Игрища на даче, Убийство

Походила по библиотеке и, к неописуемой своей радости обнаружила роман «Мастер и Маргарита», его она читала в жутком журнальном издании, залезла с ногами на диван и погрузилась в самое своё любимое занятие – чтение романов.      
        И буквально с первых строчек Аня вошла в чудесный мир этого романа – она быстро поняла, что, фактически, и не читала его раньше, ей дали почитать роман на одну ночь – очередь на прочтение растянулась на несколько десятков человек. А разве можно было его читать залпом. Его надо читать медленно. С удовольствием. Смеясь, плача, ликуя. И ещё – в журнальной версии половина романа была попросту выкинута. И сейчас получалось, что читала его Аня заново.   
       «… - И доказательств никаких не требуется, - ответил профессор и заговорил негромко, причём его акцент почему-то пропал: - Всё просто: В белом плаще…

        …  в белом плаще с кровавом подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в открытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода  Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…».
        Не успела Аннушка дочитать эту фразу, как услышала, что к дому подъехала машина. Хлопнула дверь, и внизу раздались тяжелые шаги полковника. И почему-то, ещё не увидев даже его лица, по одной походке девушка поняла, что полковник решился на какой-то безумный шаг. Что она в ловушке и её ждет ночь насилия, унижений, боли и страха.
        Эти мужские жаждущие глаза, этот фанатичный блеск в них, эта всепоглощающая страсть. Неподвижный, полный черной похоти, взгляд и поцелуй в плечо, обжегший её кожу на балете в ложе Большого театра были только прелюдией. Аня чувствовала древним инстинктом женщины, что полковник обезумел от страсти, от долго сдерживаемых чувств, и сегодня она одна и беззащитна перед ним, а значит, он овладеет ею против её воли. И спасения нет!    
        Но самое отвратительное что,  потеряв невинность на даче Сандро и в его щедрых объятиях, она не знала других мужчин,  что-то мутное, неосознанное в ней тянуло её к полковнику. Какой-то особенный его запах что ли? Запах дорогого мужского одеколона, запах тела, запах порока. И то, что англичане называют очарованием безобразия. Да, её привлекало то, чем он сильнее Сандро – Сашка был и остаётся подростком, юношей – страстным, щедрым в сексе, любящим новаторство, но с ним не было ощущения сладкого порока. Они были два молодых, следующих естественному инстинкту, зверька.  А Геннадий Львович влёк её неизведанным, стыдным, темным грехом.    
      Он вошел в комнату с камином и сбросил с плеча на пол странную ношу.
     На Аню, оскалившись, смотрела медвежья морда. Его стеклянные глаза, полные муки,  словно говорили – « Я  родился в берлоге. Маленький, размером с пуховую варежку, медвежонок. Сосал жирное мамино молоко, играл на полянке  с сестрёнкой – детство было блаженством. Потом я вырос и стал огромным медведем, - грозой непроходимых лесов. Любил. Был любим. И вот, однажды зимой, когда я спал в своей личной берлоге, раздался шум, в мою надышанную темноту залез бело-рыже-черный зверёк.  От него неправильно пахло – не лесом и диким зверем, а чем-то человеческим. И он разбудил меня – я мог убить его одним движением лапы, но зверёк был шустрый и изворачивался, а я… я ещё не проснулся окончательно. И чтобы проучить наглого зверя я выскочил за ним на свет. И тут же ко мне бросились с лаем две мерзкие собаки.  А тот, кто осмелился потревожить меня в моём жилище, наглец, какой наглец!, стал бегать вокруг.  Лаять, кусать меня за ноги. Я завертелся, потерял бдительность… И вот я здесь!   
        Меня съели, моё мясо жарили над костром, а шкуру отдали одному человеку.  Он погрузил меня в чан с мерзким, вонючим раствором. Я долго там лежал.  Потом меня извлекли и мяли, мяли. Затем  вставили зубы и стеклянные глаза, расчесали шкуру и вот я – бывший гигант и хозяин леса - коврик у ваших ног, мадам.
        Аня словно услышала этот монолог. Она трепетала в предвкушении событий, которые должны произойти.  Не могут не произойти. Это – одиночество на старой даче, эти безлюдные места с высокими соснами,  с тяжко ворочающимся зимним морем, словно навевали наваждения – испытай ни с чем несравнимое удовольствие покорить взрослого, фантастически сильного и умного самца. Старого оленя, медведя, зубра. Сломанный нос, изуродованное лицо возбуждали Аню, да, да, это – «очарование безобразия» и она уже не могла противиться своим желаниям.
