Василий Перов Тройка

               
     Есть художники, и даже очень хорошие,  талантливые, известные и знаменитые, иной раз прожившие долгую творческую жизнь, но остались в памяти людей благодаря  лишь одной картине. Нет, Перов, конечно, не из их числа. Но тем не менее при имени этого художника в голову приходит именно эта картина. «Тройка».

   Правда, полное название картины звучит так «Тройка. Ученики – мастеровые везут воду». А у  художника Перова  есть и много других замечательных картин.  Такие, к примеру, как всем известные, первыми приходящими на ум, «Чаепитие в Мытищах» или «Охотники на привале». И тем не менее «Тройка» первая в первом ряду.

    Почему? Да потому что надрыв сострадания в ней звучит как ни в одной из другой его картин. Дети – это святое. Это начало жизни. И всё наше человеческое существо направленно на то, чтобы это начало было защищено и ограждено от тягот нашей бренной жизни. Придут ещё эти тяготы. И кто с ними не знаком. Жизнь такова. Но до поры и времени надо защищать от них наших детей. Это в природе человеческой. Но не в природе общества, в котором живём. Такой грустный и жестокий парадокс. Оно, наше человеческое общество,  несовершенно и безжалостно. И по отношению к детям тоже.  Пример вот он, на этой картине. И не надо думать, что с тех пор положение сильно изменилось. Но об этом позже.
 
    Естественное и природное желание человеческое состоит в том, чтобы дитя наше  радовалось  уже одному только факту, что явилось на этот свет божий, что само по себе уже  дар бесценный.  И пусть эта радость будет радужной и безоблачной, пусть все боли и страдания, которые несомненно придут, как приходят к каждому из нас, минует их не ранее положенного самой жизнью срока.
 
    А здесь на этой картине мы видим  надругательство над святым. Сплошные детские слёзы. А вы помните про слезинку ребёнка, о которой говорил Достоевский. А здесь не слезинка. Здесь просто поток слёз. Кстати,  портрет Достоевского  висит рядом справа от «Тройки».

                *****
    Вообще то художника Перова, звали совсем не Перов. И по рождению он совсем не из простых. И был бы он дворянского звания по факту рождения. Бароном он был бы. Да вот случилась печальная нескладуха в жизни.  Родителем его был губернский прокурор барон Григорий Криденер. Представляете. Да только родился он незаконнорожденным.  А потом барон женился – таки на его матери. И были у него после этого братья и сестры, унаследовавшие от папы титул и фамилию. А вот Вася нет. Зато сегодня Василия Перова знают  все, а всех прочих Криденеров больших и маленьких – никто.

    Да ведь ничего нового в этом и нет. Вот и Фет был тоже незаконнорожденным. И Герцен тоже. Они должны были бы носить другие фамилии. Да что там. Сама прекрасная Елисавет тоже рождена вне брака. И только по этой причине не стала королевой французской. Хотел  папенька, будучи в Версале, выдать её замуж за Людовика 15. Да там в ответ на любезное предложение пардон сказали. И тем не менее все они, незаконнорожденные,  в жизни состоялись.  По самой полной.

    А почему же Перов? Первоначально мальчику дали фамилию его крестного отца. А потом, когда он подрос, его отдали в обучение местному дьячку. Обучал тот его и письму. Вася крепко и уверенно держал перо в руке, из-под которого выходил удивительный каллиграфический почерк. Ну дьячок и дал ему такое шутливое прозвище Перов. И как в воду глядел. Вырос из маленького мальчика великий художник с известной всем фамилией Перов.

     Я иногда задумываюсь о том, как и почему мы становимся в жизни теми, кто мы есть. Особенно это касается тех, кто стали знаменитыми и великими. Действительно, это зависит только  от таланта, данного от Бога, или от какой-то необыкновенной загоревшейся на небосводе  судьбоносной звезды , которая провела предсказуемо через трудности, тернии, страдания и терпение к вершинам славы? А может быть наряду с талантом, этому способствовал счастливый набор множества непредсказуемых случайностей?  Пойди - разбери. Это тайна, которая никогда не будет разгадана.

