Неоконченная книга

Если ты меня покинешь,
Остановится Земля.
Солнце яркою снежинкой станет
Душу светлую храня.

ПРОЛОГ.


Тихо потрескивают дрова в печке, а за окном догорает еще один августовский вечер. Дни душные, а вечера хороши. Уходит лето... Уходит насовсем.
До чего же  я люблю нашу баню. Построенную своими руками в когда-то общем саду. Где в далеком детстве, сидя верхом на суку раскидистой яблони, поедали с соседским мальчишкой незрелые яблочки, пока родители не видели. А под яблоней на круглом деревянном столе все вместе, мы – дети нашего знаменитого двора играли до опупения в «дурака», «пьяницу», «ведьму», скрытые от бдительных родительских глаз зеленым благодатным шатром из листьев. Наш двор был знаменит тем, что сюда стекались дети из окрестных переулков и улиц. Потому что у нас всегда было весело и интересно, мы все время что-то придумывали, давали свои собственные спектакли и концерты, где была возможность демонстрировать на публике свои детские таланты. А наша фирменная игра в «прятки»? Которая собирала вообще невиданное количество юного народа?
Где это все теперь? Где…е…е…
 Зачем же так далеко и насовсем ушли те времена. Когда деревья были большими.…А из парка по вечерам доносилась музыка. Когда по ночам можно было тихонько вылезать из окна и бегать по таинственному ночному городу. И дышать этим ни с чем не сравнимым, кристально чистым воздухом кавказских предгорий.
Потом, уже в своей студенческой юности, возвращаясь домой на каникулы, я впервые по-настоящему ощутила, что этот воздух просто «вкусный», его можно есть. Вот уж истинно: что имеем – не храним.
Мапуту – Сити…
А теперь на душе скребут кошки и тоска такая дикая, вселенская и в глубине ее таится СТРАХ. Почему?



Все это – из прошлой жизни, из прежней книги, которую когда-то собиралась написать, после смерти своего отца, - неисправимого оптимиста и великого придумщика. Он и сейчас в памяти, как живой с бесенятами в прозрачных голубых глазах и с неизменной хитроватой улыбкой. И с постоянными разговорами о своих писательских трудах. Уже потом, когда его не стало, мы часто обсуждали с Димкой наши литературные пробы. Димка в то время уже написал свой первый роман «Эртон», который мне нравился не очень, из-за сленга, наверное. Но я до сих пор обожаю самого Эртона. Рыжебородый и вечно пьяный, в своей ковбойской шляпе и сапогах, курящий неизменную сигару, сидящий на поломанном стуле и положив ноги на колченогий стол. Но, тем не менее, необыкновенно притягательный и милый в своей детской непосредственности и простоте.

Все это было так давно. А что осталось теперь? Теперь, когда мечты и надежды покоятся на высокой горе под черным крестом? Невозможно, к сожалению, летать, имея лишь одно крыло. Да и оно скорбит и тоскует о навсегда ушедшем  единственном  и неповторимом брате. И смотреть впервые за 30 лет, как втихомолку плачет мужчина, вырастивший своего «старого» сына и так бездарно потерявший его. Смотреть на склоненную голову и такие горькие, скупые мужские слезы, капающие на натруженные руки. Что делать? Наверное, необходимо  найти ответ на свой вопрос. Теперь я хочу, да не только что хочу, а чувствую, это совершенно определенно, что я ЭТО сделать ОБЯЗАНА, просто потому, что это будет по справедливости. Наверное, теперь моя очередь писать свою книгу в память о тех, кого уже больше никогда не будет рядом, и кто оставил слишком большую незарастающую брешь в душе.
Но для  того, чтобы это сделать, мне нужно съездить в столицу, которая стала для меня в последнее время олицетворением печали.
 Мне нужно получить ответ, и я его получу.
Наверное, потому, что теперь этот атавистический в чем-то, полудетский страх обрел свое имя.
Я не знаю почему, но мне кажется, что смерть зовут Эсмеральдой….
               
                продолжение следует





Глава первая

Разговор на скамейке.


Александровский сад. Я сижу на скамейке, а в голове стремительно проносятся обрывки песен, каких-то знакомых музыкальных фрагментов, какие-то мысли, просто
слова, просто мелодии…
Дует порывистый ветер, срывая с оголенных уже деревьев последние листья. А мне вспоминается лето, теплый, напоенный ароматами зелени и цветов воздух, шуршание бесчисленных шагов по дорожкам, веселые голоса,  заливистый смех…
Вспоминается мама, папа, и необыкновенно вкусное мороженое, а в воздухе парит надежда всех проходящих мимо людей. Они уверены в своем настоящем. И без всякой опаски смотрят в свое будущее..

- Мадам, мне уже немного надоело тут сидеть, почти полчаса прошло, а Вы все где-то летаете. Меня предупреждали, но я не думал, что это настолько серьезно. Где же можно так долго находиться? И крыльев-то не видать, а улетаете нараз. Интересно. ..


Он сидел на другом конце скамейки, и, казалось, спал. Высокий и худой субъект в темном длинном плаще и широкополой шляпе. Он подсел ко мне так тихо и незаметно, что я не обратила на него внимания, занятая своими воспоминаниями.
- Простите, уважаемый, - обратилась я к нему. - Вы что-то сказали, или мне показалось?
- Вам не показалось,  - раздался откуда-то глухой голос.
Человек, СИДЯЩИЙ НА ДРУГОМ КОНЦЕ СКАМЕЙКИ по-прежнему не проявлял никаких признаков жизни.
Ну, и ладно, - подумала я, почудилось, наверное.


Но ведь он же спал, когда я в первый раз обратила на него внимание, - навязчиво вертелась в голове все та же мысль, -. Но он же и сейчас спит. А кто же со мной говорил тогда? МИСТИКА.

Да нет, Мадам, это вовсе не мистика, - вдруг ожил мой герой, - вы меня заинтересовали и можете со мной поговорить, я не возражаю.

И вдруг, у меня в голове появилась фраза – «БУДИТЕ СПЯЩИХ И НЕСИТЕ СВЕТ !»

Ничего не понимая, и пытаясь привести в порядок свои мысли, я внимательно взглянула на своего соседа по скамейке. И обомлела. Сияя ослепительной улыбкой из-под полей широкополой шляпы,  на меня глядели разноцветные глаза. Один изумрудно-зеленый, а другой  тепло-карий, полуприкрытый верхним веком.
- Вас что-то поразило во мне? - продолжая улыбаться, - спросил он.
- Нет, нет, ну что Вы.
- Значит показалось. Ха-ха-ха, - раздался вдруг его глухой смех, больше похожий на сухой кашель. Надо отдать вам справедливость, вы прекрасно держитесь. Вас всю трясет, но вы все равно настроены решительно. Итак? Чего  же Вы хотите?
- Простите, не поняла.
- А вы чуть-чуть подумайте и сообразите, что я не зря вот тут с Вами сижу и трачу свое драгоценное время.
И тогда я поняла, и, собравшись с духом, стала говорить.

- Сказать откровенно, меня мучает один вопрос, на который я ищу ответ. Давно и пока безрезультатно. Думаю, что мне нужна какая-то дополнительная информация, или что-то в этом роде. Я застряла, и кручусь все время по какому-то кругу. Иногда мне кажется, что вот оно, пришло, наконец, а потом снова остановка и возвращение к прежнему состоянию. Это очень мучительно, поверьте.

Все это я произнесла, стараясь изо всех сил привести себя в чувство, я безумно хотела получить направление, которое помогло мне просто ответить на мой гамлетовский вопрос.…Хотела получить несмотря ни на что!

- Ну, отчего же, я верю, верю. – вдруг сразу посерьезнев, - ответствовал мой странный собеседник. - Я понимаю, насколько Вам плохо. Вы тоже наполовину теперь только живы, не правда ли?
У вас присутствует такое ощущение, я прав? И Вы хотите, чтобы кто-то помог Вам определиться, что теперь делать с вашим существованием за прозрачным занавесом, не  так ли? Особенно после того, как ВЫ обнаружили и прочли посмертные записки Вашего старшего сына. Вы считаете, что его чахотка, которую ничем нельзя было победить, неспроста. Иначе почему, сколько бы Вы не старались, молились, работали, думали, искали, - все  это было зря. Он просто таял на Ваших глазах, медленно и тихо уходил, причем прекрасно это сознавая. И в последний свой день он очень Вас ждал, пока Вы бегали доставать очередное лекарство. Ждал Ваших рук, чтобы на них умереть.


- Да, все именно так и было, - ответила я, не сумев сдержать судорожного всхлипа и катящихся из- под очков слез. Его слова проникали прямо в сердце, вызывая нестерпимую боль. Немного успокоившись и, взяв себя в руки, я продолжала говорить.
- Меня не покидает мысль, что он хотел что-то очень важное сказать в своих записках, но ему не дали. Просто не позволили приоткрыть какую-то завесу, какую-то тайну.
Он очень не любил ездить на метро. Никогда не любил этого, на мой взгляд, прекрасного подземелья. Даже специфический запах его раздражал. Но, тем не менее, свое последнее в жизни произведение собирался посвятить именно метро.

