Вера и любовь

                ***
   К сожалению, некоторым мечтам о великих открытиях, суждено остаться только мечтами. Ведь белых пятен на Земле все меньше, а скоро и вовсе не останется ни одного. Но это теперь, а тогда, когда происходили события, о которых  пойдет повествование, еще добрая половина планеты, в шарообразности которой, кстати, сомневались, даже некоторые самые просвещенные умы, того времени, оставалась во мраке неизвестности и неизведанности. Еще о половине известных сейчас континентов, тогда лишь догадывались. И только безрассудно преданные своей мечте, отважные мореплаватели, осмеливались бросить вызов тайнам Великих морей и океанов. Вверяя судьбу свою непостоянным волнам, на маленьких деревянных суденышках они, преодолевая все трудности и превратности опасных путешествий, грозящие, порой, их жизни вступали они в неравную борьбу со стихией, покоряя океаны, открывая новые пути, страны и континенты. Их п;том и кровью написаны страницы истории человечества,  их руками, впервые представшие их глазам, многие земли, до той поры не открытые, вписаны в атласы, а их имена увековечены на этих картах. Многие неизвестны до сих пор, не всем удалось воплотить свою мечту, тем дороже для нас, их потомков, становятся известные нам имена. Тем бережнее должны мы хранить память о них и их подвигах.
   Но представлять их как эпических героев, которым помогают все Боги и не ведомы неудачи, крайне ошибочно. Ведь именно то, что они были людьми и показывает, на что человек способен в борьбе за свою мечту, если мечта действительно стала основой его жизни. Слабость и страх перед неведомым присущие всем людям, имели над ними такую же власть, как и над всяким другим. Болезни и невзгоды, так же сыпались на их головы, но свет в их глазах не тускнел, а взор, всегда был направлен  вперед, и только смерть могла остановить их.
                ***
   Вялый, насыщенный зловониями гниющих водорослей, но слава Спасителю, попутный ветер, как дыхание древнего Океана скрипел мачтами и хлопал в парусах. Тяжелая духота испарений с поверхности, бурого от невиданных подводных растений, моря, как липкая паутина затрудняла не только движения, но и мысли. Погода стояла тихая и даже какая-то безвольная, совершенно несвойственная  для  начала октября в этих широтах.
   Все признаки говорили, что земля где-то рядом. Команда, тот сброд, что Адмиралу приходилось называть командой, уже несколько дней вылавливали из-за борта самые верные знаки близости земли. Сначала в воде стали появляться клочья травы, явно не морского происхождения. Потом в небе были замечены птицы, что летели с севера. Речной рак, запутавшийся в траве, тоже служил доказательством близкой суши, а сегодня утром по зеленой и почти пресной воде плыла ветка шиповника с алыми, почти не размокшими плодами. Адмирал, осмотрев ее, мысленно поблагодарил Создателя, но не подал вида: «Пусть думают, что я нисколько не удивлен». Знамения посылаемые им проведением бодрили матросов, но земли все не было.
   Последние дни перехода выдались особенно трудными и положение Адмирала становилось все хуже. Каторжники и разномастные проходимцы, которых удалось заполучить на борт в качестве экипажа, все меньше верили в успех их похода и все больше сверкали холодом кинжальной стали  их злые и голодные до крови глаза. Многие из них, в прошлом «Джентльмены удачи», поддались посулам  о сказочных богатствах, что ждут их на том берегу Великого Океана и прощение всех прошлых грехов, от милостивых короля и королевы, по возвращении.  Рассказы о несметных сокровищах, которые ждут - не дождутся отважных мореходов еще имели свое завораживающее действие, но продолжительность его здорово сократилась. Никто из них никогда до этой экспедиции не уходил в море так далеко и так надолго. Байки завсегдатаев портовых кабаков, о крае Мира, через который Великий Океан переливаясь превращается в Великое Ничто и огромных, кровожадных чудовищах обитающих в этих краях, стали слышны все чаще и громче.
   Адмирал никогда, даже в детстве не верил в эти россказни. Умом просвещенного человека он понимал невозможность существования морских змеев и самого края Мира, но объяснить своим спутникам не мог, не было слов. Однако ужас, который они вызывали у суеверных, неграмотных моряков здорово мешал ему в управлении командой.  Вначале он смеялся над этими историями, потом стал злиться, пришлось даже пару раз вышибать дурь, из темных мозгов, кулаками. Прошло время, прежде чем он начал их жалеть ведь сумрак, царивший в головах этих несчастных, теперь еще и населенный неведомыми тварями становился причиной ужаса сковывающего не только движения, но и саму их волю к борьбе и жизни.