        Он подошёл к ней. Широкие плечи, рельефная грудь. Черный атласный халат. Он горячими руками стал расстёгивать Анину кофточку. Девушка стояла, словно загипнотизированная. Она силилась поднять руки и оттолкнуть полковника, но не могла. Она чувствовала его возбуждённое дыхание, и по её коже пробегали болотные огоньки. Кофточка отлетела в сторону,  он довольно улыбнулся, обнаружив под ней черный, с атласными чашечками бюстгальтер, который он сам, лично выбрал для неё в магазине «Берёзка» на Пятницкой.  Словно она жаждала секса и наряжалась для него. Затем  он расстегнул брюки, и они упали к её ногам. Она переступила через них, всё ещё заколдованная, не имеющая сил и воли разорвать этот круг бесовского наваждения. Колготки потекли вниз и он, став на колени перед ней, стал натягивать на одну ножку тонкий, похожий на черную ядовитую змею, чулочек с кружевными подвязками,  затем, уже жадно целуя её ножки, другой. На Анину шею он надел её жемчуга  и платиновое, усеянное мелкими бриллиантами сердечко сияло, мириадами разноцветных огоньков, как роса на солнечном рассвете.
        Они стояли друг против друга, и он стал нежно гладить её грудь – кожа оказалась на ощупь не хуже, чем на взгляд. Атлас! Чистый атласный шелк!
        Днём, после обеда в ресторане и прогулки по дюнам, он попросил Аню, подготовится к вечеру -  накрутить волосы на крупные бигуди, оставив, впрочем, плотную челку, потом начесать, уложить в небрежные всклокоченные кольца, сильно покрыть лаком, чтобы волосы на ощупь кололись. Она тогда подумала, что вечером они куда-нибудь отправятся вместе, и пожелание полковника исполнила безупречно.  А ещё он дал ей маленький флакончик дешёвых духов.
        - «Индийский сандал», - прочитала она этикетку.  - Это обязательно?
        - Что обязательно?
        - Пахнуть этой мерзостью.
        - Ты плохо усвоила уроки Марты Михайловны, - отчеканил полковник,  – ты должна испускать флюиды чувственности, сигналы секса, чтобы мужчина закипел от страсти. Была бы здесь Марта, то объяснила бы тебе, что этот запах, один их самых мощных приворотных  средств в арсенале женщины. Он действует на подсознание мужчины.  На его первобытный инстинкт. Так что капля сандала никогда не повредит.
        - Я поняла, - покорно сказала Аня, – а как себя чувствует Марта?
        - Она ничего больше не чувствует. Фрау изволит пребывать в шикарной вазочке в стене крематория.
        Аня молчала. Её покоробил цинизм полковника. Так говорить о великодушнейшем и милейшем создании. Ведь эта женщина скрасила старость его отца, и к самому сыну питала самые дружеские чувства. Даже помогала в работе.
        - Тебе не понравился мой ответ. – Констатировал Геннадий Львович. – Что я, таким образом, отозвался о своей мачехе.
        - А отчего она умерла? – Аня проигнорировала его слова.
        - Её давно уже преследовало серьезное заболевание крови.  И вот она ушла. Отлетела легко, как пушинка. Не знаю, с чего это я так грубо выступил. Я её искренне уважал.
        - Какое мне дело, как вы отзываетесь о  Марте Михайловне. Мои  чувства к ней неизменны. Она стала моим другом и наставником. Если угодно, она сделала меня другим человеком. Более совершенным, что ли?  - Аня смахнула слезинку с ресниц. – И я благодарна судьбе, что она подарила мне общение с таким светлым человеком.
        - Как трогательно! Помолишься за упокой её души перед сном.  – Почему-то рассердился полковник. – Но вернемся к нашим играм.               
       
        … И вот она стояла перед ним  в тончайшем белье,  в черных чулочках, в туфлях на высоченной шпильке.  Стояла, как статуя. Комната была освещена только свечами да алыми отблесками огня – в камине полыхали дрова. И вдруг Аня почувствовала, что ей становится смешно – так мрачно-торжественно полковник, обрядившись в черный шелковый халат, готовился её изнасиловать. Клянусь Люцифером – какая-то пародия на черную мессу – со стен комнаты скалились морды животных – волка, лося, лисицы. Теплятся красные, испускающие удушающий, колдовской аромат, свечи, огни в камине, словно пламень  Преисподни отбрасывают пляшущие тени на медвежий мех и кроваво-черный ковер. И музыка, соответствующая торжественности момента. «Реквием». Моцарт.
        Да ещё и эта шкура медведя на полу с оскаленными клыками!
        Анна вдруг расхохоталась.
        Полковник замер.
        - Всё так мрачно и многозначительно. – Сквозь смех произнесла она. – Ну, где же твои бумаги? Я должна буду кровью подписать договор с дьяволом?
        - Нет никакого договора. – Глухо произнёс полковник. – Тебе нет нужды подписывать такой договор, ты  сама – дьяволица!
        -  Мелко плаваешь! – С насмешкой сказала девушка, стряхивая с себя наваждение и видя перед собой всего лишь уродливого стареющего мужика – вон и наметился животик, на щеке порез от бритья, при улыбке во рту заметны два протеза – они отличаются от родных прокуренных зубов молочной голубизной.– А что кишка тонка, устроить эту похабную сценку в Домском соборе? – Она резко сняла его мгновенно ставшие тяжелыми руки со своей груди.