Я этого никак не могла понять, хочу сказать, не могла понять этой какой-то странной боязни, и часто над ним подсмеивалась. Я всегда предпочитала ездить этим видом транспорта, еще с самого детства, когда приезжала с отцом в Москву впервые в пятилетнем возрасте. А потом моя Ленинградская юность и снова метро, такое же прекрасное подземелье, но только более глубокое. Но никогда я там не испытывала даже чего-то отдаленно похожего на страх или дурные предчувствия. Что же такое он увидел или понял, что ему такого показали, как в фильме ужасов. Потому что именно вслед за этим сном наяву начался его медленный переход в другой мир. Но у него же были планы, он не собирался так рано сдаваться. Да, плохие легкие, он не смог бы больше петь. Неизвестно, сколько нужно было бы мучительно  лечиться,/ потому что врачи очень скептически относятся к туберкулезным больным. Они мало надеются на благоприятный исход./ Но он был к этому готов.
                продолжение следует... 


- Простите, я Вас перебью. А Вам не кажется, что  ваш
сын просто пытался вас успокоить?
; Кажется иногда. Оттого, наверное, я и стала искать ответ на свой вопрос.
- А вы не боитесь?
Его голос снова стал странно глухим, и какое-то тихое эхо несколько раз повторило вопрос.
- Не знаю, может быть, и боюсь, но я не смогу иначе. Как Вы справедливо заметили, я ведь все равно теперь жива только наполовину. Но ведь жива же. Значит так надо, значит, я имею право знать.
- Наверное, имеете.…Но, смотрите, я вас предупредил, вам нужно будет всегда, чтобы ни случилось - сохранять присутствие духа. И еще. Меня можно будет позвать, если
станет совсем трудно, но только один раз. Я помогу.
Так что – позвольте пожелать удачи. Примечайте… Занавес, о котором мы тут с вами говорили, будет приподниматься очень ненадолго и в любой момент. Нужно быть очень внимательной. Примечайте…
И, вдруг, что-то такое непонятное случилось. Воздух заколебался, туман какой-то наплыл, потом пропал, я не могу объяснить. Но что-то произошло. Со мной такое случалось и раньше. Вспомнились мигрени, которые меня на сутки выбрасывали из нормальной людской жизни, и с которыми я все-таки, в конце концов, научилась справляться. И тогда они отступили, как враги, которые никогда не уходят надолго, а просто сидят в тени, и ждут своего часа…

На скамейке рядом со мной никого не было.
И только сквозь мглистую пелену пробивался едва различимый свет.

* * * * * * * * * * * *

Кое-как добравшись до метро, я спустилась вниз по эскалатору и села в свой поезд. Люди входили и выходили, кто-то рядом яростно что-то кому-то доказывал. Кто-то заливисто смеялся, у кого - то на руках отчаянно вопил ребенок. Все это проходило мимо меня. Я по-прежнему сидела на своей скамейке, в парке.  Потом стало тихо. На очередной станции вышло много народу. И вдруг мое внимание привлекли руки. Эти РУКИ перебирали карты, так медленно и профессионально. Складывали, раскладывали, мешали и снова складывали. Было в этих движениях что-то крайне неприятное и даже жутковатое.
- Господи, - подумала, я только этого мне сегодня еще не хватало.
Осторожно взглянув направо, я увидела  смуглого мужчину, отрешенно глядевшего прямо перед собой. Его руки существовали как бы сами по себе. У них была своя собственная жизнь. Тонкие, длинные пальцы любовно перебирали карты, взлетая и падая, словно крылья мотыльков. Закрыв глаза, я стала усердно читать молитву. Меня знобило.
Поезд стал притормаживать и, наконец,  диктор объявил название станции. Двери открылись. Это была моя станция, но я ее проехала. Я снова была одна на скамейке, но теперь уже в метро.
До гостиницы в тот день я  все-таки добралась, приключений больше не было. Взяв ключ от номера,  поднялась на свой этаж, вошла в номер, разделась и без сил рухнула на кровать. Сон пришел мгновенно, но…
Мне приснился тот смуглый мужчина из метро, который перебирал карты. Но во сне вместо карт, он держал в руках … КУКЛУ
Кукла была очаровательной: с огромными синими  глазами, изящной фигуркой и пушистыми каштановыми волосами до пояса.
Склонившись над ней, он что-то нежно ворковал. Я прислушалась.

-Моя дорогая девочка, - слышался  тихий шепот. Посмотри же теперь, как ты хороша. Скоро вырастешь большая, и я поселю тебя в теплое тело. Ты будешь жить с людьми, ты будешь наслаждаться  жизнью, но всегда будешь помнить,  и слушаться своего папочку, который сделал тебя такой красивой. Ты ведь помнишь, какой страшилкой ты была, а? Моя красавица. Теперь у тебя все будет по-другому. Все, все, все. Ха-ха-ха –ха,- вдруг громко расхохотался мой сосед и пропал, вместе со своей куклой.

**********************************

Проснувшись на следующее утро, я решила, что с меня хватит. Если меня взяли в оборот, то это только начало. Так я никогда ничего не добьюсь, просто очень скоро поедет крыша. Надо выбросить все из головы, избавиться от чужих, навязанных мыслей и заняться исключительно повседневными проблемами. Вечером я уезжала в Питер, билет был на руках, вещи собраны, дела закончены. Я решила отдохнуть, почитать, посмотреть телевизор, тем более, что самочувствие было преотвратнейшее. Я встала, приняла душ, отлично позавтракала в буфете, и завалилась на диван с книгой. Зазвонил телефон. Кто бы это мог быть, -  подумалось мне. Звонок был междугородним. Я взяла трубку.
- Тань, привет.
- Привет, - отозвалась я. - Это был муж .  - Что-нибудь случилось?
- Нет, нет, все в порядке, не волнуйся. Тебе звонила Тамара Цогоева из Питера. Она знает о нашем несчастье, выразила соболезнования и просит, чтобы ты заехала к ней. Говорит, это очень важно. Запиши телефон.
- Хорошо, давай, пишу. – Я записала телефон своей старинной приятельницы, с которой не виделась более двадцати лет. Как-то после учебы наши дорожки разбежались, а в юности мы крепко дружили. Было много общего. Тамара была наполовину осетинкой, а я выросла на Кавказе, и поначалу в Питере мне было очень неуютно. Мне было холодно, я сильно скучала по южному солнцу и своим  прекрасным горам. А возле своей развеселой Тамарки я как-то сама разогревалась и оттаивала.
    Поговорив еще немного с мужем, я повесила трубку и задумалась.
 
Интересно, узнаем ли мы друг друга после стольких лет? Ведь мы были так юны, полны молодого задора, романтики до мозга костей. Студенческая пора. Когда все впереди, и от будущего ожидаешь только чего-то неизведанно-чудесного. Да и время тогда было более подходящим для таких мыслей. Мы не верили в дурное. Мы верили только в сказки со счастливым концом. И в конец света не верили  тоже. Это было просто смешно.
А оно вон как на самом-то деле оборачивается…
 Жаль, безумно жаль тех безвозвратно ушедших лет.
Опять полились слезы, но какие-то тихие, печальные. Ну, хватит! – приказала я себе, поднялась, налила кофе, прикурила сигарету и включила телевизор. Там, как всегда было море крови, кого-то пытали, стреляли, бежали, догоняли и т.п. Потом пошла реклама, что было еще хуже. Девицы, мало похожие на живых представителей планеты,  демонстрировали свои части тела: от волос до ног невероятной длины с прокладками, укладками, губками и ресничками. Зрелище, надо сказать отвратительное и ничего, кроме омерзения не вызывающее. Почему же так изменились критерии красоты и гармонии человеческого тела? Ведь очень длинные ноги больше подходят цапле, ей с ними удобно бродить по болоту в поисках пищи. А женщина с ними выглядит слегка нелепо, как на ходулях. А где пропорции? И вдруг неожиданно, я снова вспомнила свой сон. КУКЛА! Вот, оказывается,  на что они похожи. Все прекрасны, с не запоминающимися лицами. Можно просто выбирать по себе. Чтобы  с ними играть. Но они же не люди, а просто куклы. Редко попадаются куклы, которыми дорожишь. Они должны прожить с тобой несколько лет, они должны помогать тебе, любить тебя. Ведь потом ты вырастешь, но будешь помнить старые обиды, которые ты поверял своей любимой кукле, и она тебя понимала, и еще... Она никогда  и никому не рассказывала про тебя, потому что с рожденья была молчалива, во всяком случае, в реальной жизни. А теперь - это не куклы, а молодые девочки, которые почти с рожденья
мечтают об участи самой прекрасной  из кукол.
Моя дорогая девочка. Посмотри, какая ты теперь красивая…Скоро, скоро я подарю тебе теплое тело, и ты у меня будешь жить среди людей…


 Кто вам, мои маленькие внушил эту мысль? Кто перепутал все сказки и вывернул их наизнанку? Почему вы перестали мечтать о Прекрасном Принце, который увезет вас в волшебную страну? Понять бы вам, мои хорошие, что это просто продолжение давно уже идущей работы. Просто, страшась отчасти того человеческого материала, к которому приступают,  или вынуждены приступить, ОНИ или ОНО сильно озабочены. Потому что несмотря ни на что, для них это может  закончиться катастрофически. Непредсказуемый материал и крайне опасный по сути своей. Ну, что-то я расфилософствовалась, - посмеялась я мысленно, - надо ведь и  в Питер позвонить.
- Алло, Танюшка, привет, -  раздалось неожиданно в трубке сразу после второго гудка.
- Привет, Томуся. Как поживаешь? Ты так быстро ответила.
- Я ждала твоего звонка. Танюш, нам надо непременно увидеться. Какой у тебя поезд, говори,  я хочу встретить тебя на вокзале.
- Ну, что ты, Том, я приезжаю утром, доберусь сама, тем более ты где-то недалеко, на Лиговке, я правильно помню? Вещей у меня минимум, так что зачем ты будешь беспокоиться, сама доберусь, говори адрес.
- Не надо лишать меня удовольствия, - засмеялась Тома, - я хочу тебя встретить на Московском вокзале. Говори  номер поезда.
Я назвала  свой поезд, время прибытия, и мы попрощались. Положив трубку на рычаг, я подошла к окну. Накрапывал дождик, небо было серым и тяжелым. Внизу по шоссе мчались машины, по тротуарам  сновали люди, озабоченные,  наверняка,  своими насущными проблемами, все пребывало в какой - то безысходной необходимости  этого серого существования, этой почти бесполезной борьбы за выживание.
Ноябрь, впрочем, никогда не вызывал у меня положительных эмоций, также как и февраль. Эти переходные месяцы  так тоскливы и одиноки, как будто оторваны от всех остальных.
************************************