   Пару дней назад, когда адмирал разговаривал с командой, он видел, заглядывая им в глаза все, от отрешенной покорности, до злобной, готовой на пролитие крови, лютой ненависти. Адмирал понимал, на что могут пойти некоторые из них догадываясь о судьбах, обладателей которых согнал на борт его карраки, то ли злой рок, то ли его несчастная судьба.
-…И даже если мне лично придется развешивать гирлянды ваших трупов по реям, - сказал он им,-  то даже и тогда я не откажусь от продолжения похода. Слишком дорого пришлось заплатить мне за него и слишком много пришлось мне выдержать и пережить, чтобы, вот так просто я сдался из-за вашего нытья и трусости.
Адмирал окинул собравшихся тяжелым взглядом, ожидая возражений, но сталь его голоса и решимость на чисто выбритом благородном лице, оказались достаточно убедительным аргументом для вызвавшей его на разговор, шайки голодранцев. «Конечно, -думал адмирал, поднимаясь на мостик,- сегодня они еще не готовы для бунта, но на что они будут готовы завтра, если Спаситель и Приснодева не сжалятся над нами?» Покидая темный и душный трюм, пропитанный страхом и отчаяньем, он отчетливо расслышал желчный шепот за спиной: «Еще посмотрим, кто будет на реях….». В другое время Адмирал не оставил бы подобную выходку без внимания, но сейчас он только на мгновение остановился, дав этим понять, что услышал обещание и не проронив ни слова вышел, оставив «смельчака» гадать, чем все закончится.
Адмирал нисколько не боялся этих пустобрехов, он один, запросто, вооружившись одной только шпагой мог бы перебить добрую половину грязных оборванцев, обратив оставшихся в бегство. Хотя куда можно сбежать с корабля, который уже третий месяц по воле волн продолжает движение к неизведанным берегам по незнакомому маршруту.
Что бы отвлечь себя от тяжелых как кандальные цепи дум, адмирал занялся вычислением своего местоположения, но чужие звезды прыгали в небе, а вечерняя дымка на горизонте не позволяла взять север. Несколько дней назад, бортовой компас вдруг, ни с того ни с сего, вместо норда начал показывать норд-вест без четверти и хотя полярная звезда была видна отчетливо он долго не мог понять причину происходящего. От догадки появившейся в мозгу ему стало холодно. От мысли, что их экспедиция в поисках, существующего только в его воображении пути, приблизилась к краю Мира, а отклонение компаса, от видимого норда   есть результат искривления поверхности, этого самого края, а за ним всех их ждет неминуемая погибель в бездне, липкая, холодная испарина выступила на лбу. Только Создатель знает, какого труда стоило ему не дать этой мысли выплеснуться из его горла воплем панического ужаса. Только небесная Владычица и Всезаступница Приснодева Мария сохранила его разум от повреждения ледяного прикосновения безумия.
  Ведь, что в сущности, может противопоставить немощный человек безумию в мгновение когда не просто трещат под натиском новых знаний, как бывало до сих пор, а рушатся, крошатся и обращаются в прах все представления его о вселенной? Когда словно острые камни подводной скалы обнажаются все, до того момента казавшиеся несущественными детали, стройной, в роде бы системы? Что делать ему, когда казавшиеся вечными в своей неподвижности звезды, словно фонтаны фейерверков разлетаются по всему небу, а воды моря светятся мертвенным заупокойным светом, предсказывая итог его невеселой судьбы, как грива коня «Бледного всадника»? Какая сила, кроме человеколюбия Богородицы способна удержать его на палубе и не дать ринуться с криком, леденящим кровь, за борт, рождая в душах всех кто слышит его, слепую уверенность в справедливости заслуженной кары, за посягательство на тайны мироустройства и дерзновение, в смешной  и жалкой попытке, слабым умом своим, понять всю Великую премудрость Создателя?
