Осенний дождь

                из книги "Ледоход и подснежники"

В собесе Наталье Николаевне предложили путёвку в подмосковный санаторий.
Октябрь, не сезон, непогода, дожди, но она, недолго думая, согласилась.
А ещё домашние:
- Бабушка, езжай, отдохни, мы тут сами.
"Ну так что же, сами, так сами", - решила Наталья Николаевна.

Через неделю она гуляла в заброшенном, живописном парке, окружавшем несколько старинных зданий с колоннами - на месте санатория когда-то давно была дворянская усадьба. За парком начинались чахлые перелески, потом поля, за которыми, на горизонте тянулась тёмная, зубчатая кромка леса.
Наталья Николаевна дальше парка не ходила, она с молодости плохо ориентировалась в лесу, да и леса боялась.
А тут ещё опята рядом, в парке, одни говорили осенние, другие зимние, но до того много! - на пнях, на стволах замшелых елей и берёз, а больше на земле, среди пожухлых, пряно пахнувших, опавших листьев.
Отдыхающие, с разрешения администрации санатория, собранные грибы слегка отваривали для уменьшения объёма и, остудив, раскладывали по пакетам и хранили в морозильнике, радуясь постепенно растущему грибному запасу к зиме.

Было свежо и прохладно, но после обеда небо туманилось, становясь серым и белёсым, как застиранная простыня, и почти ежедневно, часто вплоть до самого утра, шёл дождь, задумчивый, безропотный и беспросветно грустный.

По вечерам народ тянулся в клуб - то приедут певцы с русскими романсами, то вдохновят, бренча струнами гитар, барды, и защемит сердце, и вспомнится "милая моя, солнышко лесное", или пройдут незатейливые выставки, на которые привезут расписные палехские подносы или очаровательные шкатулки из Федоскино, или павлово-посадские платки несказанной красоты, не купить которые просто невозможно.

Каждый день, с восьми до десяти вечера в санатории были танцы.
И отдыхающие, утомлённые затянувшимися дождями, спешили в клуб, все - и желающие потанцевать, подвигаться, и те, кто, отсиживаясь в стороне, хотел послушать музыку, посмотреть на других или просто поболтать о чём-либо более приятном, чем болячки.
Опытная администрация, учитывая немолодой возраст отдыхающих, крутила в основном ретро - советскую эстраду.
Наталья Николаевна под заводную, быструю музыку вставала в общий круг вместе со всеми и танцевала простенько. В остальное время она сидела и слушала старые песни, с удовольствием негромко подпевая известным исполнителям.
Она облюбовала для себя уголок зала справа от входной двери, вдали от эстрады, здесь и музыка гремела потише, и было не так душно, да и танцующих здесь не было.

Не было, за исключением одного.
Он появился через день после того, как Наталья Николаевна впервые пришла в клуб.
Это был мужчина лет шестидесяти, небольшого роста, с приятным, добрым лицом и взлохмаченными седыми волосами. Одетый в клетчатую рубашку и тёмные брюки с подтяжками, он был пухленький и круглый, и был похож на Карлсона из детской книжки, только на взрослого, вернее, на постаревшего Карлсона.
Танцевал он самозабвенно, с каким-то весёлым азартом и невозмутимым выражением лица, один, в стороне, и только быстрые танцы, а все медленные пропускал, отсиживаясь в закутке.
Женщин, желающих пригласить его на белый танец, было много, но всем он вежливо отказывал. Он ни с кем не разговаривал и не общался, но появлялся каждый вечер, продолжая свой одинокий танец.

"Почему он так странно себя ведёт? - думала Наталья Николаевна, наблюдая за мужчиной. Она назвала его про себя "одинокий танцор". - Вспоминает что-то? Кого-то? Или хочет забыться и расслабиться вот так, в танце, под старую, знакомую мелодию, но один, почему-то принципиально один".

В тот день с утра зарядил тоскливый, мелкий как бисер дождь, но после обеда, словно извиняясь за унылую монотонность, он прекратился, и между разорвавшимися тучами выглянуло робкое солнце, осветив всё вокруг неярким, осенним светом.
Наталья Николаевна, прогуливаясь, проходила мимо соседнего корпуса. Вдруг дверь отворилась, и появился "одинокий танцор".
Под руку с ним шла, точнее, еле передвигалась, с трудом волоча по асфальту правую ногу, чрезвычайно худая женщина в берете и сером пальто, висевшем на ней как мешок, настолько велико оно было.
Её лицо было бледным и измождённым, с тёмными кругами вокруг глаз, но сами глаза, живые и ясные, вспыхнули, увидев Наталью Николаевну, и женщина улыбнулась.
И от этой, подаренной ей, застенчивой улыбки, схожей со слабым, солнечным лучом, пробившимся в глухое ненастье сквозь тучи, сердце Натальи Николаевны сжалось и заныло.

Она хотела помочь мужчине и подхватить больную с другой стороны, а в том, что бедная женщина тяжело больна, сомнений не было, но "одинокий танцор" посмотрел на Наталью Николаевну смущённо и так выразительно, что она остановилась.
Пара медленно подошла к скамейке, стоящей недалеко от входа в корпус, и бережно, очень бережно, мужчина помог бедной женщине сесть.
"Почему она не в инвалидной коляске?" - удивилась Наталья Николаевна.
Удостоверившись, что её помощь не требуется, она продолжила прогулку.
"Сколько ей лет? Сейчас из-за болезни трудно сказать, но скорее всего, они ровесники, и она - жена "одинокого танцора", - рассуждала про себя Наталья Николаевна. - Так вот почему он танцевал один, а она... она отпускала. Боже мой, как грустно!"

В последующие два дня после этой встречи "одинокий танцор" не появился в клубе, но гуляя под вечер по главной аллее, засаженной молодыми берёзками, Наталья Николаевна увидела его.
Он толкал перед собой инвалидную коляску, в которой сидела больная жена, заботливо укутанная тёплым одеялом.
А ещё через день Наталья Николаевна увидела скорую, стоящую у распахнутой двери соседнего корпуса, из которой на носилках выносили кого-то, с головой покрытого белой простынёй.
Рядом, опустив голову, шёл "одинокий танцор".

Нахлынувшая волна печали заставила Наталью Николаевну остановиться.
Она вспомнила ту недавнюю, тёплую и чуть смущённую улыбку больной женщины, адресованную ей, и также, как тогда, свинцовый обруч сковал сердце.
Наталья Николаевна достала из кармана пальто лекарство, положила под язык маленькую, сладковатую таблетку и прислонилась к раскидистой, высокой иве, склонившей к земле оголённые, мокрые ветви.

Мимо неё, прервав разговор, прошли две женщины с корзинами, полными грибов, пробежал, подпрыгивая на одной ножке, весёлый озорной мальчуган, прошлёпала старушка в заношенном плаще и допотопных резиновых галошах, проплыли, держась вместе за один зонт, парень с девушкой.
Наталья Николаевна смотрела вслед скорой, медленно отъезжающей по тёмному, блестящему асфальту дороги.
Моросил и шептал что-то бесконечно грустное долгий, осенний дождь.