запоминающимися лицами. Можно просто выбирать по себе. Чтобы  с ними играть. Но они же не люди, а просто куклы. Редко попадаются куклы, которыми дорожишь. Они должны прожить с тобой несколько лет, они должны помогать тебе, любить тебя. Ведь потом ты вырастешь, но будешь помнить старые обиды, которые ты поверял своей любимой кукле, и она тебя понимала, и еще... Она никогда  и никому не рассказывала про тебя, потому что с рожденья была молчалива, во всяком случае, в реальной жизни. А теперь - это не куклы, а молодые девочки, которые почти с рожденья
мечтают об участи самой прекрасной  из кукол.
Моя дорогая девочка. Посмотри, какая ты теперь красивая…Скоро, скоро я подарю тебе теплое тело, и ты у меня будешь жить среди людей…


 Кто вам, мои маленькие внушил эту мысль? Кто перепутал все сказки и вывернул их наизнанку? Почему вы перестали мечтать о Прекрасном Принце, который увезет вас в волшебную страну? Понять бы вам, мои хорошие, что это просто продолжение давно уже идущей работы. Просто, страшась отчасти того человеческого материала, к которому приступают,  или вынуждены приступить, ОНИ или ОНО сильно озабочены. Потому что несмотря ни на что, для них это может  закончиться катастрофически. Непредсказуемый материал и крайне опасный по сути своей. Ну, что-то я расфилософствовалась, - посмеялась я мысленно, - надо ведь и  в Питер позвонить.
- Алло, Танюшка, привет, -  раздалось неожиданно в трубке сразу после второго гудка.
- Привет, Томуся. Как поживаешь? Ты так быстро ответила.
- Я ждала твоего звонка. Танюш, нам надо непременно увидеться. Какой у тебя поезд, говори,  я хочу встретить тебя на вокзале.
- Ну, что ты, Том, я приезжаю утром, доберусь сама, тем более ты где-то недалеко, на Лиговке, я правильно помню? Вещей у меня минимум, так что зачем ты будешь беспокоиться, сама доберусь, говори адрес.
- Не надо лишать меня удовольствия, - засмеялась Тома, - я хочу тебя встретить на Московском вокзале. Говори  номер поезда.
Я назвала  свой поезд, время прибытия, и мы попрощались. Положив трубку на рычаг, я подошла к окну. Накрапывал дождик, небо было серым и тяжелым. Внизу по шоссе мчались машины, по тротуарам  сновали люди, озабоченные,  наверняка,  своими насущными проблемами, все пребывало в какой - то безысходной необходимости  этого серого существования, этой почти бесполезной борьбы за выживание.
Ноябрь, впрочем, никогда не вызывал у меня положительных эмоций, также как и февраль. Эти переходные месяцы  так тоскливы и одиноки, как будто оторваны от всех остальных.



Глава вторая
ПИТЕР.


Питер встретил меня солнышком и крошечными серебристыми снежинками, падающими  неизвестно откуда. Небо было синим и  безоблачным. Вот тебе и северная столица! А в Москве-то как мрачно, словно местами поменялись города.
Тамару я увидела сразу, как только вышла с платформы к вокзалу. Она стояла у пригородных касс и улыбалась. Ее роскошные  черные волосы только слегка тронула седина, А лучистые карие глаза горной газели были по-прежнему прекрасны и все также завораживали. Моя Тамара была осетинкой, а аланы, особенно женщины, обладают какой-то тонкой и изысканной красотой, идущей изнутри, издалека, от благородных предков.
- Танюшка, родная моя, как же я по тебе соскучилась! – кинулась она ко мне в объятья. Так мы и простояли минут пять, рыдая друг другу в плечо и ощущая бешено колотящиеся сердца.
- Господи, ну дай же я посмотрю-то на тебя. Узнала сразу, по походке. По манере поправлять очки, а вот разглядеть как следует не смогла, так защемило сразу внутри.
- Томуся, ну на что там смотреть-то, дорогая.  Старая морщинистая тетка, да к тому же кривая. Только клюки не хватает. А ты вот у меня по-прежнему прекрасна, Царица Тамара, не властно время над тобой.
- Ну, ты всегда горазда была на комплименты, -  довольно улыбнулась моя Царица, дипломатично промолчав по поводу моей внешности, - давай сумку, пошли скорей ко мне, тут совсем недалеко.


Мы быстро добрались до места. Тамара жила совсем рядом. В прекрасной трехкомнатной ухоженной квартире, в которой царили уют и тепло.
- Ты располагайся, а я быстренько на стол соберу. Не возражаешь, если на кухне, как прежде? А, Танюх?
- Ну что ты, конечно, -  ответила я, - опускаясь в глубокое и невероятно мягкое кресло у небольшого инкрустированного столика в гостиной. Приятное тепло разлилось по моему уставшему телу и мне стало почти хорошо и спокойно.
Тамарка моя  что-то ворковала себе на кухне, а ко мне в гостиную вышел большой очаровательный серебристо-серый кот и стал тереться о мою ногу, ласково урча. Меня совсем разморило, и я задремала.
Мне приснилась песня. Мне приснился сын, который иногда навещает меня во сне теперь…
       « Если ты меня покинешь… 

Если ты уйдешь,
Остановится земля.
Если в черный день, однажды,
Вдруг покинешь ты меня.
И этот день пришел.
Ты говоришь мне, что уходишь.
Я надеюсь, - это ложь.
Потому что я погибну
Если ты уйдешь.

* *  * * * * * * *
   

Если ты уйдешь, darling,
Оставив одного меня,
Брошенным в пыли.
Отданным на растерзанье
Слепой, неразделенной, бешеной любви.

   *  *  *  *  * 
 Если ты меня покинешь,
То на долгие года.
 В моем сердце злую рану
Ты оставишь, и тогда
Эти дикие кони
Навсегда умчат меня в поля.
Если ты меня покинешь,
О, любовь моя.

Если ты меня покинешь…


  Когда я открыла глаза, возле меня на корточках сидела Тома, и какая-то неземная грусть таилась в ее прекрасных влажных глазах.

- Что-то случилось, Томусь?- спросила я.
- Да нет, я просто пришла тебя позвать, а ты задремала, и я не решилась тебя будить, просто посидела вот так с тобой и все. Пойдем, у меня все готово.
Мы прошли на кухню. В клетке на холодильнике хлопотал над зернышками очаровательный зеленый попугайчик.
- Это Гоша,-   сказала Тамара, обратив внимание на мой восхищенный взгляд.
- Гоша, дорогой, у нас гости, надо быть вежливым и поздороваться.
 Гоша прервал свое занятие, внимательно посмотрел на меня одним глазом и неожиданно громко сказал: «Зддрравствуй!». Очень довольный произведенным эффектом, Гоша, тщательно почистив перышки и сделав кульбит, снова принялся за свою трапезу.
 - Гоша мой уже старенький, но такой же говорливый – объяснила Тома.
- Он очаровательный, - произнесла я в ответ, садясь за прекрасно накрытый стол.
- Ну, что ж, подруга, давай выпьем. Помянем твоего сынулю прежде всего. Я всегда восхищалась силой твоего духа, страшное испытание выпало на твою долю, а ты не сломалась, держишься еще как-то. Даже выглядишь неплохо, зря ты подумала на вокзале, что я промолчала из вежливости про твою внешность, просто ожидала увидеть гораздо худший вариант. Боль-то свою, ух, как далеко загнала, кто тебя не знает, так  и не догадается ни о чем.
- Это радует меня, Том, что незаметно, Это моя боль и еще боль самых близких мне людей, с которыми я теперь только и могу общаться, потому что они были рядом, или любили его крепко, моего сыночка. А остальные пусть идут своей дорогой. Я веду себя, как прежде, во всяком случае, стараюсь. И рада, что мне не приходится никому и ничего объяснять. Мне так легче. И тебе спасибо за то, что так начала разговор. А то я, откровенно говоря, слегка побаивалась.
- Я просто очень люблю тебя, Тань, и всегда любила и очень уважала.
- Так, приехали, - засмеялась я, чтобы как-то разрядить обстановку. Выпили-то мы не так уж много, а уже об уважении. Расскажи-ка лучше о себе, подруга. Как ты-то вообще живешь-можешь?
- Да ничего, так, средненько. Преподаю, имею несколько сольных концертов в месяц. Кристина в Германии работает, недавно замуж вышла, скоро обещают сделать бабушкой меня.
- Здорово. Вот как время идет. А у меня видишь, как получилось, нескладно.… И вроде старалась всю жизнь, а все зря как-то.
- Ну как ты можешь так говорить, грех это! У тебя еще один сын есть, муж любящий и друзья. Нехорошо это, Тань.
- Да я понимаю и очень это ценю, если бы у меня этого не было, то и меня бы уже наверняка не было. Это-то как раз и спасает меня от жгучего чувства своей вины «не уберегла», и еще от чувства собственной неполноценности. Как же, - целитель, ха-ха! Вот меня мордой-то об стол и шарахнули. Только все равно непонятно. ЗА ЧТО?
- Наверное, это просто СУДЬБА такая, у каждого своя. И твоя еще не самая худшая.
- Почему ты так говоришь, Том?
- Ты помнишь нашу Елену Прекрасную?
- Конечно, о чем ты говоришь. Как я могу вас забыть? Мы всегда были втроем: Царица Тамара, Елена Прекрасная и я, - Василиса Премудрая. Вы меня так назвали, изменив мое имя на отцовское в женском варианте, потому что Татьян премудрых еще никто не придумал. Видишь, я все прекрасно помню. Еще помню, как мы долго  хохотали по
этому поводу. Ну, как же: Васька Бисеров –   голова!!! Потом к нам в комнату влетела разъяренная Людмила и проорала, что завтра она нас вызовет на студсовет, потому что под наш гогот спать никому на этаже просто невозможно.
- Да, все правильно, на студсовет нас так и не вызвали, а прозвища за нами остались.
- Ну, и как там наша Елена, как она поживает?
- Ее больше нет, Тань…
- Господи, а что случилось-то?
- Это очень грустная история, грустная невероятно. Помнишь,
какая она была? Не от мира сего. Нежная и печальная, больше похожая на русалочку из андерсоновской сказки, чем на обычного земного человека. Вечно пребывала в каком-то своем  подводном мире.
- Ну, да, ведь мы между собой ее так и называли – РУСь. Она была влюблена тогда в своего   «прекрасного принца». Из-за него и в Ленинград приехала.  Той ночью в общежитии мы и подпольные имена для себя придумали. Ты - была Том, потому что на Тома Сойера характером была похожа; у меня лично из имени первый слог вообще убрали, потому как Тать, - это значит враг со стороны.. А посему,  на общем совете  племени, мне решили оставить одну Яну, так, вроде бы приличней получалось. И тогда, подумав хорошенько, мы сложили вместе  свои новые имена.…О…! Это было нечто!!! Вместе получилось очень забавное, какое-то наполовину восточное, наполовину «пьяное» имя –РУСТОМЬЯНА. Оттого мы так и ржали тогда, как сказала наша несравненная Людмила. Расскажи мне, Том, расскажи, пожалуйста, о нашей Рус.   
И Тома стала рассказывать.
* * * * * * * *


