Тильда и Чужая

Матильда всегда догадывалась, что от этой Чужой в её доме будет только беда, так оно и случилось.

Сначала Чужая приезжала нагруженная сумками, из которых иногда очень вкусно пахло. Наведывалась раз в неделю, заскакивала всего на пару минут, обнималась с Хозяйкой и убегала. Из-за этих визитов Хозяйка расстраивалась и иногда даже начинала всхлипывать. Тогда Чужая оставалась в доме на час-другой. Они сидели за столом на кухне, и Чужая занимала её, Тильдин стульчик. Это неимоверно злило. Мало того, что Чужая расстраивала Кормилицу, так еще и занимала её, Тильдино место. Матильде хотелось впиться зубами в тонкие ноги Этой в капроновых чулках и расцарапать их до крови. Однажды она попыталась это сделать. Чужая ойкнула, подпрыгнула, но Хозяйка вместо того, чтобы поддержать Матильду, заругалась, грозя пальцем, и даже шлепнула её газетой. Обидно. Но Хозяйка тут ни при чем.

Хозяйка была добрая. Благодаря ей Матильда жила. Она вытащила её из ада улицы, пронизанной ледяным ветром и вонью неживых гигантов, которые то и дело пытались на неё наехать своими огромными черными колесами. Она подлечила её истерзанное в драках тело. Она кормила до отвала, и голод  теперь казался каким-то странным сумеречным чувством из страшного сна даже не этой, а предыдущей жизни. Да, так оно и было. Та жизнь была прошлой, а этой, настоящей, она была обязана Кормилице…

Хозяйка менялась, когда приезжала Эта. Становилась суетливой, голос начинал дрожать, и обычный металлический оттенок прореживали тяжелые вздохи. В общем, Чужая плохо влияла на Хозяйку. Иногда они даже ругались. Чужая раздраженно говорила: «Да не могу я к тебе переехать насовсем, как же тогда мои? Мама, у меня же семья, я и так рвусь напополам!» Хозяйка тяжко вздыхала: «Не преувеличивай! Пару раз в неделю, какое это пополам? Да и какая у тебя семья? Никитка взрослый уже, скоро в армию пойдет, а этот твой, фанфарон, что, сам себе еды не сготовит и не постирает?» Чужая восклицала с отчаяньем: «Мама, ну как же ты не понимаешь!» и трясла кудрявой головой, а потом уже всё время молчала, не произнося ни слова, хотя Хозяйка уговаривала снова и снова. В общем, одно и то же каждый раз.

Иногда Хозяйка просила Чужую обменять ту квартиру на  квартиру поближе, чтобы не мотаться через весь город два раза в неделю, а приходить каждый день, на что Чужая вылупляла свои мелкие мышиные глазки и выдыхала: «Мама, ну ты же знаешь, что это невозможно! Только на комнатку и удастся выменять. Как мы втроем там поместимся? Вот ты могла бы переехать поближе к нам, но ты ведь не захочешь уезжать из центра, я знаю».
Кормилица очень расстраивалась и после ухода Чужой иногда очень долго плакала. Она брала Матильду на руки, гладила её и приговаривала: «Только ты у меня и есть, благодарная душа. А эта - так, отрезанный ломоть, и мать ей не нужна!»

Один раз Хозяйка, особенно волнуясь, собралась с духом и предложила съехаться всем в её квартиру, ведь тогда места хватило бы всем. Но Чужая, раздувая ноздри от негодования, припомнила Кормилице, что когда–то давно, видно еще до Матильды, они уже жили в этих хоромах под одной крышей вместе и ничего хорошего из этого не вышло…
Матильде не нужно было знать подробности, чтобы понять, что Чужая действительно здесь чужая. Она это поняла сразу, одним нюхом, еще в первую встречу – ни тени того тошнотворного запаха, который шлейфом тянулся за Чужой во время её визитов, не было в тот первый счастливый день, когда у неё появился дом и Кормилица. И теперь, после каждого приезда Этой, Тильду мутило. Еще какой-то переезд затевался под одну крышу. Навсегда, да еще с какой-то своей семьей – Никиткой и фанфароном. Только этого не хватало. Квартира и так надолго заполнялась мерзким запахом Чужой, не хватало еще, чтобы всё здесь пропиталось ею насквозь. И Тильда ходила по квартире и терлась обо всё, стараясь заглушить своими метками территорию. Потом долго сидела на стуле, на диване, на банкетке в прихожей, чтобы хоть как-то перебить посторонний запах своим…