        - Пошел вон, ты мне противен! – Произнесла Аня тоном королевы.
        Но полковник уже обезумел от желания и унижения, и никакой тон не мог его отрезвить. Либо он совершит то, о чём мечтал с прошлого лета, что жгло его в ночной тишине раскаленными прутьями, что мешало нормально жить и грозило разрушить семью и карьеру. Но черт с ней, с семьёй, отец бросил мать,  не поморщился. На то они и бабы, чтобы их бросать! Но карьера? 25 лет беспорочной службы!  Малярия, подхваченная в Африке, треплет до сих пор. 
        И вот эта девчонка смеётся в глаза. Нет, не смог он её сломать! И эта была роковая ошибка утвердить для выполнения задания именно её.  А ведь кто-то из умных, знающих меру всему,  предупреждал, - «что это хуже преступления, это – ошибка».  Ты совершил непростительную ошибку. Эта девушка совсем неприручаемая. Она всегда будет добиваться своих целей, потому что не ведает сомнений в своём праве быть счастливой. Она слишком красива и легкомысленна.  Словно она знает, что укрыта волшебным, оберегающем её от любых напастей, плащом. Словно наперёд чувствует, что ей простят  любую провинность.
        Не бывать этому! Он её сломает. Она сейчас же признает в нем хозяина!
        Полковник резко бросил Аню на пол. Неустойчивые каблуки подвели, и  женщина упала на медвежью шкуру. И какая женская сила может противостоять разъярённой мужской?  Он навалился на неё сверху.  Никакой загадочности и утончённости - романтический антураж рассеялся, как дым. Не галантный влюблённый был перед ней, а похотливый кабан. Тяжело, как жирный боров, дыша, он стал срывать с девушки эфемерные тряпочки. Извиваясь под ним ужом и стараясь ударить его коленом по яйцам, она почувствовала на своей шее укус. Его губы  проехались по коже и остановились у соска. И он снова больно прикусил её кожу. Аня испугалась, что он, обезумев от страсти, откусит ей сосок. И тут расступился мрак, ослепительной вспышкой озвучив мысли полковника. Аня их услышала, словно он произносил свои мысли вслух.
        Заглянув к нему в душу, она с ужасом поняла, что ни в какую Европу она не попадет. Потому что перед ней безумный. Эти глаза убийцы, эти холодные глаза садиста. Он сотворит с ней самое страшное, что может сделать.  Замучает до смерти. Превратит в воющее от ужаса животное. Затем, вдоволь натешив свою плоть, убьет. Он убивал абсолютно невинных людей на черном континенте,  помогая одним людоедам скинуть других людоедов и усесться  на трон президента в микроскопической  африканской стране. Сам рассказывал. И сейчас её изнасилует, а потом, утром, опомнится и придумает, как спасти свою карьеру. Сделает так, что и следа от девушки не останется в мире. Вывезет её тело на машине в лес, закопает.
      Как он будет в заснеженном лесу рыть землю, Аня не думала.
      - Никогда - ни мама, ни Лариса, ни Сандро не узнают о её судьбе.  Да, именно так и будет.  Лесов вокруг навалом. Погрузит в машину и увезёт, да ещё при этом ни чем особенно не рискуя.  Кто осмелится остановить черную «волгу» с затемнёнными окнами и со специальными, известными каждому гаишнику, номерами.    
       Аня почувствовала, как его рука, раздвигает её ноги и он пытается взгромоздится на неё сверху. Он уже хрипло дышал, приходя в неистовое возбуждение, её сопротивление только разжигало желание. Она ухитрилась освободить руку и ударила своим слабым  кулачком по его сломанному носу.
      И тут он пришел в окончательную ярость. Вспомнил, что в молодости был боксёром. Конечно, он не хотел превращать в кровавое месиво такое прелестное личико, но сопротивление этой девки уже стало утомлять. Хорошо поломаться в меру. Он страстно, до дрожи, желает проникнуть в её влажную норку, а значит проникнет.  Пробьёт её до самого конца. Она ещё будет извиваться и стонать под ним. Будет! Будет!! Будет!!!
        И тут он почувствовал, что девица угрём выскользнула из-под него и в следующее мгновение на его голову опустилась кочерга. Мир поплыл перед глазами полковника и последнее, что он увидел, это оскаленные в сатанинском смехе зубы некогда убитого им медведя.

        Кочерга опустилась на голову человека с противным хлюпающим звуком. Он захрипел, по телу его прошла дрожь, он силился встать, но не смог, снова повалился на шкуру и затих. По меху стала расползаться кровавая лужа.
        Аня стояла обнаженная над убитым ею человеком и понимала, что её, в лучшем случае, ждет многолетнее заключение в тюрьме, или ещё хуже – в психиатрической клинике, где пребывают маньяки и маньячки, шизофреники и прочие психические ужасы.