Ты вот говоришь, что ничего не знала. Сама я тоже узнала случайно и очень долго мучилась. Я звонила тебе, но ты была в отъезде. Она так и не сумела смириться, ее «прекрасный принц» был единственной любовью в ее жизни. Скорее он был просто невоплотившейся мечтой, ее несчастной судьбой. После училища она уехала к себе на Волгу, вышла замуж, неудачно, конечно, сделала первый аборт, муж не хотел детей, и лишилась возможности когда-либо их иметь вообще.
Тома заплакала.
 - Она один раз приезжала ко мне, постаревшая, и какая-то отстраненная. Она тогда уже начинала крепко пить. Мы долго говорили. Ее семейная жизнь была ужасной.

* * *
         
- Да как же можно так?! Как можно…
- Что можно, что мо..о..о..жно? – повторил он, передразнивая  и глядя на нее ненавидящими глазами, - что ты хочешь этим сказать?

Она внезапно успокоилась, поймав себя на мысли, что снова попалась на старую удочку.
          -  Поговорим завтра, я нездорова и слишком устала сегодня. Закрой за собой дверь, пожалуйста.
Он вышел в гостиную, уселся на диван и преспокойно включил телевизор.
Вот же стерва, - думал он встревожено, -  все пытается вырваться, все хочет по-своему, никак я ее не воспитаю. Где-то что-то упустил опять. А вдруг уйдет? А что я без нее буду делать? Ведь уже привык за столько лет.
Постепенно назойливая тревога покинула его, и мысли возвратились в привычное русло. 
          -  А куда ей, собственно идти? Некуда, -  он даже хмыкнул довольно, -   Живет в тисках, тянется, как может. Ни тебе работы приличной, ни денег, да и ремонт квартиры как нельзя кстати пришелся. Ладно, хватит об этом думать. Все идет нормально, все путём!
И умиротворенный собственными выводами, он задремал.

Елена сидела одна в своей комнате. Перед ней стояла бутылка водки и старый кофейник. Она писала  очередное письмо своему далекому возлюбленному. Писем своих она уже давно не отсылала, но от старой привычки писать ему, избавиться так и не сумела.
Постепенно пьянея, она успокаивалась, уходила ненадолго застаревшая боль, все казалось не таким уж безысходным, вполне поправимым.
Вдруг что-то привлекло ее внимание. Она прислушалась. В гостиной работал телевизор. Голос! Это был он, ее кумир. – Скорее, да скорее же! – Вскочив, она опрокинула чашку, и свалилась на пол.  С трудом поднявшись на ноги, пошатываясь, кое-как пробралась в гостиную. Да, это был ОН, она не могла ошибиться.
        - Ну, что вы, конечно же, нет, - улыбаясь, продолжал он беседу с корреспондентом. – Представляете, сколько их было, моих поклонниц? Да, теперь это называется секс-символ, а тогда нам такое в голову не приходило. Мы были слишком романтики. Но, тем не менее, мне приходилось несладко, уверяю вас. Эти бесконечные письма и фотографии и объяснения в неземной любви. Что? Да, нет, конечно, я их даже не читал. Их скапливалось очень много. И только иногда, в семейном кругу, чтобы развлечься, мы их читали. Представляете, одна девица прислала мне кусок своей фотографии и письмо, в котором обещала присылать постепенно остальные ее части, чтобы меня заинтриговать. Представляете?! Ха-ха-ха, - он весело засмеялся.
Корреспондент, а она была тоже женщиной, в ответ лишь вежливо и как-то грустно улыбнулась.

Елена выключила телевизор. На диване храпел муж, в комнате было сумрачно.
       - Ну, вот и все, - подумала она. – Теперь и этого больше у меня нет.. Конец фильма.


* * *   

- Привет!
- Привет, а ты кто?
- Я? Ну, для тебя я – Гаврюша, наверное, а вот -  он Миша. А ты кто?
- Не понял, вам-то какое дело, кто я такой?
- Ошибаешься, милейший, нам-то самое и дело. Считай, что нас к тебе прислали.
- Кто это, интересно?
- Для тебя это неважно. Если есть вопросы, задавай, времени у нас мало.
- Да вы кто такие?!!! Астрологи, экстрасенсы, циркачи?! Кто вы?
- Ха-ха- ха! Ну, и весело же с тобой, приятель! Ну, прямо до слез! – Ха –ха – ха!
- Успокойся, Гаврюша, - произнес более серьезный Миша. Человек задал вопрос. На него необходимо ответить.
- Вот ты и отвечай, а я не могу. Мне смешно и противно.
- Хорошо. Итак, мы, собственно и не к вам вовсе, а к вашей жене. Она отправится с нами. Ей надо отдохнуть, она очень устала.
- Как это, пойдет с вами? Вы что, совсем очумели? Куда это она с вами пойдет?!
- А вам не стоит беспокоиться. С нами пойдет только ее  Душа, это она устала, а истерзанное  тоской тело – оно не в нашей власти, но оно тоже исчерпало себя…Вам стоит позаботиться о КУКЛЕ..
- Какая еще кукла, я ничего не понимаю!
- Та, которую вы сами для себя сотворили. Мне вас искренне жаль, поверьте. Нельзя в человеке медленно и методично убивать Надежду, Веру и Любовь. Наказание слишком сурово.… Прощайте, милейший.

* * *      

- А как она умерла, Том?
- Она убежала из дому и прыгнула с обрыва в Волгу.
- Боже, какой ужас…
Так что,  моя дорогая, видишь, что с нами творит Жизнь, как она, порой, бывает беспощадна. А ты не спеши и постарайся успокоиться. Пусть пройдет время.


- .
- Хорошо, ты права, пусть оно себе идет, ВРЕМЯ, я не возражаю, мне уже как-то все равно, - ответила я упрямо. А ты, какая мудрая стала, Том. Мне даже полегчало как-то от нашей беседы, храни тебя, Господь. Елена наша все равно будет с нами всегда, уж во всяком случае, ее светлая душа.
- И тебе спасибо, Танюш. Ты тоже на меня действуешь. От тебя светло. Мне тоже стало легче.… Надолго ли?

