Легенда

Ходит по свету легенда о том,
Что среди снегов и высот…
Стоит, стоит хрустальный Дом,
У которого солнце встает…

И если бы я не верил в чудо
Я бы жизнь прожил без забот...
Но я пошел искать этот Дом,
У которого солнце встает…

И шел я горами, покрытыми снегом,
Шел неделю, шел месяц, шел год,
Но я нигде не нашел этот Дом,
У которого солнце встает…

Ходит по свету легенда о том,
Что среди снегов и высот…
Стоит, стоит хрустальный Дом,
У которого солнце встает…
        Вольный перевод с английского песни «Дом восходящего солнца»


                В моей жизни, похоже, не осталось больше ничего. Вокруг вакуум, в душе полный мрак. На улице осень. Когда от меня ушла жена с детьми, а люди, которые назывались друзьями, перестали обращать на меня внимание и даже здороваться - на какое-то время я вздохнул свободнее. Вот только довольно скоро стал замечать, что и поговорить-то стало не с кем. Даже симпатичная Светочка из соседнего отдела, с которой мы имели довольно близкие отношения в последнее время, сначала перестала мне улыбаться, потом отвечать на мои звонки, а потом и вовсе сошлась с моим бывшим лучшим другом. Дольше всех продержалась кошка, что жила со мной уже бог знает сколько лет, по крайней мере, всем кто интересовался возрастом этого вредного, злопамятного животного последние лет шесть я отвечал что пятнадцать. Так вот это милое кривоногое существо с большим самомнением однажды утром не проснулось, оставив меня, таким образом, в крайней степени одиночества в неопрятной холостяцкой квартире посреди поздней осени. У людей нормальных такое состояние называется сезонной депрессией, но поскольку в последнее время вся моя жизнь превратилась в сплошную депрессию, сезонные перепады мне не грозили. Осень наступала с неторопливостью преследующего свою жертву маньяка из голливудского ужастика, жизнь представлялась мне затяжным, бредовым кошмаром, причем до такой степени, что даже мысль покончить с ней самостоятельно, была противна. Я, сидя на продавленном холостяцком диване, пытался понять, почему так  получилось. Почему на 36 году жизни моя жизнь вдруг разом ушла из под ног и превратилась в пыль. Подмывало разрыдаться, однако видимо человек так устроен, что лучше всего ему плачется, когда рядом есть кто-нибудь, кто может погладить по головке. Почему моя благополучная, даже сытая на взгляд большинства людей жизнь вызывала в моей душе протест? Почему я живу среди людей как в краю изгнания? И только один ответ удовлетворял всем этим «почему» - Видимо я такой человек. Однако сразу возникал другой вопрос: что мне такому теперь делать? Если я не могу ужиться в этом обществе, если я тут просто лишний! Однажды в юности мне доводилось решать подобные вопросы. Тогда я решил, что необходимо как-то приспосабливаться к окружающей действительности и сначала научился качественно притворяться, а позже кое-что даже перешло в устойчивые привычки. Однако переломить себя под давлением обстоятельств, до конца не смог. Эти противоречия между тем, что требовал от меня окружающий мир и тем, насколько многое из этого мне не нравилось, стали приводить к постепенному нарастанию внутреннего напряжения, и, в конечном счете, видимо к глубокому неприятию действительности и невозможности своего существования в ней. И вот теперь, когда, желая разрешения этого кризиса, решительно и окончательно сбросив маску, я снова остался перед миром голым, как танк Т-90 без навесной динамической защиты. Оказалось, что без нее я со своей шкалой ценностей еще менее вписываюсь в окружающую действительность. Для того чтобы выбрать верный путь, в дальнейшей жизни оставаясь собой и при этом не быть раздавленным реальностью, моей осиротевшей истощенной, лишенной защиты душе уставшей от постоянной войны с самой собой требовался отдых и отдых глубокий и срочный.
           Как известно зачастую качество отдыха напрямую зависит от материального положения. А с этим у меня тоже было не особенно хорошо. Вот тут-то я и вспомнил о своем давнишнем увлечении - мотоцикле. Был когда-то у меня «ВОСХОД», на котором я здорово отжигал по окрестным грунтовкам лет 20 назад. Проехать на мотоцикле тысяч - пять-шесть километров. Проветрить голову, ни о чем особом не думая. На пару недель убежать от всего, что так надоело в привычном окружении - что может быть лучше. А что не очень комфортно так мне не привыкать. Жизнь приучила не бояться ни холода, ни ветра, ни дождя, ни голода. Деньги кое-какие есть авось как-нибудь проживем.
Я быстренько приобрел пожилой, но вполне исправный «Урал» с люлькой. Благо их продается теперь множество и сравнительно недорого. Буквально в течение двух дней собрал кое-какое снаряжение, одолжил спальный мешок и большую палатку (маленькую не нашел). И пока до снегов оставалось больше месяца, сорвался в дорогу. Маршрут особо не намечал, просто определил, что на юг и покатил. Ехал бы я и сейчас, но на второй тысяче меня здорово утомил асфальт и решил я тогда срезать путь через эту…, провались она просеку! Место оказалось глухое - проселочная дорога, похоже, между лесозаготовительными делянками. Не сказать что непролазная, но после пары километров по ней меня встретила лежащая прямо поперек укатанной грунтовки узкая, метра два грязевая промоина. По бокам бруствер как у окопа. Решил я ее взять с хода - передачу вниз, газ до середины, Мотор ревет, влетаю в грязевую лужу и все! Передок мотоцикла уже вылезает на сухое, а заднее колесо зарывается в липкую как растопленный пластилин глинистую грязь! Колесо коляски увязает по ось, а заднее выше глушителей. Так я и приехал. Пытался вытолкать самостоятельно, но четыреста килограммов железа и снаряжения кто потянет? Уж и коляску разгрузил и ветки подсовывал - ничего не помогло, сидит мой конь как впаянный в эту жижу. Я бегал вокруг по колено в грязи весь в поту покрытый брызгами грязи с головы до ног. И ругался на чем свет стоит, и молился, и все приговаривал: «Хотел приключений? На тебе! На всю катушку тебе приключений! Чтоб жизнь медом не показалась! Умник уединения тебе захотелось? Получите молодой человек с кризисом среднего возраста! Вот тебе - сражайся за жизнь! Борись, если можешь! Ах, не можешь нечего тогда лезть, раз не твое! Ишь, на зеленя тебя потянуло. Правильно, что все тебя бросили - хлюпика. Гонору много, а как до настоящего дела так все приехали?!»  с такими восклицаниями я снова и снова с рычанием хватался за задний бугель и, срывая кожу на руках поднимал зад мотоцикла, пытаясь одновременно протолкнуть его вперед. Но колесо коляски не пускало, я не выдерживал и снова опускал ставшее мертвым железо в грязь. Я настолько вымотался после четырехчасовой борьбы, что, в конце концов, сел на пригорочке у лужи и зарыдал - в голос, по - волчьи подвывая на красное предзакатное небо. Над лесом сгущались сумерки. Начал накрапывать мелкий дождик. Мое вспотевшее тело стало замерзать, под кожей пополз болезненный озноб. Надежды выбраться самостоятельно у меня не было, оставалось ждать помощи у дороги. Но не рыдать же здесь под дождем сутки? Ждать так, ждать. Я быстро развернул и установил палатку между крупных деревьев. Накрыл бак и мотор мотоцикла химзащитным, длинным плащом. Забрался в палатку раскочегарил небольшой походный примус и, завернувшись в спальный мешок, задремал под легкий дождик, стучавшийся в натянутое полотно палатки.
                Утро началось с холода. Мое тело трясло крупной дрожью, внутри сидел озноб, а под плохо просушенной одеждой кожу покрывал холодный липкий пот. Ну, все - подумал я: дорогая точно, не узнает какой танкисту, был конец. Голова болела страшно. Однако шевелиться было необходимо. Я, качаясь, добрался до мотоцикла. Дождь прекратился, но в воздухе висела осенняя холодная сырость. Трясущимися руками вынул из рюкзака аптечку, принял таблетки аспирина и бисептола. Голова прояснилась еще на полпути к палатке. А когда я снова провалился в полудремотное состояние - уже не ощущал ни головной боли, ни вообще своего тела. Вытащил меня из тьмы какой-то неожиданный, неуместный звук. С трудом, разлепив глаза я смутно различил перед собой шевелящееся белое пятно. Сфокусировать свой взгляд я так и не сумел, но ощутил легкое, уверенное прикосновение сухой ладони к своему разгоряченному лбу. От этой ладони исходила такая успокаивающая прохлада, что я снова погрузился в сон. Следующий раз я всплыл из небытия, уже с ясным разумом. Открыл глаза, огляделся. Я в своей палатке. Ветер спокойно колышет полог и внутри гуляет свежий ветерок. Сквозь распахнутый вход в палатку виделись верхушки деревьев и крепкая мужская спина сидящего у палатки человека. Я попробовал поднять голову - получилось. Мозги работали исправно, боли не было ни в единой клеточке организма. Я поднялся на четвереньки, откинув спальный мешок. Обнаружил что раздет до нижнего белья, а одежда сухая и чистая лежит, аккуратно вычищенная свернутая в уголке палатки. Я облачился и вышел на солнечный свет узнать, кто же меня так облагодетельствовал. Первое что я увидел, - мой мотоцикл по-прежнему сидит в грязи, там, где я его и оставил. А рядом спиной ко мне сидит у небольшого костра широкоплечий мужчина в потертой ветровке. - День добрый обратился я к нему. Он повернулся. И тоже поздоровался. Меня поразила его внешность. На вид ему было лет 60-70. Гладко выбритое лицо, спокойные добрые глаза, уверенные движения, но при этом было в его лице нечто неуловимое, что превращало его в Лик! Говорил он приятным как будто специально поставленным негустым басом. С таким тембром на берег накатывают волны в небольшой шторм. Оказалось, он возвращался с женой из очередного объезда своей леснической территории, когда натолкнулся на мой мотоцикл. Меня сжигаемого высокой температурой и жестокой лихорадкой, свернувшегося калачиком внутри палатки, они как могли, поставили на ноги. Однако болезнь еще не покинула мое тело и старик, я бы даже сказал старец, пригласил меня к себе в домик, что расположен неподалеку - сходить в баньку передохнуть, окончательно выгнать хворь. Я естественно согласился, однако посетовал, что мотоцикл по-прежнему сидит увязший в грязи. Ну, это не беда вдвоем мы его легко вытащим - заверил он меня и спросил, достаточно ли я хорошо себя чувствую, чтобы продолжить путь? Я чувствовал себя просто превосходно, и если что меня смущало, так это то, что вынужден воспользоваться помощью пускай крепкого, но все же пожилого человека.