Из-за переживаний Хозяйка заболела. Лежала почти целыми днями, а Тильда сидела у той на руках и пыталась лечить. Но у неё плохо получалось. Кормилица отчаивалась и временами погружалась почти в панику. Она даже не пыталась держаться, а лишь нагнетала и нагнетала тёмные мысли, и  оттого слабела с каждым днем всё больше и больше. Вставала лишь в туалет, да чтобы наполнить мисочки едой и водой и почистить лоточек. Чужая стала ездить чаще. Почти каждый день. Вместе с ней стали появляться другие чужие. Они донимали хозяйку тем, что трогали её, раздевали, переворачивали, щупали, стучали по ней каким-то странным молоточком и даже кололи – одним словом издевались над ней, как могли. От них пахло еще гаже, чем от Чужой. Каждый раз после их ухода хозяйка плакала, но не так, как раньше, рыдая, взахлёб,  а лишь всхлипывая – не было сил.

Матильда стала нервной. Каждый раз, когда она улавливала, что кто-то идет к ним в квартиру, еще до того, как в замочной скважине проворачивался ключ, она бегом бежала в коридор, забиралась прыжком наверх шкафа и из-под потолка шипела на незваных гостей. Как еще она могла защитить свой дом, если ей было не под силу справиться даже с одной Чужой?…

Квартира наполнялась посторонними запахами всё сильнее и сильнее. Чтобы как-то уравновесить тревожную атмосферу, Матильда иногда писала в уголках, но это помогало лишь на время. Чужая неотвратимо улавливала Матильдин запах и, забираясь с тряпкой в потайные места, оттирала её метки и натирала какой-то гадостью, от которой щипало в носу. Жить становилось совсем невыносимо... 

Однажды и вовсе произошло жуткое. Хозяйка занемогла совсем. Чужая, приехав, не успела раздеться и сразу бросилась к телефону. Она взволнованно что-то кричала в трубку, а потом, сев на кровать Хозяйки раскачивалась и плакала, расстраивая и без того больную хозяйку еще больше. Через час в квартиру зашли двое, пощупав Кормилицу, ухватили её за тонкие руки и поволокли к выходу. Матильда бежала следом, требуя, чтобы Хозяйку вернули в кровать, но разве кто-то её понял?

Матильда осталась одна. Было тепло, никто не пытался её убить, у неё был дом, остатки еды и воды в мисочке, но это была лишь малая необходимость. Ночью Тильда надрывно плакала. Кто-то стучал по батарее, и от этих звуков на душе становилось еще тоскливее. Под утро, когда начало рассветать, она уснула, и ей снилась Хозяйка. Всё снова было хорошо, и Тильда даже урчала во сне. Но проснувшись и обойдя дом, Тильда поняла, что это был сон, а Хозяйки нет.

Вечером приехала Чужая. Тильда встретила её грозным шипением, но Чужая не испугалась и даже пыталась ласково с ней заговорить, что-то рассказывала про хозяйку, которую она намедни выдворила из дому с помощью двух громил в белых халатах. Но Матильда-то знала, что Эта пытается её обмануть и сотворить еще что-то более страшное, теперь уже с ней. Чужая скользнула на кухню, долго гремела мисочками, потом в туалете шваркала лотком, и затем, выскользнув обратно, ушла.

На кухне Матильда обнаружила еду и чистую воду сразу в нескольких мисках. Есть совсем не хотелось. Она жадно пила, борясь с чувством брезгливости из-за запаха Чужой. Когда она закончила пить, то приняла важное решение. Хозяйку выгнали из дома, она на очереди, значит с Этой нужно было срочно что-то делать. Нельзя было спускать такое преступление с рук.

Когда через пару дней Тильда услышала звук знакомых шагов, она молнией бросилась на шкаф, а затем, когда дверь открылась и в ней показалась кудрявая голова Чужой, Тильда стремительно, выпустив когти, прыгнула и вцепилась той в волосы. Чужая истошно закричала, пытаясь сорвать Тильду с головы, но Матильдина хватка была мёртвой, и оторвать её можно было разве что со скальпом. Матильда рычала голосом своих диких предков, рвя клоки кожи с волосами, ухитряясь обдирать и лицо, и даже спину, через толстый слой вязанной кофточки...