- Кстати, - быстро поднялась со стула Тома, не давая подруге задать следующий вопрос, - тебя хочет повидать моя тетя. Ты ее помнишь?  Вот, Гошенька,  тебе водички, забыла мама про тебя совсем. – Тома стала внезапно какой-то суетливой.
- Ах, Тома, Тома, - посетовал Гоша.
 И такой укор прозвучал в его восклицании, что мы с Тамарой, взглянув друг на друга,   разразились хохотом, утирая катившиеся из глаз  печальные слезы.
Отсмеявшись, я вспомнила заданный вопрос. Твоя Тетя?  Тамара Эстаевна? Она жива-здорова?
- Да жива.  Ей уже 90 исполнилось, но по- прежнему бодрится и всех воспитывает.
- Ой, я так рада за нее, Том. Помню ее, как самое экзотическое существо на белом свете. Фея из сказки.
- Ну, на фею-то она сейчас очень мало похожа, - улыбнулась Тома, - но ничего, держится, работает даже.
- Да... а? А чем же она занимается?
- Да, все тем же. Помнишь, как она нам гадала?
- Помню, конечно. Она тогда сказала, что я так и не смогу закончить консерваторию. Как я могу это забыть. Меня это потрясло тогда. Ведь я не мыслила себя без музыки.
- А ты и не осталась без музыки, разве не так. Только путь у тебя был другой, уже тогда, в юности.
- Очевидно, ты права, не знаю, трудно сказать.… Так зачем она хочет меня видеть?
- Не знаю, Тань, она не объяснила, только очень настаивала.
- Ну, хорошо, я с удовольствием с ней повидаюсь, а когда?
Завтра в 11, у нее дома. Поедешь одна, И еще...
Купи 10 белых роз и одну бордовую, почти черная, чтоб была, ну и все остальное, как всегда…
- Хорошо…
Мы отчего-то внезапно притихли, даже Гоша замолчал в своей клетке. И только большой серебристо-серый пушистый кот важно прошествовал мимо нас в прихожую.



Глава третья.

Предсказание.


  Наступило завтра. Тамара Эстаевна жила на улице Рубинштейна в старом многоквартирном доме со знаменитыми питерскими дворами-колодцами. Поднявшись в старинном деревянном лифте с двойными дверями на десятый этаж, я подошла к нужной квартире и позвонила в дверь.
Через некоторое время за дверями послышались легкие шаги и , погремев цепочками и замками,  дверь открылась. Передо мной стояла молодая  улыбающаяся женщина  в темном элегантном платье и ярком кокетливом передничке.
- Здравствуйте, -  произнесла она радостно, - проходите,  пожалуйста, Тамара Эстаевна Вас ждет. – Давайте ваши цветы, я их поставлю в воду. Они должны стоять долго, - сказала она многозначительно.
Я отдала ей цветы, принесенный мною свежий, еще теплый круглый хлеб и  бутылку настоящей Смирновской водки. И прошла в прихожую. На меня пахнуло давно забытым запахом старой доброй питерской квартиры. Что-то неуловимо приятное, раздражающее какие-то рецепторы  кожи, или что-то в голове.  Вернувшись вскоре, Даша, а ее звали именно так, сказала:
- Проходите, пожалуйста, в кабинет.
Я прошла в знакомую комнату. Я всегда ее любила, потому что в ней  царило необыкновенное очарование. Большое окно обрамляли темные бархатные шторы, тонкий кружевной тюль водопадом  ниспадал с высокого карниза. На полу лежал мягкий осетинский ковер с затейливым рисунком.  На левой стене висела искусно выполненная чеканка молодой горянки, по бокам которой располагались два  больших резных металлических подсвечника с хрустальными висюльками. На противоположной стене висело большое овальное зеркало в резной раме с такими же подсвечниками. С потолка спускалась роскошная хрустальная люстра формой напоминающая виноградную гроздь, а посередине стоял большой круглый стол, накрытый гобеленовой скатертью до пола. Посреди стола в хрустальном шаре стояла большая серебристо-голубоватая свеча. И книги, книги, книги, все остальное пространство от пола до потолка заполняли книги.  У окна в кресле-качалке сидела Тамара Эстаевна, мерно покачиваясь. 
- Проходи, моя девочка, садись ко мне поближе, я рада видеть
тебя, - тихо произнесла она, поворачиваясь ко мне лицом.
Я прошла к окну и уселась на маленький пуфик у ее ног. От Тамары Эстаевны остались, пожалуй, только глаза, так похожие на Томкины. Все остальное как-то усохло, стало маленьким и трогательным. Но глаза сверкали молодым и каким-то неземным огнем.
- Нам надо поговорить, детка. – Она с трудом поднялась из своего кресла, прошла к столу и зажгла свою волшебную свечу, а затем и все остальные на стенах. Комната преобразилась. Она стала походить на какую-то сказочную хрустальную пещеру.
От этой красоты у меня внезапно сильно защемило сердце. Вспомнился вчерашний рассказ про нашу Елену, вдруг всплыло в памяти тамаркино лицо и ее такие печальные глаза, как будто они молили меня понять то, что она мне так и не договорила. Мой, с таким трудом постоянно подавляемый тревожный СТРАХ, осторожно стал просачиваться в душу, постепенно заполняя ее.
- Ну, вот и хорошо, -  произнесла тихо Тамара Эстаевна  и присела к столу. В руках ее неожиданно появились старинные карты Таро. -  Сейчас я тебе кое-что покажу и расскажу. А уж ты сама решишь, что  делать дальше.
И вдруг меня прорвало. Не могу понять до сих пор, что со мной случилось в этот самый момент, но меня прорвало.
Я вдруг заорала и завыла как раненная волчица.

- Хватит!!! - орала я, - прекратите же вы, наконец, все. Да оставьте же вы меня, наконец, в покое!!!  Ну что вам всем надо-то от меня теперь. Ну, чего вы все от меня хотите,!!! Оставьте, ну, пожалуйста, оставьте меня одну, ну, пожалуйста, ОСТАВЬТЕ… У…у…ууу.


Не могу, не могу, ну, не хочу я так больше.… Зачем мне жить, ну, зачем, ну, почему же не я-то? Господи! За что такое страдание выпало моему ребенку? Ведь он так молод и чист душой… ЗА ЧТО???! И нагрешить-то он как следует, не успел. Почему же так сурово-то, Господи! Почему…

- Покричи, пошуми, моя девочка, - нараспев произнесла моя собеседница, продолжая перемешивать и раскладывать на столе  карты, -  тебе это необходимо.    

- Простите меня, - внезапно опомнившись, всхлипнула я, - со
мной теперь трудно общаться, наверное. Еще раз простите. Обычно я стараюсь вести себя прилично, но иногда не хватает сил…
Думаю, мне следует уйти.


- Ну, если ты так решила, пожалуйста, иди, а если немножко посидишь со старой женщиной,  то, может быть, и передумаешь, а?


Мне было стыдно за свою несдержанность, я не знала, как мне быть, и поэтому сидела молча, потихоньку сморкаясь в платок и осторожно всхлипывая. В комнате повисло молчание, тишину нарушало лишь тихое потрескивание свечей и шуршание перебираемых карт.



- Ну, вот, - сказала Тамара Эстаевна, спустя некоторое время, ты и успокоилась. Теперь мы и поговорим.
Ты очень много плачешь, детка, и  слишком часто вспоминаешь, как сильно страдал твой  любимый сыночек, какой  суровый крестный путь пришлось ему пройти. Он ушел, его страдания закончились, ему теперь хорошо, он заслужил свое теперешнее место. Ему не стоит так часто возвращаться на землю для того, чтобы тебя утешить. Вот ты сейчас  снова надрывала свое сердце, а он сидел рядом с тобой, такой светленький воздушный, и тихо гладил тебя по голове. Ведь, если ты постараешься убрать свое черное страдание, если попробуешь смириться, он сможет вам всем помогать. Ему это позволено, и он хочет это делать. Так что, дело за тобой. Ведь ты и сама об этом догадываешься, правда?

- Да, я не раз думала об этом.
Но, понимаете, мне все произошедшее кажется безумно несправедливым, так ведь не должно было случиться. Я не могу, не могу никак избавиться от чувства своей вины. Ни днем, ни ночью мне нет покоя. Мне надо было раньше, гораздо раньше что-то предпринять решительное. На чем-то настоять, что-то сделать, чего-то не допустить. А я не сумела. И моя нерешительность сгубила моего первенца, моего дорогого сына.
- Нет, ты не права, девочка. Я знаю, какие мысли приходили в твою несчастную голову. Но ведь и другие были, не так ли? О том, что на протяжении своей недолгой жизни, он был очень одинок. Странно и немного отрешенно одинок. Он все никак не мог пристроиться в этой жизни, он был другой, не такой, как все. А его мысли об иллюзорности земного бытия? С которыми ты так отчаянно боролась? Это уже само за себя говорило и очень о многом говорило. Ну, посуди сама, разве я не права?

- Да, это все так, наверное, но как же это тяжело понимать…

- Присядь-ка ты лучше ко мне поближе, посмотрим, что нам
расскажут наши карты. Верно ли мы все рассудили…

Я поднялась со своего пуфика у окна и пересела к столу, где были разложены в традиционном порядке такие знакомые с юности старинные карты. Рисунки этих необычных, таких «звездных» карт странно подействовали на меня. Я, действительно, успокоилась.


      - Видишь, вот твоя перевернутая колесница. Она говорит, что в твоей жизни царит беспорядок, ты бунтуешь, протестуешь,а все зазря, так как будущее твое, твоя голова,  зависит от благоразумия, добродетели. Ты не должна потерять себя, на что очень рассчитывают темные силы. Видишь, вот она -  Королева посохов, -  ты должна быть прежней, должна выдержать испытание.
Посмотрим дальше…

- Да, я так и думала. Тебе обидно, что ты не можешь пока уйти следом за старшим сыном, хотя такой выход у тебя теперь есть всегда. Но, не стоит торопиться, всему свой час, ты должна завершить свою работу, а дальше будет видно. Вот они твои две восьмерки, рядом с тобой. Это – твоя защита от обманов и фарисейства, это – твоя будущая работа.
 А это наказ от Димы. Смотри-ка. Он хочет, чтобы ты пока не покидала свое жилище, а сделала бы его таким, как он хотел. Чтобы в доме был уют и тепло, чтобы дом ожил, чтобы там тебе было приятно работать, Он очень надеется, что его мысли, рассказы, его мечты станут достоянием многих людей, что его будут читать, что он сможет кому-то помочь, как делал это при жизни. И все его надежды связаны с тобой, потому что он считал тебя всегда своим главным другом. Ты должна об этом помнить всегда, до конца своих дней. Ведь, если не ты, то кто?..

