Не круассаном единым. К приезду французов в Крым

Со времён Франциска I (1494-1547 г.г.) политика французских королей была союзной и дружественной в отношении к Оттоманской империи, Швеции и Польши.
Союз с этими государствами составил целую политическую систему, известную под именем «восточный барьер».

Между тем, Турция, Швеция и Польша являлись заклятыми и непримиримыми врагами Московского царства. И когда на Москве смутно дознались, что где-то, на Западе, властвуют блестящие и могущественные французские короли, имеющие большое влияние на исконных врагов России, то, в противоположность обычной отчуждённости, Московские цари взяли на себя почин к сближению с «всехристианннейшими старшими сынами римско-католической церкви».

Короли, в свою очередь, хотя не имели основания дарить благосклонностью дальнюю Московию, имевшую, по смутным слухам, азиатские государственные порядки, законы и нравы, тем не менее неоднократно в XVI и XVII веках заговаривали о «братской дружбе и любви», то навязывая царям своё посредничество при войнах со шведами, поляками и турками, то добиваясь льгот и привилегий в торге с Москвою.

Франция постепенно почти монополизировала в своих руках торговлю на Леванте и через заключение ряда капитуляций обеспечила широкий сбыт на Восток своим товарам. С не меньшим интересом взирало французское купечество и на Московию. В записке, представленной ещё Ришелье, купечество доказывало огромную выгоду для Франции от торга с Русью:

«Из королевства ведь не будет уходить ни золота, ни серебра, ибо торг будет производиться меновый – в Московию из Франции пойдут шёлковые и шерстяные ткани, соль, водка, тряпичная бумага, а из Московии французские купцы станут вывозить меха, кожи, воск, льняную пряжу, паклю, паруса и канаты для оснастки судов, и прекратится надобность в закупках товаров у голландцев».

В своих смелых замыслах французское купечество шло ещё дальше – помимо торга с Россией, последняя представляла особенную значимость, так как через неё транзитным путём можно было завязать непосредственные сухопутные сношения с Китаем, Персией и Индией.

Весь государственный строй Московского государства, однако же, шёл в разрез с свободою и лёгкостью международных коммерческих оборотов, а посредничество в торге Европы с Востоком представляло издревле выгоды для Руси, и на французские заискивания московские цари отвечали уклончиво, что из Персии и с Востока товары-де русскими средствами доставляются дёшево и в самой России могут быть продаваемы настолько сходно французам, что им незачем беспокоиться и пускаться за товарами в неведомые страны.

Несмотря на многочисленные посольства, в течение двух веков пересылавшихся между Москвою и Францией, и несмотря на обмен грамотами, существенного сближения меж Россией и Францией не существовало: оба правительства плохо понимали друг друга, да и политические их интересы оказались непримеримыми.

Если отношения Франции к дореформенной «Московии» не налаживались, потому что Русь не признавала нужным связывать свои политические интересы с интересами Западной Европы, то не лучше сложились отношения и Европы к Петру Великому -  преобразователю России, в начале его царствования: прежде всего пробуждение из вековой спячки «неведомых гиперборейцев» представлялось французам  каким-то случайным порывом, не предвещавшим долговечности, миражом.

С другой стороны, сам Пётр I был воспитан в чувствах подозрительности и недоверия к Франции. Донесения московских послов, и предшествовавшая история дипломатических сношений между обеими державами в достаточной мере убеждали его, что французское правительство неизменно мирволит врагам России, неусыпно противодействуя русской политике в Константинополе, Варшаве и Стокгольме.

Да и как могло быть иначе, если заигрывая с Россией и затевая в 1717 году переговоры с Петром I, Франция, верная прежним традициям, продолжала вести двойную игру: 4-го января 1717 года между Францией, Англией и Голландией состоялось заключение, по Гаагскому трактату, тройственного союза, и кардинал Дюбуа поставлял уже 12-го января 1717 года Филиппу Орлеанскому на вид : «если вы станете возвышать царя, вытесняя чрез это англичан и голландцев с Балтийского моря, то навеки сделаетесь ненавистным обоим народам»...

Тот факт, что в сближении между Францией и Россией с 1717- го года Пруссия принимает деятельное участие, и все позднейшие переговоры не обходятся без её посредничества, весьма показательны для оценки франко-русских отношений. Тому подтверждение – полнейший неуспех парижских переговоров во время визита Петра I в Париж. При подписании трактата, когда в Париж прибыл пруссак Книпгаузен, уполномоченный для переговоров от короля прусского, этот документ превратился в «Филькину грамоту».

Через два месяца в Амстердаме переговоры возобновились, и 19-го августа состоялся первый дипломатический акт, под которым подписались Россия и Франция.  Амстердамский трактат явился первым торжественным актом признания притязаний России на участие в европейских делах, но неопределённость этого трактата показала, что не назрело ещё время для более тесного сближения между Россйской и Французской державами.


P.S. Приезд французов  в Россию и посещение ими Крыма, (где некогда  русские накостыляли им изрядно, чтоб не лезли не в свои сани!), вселяет мне надежду на то, что французы начали понимать, что ничего не может быть для Франции выгоднее союза с Россией в отношении торговли и усиления значения Франции во всей Европе, и Соединённые Штаты  Америки ей не указ.