Чужой всё-таки удалось вырваться и убежать. Из-за входной двери послышались испуганные голоса соседей, удивленные восклицания, а потом все затихло. Матильда еще долго не могла успокоиться. Вроде бы она и одержала победу, но Чужой все равно удалось ускользнуть до того, как Тильда окончательно с ней разделалась бы, и оттого победа не казалось полной.

Тем вечером Тильде снова снилась Хозяйка. Она гладила её по головке и благодарила за то, что та смогла отомстить и защитить их дом. Тильда урчала, забываясь в сладком сне, еле подрагивая лапами и хвостом. Но утро подарило снова ощущение одиночества. Миски были почти пустые. Пришлось залезать на унитаз, раскорячиваясь тянуться к дырке, в которой еще оставалась вода.
Так прошло несколько дней…


…Последние пару дней единственное, что мучило Тильду, это была жажда. Тильда еле дошла до туалета, и чуть не упав в жерло унитаза, убедилась снова, что воды больше нет, лишь смрадный запах наполнял помещение. Лапы налились свинцовой тяжестью, голова кружилась. Тильда поплелась к  кровати хозяйки, но запрыгнуть на неё не было сил. Она растянулась на коврике посреди комнаты. Солнце светило в окна, и там, за стеклом, на подоконнике, птицы чирикали, заглядывая любопытным глазом в комнату. Еще пару дней назад Тильда затаилась бы, а потом с разбегу, неожиданно запрыгнула бы на подоконник и вспугнула их, но теперь у неё совсем не было сил. Вся жизнь переменилась неожиданно всего за несколько дней. И виной тому была Чужая, против которой она, Матильда, оказалась беспомощна.
Постепенно свет начал меркнуть, а тянущая боль в мышцах затихать. Тильда  впала в забытье.

Дверь заскрипела, открываясь. В квартиру зашли. Это была женщина с израненным лицом, в платке, из-под которого выбивались бинты, и мужчина, державший наготове какой-то баллончик.

- Глупая затея, она тебя чуть не убила, а ты переживаешь, как бы она не сдохла.
- Ну, как же я могу это допустить, ведь мама это не переживет…
- Да уж конечно. Она нас всех переживёт! Вместе с этой бешеной кошкой…

Они шли, пробираясь через коридор, оглядываясь по сторонам, медленно, шажками, воровато…
В гостиной, прямо посредине без движения лежал пушистый комок. Чужая подошла, медленно опустившись на корточки, всё еще боясь, что комок неожиданно распрямится и вцепится ей в глаза, но тело лежало неподвижно. Она заплакала. Мужчина присел рядом.

- Да не рыдай ты, гляди, она еще живая. У кошек по девять жизней, в отличие от нас. Где переноска? Отвезем к ветеринару. А пока давай закапаем в рот хотя бы немного воды.

Откуда-то из темноты выплыл мерзкий запах Чужой и еще один, новый, но открыть глаза не было сил. Тильда чувствовала прикосновение рук, качку, что-то металлическое стукнуло ей о зубы и что-то холодное затекло прямо к ней в рот. Она нашла в себе силы облизнуться и сглотнуть, а потом облизнулась снова и снова. Её куда-то несли, но сил сопротивляться, а тем более убежать и спрятаться не было. Пришлось смириться…

Место, куда её принесли, остро пахло смесью животного и лекарств. Положили на кушетку, воткнули в неё иголку, совсем, как кололи хозяйку. Она попыталась укусить, но у неё ничего не вышло. Сон сморил.
Когда она очнулась, то обнаружила себя лежащей в клетке среди таких же бедолаг, как и она сама. Рядом стояла миска с едой и водой и в самом углу лежала пеленка. Тильда привстала и попробовала прутья клетки на прочность. Не выбраться. Что будет дальше? Страха не было, не было и отчаянья. Тупое смирение затаилось во всех уголках изнеможённого тела. Значит, так тому и быть. Вспомнилась Кормилица. Тильда мяукнула почти не слышно.
Прошел день, начался вечер, а потом свет выключили, и уже сон, а не забытье накрыл её и унес в мир, где не было чужих, и где Кормилица всегда была рядом...