 Однако вдвоем мы действительно вытолкнули мой механизм из грязевого плена без особых усилий. Грязь плотно набилась под крыло мотоцикла, трава намоталась на кардан плотной сеткой, а заднее колесо вместо спицованого превратилось в дисковое. Все пространство между спиц было забито плотной грязью. Ничего, решил я, прокачусь по проселочным кочкам, грязь сама отвалится, когда высохнет окончательно. Оказалось дедушка, Федот объезжал свою территорию верхом на вороном коне, что, радостно помахивая густой гривой и хвостом, прибежал на мощный как паровозный гудок свист хозяина. Мой «конь» тоже отозвался на мои действия бодрым голосом. немного времени ушло чтобы сложить и упаковать свои вещи и скоро мы уже добрались до просторного но скромного обиталища моего спасителя. Здесь не было ничего лишнего. Все постройки рационально расположены на небольшом дворике. Все чистое и ухоженное, хотя и старое, что тоже заметно. Над небольшой бревенчатой банькой клубился дым. Федот объяснил, что жена поехала вперед и приготовилась к встрече. Пока мы пристраивали свои транспортные средства, к нам вышла его жена. Эта женщина поразила меня еще больше чем ее муж. Это была крепкая, стройная женщина небольшого роста, но с очень ладной фигурой привычной к физическому труду женщины. Ее фигуре могли позавидовать многие молодые женщины. Возраст отчасти выдавали морщины на лице. Но при этом оно сохранило необычную для своего возраста свежесть, а голубые глаза просто светились изнутри умом, лаской и пониманием! Таких старушек невозможно встретить в городе. Какой же красавицей она была в молодости, подумал я. Старик увидел мою реакцию, улыбнулся, похлопал меня по плечу, проходя к жене. Мол, не ты первый так на мою старушку вытаращился. Обнял ласково жену за плечи и пригласил меня в дом. Первым делом жена усадила нас за стол неторопливо и вкусно накормила. Сама за стол не садилась. Все хлопотала вокруг нас. Кроме этого, мня, смутило то, что женщина все время молчит. Дед же пояснил, когда она вышла, что в войну немцы ее пытали, и теперь она онемела на всю жизнь. Язык на месте, связки работают, а говорить разучилась. После сытного обеда она убрала со стола, накрыла чай с ароматными домашними пирогами и добрым дровяным самоваром в центре стола. Они сели рядом, напротив меня и старик начал расспрашивать меня о том кто я такой, откуда, куда держу путь. Беседа шла, размерено и неторопливо. В компании этих милых людей было так уютно и комфортно, как будто я оказался дома. Я узнал, что дед Федот и его жена Лада живут здесь уже очень давно, ведут свое хозяйство. Дети давно выросли, выучились и разъехались по всей стране иногда приезжают с внуками и правнуками. Детей у них было восемь человек, пятеро мальчиков, да три девочки. Сами они еще в силе и работают. Жизнью довольны. В районном центре почти не показываются, хотя старый ГАЗик исправно их возит, если надо куда. Этот газик я видел в его гараже, когда туда пристраивали мой «УРАЛ». Это был ГАЗ-67Б защитного цвета с брезентовым верхом. Этот механизм, верно, служил хозяевам с военного времени и при этом хорошо сохранился. К людям, которые подобным образом содержат технику, да и хозяйство тоже, невольно проникаешься увежением и глубокой симпатией.
         После приятной беседы мы с хозяином попарились в бане, из которой я вышел как заново родившимся. Ощущение было такое, что каждая клеточка организма дышит, светится изнутри и радуется жизни. Все тело было глубоко расслаблено. После бани снова сели за стол пили квас, разговаривали. За разговором меня неожиданно сморило. Даже не заметил, как погрузился в глубокий спокойный сон. Когда проснулся на мягкой постели, под душистым пуховым одеялом стало стыдно. За широким окном стояло раннее утро, но  со двора уже доносились звуки хозяйственной деятельности моих неутомимых хозяев. Весь этот день я решил отрабатывать гостеприимство. И целый день посвятил, помогая в повседневных делах этой приятной пары. За этот день мы с дедом Федотом напилили Электрическими пилами огромные бревна, потом он уехал по делам, а я наколол огромную поленницу дров к зиме. Ходил с молчаливой улыбчивой бабой Ладой за водой к дальнему ручью, помогал в домашних заготовках. Короче в конце дня когда сели ужинать после захода солнца я не чувствовал себя бездельником. К тому же было приятно выполнять эту простую, но необходимую работу. Даже решил, что это лучше чем пролеживать целые выходные перед телевизором. В конце вечернего разговора я сообщил, что намерен завтра в середине дня тронуться в дальнейшую дорогу. Старик обещал проводить до дороги и рекомендовал проверить мотоцикл перед выездом.  Он сказал, что как раз собирался завтра повозиться в гараже и пообещал помочь, если возникнут какие-либо вопросы. На том мы и разошлись. Я заснул, как только голова моя опустилась на мягчайшую подушку. Проснулся я очень рано, однако старики уже хлопотали во дворе. Сначала я бодро принялся помогать им, а потом переключился на свой аппарат. Прежде всего, не торопясь, и тщательно его вымыл. Самым трудным, оказалось, вычистить грязь между спиц заднего колеса. Она настолько уплотнилась, что пришлось сковыривать ее отверткой и молотком. Все-таки качественная у нас грязь! Такую грязь нестыдно и за границу продавать вместо цемента, например. Проверил свечи, прерыватель, отрегулировал опережение зажигания, карбюраторы, сменил масло, даже снял и почистил головки цилиндров, а раз снял, то уж и притер поизношенные клапана. У деда в гараже был немалый  комплект инструментов и приспособлений. Поэтому работа шла довольно легко и быстро. Сначала мне часто приходилось консультироваться с предусмотрительно захваченной инструкцией по эксплуатации, однако позже необходимость в этом отпала. Вся конструкция двигателя и других агрегатов как бы открылась перед моим разумом. Я видел перед собой не болты и детали, а  какбы осязал и направлял сами процессы, протекающие во взаимодействии деталей. Проверка и регулировка при таком подходе превратилась из рутинного вращения гаек в творческий процесс, приносящий удовлетворение. Этому еще, наверное, способствовала атмосфера несуетливой дружественности, окружавшая меня в этом доме, вселяющая в душу глубокое спокойствие. Таким образом, к середине дня я уже был готов возобновить путь. Мы тепло попрощались с женой хозяина, она по матерински обняла меня и, хотя я был на голову выше, умудрилась погладить меня по голове сверху вниз и молча благословила в дорогу. Не знаю уж, правду ли пишут во всяческой околонаучной прессе про экстрасенсов энергетику и прочее, но я почувствовал, как в моей душе поселилось нечто бесконечно доброе и нежное как котенок и в тоже время несокрушимо сильное как стихия. Это ощущение так впечатлило меня, что в порыве благодарности я едва не расплакался. С трудом подавил этот порыв, и только прямо глядя в ее ясные, ласковые глаза глубоко до земли поклонился этой русской Женщине. Пока я заводил мотор, Федот по-молодецки вскочил в седло и ждал у ворот, на своем нетерпеливо переступающем с ноги на ногу подтянутом коне. Уже выезжая из ворот, я последний раз взглянул на Ладу. Она стояла, сложив натруженные руки на животе, слегка наклонив голову на бок, и только ободряюще кивнула мне на дорогу.
                Мы довольно быстро проскочили с Федотом лес и выехали на опушку леса у  оживленного шоссе. Он слез с коня подошел ко мне, предложил сесть - ему нужно сказать мне нечто важное на Дорогу. Мы присели за небольшой столик под легким навесом, что стоял у выезда на трассу. Он долго молчал. Потом начал говорить медленно как раскручивающийся тяжелый маховик. Передать его слова сложно. Он много говорил. Часто за знакомыми словами, мне с трудом удавалось проследить его мысль. После этого разговора, который, прежде всего, открыл мне газа на мой собственный мир, у меня осталось впечатление, что  я разговариваю, по крайней мере, с вечно живущим ангелом, если не с одним из древних языческих богов, Велесом, например! Уже в конце, заканчивая свой странный монолог, он рассказал мне легенду.

            Очень давно, когда люди только-только стали осознавать данную им от рождения великую силу созидать и разрушать. Среди простых людей рождались люди, которым боги и судьба давала больше сил и разума, чем остальным представителям человеческого рода. На таких людей, как правило, ложились самые трудные и ответственные задачи. От этого их жизнь превращалась в бесконечную цепочку тяжелых испытаний. Про таких говорили с сочувствием - «Много ему боги дали, значит тяжелую судьбу  приготовили!». Однако, иногда и лучшие семена могут попасть на каменистую почву и не дать всходов - не все могли справиться с таким даром. И чтобы заставить достойно нести этот груз боги лишали слабых духом тени, если они не оправдывали подаренных им богами больших, чем у большинства возможностей. Вместе с тенью такие люди теряли покой и мир в душе и обречены были скитаться по свету одинокими, искать свою смерть и любовь и не найти их, до тех пор пока силы природы не снимали с человека проклятие бессмертия.  Вернуть же свою Тень, можно было лишь ценой больших испытаний и душевных мук закаляющих душу, а часто только после свидания со смертью. Для многих такое испытание становилось непосильным. Но прошедшие его обретали неистребимую силу души, которую передавали потомкам. Ведь по настоящему силен не тот, кто не упал с тяжелой ношей, а тот, кто сумел подняться после падения. Еще возвращали тень как награду тому, кто находил в том сумрачном, диком мире светлую истинную любовь и мог сохранить сам и поделиться с остальными этим огнем души. Без которого Мир - обречен. И это испытание оказывалось самым сложным, ибо требовалось победить самого трудного противника - самого себя. С тех пор прошло много веков. Старые боги канули в вечность и забыты людьми. И это справедливо, но законы созданные чтобы помочь Человечеству выплавить из Мира необходимости и разума Вселенную свободы и любви, действуют и в современном Мире. И я по его словам как раз из тех людей лишенных Тени за слабость духа. И все мои беды призваны воспитать мой дух, вернуть свою тень и этим разжечь маленький костерок надежды среди Тьмы и хаоса. Жить тогда не станет легче, но чего-то прибавится в этой жизни такого, ради чего она собственно возникла и без чего угаснет бесследно. Я ничего не ответил на эти речи, только поблагодарил за прием. А он глядел на меня ясным проникающим в душу взглядом и видел, что я принимаю его за сумасшедшего старика свихнувшегося в лесной глуши на старости лет. Однако он просто попросил запомнить его слова. Отвязал коня и лихо, вскакивая в седло, крикнул, - «Прощай» и, не оборачиваясь, неторопливо скрылся под ветвями, которые как мне показалось вежливо расступились перед умной мордой его коня нечеловечески черной масти.