- Отец мой, мне страшно. – Взмолилась душа адмирала.- Я привел всех этих несчастных к погибели, я забыл, как я слаб, в слепой гордыне своей утратил я Страх Господень. Суетная слава затмила взор мой и вот я на краю, но разве люди, поверившие мне, повинны так же как я?  Властью таких же, как и сам я, слабых и немощных, дарован мне титул Главного Адмирала  Моря-Океана  и Вице Короля всех земель, которые я открою или приобрету и о, как горька насмешка Твоя, все что успел я открыть – всего лишь могила. Ибо,  нет  такого человека, которому стало бы покорно море? В ничтожестве моем, все эти регалии, как черный  колпак на голове приговоренного обличают преступления мои перед тобой, Отец мой, но только теперь, стоя на коленях перед плахой, ощутил я тяжесть невидимой короны моего вице-королевства. Святой наставник мой отец Хуан как то сказал мне: «Я ничего не понимаю в мореходском искусстве, не умею читать лоций и никогда не был дальше Уэльвы, но прожив трудную жизнь я все-таки научился видеть людей, и я вижу, Кристобаль, дело твое из забавы стало для тебя крестом, но упорство, с которым несешь ты его да вознаградится».  И вот я перед лицем твоим, наг и бессилен, вина моя доказана, а приговор справедлив. Все о чем осмеливаюсь я просить в этот час, милости для спутников моих. Возможно, это и есть та награда, о которой говорил мне мудрый старец в монастыре? Может хоть это заслужил я, положив жизнь свою на алтарь мечты?
   Ноги его подогнулись и он, обессилив, опустился на колени, душная ночь, качнувшись в низких облаках, вспыхнула яркой в полнеба зарницей молнии и словно благословение небес, стеной хлынул ливень, какого адмиралу еще не приходилось видеть за все время этого путешествия. Подождав еще минуту, не веря что вымолил для себя прощения, Кристобаль поднялся и шатаясь, как пьяный матрос, медленно пошел к себе в каюту.  Переполнявшие душу чувства, как всадники легкой кавалерии, атакующие гоплитов противника, наскакивали друг на друга, сваливаясь в общую кучу, так что скоро уже стало не понятно, что на самом деле произошло с ним, а что он придумал или ему показалось. Открыв  бортовой журнал, Адмирал сделал короткую, но очень для себя, памятную запись: «Понедельник, 1 октября. Плыли своим путем на запад. Прошли 25 лиг. Людям объявили 20. Был великий ливень.»
   
   Лишь несколько минут, а может даже и секунд  длилось видение, но за это время  Адмирал постарел на десяток лет.

   Много лет спустя он услышал от одного старого морского «волка», историю про то, как сам Великий Океан испытывает моряков, посвятивших ему свою жизнь, заглядывая своими холодными, темными,  вечными глазами, он смотрит на дно их души. Выбирая для этой проверки самую темную полночь, когда вахтенные уже не в силах сдержать сон, и проверяемый, буквально на секунду оставшись наедине с самим собой, вдруг осознает ничтожность свою перед лицом стихии. Только самые отважные флибустьеры, настоящие просоленные шкуры получают это Великое посвящение  океана. Жаль только мало, кто может рассказать в своей встрече в роковую полночь, большая часть, мореходов, просто гибнет, не выдержав тяжести этой тайны, а почти  все остальные, кому «посчастливилось» выжить, всю оставшуюся жизнь скитаются по портовым притонам умалишенными калеками не в силах покинуть берег, так как душа их принадлежит волнам. Тем  же ушлым молодцам, кто, пережив это, остался при рассудке, уже сам черт не брат и Великий океан держит их «посудины» на своих плечах в самые страшные годины штормов и баталий, штиль никогда не сушит их паруса, а подводные течения всегда сопутственны. Трюмы их чудесных, быстрых, словно весенний бриз, фрегатов и каравелл полны золотых дублонов, а в портах их ждут красивые, черные женщины и ром никогда не кончается. А, что самое прекрасное, так это смерть, когда приходит время, костлявая леди забирает их в одночасье, и они не мучаются холодными ночами по приютам для ветеранов от болей в давно отрезанной ноге, и не пересказывают старые портовые байки клянча на пинту кислого пива.
   В общем, жизнь у них приятна как поцелуй молодой куртизанки, а смерть достойна, как адмиральская пенсия на службе у доброй королевы.
                ***
   Если бы Адмирал знал об этом хоть что-нибудь в ту ночь, возможно дальнейшая история всего рода человеческого сложилась бы иначе. Но проведению и святому покровителю всех мореплавателей епископу Мирр Ликийских, было угодно, что бы он прошел это испытание по всем правилам, и оставшись в живых и в своем уме, оставил тот замечательный след в истории о котором сегодня знает каждый, мальчишка решивший, жаркой июльской ночью, после книжки Жюля Верна или Хемингуэя, навсегда связать свою жизнь с морем и долгими, трудными походами в далекие волшебные страны..
                ***
   Утро двенадцатого октября выдалось таким же тихим и унылым как все предыдущие. Самая легкая каравелла их флотилии ушла далеко вперед в надежде первой увидеть на горизонте тонкую полоску благословенной суши.