   Вот и несостоявшийся барон стал-таки, несмотря на все превратности судьбы, художником. И каким! А ведь был момент, когда молодой Перов уже учился в знаменитом Училище Живописи, Ваяния и Зодчества на Мясницкой, а папаша его разорился вчистую. И оставили его без копейки на жизнь. Он даже и угол не мог снять. И на одежду денег не было. Не было денег  даже и на кусок хлеба. Да вот судьба хранила. Сначала приютила его женщина, много старше его. Посмотрите его ранний автопортрет, и вы поймёте почему. А потом, и снова судьба, позвал его к себе домой, предоставив и кров, и стол, преподаватель того же училища Е.А. Васильев. Видимо увидел в этом студенте будущего большого художника.   Скажем ему спасибо. А то стал бы Перов простым учителем рисования где-нибудь  в провинции. Да и то в лучшем случае.
       
       Остался он в училище. Позже он был удостоен большой золотой медали. И это ему давало право на бесплатную заграничную пенсионерскую поездку. Женившись, он воспользовался этим правом. В зале слева от «Тройки» можно увидеть несколько его работ, написанных во время пребывания в Париже. У французов они, понятно, вызывают особое внимание. Но вот не жилось ему за границей, и даже в Париже. Он просится домой и пишет письмо  в Академию, в котором сообщает о своем желании прервать свое пенсионерство в Париже. Удивительно, что пишет этот полунемец. Вот прочтите:

    « Посвятить изучению страны чужой несколько лет я нахожу менее полезным, чем по возможности изучать и разрабатывать бесчисленное богатство  сюжетов  как городской, так и сельской жизни нашего отечества»

   Вот одним из таких его «сюжетов» и стала «Тройка. Ученики – мастеровые везут воду».  Эта картина произвела на всех огромное впечатление. За неё Перов был удостоен звания академика живописи. Ему было 33 года.

   А через три года Перов пережил страшную трагедию. В 1869 году сначала умерла жена. А потом вскорости Бог прибрал и двух его старших детей. За один год! Вдумаемся в это. Это трагедия его настолько потрясла, что больше он из страха не притрагивался к сюжетам, больно бьющим в самую сердцевину души. Одно дело прикоснуться к чужой боли чисто умозрительно, и совсем другое дело, когда эта боль со всею жестокостью щемит собственную душу. Чтобы не бередить незаживающую рану, он сменил тему. Через два года он, к примеру, написал своих знаменитых «Охотников на привале».

                *****
    Но вернёмся все-таки к ученикам – мастеровым. Перов написал на этой картине действительных, живых детей. Но особенно из троих обращает внимание наше мальчик, тот, что в середине. Перов  долго искал модель для задуманного ребёнка. И всё никак не мог найти. И вот однажды он увидел этого мальчика. На Тверской заставе ( ныне площадь Белорусского вокзала)   Он был не один. С матерью они шли вдвоём  на богомолье паломниками в Троицкую лавру. Путь не близкий. Когда-то и сам Иван Грозный шёл тем же путём. Три дня шёл. Весь в покаянных молитвах за не малые грехи свои земные.
 
     Художник предложил матери, за плату естественно, написать с её мальчика портрет. Мать долго отказывалась. «Грех это, батюшка – говорила она – Да сказывают, что от этого люди не только чахнут, но и умирают».

   Вот в этом месте надо остановиться. И подумать. Так как женщина была отчасти и права. Было такое суеверие. И были подтверждённые факты. Например у Репина была репутация «рокового живописца». Пришёл он однажды в больницу, чтобы написать портрет Мусоргского, а он через три дня и умер. И то же самое произошло и с Писемским, Пироговым, Тютчевым. Ну а самый впечатляющий пример – это его знаменитая картина «Иван Грозный убивает своего сына» Позировали ему два человека. Художник Мясоедов и писатель Гаршин.  Так вот художник тоже вскоре чуть не убил в приступе гнева своего сына, которого тоже звали Иван. А писатель сошёл с ума и бросился в лестничный пролёт, разбившись насмерть.
 