           Мороз пробежал по моему позвоночнику. Я еще полчаса просидел на месте и размышлял о том, что говорил этот странный дедушка. Потом решил, что нужно двигаться дальше навстречу судьбе, а там пусть произойдет все, что должно произойти. В конце концов - мое меня не минует! С такими мыслями я устроился поудобнее на спине своего коня, который за последние дни стал мне родным домом и выехал на широкую трассу. Первые километры я напряженно ждал, когда же на мою неокрепшую душу и слабое тело обрушатся страшные испытания. Но я пролетал километр за километром, а испытаний все не было. Постепенно я успокоился и стал, расслаблено прислушиваться к песне, которую пел мне под летным шлемом осенний боковой ветер и дорога, летящая под колеса неровной, ухабистой полосой. К вечеру я уже был далеко от того леса, сумерки постепенно закрыли все вокруг, я включил фару и еще долго ехал по какой-то гладкой, но видимо второстепенной дороге, поскольку встречные машины попадались крайне редко. Я уже присматривал в стороне от узкой дороги подходящее для ночлега место и стал понижать передачи, когда неожиданно при переходе на вторую рычаг сцепления в моей руке дернулся и перестал сопротивляться пальцам. Я плавно сбросил газ и спланировал к небольшому уширению дороги, возле бетонной коробочки остановки автобусов местного сообщения. У меня оборвался торс сцепления. Что ж не беда. Запасной у меня с собой был. Ночевать только придется в не очень удобном месте, ну да мне не привыкать. Я забросил спальник на скамеечку остановки и залез в него, предварительно разувшись и сняв верхнюю одежду. Странно, но я снова хорошо отдохнул за ночь и даже проснулся раньше, чем на остановку пришли самые ранние пассажиры. Пока не взошло солнце, я успел закусить мягкими лепешками и запить их вкусным и бодрящим напитком из черноплодной рябины из тех небольших, но питательных запасов, которыми снабдила меня в дорогу Лада. Язык не поворачивался называть ее бабушкой.
        Трос я заменил довольно быстро. Но вот завести мотоцикл почему-то не удавалось. Ситуация становилась крайне неприятной прошло уже полдня, а я все не мог понять почему при мощной искре и исправных карбюраторах мотор не желает подавать даже малейших признаков жизни. Я уж разобрал клапанный механизм, но и там не обнаружил криминала. Я как раз сидел на расстеленном коврике перед разобранной левой головкой цилиндра и задумчиво глядел в камеру сгорания, когда за моей спиной скрипнул тормоз.
Задумчиво оглянувшись, я увидел как с аккуратного, сверкающего полировкой мотоцикла с надписью STEED на бензобаке слезала стройная молодая женщина. Она была одета в элегантный, мотоциклетный костюм из белой кожи. Я даже поднялся навстречу, когда она, обходя мотоцикл, изящным движением сняла с головы шлем, открывая милое лицо, обрамленное густыми светлыми волосами. Пока я на нее таращился, как на приведение она уверено представилась и сразу начала расспрашивать, в чем проблема. Я, отвечая на ее вопросы, описал состояние своей техники. А компрессию смотрел? Деловито спросила она. Вот про это - то я как раз и забыл! Хотя куда бы она могла подеваться Клапана я проверял и у лесника и сейчас, а что еще может быть не так?. Быстренько собрал головку под ее пристальным взглядом - опытного механика. Чувствовал себя, как будто сдаю экзамен на знание матчасти БТРа, а сзади каждое движение контролирует ротный зампотех. Когда закончил, моя добровольная помощница вежливо отстранила меня, и сама принялась исследовать внешние признаки неисправности. Сразу же, стройной ножкой в обутой в элегантный мотоциклетный сапожок на небольшом, но изящном каблучке покрутила пусковую педаль, - победно повернулась ко мне и без объяснений велела снова снимать головку цилиндра. Интересно ее муж не в танковых войсках ли служит! Снял. Оказалось у меня повреждены алюминиевые прокладки между головкой и цилиндром. Я честно говоря растерялся. С чего бы они так быстро «кончились»? Да и где их искать эти фигурные детальки из тонкой алюминиевой фольги, посреди дороги? Однако пока я размышлял и прикидывал - нельзя ли как-то восстановить старые. Елена принесла с обочины пару больших алюминиевых банок из-под пива. Ничего себе, - подумал я, откуда ж такие женщины берутся? Мы споро и без суеты смастерили какое-то подобие прокладок при помощи складного универсального инструмента, «лайтерман» кажется, который висел у нее на поясе. Во время работы она объяснила, что если я снимал головки для профилактики, то необходимо было поставить новые прокладки, да еще протянуть головки после 100-150 километров дороги. А старые да еще не протянутые прокладки естественно быстро прогорели. Я уже который раз за сегодняшний день собрал головку. И что вы думаете? Мотор завелся с полнажатия на стартер! Пока мы отмывали руки из канистры, что болталась в моей коляске, познакомились заново. Все-таки совместная работа сблизила. Я счел возможным выразить свое восхищение по поводу ее знаний в такой специфической области как устройство отечественного мотоцикла. Она же скромно пожала плечами и сообщила, что в том детдоме, где она росла, был кружек мотоциклистов. С ними занимался немолодой мужчина, увлеченный мотоциклами до состояния, граничащего с помешательством. Он учил ребят вождению, учил ремонтировать мотоциклы. Даже организовывал небольшие пробеги по окрестностям. А ей в то время замкнутому и неприкаянному подростку, к тому же заикающемуся занятия в этом «кружке» помогли найти себя. Новое увлечение настолько захватило ее, что она перестала обращать внимание на издевательства подружек и снисходительное отношение ребят, среди которых даже малышня поглядывала на нее свысока. Она быстро освоила основные навыки ремонта практически всех отечественных мотоциклов, чем завоевала серьезный авторитет, не только среди ровесников, но и среди ребят старших классов. Потом она научилась классно водить мотоцикл, даже участвовала в любительских соревнованиях по триалу и мотокроссу. Руководитель, по первости тоже скептически относившийся к перспективам этой упрямой выскочки, («что женихов искать туда пришла», как шушукались за спиной ровесницы) со временем потеплел к ней душой, защищал перед особо достававшими парнями. Одного даже чуть не выгнал из секции. А прозвище у нее сформировалось как бы само собой - «Сестра». Так вот она и выросла среди мотоциклов. А когда они уже учились в старших классах у их руководителя «Михалыча» неожиданно заболело сердце. Они часто приезжали к нему в больницу на своих мотоциклах, и однажды он рекомендовал ребятам поставить председателем клуба ее - «Сестру Елену». А во время операции он умер. Она после этого еще три года руководила клубом. А вот теперь работает в комитете по молодежи в областной администрации, занимается трудными подростками. Кстати и сейчас едет в один из лагерей в глубине коломенских лесов, где отдыхают на летних каникулах ее подопечные. А на самом деле зовут ее не Елена, а Алена и это имя, данное при рождении, ей нравится больше. Мне же о себе и рассказать было нечего, да и на мотоцикле новичок. Кто я для нее такой сильной и красивой. И хотя я был старше нее лет на восемь, чувствовал себя рядом с этой молодой, состоявшейся, уверенной в себе, энергичной женщиной - неуверенно, как закомплексованый, застенчивый мальчик. Оказалось, что она уже почти приехала, осталось каких - то километров 150. Она была бы рада как-нибудь прокатиться вместе в небольшое путешествие, чем немало мне польстила - значит, не такой уж я и зануда каким представлялся себе. Но я, честно говоря, не видел перспектив в нашем общении, живем в разных городах очень далеко друг от друга, даже мотоциклами я не увлекаюсь серьезно. Некоторое расстояние, до пресечения трассы с какой-то второстепенной дорогой, мы проехали вместе. Перед тем как разъехаться мы обменялись номерами телефонов и адресами на всякий, как говориться случай. Я был уверен, что перспектива встретиться вновь, похоже, нам не грозила. И я, в течение следующих нескольких часов одинокого движения по петляющей среди лесных массивов неширокой ровной дороге периодически ловил себя на том, что почти огорчен этим.
           Вскоре, однако, мне стало не до размышлений. Сначала слева протянуло удушливой гарью, потом вся дорога укуталась густым смогом. Мне пришлось включить фару. Но ее свет рассеивался во все уплотняющемся белом дыму буквально в двадцати метрах перед мотоциклом. Так я проехал еще десяток километров, натянув поднятый воротник свитера на рот и нос. Навстречу потянулся длинный поток машин. А я вскоре уперся в пробку перед загораживающими проезд патрульными машинами. В этом месте лес немного отступал от дороги и здорово поредел. Соответственно удушливый смог здесь немного разогнало ветерком. Автомобили нехотя разворачивались и уезжали искать объезд. Я же решил немного передохнуть и узнать в чем дело. Пристраивая  мотоцикл на обочине, обратил внимание на стоящий среди машин ГАИ, пожарников и скорой помощи одинокий мотоцикл без коляски. Это был белый спасательный «Урал» с огромными чемоданами на боках со звездочкой МЧС. Я на правах брата по колесам подрулил прямо к нему. Высокий, жилистый мужчина в форме спасателя что-то подкручивал в моторе. Я вежливо поздоровался. Он повернул ко мне обветренное лицо, окинул понимающим взглядом мою технику, кивнул. Потом оторвался от своего занятия и сообщил, что рад видеть брата по колесам в такой глуши. Еще он сообщил, что в лесу сильный пожар ждут прибытия тяжелой техники и вертолетов. Получалось, мне нужно было разворачиваться, как и всем и двигать в объезд. Уяснив ситуацию, я поинтересовался, не знает ли он, где я могу приобрести новые прокладки под головки, ибо сейчас хромаю на пивных банках. Он с сожалением сообщил, что вообще-то в лесу есть небольшой лагерь для трудных детей. Там как раз сейчас отдыхают две смены детишек из детских домов. У них там хорошая секция мототуристов, ездят на стандартных и кроссовых «Уралах» у них наверняка нашлись бы. Тревога сдавила мне дыхание. Только сейчас там очень жарко продолжал он. Пожар идет в сторону лагеря, а пробиться туда сейчас невозможно - колонна с техникой подойдет минимум через два часа, за это время всякое может произойти. Так что рекомендовал он мне - ищи в другом месте. Меня уже била нервная дрожь. Ведь, похоже, Алена двигалась в этот лагерь, только другой дорогой. И что сейчас с ней? Впрочем, наверняка ее так же тормознут ГАЙ цы - успокоил я себя. Слушай,- снова обратился я к спасателю, а там сейчас серьезно? Он помрачнел - кто его знает. Но судя по обстановке серьезнее некуда. Лагерные постройки старые в основном деревянные, средств пожаротушения – минимум. Если сами не выберутся, мы их живыми врятли достанем.
                Я отошел от него. Меня трясло. В голове поселился туман. Просто так уехать? А что я могу? Сознание услужливо нашептывало - уезжай, куда ты лезешь, здесь профессионалы работают и если они ничего не могут, то ты-то куда? От таких размышлений внутри разгорелся стыдливый зуд. Уехать. Потом все забудется, все равно я не мог ничего сделать, зачем мучится. Я присел на свой мотоцикл. Спасатель подошел ко мне.
- Слышь брат, одолжи мне мотоцикл. Ничего себе подумал я,- и поглядел прямо в его глаза. Ему было неловко, он не рассчитывал на успех, но во взгляде горели искорки решимости и надежда на последний безумный шанс - «А вдруг…!».