Мой маленький карточный расклад из девяти карт всего, был закончен, но меня не покидало ощущение, что это еще не все. Что это только начало.
В комнате снова воцарилось молчание, но оно уже было другим, каким-то очень тихим и приятным.

Ну, что же, -  вздохнув, произнесла моя утешительница, - теперь выбери-ка ты сама свою судьбу. Возьми карты, отсчитай четыре и разложи, как нравится. -   Это было произнесено как-то отрывисто и с напряжением, как будто Тамара Эстаевна чего-то опасалась.
И тут случилось нечто странное. Я попыталась перемешать на столе карты Старшей Арканы, но две из них просыпались на пол. Тамара Эстаевна внимательно наблюдала за мной, и постепенно с ее лица уходила непонятная мне тревога. Потом я взяла карты в руки, тщательно их перемешала и снова попыталась разложить. Но снова они выскользнули у меня из рук, и часть из них упала на пол.
Довольно, - радостно воскликнула она, ее необыкновенные глаза сияли, - хватит! Все хорошо, моя девочка, у тебя все будет хорошо. Слава Тебе, Господи! Она радостно перекрестилась и прошептала одними губами благодарственную молитву.

Ничего не понимая, совершенно обалдевшая, я положила карты на стол, подняла упавшие на пол, и замерла в ожидании.

Прошло несколько минут. Тамара Эстаевна тихо вздохнула, утерла кружевным платочком  слезинки и потянула за ранее невидимый шнурок на стене. Где-то в глубине квартиры радостно тренькнул серебряный колокольчик. Тамара Эстаевна улыбнулась.
- Да, не удивляйся, это старые привычки. Мой старинный колокольчик. Через минуту появится Дашуня, нам с тобой пора перекусить, мы это заслужили.

Действительно, через некоторое время дверь открылась, и, сияя белозубой улыбкой, нам явилась Дашуня.
- Прошу покорно к столу, - заявила она. Перекусим, чем Бог послал.
После этого заявления, она на некоторое время исчезла. А потом появилась коляска. Тамара Эстаевна с помощью Даши пересела в нее, и мы все вместе отправились в столовую. Это была прекрасная светлая комната, наполненная запахами, будоражащими аппетит.
И снова этот прекрасно сервированный стол, чисто по-кавказски, заставленный всякими вкусностями.   
Посреди стола..., в прекрасной вазе находились принесенные мною розы. Но.… О, Боже! Десять из них были по-прежнему белы, как снег, но одиннадцатая больше не была черной. Она была бледно-розовой, с нежно-желтыми прожилками, и только на концах полу распустившихся лепестков темно-вишневым бархатом виднелась окантовка. Я застыла, потрясенная. А Даша сказала, хитро улыбнувшись, - Они просто решили стоять долго. Я имею  в виду  розы, - пояснила она.
-Ну, давайте уже присядем, - вздохнув, произнесла Тамара Эстаевна, с трудом поднимаясь из своего кресла. Даша, опомнившись, кинулась помогать. В конце концов, мы все чинно расселись за столом и принялись за трапезу. Некоторое время все ели молча. Тишина была несколько напряженной, ее необходимо было нарушить. Заговорила Тамара Эстаевна.
- Я помню тебя совсем молоденькой, Танюша. Сколько воды с тех пор утекло…, сколько всяких перемен случилось, и все больше нехороших, темных. В страшное время мы живем. Уж не знаю, справимся ли. Вы ешьте, ешьте, не обращайте на меня внимания, я не голодна. Я лучше расскажу вам одну старинную легенду, которая мне всегда помогала в трудную минуту. Расскажу для тебя, Танюша.
Мы с Дашей дружно положили вилки и приготовились слушать. Тамара Эстаевна была великой сказительницей.
               

   Глава четвертая.

Легенда


Это было очень давно, еще в те счастливые времена, когда Мирозданием управляли Добро и Справедливость, когда во Вселенной царили Гармония и Порядок.
Именно тогда на окраине одной из Великих Галактик, вокруг лучистой золотой Звезды вращалось 9  разноцветных планет. Все они были хороши, но самой большой и прекрасной была серебристая планета Фаэтон.
 У каждой из этих планет был свой Верховный правитель, а общие законы и порядок устанавливался Советом Богов, который обладал Верховной властью и мог дать разрешение на переход планеты на следующий, более высокий уровень развития. Все планеты старались добиться этой высокой привилегии.
 Самым умным и могучим правителем считался Правитель Фаэтона. Он был молод и хорош собой. Блестящие черные кудри обрамляли высокое чело, а из- под темных, похожих на крылья большой птицы, летящих бровей сверкали огнем  янтарные глаза. Он очень умело и решительно управлял своей планетой и был неизменным лидером среди Верховных правителей. Все бы хорошо, да был у правителя один большой недостаток. Он был очень горд. Проходили годы, и этот недостаток продолжал расти, взлелеянный постоянными похвалами.
И вот, когда Гордыня полностью завладела Правителем Фаэтона, пришло, наконец, долгожданное разрешение от Совета Богов.

Ему  надлежало готовить свою планету к переходу на более высокую ступень развития.
 Но больше не устраивало могучего правителя то место под  Солнцем, которое было предоставлено ему Советом Богов. И решил он сам перейти на другой, но не очередной, а самый высокий уровень, минуя все предыдущие.
К тому времени у него на планете оставался всего один старый друг, который был его главным Советником и Предсказателем, и который  по-прежнему любил его. Они выросли вместе, и всегда доверяли друг другу.
- Не, надо, - говорил ему его единственный друг, - успокойся, ну чего еще тебе не хватает, этого делать нельзя, ты можешь все погубить. Ты все равно своего не добьешься, поверь мне. Ведь мы всегда понимали друг друга. Отчего же теперь ты меня НЕ СЛЫШИШЬ?
- Нет! - отвечал гордец, -  нет, никогда! Я хочу это сделать, и я сделаю! Я достаточно мудр и силен, я могу сам стать Богом!
- Можешь, но не станешь, - тихо качая головой, шептал  старый друг.
Эти, тихо сказанные,  роковые слова  были услышаны Правителем
Фаэтона. С этого дня он перестал доверять последнему человеку, который еще был ему дорог.
- Почему, ну, почему он не хочет меня понять? Он ведь самый умный человек на Фаэтоне после меня, - лежа без сна в своей опочивальне, думал Правитель. – А может быть, он слаб и труслив? И умеет разбираться только в своих звездных картах?
В таком случае, мне придется убрать его с дороги!
От этой мысли сильный озноб вдруг потряс все тело Правителя.
- О, Боже! Как я мог об этом подумать? Я ведь люблю его, и он так нужен мне. Сколько раз именно он давал мне самые мудрые советы. И только он имеет право разделить со мной ту настоящую Власть, которой Я достоин. Я должен с ним поговорить, я должен убедить его.
Но никакие доводы не смогли убедить старого друга. Он твердо стоял на своем.
  - Ну, хорошо же! Видит Бог, я старался, - думал Правитель в очередную бессонную ночь. - Ты сам выбрал свою судьбу!
И, когда последние муки Совести окончательно покинули его, Правитель решился.

Та ночь была самой черной и непроглядной. Тихо проникнув в спальню друга, он подошел к его постели  и в последний раз взглянул на такие знакомые черты благородного лица. Друг мирно и безмятежно спал, тихо чему-то улыбаясь во сне. И такая дикая ярость вдруг обожгла Правителя, что уже больше ни о чем не раздумывая, он взмахнул рукой и вонзил кинжал в сердце спящего. Мощный алый фонтан хлынул из разорванного сердца, обагрив все вокруг.
- Ты сам этого хотел, ты сам, ты сам…- тихо шептал он непослушными губами.
Вдруг какой-то тихий шелест за спиной привлек его внимание. Быстро оглянувшись, Правитель замер, потрясенный.
 В углу комнаты, где горела серебристая свеча, стало собираться маленькое светлое облачко, состоящее из крохотных хрустальных сердечек. Облачко росло, и комната постепенно стала наполняться голубовато-серебристым светом. Ночь из черной превратилась в светлую, на небе зажглись мириады звезд.  Так продолжалось недолго. Хрустальное облачко превратилось в маленькую комету и вылетело в окно навстречу звездам. Правитель остался один в полной темноте с окровавленным кинжалом в руке. И вдруг он почувствовал, как в грудь его вползает черный червь Сомнения. Внезапно острая боль  пронзила гордое сердце, и в его прекрасных  ЧЕРНЫХ глазах заискрилась непрошеная влага.
- Не. е. т !!!   Нет. Нет, - эхом пронеслось  следом  за улетающей кометой, и затихло вдали.
Все было кончено.

 На следующее утро могучий правитель, собрав своих советников, отправился в Главный храм, чтобы совершить задуманное.
Но не было у него уже прежней уверенности.
 Серый туман застилал прекрасную планету,  и воздух был наполнен могильной тишиной. Все присмирело, ожидая решения своей судьбы.
- Нет, да что же это со мной, на самом деле?! Почему я снова поддался слабости, - думал он. – Я столько лет потратил на то, чтобы стать заметным, чтобы меня боялись, и чтобы никто и никогда больше не смог меня превзойти. И так просто сдаться я не могу, я просто не имею права. Я люблю свою планету, Я хочу, чтобы она стала главной. Я хочу улететь в другую галактику. Я хочу счастья для жителей своей планеты. И я добьюсь своей цели, чего бы это мне не стоило.

