Ботиночки на шнуровке из тонкой коричневой кожи

Лиду я увидел на корабле. Начальство организовало тусовку из нескольких отделов. Я её замечал в институте краем глаза, но никогда не подходил. Так, издалека мельком висок с завитком светлых, почти белых волос, узкие скулы и взгляд. Завораживающий взгляд прозрачных серых глаз, который как рентгеном просвечивал все изнутри. Тонкие щиколотки породистой скаковой лошади- мне требовалось время, чтобы потом прийти в себя. Немножко охладить свой пыл и не думать про неё постоянно. Выбросить её из головы.

На палубе наставили ажурной лёгкости столики, массивные коричневые стулья, закуску, выпивку. Среди обслуги маячил негр, чёрный как вакса. Высокий и весь в белом, звучала музыка. Солнце играло жидким золотом на тяжёлой тёмной воде. Такой редкий миг равновесия между светом и тьмой- шаг в сторону и всё, тёплая и вязкая ночная темнота. Все быстро опьянели. Лида ходила от компании к компании, нетвёрдо переставляла свои ботиночки на шнуровке под тонкими кобылячьими щиколотками, была уже пьяна как все.

Я смотрел, как она переходит от компании к компании, неумолимо как рок приближаясь ко мне. Даже хотел бежать и запереться, отсидеться за железной дверью маленькой кабинки корабельного туалета. Но почему-то не ушёл. Она робко подошла ко мне, о чём мы говорили, я практически не помню. Да, и неважно это. Она стояла, переминаясь с ножки на ножку, немножко пошатываясь. От качки, а скорее от вина, которого она выпила немного больше, чем нужно. Мне стало страшно. Я понимал, что сейчас уложу её в постель, но больше никогда к ней не подойду. Буду избегать, мне будет стыдно, неприятно и гадко. Как будто изнасиловал беззащитное дитя. Взрослый дяденька почти ребёнка с детским несформировавшимся тельцем.

Я взял её за руку и повёл в каюту. Там мы судорожно молча в темноте разделись прямо у дверей, перешагнули через ворох одежды на полу. Опустившись на колени, я долго при свете луны развязывал шнурки на кожаных модельных ботиночках. Пальцы не слушались, я взял её на руки и понёс в постель. Голую в чулках и этих дурацких ботинках из тонкой коричневой кожи. Потом ладонью зажимал ей рот, чтобы она не кричала. Когда она ушла, я оделся и вышел на палубу. Свесился через перила, чуть не кинулся. Представлял, как я сжимаю рукой тоненькую шейку, удерживая крик. Еле сдержал себя. Было совсем темно, шум двигателя, блеск воды, да жёлтый круг луны в чернильном небе.

На следующий день мне было плохо. Я взял пару дней отгулов и пил беспробудно в одиночку в квартире, валяясь перед окном на нагретым солнцем полу под белёный дуб. Просто всхлипывал и подвывал, благо никто не слышит. Пил до беспамятства, чтобы убить в себе адскую тоску, которую разбудила во мне эта девушка в ботиночках на шнуровке из тонкой коричневой кожи.