В моей душе неожиданно стало холодно и спокойно, мой голос дрогнул, но я честно спросил, ощущая бегущие по позвоночнику мурашки - ТУДА? Он только кивнул. - Зачем? Он нехотя объяснил, что там при секции есть небольшой гараж, в котором по слухам стоял бортовой КрАЗ лесозаготовителей и еще какая-то старая техника. Ей периодически пользуются, и вроде бы она в рабочем состоянии. Если пробиться туда, можно завести машину и вырваться с детишками в кузове. Я тоскливо посмотрел на верхушки деревьев, вспомнил, как еще маленьким мальчиком лежал на диване с книжкой и мечтал кого-то спасти, вытащить из огня, защитить от хулиганов…. Как тоскливо было в пресной повседневности, и как сладко сжималось молодое  сердце при взгляде на киноэкран и на строчки книг,  где сильные люди совершают благородные, красивые, романтичные  глупости. А читал я тогда Экзюпери - «Соблазн это желание уступить доводам разума, когда спит ДУХ» было написано там. Вспомнил я и то, как часто в уже взрослой «большой» жизни, вкрадчивому и рассудительному внутреннему голосу удавалось отбить желание поучаствовать в некоторых рискованных мероприятиях очень весомыми аргументами.  Я развернул плечи, выпрямил спину, позвоночник хрустнул. Посмотрел ему в глаза, и спокойно сказал: «грузи в коляску огнетушители, и поехали. Вместе!» После этих слов как будто сорвалась с шептала боевая пружина. Сначала был мат, добротный, шестиэтажный! Нас не пускали. Однако у МЧС свои начальники, связаться с которыми не удавалось. В результате вся ответственность легла на Серегу - спасателя по прозвищу - «Луц». Мы быстро выкинули мое барахло из коляски, и начали, было запихивать туда большие порошковые огнетушители, когда пожарники приволокли двух баллонный пенообразователь на телеге. Его мы прикрутили как прицеп проволокой к задней балке рамы коляски. Собирались спешно - подгонял адреналин. Я уже завел мотор, когда Сергей, перед тем как прыгнуть на заднее седло пожал мне руку и извиняющимся тоном пояснил, что у его мотоцикла видимо, поврежден запорный клапан карбюратора - бензин переливается из поплавковой камеры. Неважно, - кивнул ему я -вижу, что сам не можешь.  Луц пристроил готовый к работе, большой баллон огнетушителя между собой и коляской,  и я плавно повел мотоцикл в сторону укрытого дымом леса.
                Только въехали в дым, пришлось включить фару, мутный свет которой прыгал впереди по почти неприметной тропинке. Полагаясь в основном на интуицию, чем на смутные образы мелькающих по бокам стволов и кустов, я постепенно осваивался в новой среде и постепенно прибавлял скорость. Иногда нас здорово кидало на незамеченных мной глубоких рытвинах и стволах небольших деревьев, лежащих посреди тропы. Я постепенно расходился и вел мотоцикл все нахальнее и быстрее, уже лихо, маневрируя при объездах препятствий неожиданно возникавших из смога. Вскоре дышать даже через повязки на лицах стало невозможно. Мы вынуждены были надеть специальные фильтрующие противогазы с большим толстым стеклом, раньше я такие видел только в заграничных фильмах. Если станет совсем плохо, у Сергея были про запас две изолирующие маски. Снова тронулись, и я сразу прибавил темп. Мой пассажир не сидел мешком, при резких маневрах грамотно вывешивался в нужную сторону и оттягивался если мы проскакивали грязевые низины, демонстрируя опыт и сноровку. Мы уже неслись со скоростью километров 50 в час, полагаясь только на инстинкт и косвенные ориентиры. Общее направление удавалось сохранять благодаря прекрасному знанию местности моим пассажиром. Воздух стал накаляться, и дым стал подниматься выше. Теперь можно было, как-то глядеть вперед метров на пятнадцать и я совсем остервенев  еще прибавил скорость. С обеих сторон между деревьев стал мелькать огонь. Мы же старались не глядеть туда, откуда огонь брал нас в кольцо. Летели стоя на подножках, почти не огибая препятствий, не замечая мелких веток, что низко свисали над дорогой, перекрикиваясь на ходу. Огонь подступил совсем близко, мы обливались потом, иногда сверху сыпались горящие небольшие ветки, колеса мотоцикла перемалывали пожухлый подлесок и тлеющую траву. Мы проскочили серьезный вираж вокруг массива тлеющих кустов и мелких деревьев с поднятой коляской. Тропа скрылась за дымом, Луц хлопнул меня по плечу и сквозь рев мотора крикнул, что впереди овраг, а за ним мы упремся в асфальтовую полоску и нужно свернуть на нее. Я привстал на подножках и увидел, что огонь практически пересекает тропу, которая  ныряет вниз. Над самым спуском, поперек дороги, на уровне фары нависает нетолстое горящее деревце. Чтобы не застрять в той низине среди огня я должен был взять разгон. Видя такое дело, оборачиваюсь и во весь голос кричу назад  - Пригнись! Он спрашивает - Что? Пригнись!- ору снова. Он не слышит делать нечего, времени уже нет. Я последний раз срывая горло гаркнул ВНИЗ! Перекрестился и, прибавив газ, нырнул под ветровой щиток. Мотор взревел, мотоцикл сделал попытку выпрыгнуть из-под нас и нырнул в овражек. Горящее поленце скользнуло по щитку над моей головой, полетели искры, громыхнул привязанный пенообразователь. Мы вылетели на небольшую, но крутую насыпь мотоцикл тряхнуло на переломе, переднее колесо на мгновение повисло в воздухе. Я увидел, что асфальтовая полоска слишком узкая, и мы сейчас с разгона влетим в стену огня на противоположной стороне. Я не успел ни о чем подумать, руки и ноги все сделали сами. Я вывернул руль в сторону от коляски до упора и сбросил обороты двигателя, при этом сгребая рычаг переднего тормоза. Мы просто обязаны были перевернуться через коляску. Я уже почувствовал, что заднее колесо поднимается в воздух, а весь наш экипаж заваливается на правый бок, упершись передним колесом в мягкий от жары асфальт. Пытаясь бросить свое тело назад и влево, я заметил, что голова Сереги, в белом шлеме спасателя, находится между мной и бортом коляски, и даже успел удивиться, как он все-таки успел увернуться о того бревна. Я уже приготовился группироваться, слетая с мотоцикла в горящие кусты, но что-то внутри заглушило инстинкт самосохранения. Нас выручил пенообразователь. Когда мы вылетели на насыпь он лихо подпрыгнул, а после того как я резко переложил руль, его пронесло по воздуху через дорогу и он, закрутив нас, помог развернуться буквально на месте вокруг переднего колеса. При этом, свесившись с другой стороны насыпи, притянул нас вниз, чем не позволил полететь кувырком через коляску. Луц как раз разгибался, когда заднее колесо вернулось на асфальт. Мотоцикл страшно громыхнул меня пнуло под пятки, так, что едва не катапультировало с подножек, но удержался едва, не порвав локтевые связки на правой руке. Чтобы ухватить курс резко прибавил  обороты и плавно стал отпускать сцепление (когда только успел выжать?) Заднее колесо пошло буксовать по мягкому асфальту, оплавляя и без того нагретую резину, но мотоцикл рванулся по плавно загибающейся асфальтовой дуге, ловя заданное направление. За спиной ожил спасатель: Прокричал (как у него голосовые связки не порвутся так орать?!) Что за поворотом почти сразу ворота лагеря. Однако впереди творилось что-то страшное. Море огня справа переплескивалось через дорогу над нашими головами. Жар шел такой, что приходилось отворачиваться и смотреть вперед боковым зрением  от правого рукава моей куртки воняло паленым. На крыле коляски краска начала пузыриться. Дороги впереди было метров 300, но вся она была сплошь завалена головешками, горящими ветками и крупными головешками, которые продолжали лететь сверху. Понимая, что это финишная прямая, я выкрутил ручку газа, привстал на подножках и не обращая внимания на пекло и препятствия ринулся вперед. Мотоцикл, сметая мелкие преграды, громыхая и подпрыгивая на крупных неудержимо несся вперед! Правое бедро жгло, начала пузыриться краска на бензобаке, но сзади полетела струя белого порошка. На моих глазах выступили слезы - бедро обожгло ледяным холодом. Молодец ЛУЦ - вовремя саданул из огнетушителя! Я на секунду отвернулся от дороги показать ему большой палец - мы вылетели с заносом на прямую. Но дорогу перекрывал небольшой суходол, всего два - три метра, перекрытый легким деревянным мостиком. Пред ним справа была охваченная со всех сторон огнем лужа расплавленной смолы – бывшая асфальтированная стоянка для личного транспорта (на которой торчали обугленные останки автомобилей), прямо перед мостиком поднимались легкие ворота с небольшим висячим замком. Мостик с правой стороны уже практически сгорел, относительно целой мне виделась только крайняя левая доска - она еще не полностью обуглилась. Расстояние оставалось совсем маленьким, я, не раздумывая, дернул руль, вправо поднимая груженую коляску. До сих пор не могу понять, как я тогда успел выровнять мотоцикл прямо перед той досточкой, но проскочил препятствие чисто. Ворота, сваренные из стальной полосы, нависли над нами. Чтобы не вмазаться о них в лоб я дернул руль влево с одновременным сбросом газа. Но руль не послушался меня. Ветровой щиток из оргстекла расплавился окончательно и липкой массой накрыл переднюю часть мотоцикла, почти заблокировав руль. Однако за счет резкого торможения двигателем мы все же немного развернулись и врезались в ворота внешней скулой коляски, снесли незапертый (слава Богу) навесной замок вместе с половинкой ворот и вращаясь, скрипя дымящимися шинами по асфальту замерли на площадке за воротами. Сюда огонь еще не добрался. Огня на внутренней территории еще не было, здесь было относительно безопасно. Пока я оглядывался по сторонам,  Сергей давно соскочил с мотоцикла и обработал из огнетушителя правый бок мотоцикла и мою тлеющую местами одежду. Потом извинился и указал на оторванную с одного конца ручку пассажирского сидения. Ого, - подумал я, глядя на оборванный стальной трос толщиной с мизинец, - душевно прокатились, однако! Мотор, как ни странно после всех передряг исправно бубнил на холостых оборотах, хотя рука, приложенная к картеру коробки передач не могла стерпеть температуры. Единственная не деревянная постройка в центре небольшой территории лагеря был административный двухэтажный корпус, туда мы и направились.
                В коридорах и холле находилось около сорока испуганных, хмурых детей в возрасте примерно  от 9 до 16. Войдя, мы наиграно весело и громко поприветствовали это собрание. Толпа зашевелилась, загомонила, многие поднялись нам на встречу. Они думают, что опасность миновала, что пришли, наконец, эти покрытые сажей взрослые дяди, которые наверняка знают, что делать и теперь все будет хорошо. А мы шли мимо них на второй этаж, и отводили взгляд от их горящих надеждой глаз. Мы то знали, что самое главное и страшное только начинается.