Он все сделал правильно. Он действительно  был  мудр и талантлив. Но у него ничего не получилось.
Сбылось предсказание старого друга.

Глубоко в недрах притихшей планеты возник тихий гул и свист, который с каждой секундой набирал силу, становясь нестерпимым для слуха.
Сначала незаметно, а потом все явственней, поверхность Фаэтона стала вспучиваться, покрываться рябью. Наконец, земля разверзлась, и  из нее вырвалось пламя невиданной силы. С небес полетели молнии, шквальный ветер нес по поверхности обломки строений и растерзанные части людей, растений и животных. Моря и реки вышли из берегов, превратившись в огромные бурлящие волны невиданной высоты и, наконец, в завершение этой страшной вакханалии, раздался могучий и последний ВЗРЫВ!

 На миллионы кусков разлетелась прекрасная серебряная планета Фаэтон, уничтожив по пути всех своих разноцветных собратьев. Почернела золотая Звезда, глядя на свои сожженные великой гордыней планеты. И долго еще  серые гроздья пепла летали одиноко на месте некогда прекрасной и счастливой цивилизации.

* * *

Тамара Эстаевна ненадолго замолчала. Мы сидели потрясенные. Казалось, она заснула. Наконец, Даша не выдержала.
- Это все? – спросила она тихо.
- Нет, это не все, -  хитро улыбнувшись, произнесла наша сказительница, -  я просто решила вас проверить, достаточно ли внимательно вы меня слушаете.
------ Достаточно, достаточно, -  зашумели мы с Дашей, -  ну, пожалуйста, не томите, продолжайте. Что же было дальше?
- А дальше случилось вот что…

* * * * * * * * *

Много веков пролетело после этого трагического события. И вот, наконец, Боги снова прилетели к золотой печальной звезде. Им надо было решить, что же теперь с нею делать. По всем существующим законам Мироздания ее следовало погасить. Но они медлили. Дело в том, что совсем недавно в Совете Богов появился молодой и прекрасный юноша, которого глубоко заботила тайна  Золотой Звезды, ее грустная история. Юноша был молод и талантлив и бесконечно добр.
Прилетели Боги, посмотрели на черные, обугленные, безжизненные планеты и решили: надо гасить Звезду.
 И вдруг юноша, внимательно вглядывающийся в мрачное зрелище черных планет, неожиданно вскричал:
- Посмотрите скорее, ну скорее же посмотрите сюда!!! Одна из них живая! Вон та, маленькая далекая планета. Она живая!!! Видите?! Она не совсем черная. Когда она поворачивается, она изумрудно-зеленая. Она выжила, бедненькая! Не надо гасить Звезду. Пусть она живет, маленькая зеленая планета. Я полечу туда и попробую все объяснить, Может быть, она сумеет стать такой, какой была прежде. Может быть, она сможет оживить и другие планеты тоже. Пусть теперь их будет только восемь, но они будут жить!
- Ладно, пусть будет так, - согласился, посовещавшись, Совет Богов. – Но при одном условии.
Отныне Ты станешь отвечать перед Советом за все происходящее на Зеленой планете. Ты останешься здесь. Ты молод, полон сил. Может быть, и сумеешь исправить ошибку, совершенную очень давно. Но это путь великих страданий. Готов ли ты к этому?
- Да, я готов, - ответил юноша.
- Мы прилетим сюда еще только раз. И если у тебя все получится, мы не станем гасить Золотую Звезду. Если получится… Таково наше решение.

* * * * * * * * * *               


Вот и вся история. Остальное каждый додумает сам, - сказала Тамара Эстаевна. - Эта легенда волшебная. В душе каждого человека, живущего на Земле, она рождает совершенно непохожие мысли, ощущения, воспоминания детства, может быть. Но какие-то самые главные мысли абсолютно у всех людей схожи. Можете мне поверить. Наверное, потому что планета у нас у всех одна. Наша маленькая, зеленая, чудом выжившая планета.

*****************


Глава пятая.


- Ну что ж, мои милые, наверное, мне пора отдохнуть. Заболталась я тут с вами совсем. Что-то мое старое сердечко прижимает.
Мы с Дашей вскочили одновременно. Я подошла к старой женщине, опустилась на колени и обняла ее.
– Спасибо Вам, спасибо Вам большое за все., и простите меня, – сказала я тихо. -  Я никогда не забуду этой встречи, никогда.
- Я рада, моя девочка, что сумела немножко тебе помочь. Помни, что у тебя еще очень многое впереди. Тебе предстоит еще много и трудно работать, а в жизни твоей по-прежнему не всегда все будет ладно, но ты справишься. Непременно справишься. Твой ушедший сыночек  так думает, и еще  так думают твои ушедшие друзья, о которых ты скорбишь. У тебя доброе сердце и светлая душа. Господь не оставит тебя…
Твоя жизнь станет совсем другой. Постепенно тебя оставят лишние эмоции, придет Мудрость. И самое восхитительное на свете Вдохновение, потому что оно будет оправданным, а по нашим современным меркам – дорого оплаченным. Его никто не сможет отнять у тебя.   Помнишь четверостишие, которое тебе однажды было послано в письме, а потом оно к тебе вернулось совершенно неожиданно, потому что тебе была нужна помощь?
Не живи уныло,
Не жалей, что было.
Не гадай, что будет…

Береги, что есть.
Вот и следуй совету мудрых людей и все у тебя, в конце концов, наладится. И придет к тебе твоя вторая молодость, которую ты заслужила по праву. И нас с моей племянницей не забывай. Мы всегда тебя любили. И Дашуню мою навещай иногда, ты ей понравилась.
Я сидела молча на полу, уткнувшись головой в пахнувшие горной лавандой колени Тамары Эстаевны. Мне было хорошо и покойно, я чувствовала почти неощутимые прикосновения нежных рук к своей многострадальной голове,  эти руки меня любили и прощали, они надеялись на меня…
- Ну, молодость-то, пожалуй, уже третья. Вторая вроде бы с детьми и внуками приходит к человеку, - неожиданно вдруг прозвучал мой собственный голос, - а у меня как-то все не сложилось с этим делом пока…
 Наверное, мне просто хотелось разрядить обстановку. Так я думаю теперь, после всего того, что случилось гораздо позже. А тогда я вдруг отчетливо поняла, насколько мне дороги эти две одинокие женщины, они были со мною заодно, и я почувствовала какую-то ответственность за них. Что и я могу им чем-то помочь. И помочь должна обязательно. Только вот успею ли…

- А почему в прошедшем времени? - спросила я. – Вы что же, от меня отказываетесь?
- Ну, ладно придираться, это я так, оговорилась, - улыбнулась  в ответ Тамара Эстаевна, становясь прежней хозяйкой положения. Просто, я ведь тоже - женщина, и еще совсем не старая, не надо хихикать, мои дорогие девочки, я права.
- А мы и не собираемся с вами спорить, не правда ли, Тань, - вдруг проявилась  доселе  скромно молчавшая Дашуня.
- Твоя правда, Дань, - ответствовала я, как можно более решительно.
Мы все как-то скромно посмеялись сквозь слезы и стали прощаться.
 Даша проводила меня до дверей, я спустилась в подъезд и вышла на улицу.
Там было очень неуютно, впрочем, меня это совсем не удивило. Просто это был мой родной, любимый Питер. А он никогда не баловал своих детей. Он был всегда строг и суров, но СПРАВЕДЛИВ. И тем не менее…
Серая мгла окутала землю. Дул холодный, пронизывающий ветер. От светлого искристого утра не осталось и следа. Что-то было не так, что-то было совсем не так…
- Мне пора домой, - подумала я, - мне пора домой…

* * * * * ** * *

А Даша, тем временем, вернулась назад в тихую квартиру и подошла к одиноко сидящей в своем любимом кресле старой женщине.
- Простите меня, Тамара Эстаевна, я знаю, как вы устали, но я все-таки хочу вас попросить.
 -  Рассказать тебе еще одну историю? Про их общую с Тамарой подругу, которая так бездарно сгорела, не вынеся предательства? А, зачем тебе это?
- Знаешь,  Дарья, на кого мы с тобой сейчас похожи?– Тамара Эстаевна вдруг оживилась и даже озорно хмыкнула. -  На Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Мне кажется, что ты – самый настоящий Ватсон, или я не права? Ты ведь и вправду что-то пишешь? Я часто видела тебя с твоей тетрадкой, которую ты от меня так усердно прячешь. Ну, ладно, ладно, не смущайся, расскажу.

Да, это еще одна печальная история, похожая на сказку, но уже из нашей сумрачной современности…
Выслушав историю об общей подруге студенческих лет, Даша, помолчав, спросила:
- Почему же Вы ей ничего не сказали про Тамару?
-   Ни к чему. С нее и так достаточно пока. В свое время она все узнает. А может у моей девочки еще все получится удачно, может быть я не права и ее операция пройдет успешно.
- Хорошо бы так, - тяжело вздохнула Даша, - но только я не припомню случая, когда бы Вы ошибались.
- А теперь иди к себе, моя хорошая, я хочу побыть одна.
Даша вышла.