Вчера вечером Адмирал и капитаны собрались на флагмане и держали совет. Главным аргументом продолжения  экспедиции, по прежнему были невозможность возвращения ко двору и кредиторам с пустыми руками, а также постоянно приносимые волнами явственные признаки близости земли. С каждым днем их становилось все больше и от этого отсутствие самой суши все больше настораживало и пугало,  и это было главным аргументом за то, что бы повернуть назад.
- Я не могу смириться с мыслью. Что  мы вернемся назад в Геную не солоно хлебавши,- капитан Ниньи окинул взглядом собравшихся - если кому-то кроме титула было обещано еще что-то, то меня там ждут только долги, но продолжать движение на запад не просто безрассудно, а преступно. Мы все погибнем и это лучшее, что может с нами случиться.
- Прекрати, Висенте, – Адмирал стукнул ладонью  по столу – ты прекрасно знаешь на какие деньги снаряжена наша флотилия и под какие проценты. Если я вернусь ко двору с рассказом, что дальше земли просто нет, первым меня арестует святая церковь, а после казни, части моего тела поровну поделят между собой добрые король и королева. Восемнадцать  долгих лет я грезил об этой экспедиции, семь лет отказывая себе и своим родным в насущном собирал я единомышленников и деньги, а теперь ты обвиняешь меня в несправедливости в воздаяниях? Твоя Санта Клара прекрасный быстрый корабль и он твой, а что есть у меня? Голодный сын в монастыре в Уэльве? Неоправданные надежды Фердинанда и Изабеллы? Долги всем Кастильским Морранам и как  итог голодная смерть или флибустьерская команда? Надеюсь ты понимаешь, что ни Фернандо де Талавера, ни Педро Гонсалес де Мендосе, ни, тем более Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская не способны на милосердие к людям обманувшим их в самых амбициозных ожиданиях. Если вы решили повернуть назад у меня одна просьба – застрелите меня.  Я католик и самоубийство считаю смертным грехом, а возвращение на родину самоубийством.
   Тяжелая тишина повисла над собравшимися. Все понимали о чем говорит Адмирал. Сама королева, воодушевленная победой на Гранаде, предложила королю заложить свои драгоценности если это потребуется для снаряжения из похода. Она уже бредила освобождением Гроба Господня и их возвращение могло здорово расстроить их Величества. Но еще страшнее было продолжать двигаться на запад. Команды сплошь состоящие из выродков и пройдох уже почти не подчинялись капитанам, матросы позволяли себе открыто выказывать недовольство, что не говори, а их было больше. Так под давлением со стороны команды седьмого октября вся флотилия уже поменяла курс. Из ворчания перед отходом ко сну выросли призывы взять командование флотилией или хотя бы двумя кораблями из трех, на себя. В каждой группе из трех-четырех матросов капитаны были склонны видеть шайки заговорщиков. Зрел бунт.
- Я прекрасно вас понимаю,  сеньоры, - тихо произнес Адмирал не поднимая глаз - путешествие наше действительно затянулось, Обстоятельства складываются так, что в случае восстания матросов я предлагаю вам, собрав из оставшихся нам верных моряков новую команду перейти на два судна и оставить третье тем из них кто намерен вернуться не достигнув конечного пункта нашего похода.
- А если мы не сможем собрать достаточно матросов для двух каравелл?
-Если не сможем для двух, предлагаю продолжить поход на одной.
Своими словами Адмирал открыто признавал, что поход их окончательно потерпел неудачу и их бесславное возвращение на родину теперь напрямую зависит от оставшегося терпения команды и силы духа капитанов. Собравшиеся еще не долго посидели в тишине обдумывая действия должные последовать после таких слов Адмирала, а затем, так же молча, стали расходиться. Висенте,  капитан с Санта Клары, оставался до последнего, было видно, что слова Адмирала не дают ему покоя. Оставшись один на один в пустой каюте, слушая всплески от удаляющихся весел, Адмирал взглянув на капитана спросил:
- Висенте, ты действительно считаешь, что дальше пути нет и нет никакой земли?
- Кристобаль, я знаю тебя не первый год, - начал он в ответ – но эта авантюра становится слишком опасной. Мой брат Мартин  и  я сам готовы идти за тобой, но что мы сможем сделать, если взбунтовавшиеся матросы  предложат нам «прогуляться по доске»? Какой толк будет нашим семьям если сами мы окажемся на дне? Или ты собираешься перебить всех бунтарей?
Адмирал задумался на минуту и тихо ответил:
- Знаешь, когда семь лет назад я бежал из Португалии, где во мне опознали корсара, голодный и нищий я пришел к монастырю Санта-Мария-да-Рабида, что в Уэльве. Тамошний настоятель пожалел меня, ведь на руках у меня был мой маленький сын, ты знаешь его.