    Но художник нашёл слова, чтобы убедить женщину. «Да полно, говорит. Сказки всё это. Цари и архиереи позволяют писать с себя портреты».

  И это правда. Сам Первов написал столько превосходных портретов знаменитых людей своего времени. Рубинштейна, Островского, Майкова, Тургенева, Погодина, Даля и особенно Достоевского.

    А самый убедительный пример, по-моему, дал , не удивляйтесь, первый иконописец в истории - евангелист Лука.  Именно он дал нам первые изображения Богоматери. Все известные под именами Знамение, Умиление и Путеводительница. Он принёс их  ей с желанием узнать, угодно ли это Богоматери. И она ответила:   
 «Благодать Родившегося от Меня и Моя да будет с сими иконами».

  Он же, кстати, нам оставил и первые образы апостолов Петра и Павла. Словом убедил художник Перов женщину на позволение сделать портрет её мальчика. И в самом деле, если можно было писать портреты самих апостолов, то почему же нельзя никому неизвестному мальчику.
 
Во время сеанса тётушка Мария стала рассказывать ему о своём житье-бытье. О чем поведал нам много позже сам художник. Она рассказала ему, что схоронила мужа и детей. И осталось у неё одно утешение в жизни – вот этот мальчик Вася. И теперь шла она на богомолье в святую обитель.
 
     Портрет был сделан. Художник хорошо заплатил, и тётушка Мария с мальчиком Васей ушли. Картину купил Третьяков и повесил её там, где она висит и поныне.

                *****

    Прошло несколько лет. И вот однажды хозяин обширной частной коллекции стал замечать в упомянутом зале одну женщину. Она приходила сюда уже несколько дней и смотрела на полотно с несчастными детьми по нескольку часов, крестясь и творя молитвы, как перед иконой.

    А потом она пришла к художнику Перову. Он её не узнал – так она постарела. Она представилась и напомнила ему, что это она три года назад приходила к нему с сыном Васей. Она сказала ему:

   - Батюшка, сынок мой заболел в прошлом году. Оспой. И умер, - с трудом произнесла она. – Видать на то воля Божья.

    И что-то сжалось в груди художника. Вспомнил он, как отказывалась она от его предложение написать портрет мальчика. Вспомнил и почему отказывалась. И чувство вины наполнило сразу же его душу. Он виноват. Суеверие или нет, а всё исполнилось, как и было сказано. И уже от этого никуда не уйти.

    А далее она достала узелок, со старание развязала его и достала из него деньги.

  - Вот батюшка, распродала я весь скарб мой, скопила денежку и пришла купить картину, где списан мой Васенька.
 
  Художник в онемении смотрел на несчастную мать, потерявшую всех своих детей. И единственное, что у неё осталось теперь, это вот эта картина.

  - Эх, что же нам  делать теперь, картина уже не моя. Купили её.

   Они пошли вместе в галерею. В тот самый зал. И остановились перед картиной. Она всплеснула руками.

   - Родненький мой. Вот и зубик то твой выбитый. – И упала на колени в слезах. Стала она в глазах автора картины по его словам идеалом смиренной души и материнской любви.
 
    Сжалился художник, написал он копию лица Васеньки и отослал её матери, не взяв никаких денег.    Вот такая история. Не зная её, невозможно постичь весь драматизм, которым наполнено это изображение. А ведь большинство, если не сказать всем, из приходящих в этот зал, эта история неизвестна.

                *****   
   Но вот прошли годы.  Много лет. И я вновь смотрю на эту картину в глубоком раздумии.  Мне бесконечно жаль этих детей. До слёз. Мне жалко мальчика Васю, умершего безвременно. И мне тоже, как и неизвестному прохожему хочется подтолкнуть тяжеленную бочку. А ещё лучше бы и вовсе впрячься вместе с ними и хоть так им помочь. Да и у любого стоящего перед этой картиной появляется, я думаю, безотчетный похожий позыв.  Потому как это дети. А заняты они совсем не детским трудом. Им бы в школу ходить. Вот как на картине Богданова – Бельского «Устный счёт». А у них тут совсем другая школа. Школа на выживание. И не все её проходят. Иным и двойки ставятся. Вот как мальчику Васе, которого она выбила  из этой жизни.
 