Тамара Эстаевна  сидела одна в своем кабинете.
Она погрузилась в прошлое, которое было светло. Потому что только там живет такое нежное существо. Ее зовут – Любовь. Дочь Огня и Радости. Это – ее Отец. И дочь Печали и безысходности, И, несмотря ни на что, – Надежды. Это – Мать Вода. Огонь и Вода – Только среди них возможна Гармония.
Она снова была молода. Она думала, она размышляла.
И, мысленно, анализировала свой последний  преподанный ею урок, которых,  за свою длинную жизнь дала немало.
Бедная, бедная девочка, - думала она горестно, и неизвестно кому из дорогих ее сердцу девочек принадлежали последние в ее жизни Слова…
Вечерело. Сквозь серую мглу пробивались последние закатные лучи. Тихая благость снизошла вдруг в старое мужественное сердце одиноко сидящей у окна женщины. Высохли слезы, и душа стала спокойной и радостной.
- Ну, вот и все, - подумала она. Пора…О чем же я еще хотела-то подумать напоследок. О, старость, старость…
Ах, да. Вспомнила, наконец…
Ты, прости меня, любимый, За чужое Зло. Что твое крыло, Счастья не спасло. Ты прости меня, любимый…
Она думала о своем горячо любимом муже, погибшем в самом начале войны. О своей единственной и неповторимой любви и студенческой юности.
Потом ее мысли унеслись в  босоногое детство, в  далекое осетинское селение, прилепившееся к отрогу горы. К тучам, которые предпочитали находиться гораздо ниже людского пристанища, к блистающим вершинам покрытых снегом Кавказских гор.
Ты прости меня, любимый…
Потому что Жизнь распоряжается нами по-своему….Я еще, далеко не все успела сказать, а ведь мне уже 90. Представляешь? И, все равно, как и прежде, я люблю тебя. Вот уже более полувека прошло, как ты меня покинул, а все как будто было вчера. И боль потери не утихла, только притупилась немного, и наша с тобой любовь по-прежнему жива. Наверное, я – счастливая женщина.…Потому что в моей жизни был ты. Я так хорошо помню наши с тобой совместные занятия. Как ты не давал мне быть серьезной, и даже на лекциях придумывал свои нескончаемые шутки. И мне частенько из-за тебя влетало за неуместный смех в самом неподходящем месте. Мы были неразлучны и необыкновенно счастливы всю нашу такую короткую семейную жизнь. Наверное, оттого на нас и обрушилась Зависть Богов. Надо было вести себя скромнее и почаще ругаться.
Ах, зависть, зависть. Пожалуй, это наиболее страшный и опасный порок, который владеет человеком.
Уже совсем скоро мы будем вместе, любимый. Я выполнила свое земное предназначение, и могу спокойно покинуть этот мир. У меня осталось единственное желание. Пусть живет моя дорогая племянница, названная в мою честь. Нельзя, чтобы на нашей любимой планете жили только старики, а молодые уходили раньше. А это теперь становится каким-то страшным правилом. Пусть восторжествует справедливость и порядок, которые были прежде. И родителям не придется хоронить горячо любимых детей. Пусть продолжается Жизнь.
 И, вдруг, она проснулась. Что-то хорошее случилось. Еще одна спасенная ею Душа была рядом с ней. Она ее благодарила.
- Спасибо вам большое за все. Я НИКОГДА не забуду нашей последней встречи. Я обещаю, что буду стараться по-прежнему.
И НИКОГДА НЕ забуду Вас, что бы ни случилось.
- В тебе сейчас говорит твоя болгарская бабушка Надежда. Я очень рада, что не ошиблась в тебе, ни тогда, в твоей юности, ни теперь. Ты сумела понять больше, чем я сказала. Ты на самом деле «грушевое яблочко». Помнишь, так тебя в детстве называла твоя бабушка. Это она прислала тебя ко мне. Но, все равно я рада, что ты со мной в мой последний час. Спасибо тебе, детка.
- Храни тебя, Господь! Прощай.…Если хочешь, -

ДОГОНЯ…Я…Я…Й!

- НЕТ! Я не стану догонять никого из вас, дорогих моему сердцу людей. Я должна остаться.

И еще одна, очередная,  прекрасная чистая душа, тихо вздохнув в последний раз, стремительно взлетела в яркий  алый просвет среди серых мрачных туч, опускавшихся на грешную землю.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ДИМА  К У П Е Р.



Глава первая
Рождение.


Она сидела в полутемной комнате одна, только закатные лучи из раскрытого окна освещали ее склоненное над листами лицо. Она читала.…Изредка поднимая к закатному небу измученные тоской, так быстро постаревшие глаза, что-то тихо бормотала про себя и снова возвращалась к дорогим ее сердцу строкам. А за окном
продолжалась жизнь. Кричали, играя, дети, кто-то звал вечно теряющегося Вадика,  в соседнем дворе, обсуждая очередные проблемы, о чем-то оживленно спорили соседи.
А она сидела тихо и читала.…На ее календаре было всего одно число – 24 октября 2002 года. И Время остановилось: 16 час.45 мин. И цифры были подходящие: первая – 11. Самое мятежное и неприспособленное  к реальной жизни число. А вторая, которая Время, - 7+9 =16, а, значит =7. Число Ангела – Хранителя нашего. Посланного нам при крещении, а иногда и при рождении,/если повезет/ и проводника нашего в жизнь Вечную.…
Это было все, что теперь ей осталось от автора тех строк, которые она читала.
А ОНА БЫЛА ДЕВЯТКОЙ.
 И просто когда-то давно, в своей прошлой жизни, которая теперь продолжается без нее, она была девяткой. Ведь, девятка – она непостижима, она символизирует Человека на Кресте, она не может никому и никогда помешать, потому что при сложении, она тихо  отступает в сторону, оставляя сложенную с нею цифру  в ее индивидуальной неприкосновенности, но с опытом общения с Вечностью, которая на нас всех взирает со снисходительной улыбкой. Да, это – если мы ведем себя, ну, хотя бы приблизительно пристойно. И еще. Храните вашу девятку, храните, как сможете. Потому что…

   Глубокая важность застыла в ее чертах, и. как будто зная о чем-то таком, что больше никому не ведомо, тонкие кисти, испещренные вздутыми венами, шевеля подвижными, привычными к музыке пальцами, нежно и вдумчиво перебирали страницы.
Отложив в сторону очередной рассказ, она взяла в руки тонкую стопочку листов и тихо заплакала. Это было последнее сочинение, а потому наиболее драгоценное.


* * * * * * * * * *



                Несколько слов в начале.

  Я не знаю, да видимо никогда и не узнаю, кому из Хозяев мирозданья могла прийти на ум дикая мысль сыграть со мной столь ужасную и отвратительную штуку.
  Разумеется, по прошествии стольких лет я кое- как смог немного, потихоньку прийти в себя, чему в немалой степени способствовало длительное и, не будем скрывать, весьма изнуряющее лечение.

  Но даже не перенеся, а скорее приняв производимые надо мною камлания, как должное и в силу того неизбежное, я вернулся к полунормальному  существованию ( поскольку жизнью я назвать этого никак не могу ).
   Во всяком случае, теперь у меня хотя бы есть и время и возможность без воплей и сжатых челюстей поведать свою печальную для остальных и роковую для меня историю. Верить всему тому, о чем я поведаю, или не верить- личное дело каждого, меня это интересует в последнюю очередь, а если быть объективным, скорее не интересует вообще. Впрочем,  определенная доза кредита доверия никогда бы мне в этом случае не помешала. Потому что вещи, подобные происшедшим со мной,



попросту не происходят. Их не бывает. Они могут рассчитывать на существование только в сказках, романах Стивена Кинга или в больном воображении голливудского продюсера фильмов ужасов. Но в этой, в нашей, жизни их нет. Просто потому, что быть их
не может. По всем законам, научным, духовным, из равновесия мистического, реального и еще черт знает какого, не могут они произойти.
   Наверно именно потому и происходят…



* * * * * * * * * * * * *



Ночью ей приснилось, что она умерла. Ощущение было непривычным, но совсем не страшным. Просто отступила вечно терзающая боль, она видела, как, рыдая, кинулся ей на грудь ее любящий супруг. Как он осыпал поцелуями ее лицо, шею, руки, как он молил ее вернуться, и говорил, что не сможет жить без нее, что в ней заключен весь смысл его земного существования.  Она тихо улыбалась про себя. Он говорил ей те самые слова, которые ей так были нужны при жизни. Но тело было странно неподвижным и больше не хотело подчиняться.
 Утром, встав с постели с тяжелой головой, и быстро переделав опостылевшие хозяйственные дела, она села у своего окна и задумалась. Снежная Королева… Сказка Андерсена и любимый с детства мультик. Она ее боялась, несмотря на сверкающую красоту. Боялась с тех самых пор, когда впервые увидела громадное лицо в окне, подглядывающее за мирной беседой Кая и Герды с их бабушкой, сидящих у горячей печки.
Тогда Королеве был нужен Кай, а теперь она забрала ее сына. И никакая Весна не сможет его вернуть.
 Внезапно она увидела ОЗЕРО. Оно было светло-голубым и прекрасным, окруженным лесистыми горами. В середине озера вода двигалась, вероятно, там был подводный родничок. Была осень и с деревьев, кружась, тихо опускались в воду разноцветные листья. Вдруг какое-то неуловимое движение привлекло ее внимание. У берегов озера стала появляться тоненькая ледяная кромка  и незаметно, потихоньку, но неуклонно стала расти. Она наблюдала, как постепенно, становясь все толще у берегов  ледяная тюрьма пробиралась к веселому родничку посередине озера, как постепенно замирала Жизнь и приходил Сон.

* * * * * * * * *