения.
      Офицер что-то сказал солдату, доставившему Змея на допрос, и тот вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Отсутствие за спиной надзирателя позволило Шурке сделать попытку расслабить путы на руках. Он уже пытался их расшевелить, пока его вели в деревню, но тогда эта попытка ему не удалась. Сейчас, когда верёвка на его руках и одежда подсохли, шевелить руками стало полегче. При этом Шурке требовалась и осторожность, чтобы офицер не заметил его попыток. Тот продолжал задавать Шурке вопросы.
      - До вас дошло известие, что наши войска подошли к Москве и завтра или послезавтра возьмут её, что станет концом войны и концом власти большевиков?
      - Да слышали мы эту ерунду. Только никто в неё не поверил.
      - Почему?
      - Да, потому, что Москву наши никому, никогда не сдадут. На то она и Москва, столица нашей Родины. Там войск поболее будет, чем здесь.
      - Значит, ты в это не веришь? А веришь, что мы тебя расстреляем?
      - И в это, конечно, не верю. Зачем вам меня убивать? Я же ничего плохого вам не сделал, чтобы меня расстреливать. Я всего-навсего солдат. Служил я добросовестно, воевал, как положено солдату. Выполнял приказы, как и ваши.
      На тумбочке у окна зазвонил телефон. Офицер подошёл к нему и взял трубку, вслушиваясь в то, что ему говорят. Внимание на пленного ослабло. Штатский очкарик тоже прильнул к бумаге успевая писать протокол. Часы на стене показывали без четверти час ночи. Продолжая шевелить кистями рук, ослабляя узел, Шурка думал о своих. «К этому времени, не дождавшись его возвращения, а разведчики должны были вернуться до двенадцати часов, полк должен был сняться с места и уходить. Хорошо, если его бойцы-разведчики нашли переправу на другой берег реки. Не такая она непреодолимая».
      Офицер все ещё переговаривался по телефону, то кивая головой услышанному, то бросая в трубку свои отрывистые, каркающие фразы. При этом лицо его понемногу меняло окраску на багровую. Вероятно, его собеседник на другом конце был старше по званию или должности. Испорченное настроение лысого фрица не сулило Шурке ничего хорошего. «Сейчас, наверное, будет срывать злость на мне», - с огорчением подумал Змей. Хотя и до этого звонка и разговора Шурка не ждал для себя ничего хорошего. Он сразу понимал, что его расстреляют, но мизерная надежда остаться живым, все-таки витала где-то в его мозгах. «Может, удастся каким-то образом сбежать? Но, как сбежишь со связанными сзади руками? Эх, не были бы связаны руки, я бы им устроил «кузькину мать»!
      Шурка стал сильнее работать руками, пытаясь высунуть руку из уже немного ослабленного узла. Кажется, у него стало получаться. Кисть правой руки уже наполовину пролезала под шнуром, но мешал большой палец.
В это время немецкий офицер повесил трубку и тяжелым взглядом уставился на пленного, как будто тот был причиной его нагоняя от старшего начальства. Наконец, спросил:
      - Это ваш полк прошлой ночью напал на автоколонну, остановившуюся в селе Березняки, по пути сюда?
      - Ага, - утвердительно качнул головой Шурка. «Чего теперь скрывать. Пусть знает фашистская морда, что наш полк способен нанести им хороший удар». В это время он подогнул сустав большого пальца на руке и, о чудо, кисть вынырнула из ослабевшего узла. Руки оказались свободны, хотя он ещё держал их за спиной, выбирая удобный момент, чтобы пустить их в дело. Он помнил, что в сапоге, за голенищем ждет его любимый боевой кинжал.
      В это время в комнату снова вошел здоровяк-охранник и что-то доложил офицеру. Шурка повернулся к нему немного боком, чтобы тот не заметил его освобожденную руку. Офицер, взяв протокол допроса в руки, прочитал его и дал охраннику команду. Тот снял с плеча свой карабин и, подойдя к Шурке, подтолкнул его в спину к выходу.