-Диего?
-Да Диего, он был совсем плох, мы несколько дней ничего не ели и хотя почти всю дорогу я нес  его на руках, он сильно ослаб. Так вот Хуан Перес де Марчена спас нас, он дал нам кров и еду. Зима в тот год была особенно холодной, но в монастыре всего хватало, разве только развлечений было маловато. Ты же знаешь Францисканцев  у них  есть все, но на один день. Книг в монастыре не оказалось и все чем я мог себя развлечь, были беседы с добрым настоятелем. Я рассказывал ему о морях и странах , в которых я тогда уже побывал и только собирался побывать. Он слушал меня как «Сирену». Уже довольно пожилой человек он весь преображался, глаза его загорались огнем как только я начинал рассказы о Африке или Британских островах. Однажды я спросил его: «Святой отец, я вижу вам не чужды приключения, от чего вы решили посвятить жизнь свою служению?» И знаешь, что он мне ответил?
-?
-«Человек не волен посвящать себя служению Господню или нет, все что он может сделать это выбрать способ этого служения. Я выбрал способ, который был для меня более приемлемый чем другие», я долго думал над его словами и понял весь смысл сокрытый в них. Я попробую объяснить его тебе, а ты скажешь, понял ты меня или нет. Хорошо?
-Хорошо.
- Так вот смысл в этих словах прост и одновременно велик, как все созданное Господом. Ты знаешь как ко мне относятся некоторые вельможи при испанском дворе, меня считают выскочкой и аферистом. А некоторые, так и просто готовы сжечь меня на костре за ересь мною распространяемую, относительно округлости Земли. Говорят будто бы я околдовал добрую Королеву и она заложила свои драгоценности для меня. Все это нелепые наговоры, но при определенных обстоятельствах даже самые глупые обвинения способны причинить человеку вред, боль или даже смерть. Скитаясь от одного королевского двора к другому на протяжении последних лет я не только понял это, но и почувствовал на себе. Я видел как почти решенное дело о снаряжении экспедиции расстраивалось под натиском суеверий и наветов на меня. Все, что поддерживало меня в такие часы была любовь моей жены, прекрасной Филипе. Из ее любви снова восставала моя вера, от веры появлялись силы и я снова шел просить. Так вот в словах отца Хуана я услышал слова моей прекрасной Филипе: «Кристобаль, я всегда верила в тебя и знала, что Господь послал тебя в мир для того, что бы ты прославил имя Его, и свое имя оставил в веках. А если люди будут помнить тебя, то не забудут и меня» Через какое-то время отец Хуан устроил мою встречу с духовником королевы, они были как-то знакомы. Фернандо де Талавера свел меня с архиепископом и великим кардиналом Педро Гонсалесом де Мендосе, а уже он помог мне увидеться с добрым королем. Когда я вспоминаю через что пришлось пройти мне, что бы сейчас разговаривать с тобой здесь, вера моя говорит мне, что все это не могло быть напрасным.   А раз уж мы здесь давай договоримся, мы не будем толкать маятник судьбы, а просто последим за его ходом. Ты меня понял, Висенте?
Капитан кивнул и встав из-за стола протянул руку на прощанье.
- Хорошо, Адмирал, я все понял, единственное, что я хочу сказать на прощанье, я сам удвою награду тому кто первый увидит землю, но если он еще неделю ее никто не увидит мы повернем.
Адмирал пожал крепкую сухую ладонь капитана и твердо кивнул. Вдвоем они вышли на палубу усыпанную спящими телами матросов. Ночь шептала волнами, но разобрать о чем было невозможно. Адмирал и капитан на прощание обнялись и Висенте спустился в шлюпку. Пока в темноте были слышны удары весел Адмирал оставался на палубе прислушиваясь в себе. Воспоминания нахлынувшие во время откровенного разговора потихоньку отступали назад в темные глубины, а на поверхность вдруг всплыло чувство уверенности в правоте его дела.
Примерно в два часа по полуночи с Санта Клары прозвучал выстрел из пушки, знак того, что впередсмотрящий заметил землю.
                ***
   Как часто мы отступаем от намеченного курса в самый последний момент, когда вера нас покидает и отчаяние заполняет душу. Когда кажется, что все в мире против нас и путь уже не осилить. Только любовь самого близкого человека способна пробудить веру. А пробужденная, она помогает найти силы для продолжения борьбы. И совсем плохо если этой любви нет. Тогда человек падает, силы  и вера его покидают, а тело заболев умирает не оставив о себе и следа.