                На втором этаже из кабинета директора раздавались негромкие голоса. Все разом затихли, когда мы с ног до головы, покрытые сажей с масками, болтающимися на шее и запахом гари, вошли в просторный чистенький кабинет. За столом сидели шесть женщин разного возраста. После паузы все начали говорить одновременно, откуда-то появились стулья и пластиковая бутылка минеральной воды. Только сейчас, глядя на пузырящуюся прозрачную жидкость, я понял, как хочу пить. Однако унял нервную дрожь и заставил себя спокойно налить воду с чистый стакан и медленно выпил его мелкими глотками. Потом также поступил Сергей. Мы продолжали молчать, до тех пор, пока все вопросы, разбившись о наше молчание, не отпали сами собой. Сергей видимо собирался с мыслями, а я просто не знал, что могу сказать этим растерянным, испуганным женщинам, на которых рухнула такая ответственность. И сейчас эта ответственность незримо переползала на нас. Сергей встал и четко как на войне объяснил ситуацию и изложил план действий. Все выглядело, словно нас прислал с инструкциями если не лично министр по ЧС, то, по меньшей мере, штаб по разрешению кризисной ситуации.
    Нас выслушали в полной тишине. Когда Сергей закончил, две женщины готовы были разрыдаться, а одна находилась, похоже на грани паники. Сергей (снимаю пред его выдержкой шляпу) с каменным лицом еще раз всех обвел оценивающим, твердым взглядом, под которым даже всхлипывающая нервная красотка подобралась. Старшая из женщин - видимо директор лагеря благоговейно предала нам ключи от гаража. Мы вышли, и они сразу потянулись вслед за нами. Молоденькая девушка, что прижимала пропитанный слезами и соплями вышитый платочек к перекошенному судорогой рту шла прямо за мной. Я повернулся к ней и уверенным, спокойным голосом поинтересовался, не приехала ли к ним на мотоцикле «Сестра Елена». Девушка удивленно подняла на меня глаза и спросила, откуда я знаю Алену Александровну. Она даже престала кривиться от сдерживаемых рыданий. Настолько была удивлена. Потом робко и торопливо (потому что мы уже спускались к детям на первом этаже) сообщила, что они ждали ее сегодня, но она так и не появилась. Меня обеспокоил такой ответ, хотя, вроде бы явного повода для волнений не возникло. Руководство осталось объясняться с детьми, и организовывать их эвакуацию. Мы же со спасателем занялись техникой.
          Воздух во дворе был горячий и сухой. Мы видели, что с той стороны откуда мы приехали путь был уже отрезан огнем, да и с Южной стороны огонь здорово приблизился. Деревянные строения в западной части лагеря уже горели. Если прорываться, то либо через южные ворота, от которых дорога поворачивала на восток и по большой дуге уходила через пока не занятую огнем территорию к шоссе (видимо туда, где мы расстались с Аленой). Либо разрушив бетонный забор, на восток, прикрываясь со спины лагерными постройками прямо через лес между двумя рукавами охватывавших лагерь с огненных валов. Но тогда потребовалось бы прокладывать дорогу через лес.
Когда тяжелые ворота огромного ангара со скрежетом распахнулись, мы со спасателем даже переглянулись и на наших обильно припудренных пеплом лицах появились неосознанные улыбки. Внутри большого ангара построенного еще в Хрущевские времена, видимо для хранения какой-то крупногабаритной военной техники. Царил удивительный порядок. На поворот рубильника охотно откликнулись ярким светом из под потолка большие ртутные лампы. В дальнем углу тускло заблестели запыленными спинами массивные тела больших дорожных машин. А большая часть ангара была грамотно разбита легкими перегородками на отсеки. В них либо стояли мотоциклы, либо располагалось оборудование и станки для их ремонта, обслуживания и подготовки к соревнованиям разношерстного мотоциклетного парка. Спасатель сразу забеспокоился о складе горюче-смазочных материалов. Но это потом, а пока мы прошли через чистенькое помещение к забытым большим машинам. Именно они должны были обеспечить спасение людей. Среди тяжелой техники выделялся  огромный грузовик КрАЗ на широких шинах низкого давления, за которые он был прозван в народе «Лаптежником».  Серега сразу вскарабкался на высоченный бампер и залез под капот. Со стороны это выглядело будто он влез в разинутую пасть огромного  реликтового аллигатора. Мое же внимание привлек старый и довольно побитый механизм под названием БАТ-М. С ним у меня были связаны самые теплые воспоминания. В свое время, осваивая саперное дело я немало потренировался на таком же, а потом еще и прослужил почти полтора года, пока не пересел на новенький ИМР-2. Но старый надежный как пистолет Макарова БАТ был мне как старый боевой товарищ. Фактически это огромный гусеничный бульдозер с ходовой частью, двигателем и трансмиссией от танка Т-62. На нем установлена кабина и капот автомобильного типа, только пошире. Спереди был установлен широкий и высокий двухотвальный бульдозерный нож похожий на острый нос корабля. Я сразу залез в кабину, осмотрел рычаги управления приборы - прямо как домой попал, все знакомо все под руками. Слазил в аккумуляторный отсек, аккумуляторов не было. С тем же подбежал и Сергей. Если уж у них тут все такое образцово - показательное, то наверняка здесь должна быть комната для обслуживания аккумуляторов, где и должны храниться все наличные батареи, если конечно наши не выбросили, за давностью лет. В процессе поисков мы обнаружили и сарайчик с надписью «склад ГСМ» (горюче-смазочных материалов). Тоже пригодился. Комната действительно отыскалась. Замки не стали большим препятствием на нашем пути. Если с горючим проблем не возникло, бочки с топливом и ручной насос мы быстро перекатили к машинам, то аккумуляторы находились не в лучшем состоянии. Удалось собрать только один приличный комплект. На вторую машину мы могли поставить только изношенные и полу разряженные батареи емкости, которых не наберется на запуск холодного мотора. Я сразу вспомнил, как мы в армии однажды заводили с толкача танк - взвод бойцов с ломами, вставленными в ведущие катки, машина стояла на небольшом уклоне… и ничего, заводился как миленький. Картинка, правда, со стороны была та еще…! А БАТ - то почти вдвое легче танка, всего-то 28 тонн! Однако Серега предложил завести сначала тягач, а потом  им толкнуть грузовик. Светлая голова. И вот я сижу за рычагами в родной кабине. Тело и руки сами находят необходимые кнопки и тумблера (вот уж не думал, что когда-нибудь мне пригодятся эти навыки). И вот удар ладонью через плечо по включателю «Массы» (очень уж у них тугая кнопка)  Приборы на панели оживают. Пальцы привычно перебегают по кнопкам: Короткий сигнал (Серега аж присел от мощного гудка в замкнутом объеме), загудел маслонасос, стрелка манометра нехотя поднялась до деления «8» и указательный палец не спрашивая разрешения у головы, утопил кнопку стартера. Доли секунды пауза, потом шевеление под кабиной и неожиданно резкий грохот ожившего дизеля. Из выхлопного коллектора сразу пополз сизый дым. Дизель уверенно и басовито «дышал» на холостых. Нравится мне эта машина все - таки! Настоящий ЗВЕРЬ! Я дал ему немного прогреться и включил гидравлику бульдозерного ножа - РАБОТАЕТ! Как же приятно управлять мощным, послушным, надежным механизмом. Тяжелая машина, лязгая гусеницами, аккуратно пробралась к воротам и замерла перед КрАЗом.  Троса не было, но на спине у моего тягача установлен небольшой подъемный кран, крюком которого подтащили КрАЗ к воротам, а я подрулил к нему сзади. Пришлось, правда, попотеть, очень уж тесно стало в этом ангаре. Я уперся острием «корабельного» носа в раму КрАЗа и аккуратно стал отпускать главный фрикцион (у автомобилей на этом месте сцепление).   КрАЗ нехотя дернулся пару раз, чихнул в выхлопную трубу, но нехотя заурчал. Весь двор был уже засыпан пеплом. Огонь переступил черту бетонного забора лагеря и медленно приближался к центру, медлить было нельзя.
  Над грузовой платформой КрАЗа был установлен брезентовый тент. Плохо. Но лучше чем открытый кузов. Решили, что забросим туда пенообразователь и раздадим огнетушители. Я же возьму в кабину пару порошковых огнетушителей. Эх мне б еще помощника рядом, чтобы контролировал обстановку вокруг. Да где ж его взять. Решили, что будем прорываться прямо через забор. Серега поведет КрАЗ с людьми. А я проложу дорогу БАТом. Когда мы подъехали к административному зданию, то внизу уже стояли, сбившись в кучку, и дети и преподаватели, или  как их там называют? Воспитатели что ли. Все они были явно в состоянии нервного перевозбуждения. Они громко друг друга успокаивали, часто смеялись излишне громко и часто невпопад, изредка кто-либо из них выбегал посмотреть насколько близко подобрался огонь. Мне они напомнили стадо полевых сусликов во время степного пожара - стоят кучкой и рады бы убежать, но не знают куда, а вожака нет. Появление нашей громыхающей, лязгающей, дымящей техники явно подняло их настроение. Я сразу поставил БАТ носом к бетонному забору. Сергей организовывал посадку людей, а я и пара пацанов - добровольцев прикатили к машинам мой мотоцикл с огнетушителями и привязанным к нему пенообразователем, который сообща затащили в громадный кузов грузовика. Мотоцикл я все-таки закатил в холл административного здания - вдруг уцелеет. Бензин слил в канистру, которую поставил подальше под лестницу. Все свое невеликое туристическое барахло перекинул из коляски в просторную кабину БАТа. Перед тем как покинуть помещение что-то толкнуло меня погладить мотоцикл по фаре и баку. За время дороги мы сроднились и мне было стыдно  бросать своего боевого товарища. Ничего подумал я, коль будет на то божья воля, то мы обязательно свидимся и обязательно закончим нашу дорогу.