   И когда я смотрю на картину, я невольно вспоминаю и Ваньку Жукова. И по всей видимости у каждого из троих нет того дедушки, которому можно было бы пожаловаться с надеждой, что он заберёт к себе дитё в родную деревню. А вот когда я смотрю на девочку, то вспоминаю и другой рассказ Чехова с его страшной историей. «Спать хочется» называется он.

     Можно вспомнить и ещё одного нашего классика. А вместе с ним  вспомнить и ещё одного мальчика, которого затравили насмерть собаками. По приказу барина – самодура, чью собаку несчастный мальчик нечаянно поранил камушком. Вы помните, что спросил брат Иван у послушника, смиренного и богобоязненного Алёши. А спросил он у него про то, что надо было бы сделать с этим жестоким барином. И смиренный послушник, не задумавшись ни на секунду, в порыве возмущения ответил. Расстрелять.
 
    Мы смотрим на картину, и не можем по мере погружения в тему, не проникнуться сочувствием к этим маленьким мастеровым. А дальше мы неизбежно должны прийти к вопросу жестокому и прямому. И мы обязательно его себе зададим. А кто же заставил  так страдать этих детей. Кто виноват в этом откровенном и неприкрытом воплощении зла.

   Можно, конечно, подумать о злобном и бесчувственном их хозяине. Были, наверное, и такие. Но по мне вопрос тут куда как более сложен. Потому как каждый из нас в отдельности не может без сострадания смотреть на "Тройку". Мы, конечно, не можем не сострадать этим детям, лишенным детства.  Мы все люди, в конце концов. Никого эта картина не оставит равнодушным. Ни сегодня, ни в те времена, когда она оказалась в этом зале.
 
    Но надо же идти и дальше. Ведь  тут же возникает и другой вопрос. Почему у каждого у нас в отдельности душа  болит от этого тягостного зрелища, а вот все мы, собравшись в одно  большое сообщество, именуемым государством,  допускаем возможность этого дикого ужаса. А это значит,  существует  огромный изъян в организации  этого сообщества, допускающее это бесчеловечное деяние по отношению к детям.
 
    И  не была ли революция к исходу семнадцатого года прямым следствием того, что мы видим на этой картине. Да, причинно следственная связь прямая. Потому как изначально главной побудительной идеей революции было огромное желание установление царства справедливости  в нашем сообществе.

    А сегодня разве это зло совсем уж исчезло. И наше сообщество человеческое далеко ушло в ликвидации этого зла? Ну да, конечно подобную «тройку» мы сегодня уже нигде и не увидим. А как с точки зрения морали нам нужно воспринимать положение, при котором нам предлагается время от времени  скинуться на пару миллионов рублей ради спасения одного пораженного тяжким недугом ребёнка. Частным, так сказать, порядком.

    А почему государство не озаботиться этим самым спасением одного из своих граждан. Пусть и очень мелкого. Или  для государства, воздвигнувшее совершенно недавно за многие миллиарды Ельцин – центр,  это очень обременительная  сумма? Или мы должны считать совершенно нормальным то, как два футбалера – миллионера заливают свой парижский позор в Монте-Карло немереным количеством шампанского? А за эти деньги, потраченное только на шампанское,  можно было бы спасти не один десяток детей. И это только два доказательства и неопровержимых обвинений нашей общественной морали. Вернее в отсутствии оной.  Да, представьте себе, некоторые скажут, что это нормально. Без этого нам никак нельзя. Потому как на том стоим сегодня. И не надо ничего менять. Потому как однажды уже попытались поменять. И к чему пришли?
 
   Видимо так же совершенно нормальным в те далекие времена, а именно в
1866 году, когда была написана картина, считали, что вот тащат в надрыве, выбиваясь из сил, детишки обледенелую бочку вдоль стен Высоко-Петровского  монастыря, ну значит так Бог судил.  Мне отмщение и аз воздам, сказано в Библии. Вот Бог сам и воздаст всем и каждому в своё время. А мы можем пока только посочувствовать.