      По Шурке пробежал нервный холодок. Он решил, что сейчас этот бугай поведёт  его расстреливать. «Ну, а если бы я не подтвердил уничтожение автоколонны нашим полком, он что меня пожалел бы? – рассуждал он на ходу. – На хрена я им нужен? Сейчас этот верзила выведет на улицу и шлёпнет где-нибудь за сараями. Нет, нужно срочно действовать. Вырвать у него винтовку из рук и укокошить их тут всех».  Он немного приостановился и пристально посмотрел в глаза лысого офицера, рассчитывая, усыпив бдительность, сунуть руку за голенище и достать кинжал, а там дело техники. Офицер, как ему показалось, сконфузился и отвернулся, махнув рукой, показывая на выход. Доходяга переводчик, наоборот решительно и с пренебрежением смотрел на пленного, видимо, гордясь тем, что он значительнее этого русского и принадлежит к высшей арийской крови. Шурке не понравился этот презрительный взгляд. «Вот же, сволочь, живет в нашей России и нас же русских ненавидит, а ведь ему худого вряд ли кто делал. У нас на Саратовщине много немцев проживает припеваючи. Ну, готовься, сучёнок, сейчас и твой конец наступит».
      Подходя к двери, Змей нарочно оступился и припал на правую ногу. Тут же в его освободившейся правой руке оказался кинжал. Выпрямляясь, он снизу вверх всадил нож в  левую сторону груди охранника. Одновременно другой рукой он схватился за карабин и вырвал его из ослабевших рук падающего охранника. Овладев оружием, он сразу же выстрелил прямо в живот удивленного офицера. Выражение лица очкарика-переводчика мгновенно изменилось из высокомерного в гримасу ужаса. Эта гримаса и осталась на его лице после следующего выстрела Шурки, снеся ему полголовы. Офицер лежа корчился на полу, похрюкивая от боли.
      - Вот видишь, фриц, кто из нас свинья, - зло сказал ему Змей. Он хотел добить немца еще одним выстрелом, но услышал топот ног в прихожей и бросился к окну. Он выбил раму и выскочил в темноту.
      В темноте, после света в комнате, ему трудно было ориентироваться. Перед ним были только тёмные силуэты, и он интуитивно побежал в менее темную сторону. Сзади в проёме окна показались фигуры  солдат, которые стали стрелять в него. Шурка налетел на плетень и упал через него. Поднимаясь, он услышал и сзади, и с боку топот шагов. За ним гнались. И не просто гнались, в него стреляли, как по бегущему зайцу. Пули свистели под аккомпанемент выстрелов, и это сопровождение усиливалось с каждой минутой. Одна из пуль ужалила его в бок, другая, будто шмель, впилась ему в шею. Но Шурка бежал во всю свою прыть в сторону леса. Он проскочил несколько домов и сараев, но преследователи не отставали. Казалось, что треск выстрелов и автоматных очередей окружали его со всех сторон. Наконец, дома закончились, и перед ним была стена деревьев. Глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы различать контуры деревьев. Еще немного и он скроется среди этой массы  стволов и веток, но бежать становилось все трудней. Не хватало воздуха. Ещё одна пуля ударила в бедро, сбив его шаг. Змей кубарем пролетел пару метров. Он попытался встать и машинально оглянулся назад. Лучше бы он этого не делал. Очередная пуля попала в лицо, вырвав из него клок и поранив нос. Лежа в траве, Шурка удивился, как метко они стреляют. Он решил не вставать и пополз в кусты по-пластунски. Правая нога онемела, и ему трудно было ею отталкиваться. Но приближающиеся шаги снова подхлестнули Шурку. Ему очень не хотелось умирать, а приближение врага и его поимка, точно означали смерть. Морщась от боли он снова вскочил на ноги и ковыляя продолжил бег. Теперь ко всему он захлёбывался собственной кровью, которая скапливалась у него во рту. Пули, как назойливые пчелы, у которых он украл мёд, продолжали кружить и жалить его. Одна из них укусила его за ухо.
      «Вот же пристали, твари, - ругался про себя Змей, - у меня уже нет сил».
      В голове помутилось. Его закружило, затошнило, закачало и бросило в траву. Перед глазами почему-то появилась ядовито улыбающаяся физиономия лысого офицера с железным крестом. Он хрюкнул и исчез. Потом появились лица друзей: Толика и Егора. С ними была и любимая Ганка. Они что-то кричали ему, удаляясь, но он не слышал слов. И только сам кричал в ответ: «Прощайте други! Не поминайте лихом!»
.....
(полную версию романа можно прочитать в книге)