Когда я скрепя сердце вышел на улицу Сергей заканчивал инструктаж пассажиров. Людей набился полный кузов. Одного крепкого паренька он посадил к себе в кабину с огнетушителем. Мне достался огнетушитель, начатый Сергеем во время прорыва на мотоцикле. Все сборы закончены, мы со спасателем согласовали наши действия. Он пристально поглядел на меня, потом обхватил крепкими пальцами мое предплечье возле локтя, я вынужден был сделать то же самое, и наши руки прижались венами в оригинальном рукопожатии. После чего он хлопнул меня по плечу, и мы разошлись по машинам. Я хорошенько угнездился за рычагами поднял водительскую секцию лобового стекла, дал сигнал, услышал ответный гудок КрАЗа. Включил пониженную передачу и двинул оба рычага управления вперед. БАТ без особого напряга проломил бетонный забор и двинул прямо на стоявшие стеной деревья. Огонь полыхал и слева и справа, но до него было еще далеко. Оставалось надеяться, что эти две огненные реки сойдутся не  раньше, чем мы успеем прорваться к дороге. Эх, жаль у спасателя, нет радиосвязи. Наверняка зная место, где мы будем прорываться нас могли бы поддержать с другой стороны! Да и судьба Алены меня почему-то беспокоила. Ну, нет, так нет. Моя тяжелая машина уверено врезалась в подлесок и начала размерено валить и раздвигать на две стороны лес и кусты. Я старался держать нож так чтобы он не зарывался в землю, но и высоко его не задирал, стараясь задавать направление примерно посередине незанятого огнем коридора. Мы прошли уже почти сотню метров, и я выключил пониженную передачу. Так скорость движения будет побольше. КрАЗ переваливаясь через пеньки и вывернутые стволы, благополучно шел за мной. Здесь до дороги на прямую было километра три. С такой скоростью нам туда тащится минут сорок - час. А огонь впереди уже заметно сходится. Но   быстрее я не могу, если только лес поредеет. Но стволы как, на зло попадались старые и крепкие. Машина вздрагивала при встрече с каждым деревом, натужно ревела, переваливалась с боку на бок. Иногда приходилось опускать нож, чтобы сравнивать небольшие овражки или срезать крупные  неровности. Грузовик сзади полз с черепашьей скоростью, когда доберемся до асфальта, он сможет разогнаться до 80 километров. Видимо БАТ придется оставить у дороги, а мне перебираться к ним, но там посмотрим. Тягач шел все тяжелее, воздух в кабине накалился,  пот заливал глаза…. пепел засыпал стекла. Хорошо, что я догадался поднять водительскую секцию лобового стекла, а то дворники почему-то не работали. Я хотел, было открыть люк в крыше, но передумал. Сверху мог залететь не только пепел, но и горящие головешки. Как там тент у грузовика? Я присмотрелся к зеркалу заднего вида пока подпалин вроде невидно, но обстановка опасная, огонь приближался к нам быстрее чем мы к дороге. Пройдя с километр, мы натолкнулись на довольно глубокий овраг с ручьем на дне. Он был кончено уже, чем противотанковый ров, но грузовик врятли его перепрыгнул бы. Пришлось потратить лишние полчаса на выравнивание дороги. За оврагом лес был помоложе, деревья стояли не так плотно. В общем, я прибавил газу  и перешел на вторую передачу. Дело пошло веселее. Скорость выросла до двадцати километров в час. Так мы довольно бодро проскочили еще километра полтора. И тут началось. Я еле успел выжать тормоз и главный фрикцион, как прямо перед ножом моего тягача с грохотом рухнуло первое горящее дерево. Все-таки тормоза у танка крутые, меня бросило вперед. Ребра  обожгло болью, а на глаза кроме пота закапала кровь из большой ссадины на лбу. Видимо я достал головой переплет кабины. Оглянувшись на КрАЗ, я боковым зрением заметил падающий прямо на мою кабину справа длинный ствол. Я не успел еще повернуть голову обратно, а левая нога уже бросила педаль сцепления, а правая вдавила лапоть газа в пол. БАТ буквально прыгнул вперед, горящее дерево шарахнуло по машине где-то в районе выпускного коллектора, полетели искры. Я дернул рычаги на себя, но не тормозил. КрАЗ сзади тоже судорожно дернулся, но тут же разметав горящие ветви проскочил сквозь огонь, я было снова начал равномерное движение, но пришлось снова ускоряться чтобы проскочить под очередным падающим стволом. Становилось жарко не только в прямом, но и в переносном смысле. Представляю, каково сейчас людям  в кузове грузовика. Когда от огня тебя отделяет тонкая просвечивающая стена из не очень натянутого брезента, а пол под ногами прыгает и дергается. «Прорвемся! Ребятки»,- нашептывал я, прибавляя газ. До дороги совсем немного и жалеть машину уже не стоило. Огонь находился от моих бортов буквально в трех - четырех метрах. Из кузова КрАЗа полетели клочья пены и белого порошка, видимо начал тлеть тент. Впереди я увидел две новости хорошую и еще хуже. Дорога уже была видна впереди, но нос моего боевого тягача отделяло от нее метров пятьдесят сплошного огня. У меня было время испугаться. Сердце екнуло, в голове снова засуетились мысли бросить все выскочить из этой железной коробки и бежать без оглядки подальше от проклятого места, где кругом, огонь, страх, риск и этот запах. Запах моего панического страха. Руки затряслись, а из-под прикрытых век просочилась совсем не мужская слеза, рот начал кривиться от рыданий. Я чувствовал, что еще немного и мой страх пред этой стихией сожрет меня изнутри. А пламя спереди вставало и закручивалось, танцевало прямо за стеклом моей такой маленькой слабенькой гусеничной жестянки  с полутора сотней литров горючего в баках нахально надвигающейся под нависающую  огненную стену. Но сзади, в одной связке со мной ползет сорок жизней… . Из моего нутра вырвался крик отчаяния переходящий в звериный рев. Моя человеческая сущность съежившаяся было где-то на дне сознания, вдруг отчаянно встала во весь рост и гаркнула: «Помирать! Ну так Помирать!» Трясущиеся руки сжали рычаги. Я, кажется, еще что-то шептал и приговаривал, но внимание уже сосредоточилось на управлении: «Так, чуть-чуть приподнять нож загородить от огня радиатор и стекло, прибавить газ но передачу пониже - невидно какой там рельеф. Кашель этот достал - рвет горло. Эх, кажется, там снова насыпь, да и кювет наверняка - грузовик быстро не выберется, а ему здесь ползти нельзя вспыхнет как костер.   Значит, нож вниз и срыть все в ботву! Тогда ГАЗУ, ГАЗУ!» БАТ, крупно вздрагивая, погрузился носом в пламя и попер напролом, закручивая впереди пласт земли вместе со всем, что попадалось под нож: кустами корнями деревьями. Огнь шумел впереди и с боков кожу пекло саднила разъедаемая соленым потом рана на лбу отчаянно ревел двигатель. Я, стиснув зубы, глотая сопли и слезы, пытался каждой клеточкой своего тела прибавить мощности машине. Вдруг БАТ сильно тряхнуло: «Кювет! А дальше НАСЫПЬ! Тогда срочно нож вверх, а то все снесет» Нос моего механизма задрался, и мы вылетели на мягкий асфальт, выворотив целый кусок дорожного покрытия. На той стороне дороги огонь был слабее. Я моментально дернул правый рычаг на себя. Бульдозер лихо закрутило на размягченном асфальте. Мне хорошо было видно как между двух огненных стен набирая скорость рванулся КрАЗ. И еще было видно, что коридор, проложенный мной слишком узок для него. Тент, который уже был в подпалинах, вдруг разом вспыхнул. Мне показалось сквозь рев огня и моторов я услышал страшный многоголосый вопль. Снова мои руки сделали все раньше, чем пришла команда от запоздавшего сознания. Педаль газа в пол! Ювелирно отрабатывая тяжелыми рычагами, мне удалось подхватить в заносе тягач и буквально спрыгнуть с невысокой, но крутой насыпи прямо в огонь навстречу и правее горящего грузовика. Из него летели струи белой пены и порошка. Свалив своей массой несколько горящих стволов, БАТ рухнул о землю тяжелым ножом, после этого подушка водительского сидения лягнула меня под седалище с такой силой, что я перелетел через рычаги и снова врезался головой в переплет кабины. Как гласит старая десантная присказка - «Были бы мозги - было бы сотрясение». Судорожно дергаясь, ревя мотором и лязгая мой верный механизм пахал землю и расширял коридор для летящего навстречу, отстреливающегося во все стороны из огнетушителей КрАЗа. Когда он пролетел мимо меня, я снова дернул на себя правый рычаг разворачиваясь за ним. Мой правый борт лизал огонь. Глаза залитые жгучим потом и липкой кровью различили слева пропаханную мной тропинку в море огня, и я уже продумал что прорвался, когда услышал сзади лязг выпрыгнувшего на дорогу тяжеленного грузовика. Но вдруг, из правого гидроцилиндра, что вдавливал нож в землю, вырвалась и мгновенно вспыхнула струя темного масла из гидросистемы. Эта струя огня как из огнемета облила капот. Горящее масло залетело через поднятое стекло в кабину. На мне загорелись и штаны и куртка. Мне показалось, что вспыхнула вся кабина изнутри. Я заметался в тесном пространстве судорожно схватил огнетушитель и зажав клавишу углекислотного огнетушителя в кулаке стал поливать белой струей все, что было в кабине и себя самого. Запахло кислым, руки и тело обожгло холодом. Вдруг безумное шипение огнетушителя оборвалось. Остался только рев танкового дизеля да победный голос огненной стихии. Видимо мечась по кабине, я задел один из рычагов и БАТ, развернувшись в лево от огня и вынес меня на середину коридора пропаханного мной для грузовика. Почти не соображая, я двинул оба рычага вперед и снова выпрыгнул на асфальт. Впереди краснея габаритными огнями, уже валил по шоссе грузовик. Тента на нем почти не осталось, резина дымила, в удаляющемся кузове заметив меня, вскочили несколько человек и заорали, широко разинув рты. Вспыхнули стоп-сигналы. Но я дал, как было условлено перед выездом два длинных гудка, Сергей понял, стопари погасли, и грузовик присев на корму прибавил скорость. Стоять здесь было нельзя. Огонь по-прежнему полыхал по обеим сторонам от асфальта. Только тут было пошире, да огня на правой стороне было поменьше. Я поднял бульдозер, но масло из пробитого правого сальника уходило. Я понимал, что когда все масло в баке гидросистемы кончится, гидроцилиндры не удержат нож и он упрется в асфальт, мешая машине двигаться вперед. Но пока я прибавил скорость и резво покатился за удаляющимся грузовиком. Снова на мои легкие обрушился кашель, куда-то затаившийся во время прорыва, тело заныло, организм запросил воды. Одежда на мне была порвана и обожжена. Я засыпал пеной из огнетушителя все нутро кабины руки, и тело местами побелели в тех местах, где соприкоснулись с холодной струей и холодным металлом. Но БАТ лязгая траками по размягченному асфальту легко шел вперед унося меня от огненного безумия. Тряска и жара помогли немного оправился от пережитого. И когда огонь немного расступился и впереди замаячили красные мигалки пожарных и ГАИ, а нож уперся в грунт я сообразил развернуть БАТ задом и благополучно выехал к людям на большое шоссе. Спасательная и пожарная техника только - только подтягивалась. Огромные машины готовились к пенной атаке, бульдозеры выстраивались перед штурмом. Вдалеке было видно, как удаляется колонна тяжелой техники в сторону поста, откуда мы со спасателем тронулись в свое опасное путешествие. Мой залитый маслом обгоревший разбитый БАТ среди этой чистенькой, ухоженной техники выглядел как матерый ветеран среди «зеленых» новобранцев. Когда я вылез из кабины ко мне уже бежал Сергей. Вокруг вообще собралось много народу. Все галдели, детишек выгружали из высокого кузова. КрАЗ тоже выглядел впечатляюще: широченные покрышки еще дымятся, кабина в саже, кузов закопчен, а от новенького тента остались только стропы, да несколько обгорелых тряпок болтающихся на ребрах каркаса. Сергей стоял передо мной и только качал головой. Мы оба были перемазаны так, будто чертей в аду гоняли, а я так вообще полуголый. Ко мне уже пробились молоденькая санитарка с суровой докторшей и поволокли в сторону медицинского УАЗика. Там уже развернули палатку с красным крестом и толпились спасенные детишки и руководство лагеря. Они тоже выглядели не для приема в кремле. Но шума тут было еще больше. Кто - то тихо рыдал обнявшись кто-то наоборот надрывно, истерично смеялся. Люди были еще в состоянии глубокого стресса. Когда я проходил мимо раскрасневшийся от возбуждения красотки что была на грани паники в лагере, она перестала рыдать, поднялась с травы, прижимая повязку к обожженной руке, и прижалась ко мне всем телом. «ОГО», - подумал я это как, выражение благодарности или пережитое так на нее подействовало? Я не знал, что делать но врачи бережно усадили ее на место и она провожала меня восторженным взглядом снизу вверх. Как потом мне сказали она видела мой прыжок на БАТе с дороги в огонь. Да, наверное, такое могло удивить и бывалого каскадера. Я же, глядя на нее, подумал о мотоциклистке Алене, как там ее Александровне, кажется. Ее среди этой суеты не было. Странно. Пожилая врачиха быстро обследовала меня. Как ни странно, никаких повреждений мой организм не получил. Я привел его в более или менее приличный вид в походном умывальнике, после чего мне сделали два укола в руку и отпустили, выдав больничный халат. Мое тряпье пошло в утиль. Немногие документы я переложил в брюки, которые пострадали меньше куртки и футболки, хотя запах от них шел, мягко говоря, специфический. Но барахлишко то у меня с собой,…Что ж я хитрый мужик! И детей помог вытащить и барахлишко свое сохранил. Аж, почему-то стыдно стало. Однако хотелось одеть что-нибудь по поприличнее застиранного казенного халата. По дороге к БАТу мне снова попался Сергей. Он снова начал с восхищенных возгласов - прыжок ему тоже понравился, он даже испугался, хотя повидал всякого - думал я врежусь в них. А потом потащил меня в КрАЗ тот хотя и выглядел так, что помочиться рядом было стыдно, но технически  не пострадал. После того как я сменил халат на поношенную ветровку, мне предложили погрузить вещи, и двигаться к тому месту, откуда выезжали. Там сейчас все начальство, которое наверняка сумеет решить вопрос с доставкой меня домой. Я согласился, было, но хотел все-таки еще раз поговорить с «Сестрой Еленой». Найти ее в этой суматохе решили при помощи ГАИ. Ведь именно они должны были ее тормознуть на этом посту, да и громкоговоритель если понадобится у них есть. Пожилой майор сразу понял о ком идет речь. «Сумасшедшая баба с уважением и грустью сообщил он боевая - Жаль!» Мое сердце болезненно сжалось. «Погибла она, наверное»,- продолжил майор. «Она ж как узнала в чем дело на свой «Харлей» вскочила и прямо в чащу. Огня то здесь еще не было, но ведь ТАМ ты сам знаешь каково! Она, я видел не по шоссе пошла а сразу через кусты сиганула. Грамотно пошла, видно спортсменка! Он стал снова сожалеть, «куда, дескать, молодая да красивая полезла, ей бы детишек рожать, а она в огонь», да хоронить ее начал. А у меня все в голове уже закипело. «Нет не такая это женщина, чтобы вот так сломя голову и в огонь, видно план у нее был, типа нашего, да и кроссменка она опытная, тропинки здесь все наверняка излазила, аппарат у нее только неподходящий, но хорошему танцору и ноги не помеха. Короче, если ничего не случилось, она точно до лагеря доберется. А если нет . . .? - обожгла шальная мысль. Да и как же она обратно, а вдруг с мотоциклом что? Внутри закипело и взорвалось.
- Поеду я за девочкой,- проговорил я в слух.
- За какой? - не сразу понял Сергей, да и Майор вдруг замолчал и насупил брови.
Дальше снова была страшная ругань, но я только отмахнулся и запрыгнул на высокую подножку КрАЗа. Вслед уже кричали всерьез, и бежали со всех сторон с криками «Кто разрешил?!» «Стой!» и прочей ерундой. Во мне снова разгорелись боевой азарт и здоровая злость «Ага . . . Сейчас! Задержите меня, попробуйте когда я в громадном многотонном грузовике, который может «ГАЗЕЛЬ» в лепешку раздавить. С КрАЗом я тоже был знаком, хотя и меньше чем с БАТом. Руки вспоминали былые навыки на ходу. Огромная как штурвал корабля «Баранка» тяжело, но быстро завертелась, я лихо обогнул пару пожарных «ЗИЛов» и вырулил на дорогу охваченную огнем с двух сторон. Колесная техника это вам не бульдозер. Эта громадина мгновенно набрала восемьдесят километров в час, только шины загудели зубастыми протекторами по асфальту. Снова в кабине вонь, а за окном горящие стволы. Но теперь мне легче: скорость выше никого не нужно оберегать, можно отвести душу. Глядя сквозь мелькание дворников на дрогу засыпанную пеплом и угольками, я прикидывал, как поеду к лагерю, можно свернуть на нашу просеку, по которой выбрались, это короче, но там наверняка сейчас уже все завалили горящие стволы. Поэтому придется пробиваться по дороге это километров сорок крюка через огонь, но хоть твердая почва под ногами. Я выбрал «длинный» асфальт, к тому же воспоминания о недавнем прорыве были еще свежи. Настолько свежи, что при взгляде по сторонам на стены огненного коридора руки невольно вцепились в руль, под коленками  возникла противная слабость, а по спине пробежал потный холодок. «Ничего, одолеем» прошептал я себе уже который раз за сегодняшний день, и раскочегарил своего динозавра до 90-95. За первым же поворотом меня ждал первый сюрприз. Огонь здесь уже был не только по бокам, но и впереди. Горящие деревья лежали на полотне дороги огненным ковром. Я вцепился в широкий руль. Грузовик всей массой запрыгнул на стволы и понесся по огню, тяжело переваливаясь и вздрагивая. Вокруг летели искры и пепел, руль дергался и норовил вырваться из моих сведенных судорогой рук. Пламя иногда поднималось до уровня нижней кромки боковых стекол. Ревел мотор, под днищем что-то страшно лязгало и гремело. Мне необходимо было любой ценой прорваться через этот ад и я не жалел машину, надеясь что скоро пламя станет меньше. Но мои надежды не оправдывались. К тому же деревья продолжали падать. Одно грохнуло за кабиной по кузову, машина судорожно вздрогнула. Но бревно скатилось по платформе, только подожгло остатки тента. Несколько раз мой грузовик сильно заносило, и мы чуть не опрокидывались, но мне чудом удавалось выровняться. При езде по углям скорость естественно упала, но все равно при движении по горящим бревнам со скоростью под 50 километров в час сложно держать заданную траекторию это пилотаж - выше среднего. Мне уже удалось разглядеть сквозь пот и огонь проломленную мной восточную стену лагеря, когда грузовик стал терять управление на раскатывающихся бревнах и почти остановился. Я успел перейти на пониженную передачу и по немыслимой траектории перевалился на обочину. КрАЗ завалился правым боком в кювет, под днищем что-то дико заскрежетало, но, вывернув руль и повиснув на нем весом всего тела, мне удалось вернуть его на дорогу. Однако при попытке набрать скорость снова раздался хруст шестерен, как будто измученная машина застонала. Коробку передач заклинило на второй передаче, а сцепление явно стало пробуксовывать. Машина умирала, но сражалась. В кабине кроме привычного запаха гари стал ясно ощущаться едкий запах горелой резины. Я понял, что загорелись колеса. В кабину потянуло черным дымом. Скоро с громким хлопком лопнуло одно из задних колес слева. Машина захромала, но и цель была близка. Мы добрались до крутого поворота (почти прямой угол), за которым в метрах тридцати были южные ворота лагеря. Я как раз перекладывал руль на этот поворот, когда машину тряхнуло как от землетрясения, лобовое стекло покрылось трещинами, а длинный капот встал перед моим лицом вертикально. Грохот, лязг ворвались в мои уши, огонь заполыхал прямо вокруг меня. Не помню, как я выбрался из кабины. Кожа на открытых частях тела сразу онемела, от нестерпимого жара, затрещали волосы, на голове и руках. Ощущение было сродни тому, которое возникают, если разом нырнуть в слишком горячую ванну. Я мельком увидел охваченный огнем грузовик. Он как погибший дракон горел раскрыв исполинскую остроносую пасть и обнажив изломанные ребра тентового каркаса. Мои глаза еще смотрели на это страшное и завораживающее зрелище, а тело, пытаясь спастись от нестерпимого жара, уже несло меня в сторону ворот. Ничего уже не соображая на грани потери сознания, я перевалился через решетку ворот. Воздух, пропитанный гарью и запахом дыма, но без огня показался мне раем. По инерции меня еще пронесло метров сорок в сторону административного корпуса. Но на пол дороге меня оставили силы, последнее, что я запомнил, был пористый горячий асфальт больно ударивший меня по щеке.
Снова в реальность меня вернула струя райской прохлады, нежно коснувшаяся моей спины. Ощущение быстро прошло, на тело снова накинулся нестерпимый жар, я, кажется, закричал, и снова меня накрыла волна прохлады. После второй волны сознание прояснилось. Я открыл глаза, с трудом повернул голову. Мой взгляд уперся в остроносые сапожки на каблучках. Надо мной с огнетушителем в руках стояла Алена. Мне стало неловко я стал подниматься сдерживая боль, но не выдержал и застонал. Она улыбалась.
- Я приехал тебя спасать. С усмешкой сообщил я.
- Спасибо, без тени усмешки произнесла она, пошли.
Мы похромали к административному зданию. Хромал, правда я, она же шла бодрой пружинистой походкой, но все-таки чуть припадая на правую ногу. Ее элегантный костюмчик закоптился местами, но сохранил форму. Все деревянные постройки на территории лагеря  горели, двор был заполнен удушливым дымом и засыпан пеплом. Мы зашли в здание только там сохранялись приемлемые условия для существования. Прежде всего, Елена усалила меня в холле и принесла бутылку минеральной воды, и снова куда - то быстро убежала. Я высосал теплую воду в четыре длинных глотка, и серьезно был намерен выжать пластиковую емкость до капли. В холле стояли два мотоцикла - Раскрашенный как попугай поджарый кроссовый внедорожник на зубастой резине с подвесками от ушей! И мой «Урал». Рядом они, конечно, смотрелись странно. Как легкая прогулочная яхта рядом с перегруженной навозом баржей. Да, мой аппарат явно выглядел престарелым птеродактилем, рядом с этой элегантной птичкой. Как же он тяжел и огромен. Контраст настолько поразил меня, что я подумал: «Вот и мы с Еленой также отличаемся друг от друга, как эти мотоциклы. Она легкая спортивная, подвижная, молодая и свежая. А я похож на свой мотоцикл толстеющий, стареющий, седеющий, лысеющий брюзга, с которым не может ужиться ни одна нормальная женщина». От таких мыслей мой мотоцикл стал как - то ближе. Я подошел к нему, взгромоздился в седло и прошептал, - «Ну вот и встретились». Застучали каблучки и как свежий ветер в холл влетела Елена неся большой узел из тряпок и присела рядом со мной на кузов коляски.
- Ну, давай, рассказывай, как ты тут оказался одинокий путешественник?! Она повернулась ко мне и улыбнулась, как будто за стенами не полыхал лестной пожар, а мы сидели на веранде летнего кафе!
   Я кратко изложил историю своего появления здесь. Она очень внимательно слушала мой рассказ, эмоционально реагировала на особо значимые моменты, как будто погрузилась в атмосферу моего, в общем-то, сумбурного повествования. Мне почему-то не хотелось выпячивать свою роль в этих событиях. Я просто изложил последовательность событий, а закончил вопросом, как она оказалась здесь и как думает выбираться теперь.
   Она тоже кратко рассказала, что намеревалась проделать примерно то же самое, что сделали мы со спасателем. Она-то хорошо знала, какая техника хранится в ангаре. Идея эта возникла сразу, как она узнала о пожаре. На мотоцикле ей удалось обогнуть огонь и зайти с наименее опасной стороны (она действительно прекрасно знала местность), однако не все прошло гладко, мотоцикл у нее был не кроссовый, чтобы по кочкам скакать, в конце концов, полетела подвеска, и она упала, здорово приложившись коленом. Однако ей таки удалось завести мотоцикл и перебраться через огонь вдоль лесного озера, правда, на выезде потребовалось прыгать. После очередного прыжка мотоцикл пришлось бросить - погнулась передняя вилка, а самое обидное кончился бензин. Бак-то у этой «Хонды» всего 11 литров. Дальше был небольшой марш-бросок по пресеченной местности, с ушибленной ногой не очень-то побегаешь, но она справилась. Вот только когда она прибежала, от нас остался только пролом в стене да следы уходящие в лес. Она стала готовиться прорываться обратно. Успела, пока не загорелся склад ГСМ и ангар с мотоциклами, притащить сюда кроссовую «Хонду» и заправить ее бензином из моей канистры. А тут заметила мое приближение, и поспешила на выручку, видела, как рванул грузовик, как я бежал. Оказалось, когда я потерял сознание, моя куртка горела, ей пришлось меня тушить. А пробиваться обратно она хотела к тому же озеру, от которого пришла, там огня почти нет, а берег местами очень пологий. Это озеро довольно длинное и перерезает полосу огня, там даже не озеро, а каскад озер. В общем, нужно подобраться к озеру, а там где в брод, где по берегу, но прорвемся, и на кроссовом мотоцикле почти без труда. Только вот из меня ездок неважный и она опасается за меня. Вот как получается, рвешься не щадя живота, спасать хрупкую девушку из огня, а когда прорвался, получается, не я спасаю ее, а она меня, да еще я своим появлением ей мешаю! Круто поворачивается вопрос!
Я поинтересовался, и какие теперь будут предложения. Она пожала ладными круглыми плечиками и собирая густые волосы в небольшой «хвостик» сказала, что теперь поедем на моем мотоцикле, только если я не возражаю за рулем поедет она, а то вид у меня неважный. Это как я понял, был реверанс в сторону моего мужского самолюбия. Выглядел я наверное, со стороны и в правду жутковато, но сильных физических повреждений у меня не было, оболочку правда подпалило местами и каждое движение отзывалось резкой болью, но волдырей почти не вскочило, все не так уж серьезно, болезненно конечно, но тело моих команд слушается. Вот только мотоцикл она наверняка водит лучше меня и поэтому мне нужно принять правила игры засунуть свой мужской пафос. . . поглубже в общем, и делать что говорят. Она, очень тактично стараясь меня не зацепить, прочитала мне краткий курс мотокроссмена - колясочника. В конце концов, меня именно это и задело. Я прервал ее объяснения о том, как нужно правильно сделать «оттяжку» во время прыжка и сообщил, что мое мужское самолюбие давно сидит там, где ему место, и поэтому она, совершенно не опасаясь, может называть вещи своими именами. Она отблагодарила, мня только удивленным взглядом, но дальше ее пояснения и наставления стали более конкретными. Она еще пыталась что-то объяснить, но тут уж я не утерпел: «Аленушка, хватит, мы тут уже пятнадцать минут упражняем языки, огонь, тем не менее, не отступает, поехали, я все-таки не полный овощ, и как-нибудь постараюсь, чтобы мы не опрокинулись». На что она скептически осмотрела меня и велела накинуть поверх моей обгорелой куртки накидку из очень плотного брезента, который она нашла в кладовой и намочила. Мы быстро смастерили что-то типа пончо из мокрой, дерюги и оба облачились в эти чудные наряды, потом мы под ее руководством занялись подготовкой мотоцикла. В бак был помещен мешок из толстого полиэтилена, усиленный несколькими прочными целлофановыми пакетами. Все это подвесили к горловине бензобака, и залили бензин. Его вошло около пяти литров, для наших целей должно хватить, а если огонь доберется до бака, воздушный зазор между мешком и железом защитит бензин. Кроме того, бензопровод был укутан в несколько виниловых и резиновых шлангов, а на заднее колесо намотан кусок толстенного каната. С собой в коляску я погрузил большой порошковый огнетушитель, который стоял в коридоре. Мотор моего мотоцикла бодро загремел. Алена натянула шлем, я нацепил танковый, что валялся в коляске. Мы сели на мотоцикл прямо в холле, моя крутая спутница сорвала наш экипаж с места с пробуксовкой резины и мы раздвинув двойные двери вылетели на раскаленный, пропитанный гарью воздух. Она сразу взяла курс к северным воротам, через которые мы впервые приехали в лагерь, за ними во всю бушевал огонь, но как только мы миновали линию ворот она резко развернула «Урал» полицейским разворотом и мы проскочили в узком пространстве между огнем и забором проехали вдоль него на запад - туда откуда огонь пришел к лагерю там горело не так сильно, потому что многое успело прогореть. Мне горячий удушливый воздух мешал дышать, Алена привстав на подножках, вела мотоцикл по неровной земле. А я в полуприсяде, ухватившись за ручку коляски, маневрировал, как мог в такт прыжкам мотоцикла. Алена уверенно управлялась с тяжелым мотоциклом, профессионально работая телом и органами управления. Я любовался ей боковым зрением и жалел, что не повязал косынку на нос. Мы проскочили за забором, когда наездница резко бросила мотоцикл прямо между горящих стволов в огонь! Я только присел уворачиваясь от летящего прямо в лицо огненного сука, когда почувствовал, что взлетаю - это начала подниматься в повороте коляска, я перевалился на правый бок и свесился из коляски на длину туловища - помогло! Мы не опрокинулись. Мотоцикл лихо, и как бы шутя змейкой, проскочил между обугленных стволов, и мы рухнули вниз. Прыжок с берега как мне показалось огромной лужи был удачным - мы приземлились разом на все три колеса и понеслись прямо через это мелкое озерцо. Из-под ведущего колеса полетели комья болотной грязи, но вода легко расступалась перед передним колесом. Впереди вставал следующий трамплин - перемычка между озерами, я внутренне сжался и приготовился к прыжку. Алена повернула ко мне лицо, я видел только ее возбужденные глаза в прорези шлема, и показала большой палец. Мы влетели на узкую полоску земли, на мгновение переднее колесо зависло над пустотой. Вода внизу была довольно далеко метрах в четырех, но нам было не туда, по перемещению тела  водительницы я сообразил, что сейчас будет левый поворот и, ухватившись за оторванную рукоятку пассажирского сидения переложил вес тела на заднее колесо. Мотоцикл развернулся влево и покатился вдоль склона - коляска внизу, мы сверху. Я налегал животом на «лягушку» заднего седла и мне стало казаться что я слился с машиной и этой женщиной за рулем в единый организм. Наши тела и механизмы мотоцикла слились в общую систему векторов, сумму сил, смысл существования которой устойчивое и целенаправленное движение вперед. Я ощутил это так ясно, что при следующих маневрах мне уже не приходилось думать куда переместиться. Наш экипаж настолько резво и легко преодолевал преграды, что казалось мы, летели вперед, играючи огибая препятствия. Почувствовав это мастерство девушки за рулем, настолько обострилось, что она прибавляла газ. Если бы мы участвовали в гонках, то сейчас, наверное, выиграли бы чемпионат мира, причем с весомым отрывом. Прикрываясь довольно высоким берегом от горящих деревьев, мы проскочили второе озеро, а пожар все не кончался. Берега третьего пруда были еще круче предыдущего, но у дальнего конца его, огонь, наконец, расступался. Берега были травянистые, и мотоцикл несколько раз соскальзывал в воду, но благодаря искусному пилотированию, наш крошечный экипаж снова занимал наивыгоднейшее положение на траектории и продолжал движение почти без потери скорости. Только однажды, чтобы объехать группу больших камней у воды, Алене пришлось сначала въехать в воду по самый двигатель (мотоцикл и нас полностью накрыло волной), а потом, вынырнув из буруна поднять коляску, над огромным камнем, способным снести этот придаток. Так, с поднятой коляской нам пришлось проехать, вдоль склона несколько десятков метров. Потом скорость упала - мы выезжали на склон. Когда уже на пониженной передаче, мы вылетели на середину склона, и Алена и я одновременно увидели, как выезд из водяной чаши начал закрываться. Несколько высоких деревьев начали падать, перекрывая нам выезд. Для маневра места и скорости нам не оставалось горящие стволы, скорее всего, упадут, покатятся прямо на нас, а увернуться мы в таком положении уже не сможем. Время как будто застыло Я и Алена даже переглянулись, в наших взглядах читалось одно - «КОНЕЦ». Верный конь, ревя мотором, напрягая все силы, продолжал нести нас на встречу погибели вверх по крутому склону, а на встречу уже катились длинные сыплющие огнем и искрами стволы, которые вот - вот снесут наш крошечный экипаж с лица земли, как бита сносит смешные фигурки при игре в «городки». Конец первого бревна просвистел над нашими головами, следующее несло прямо на мотоцикл. Не сговариваясь, мы подпрыгнули и синхронно упали на мотоцикл. Его подвески скрипнули и спружинив, (амортизаторы престали работать еще где-то под Рязанью), подкидывая нас и почти четырехсот килограммовый кусок моторизованного железа на полуметровую высоту. Мне показалось, что мотоцикл сам пришел нам на помощь и вложил в этот прыжок не только силы подвесок, но и свои собственные. Горящее бревно пронеслось под нами, осыпав снопом искр. Тут удар в крыло коляски развернул нас бортом, но Алена не растерялась, и врубив задний ход смогла с жуткой пробуксовкой протащить нас через кромку перевала. Тут мы оказались в относительном удалении от очагов огня, но на колесе коляски смятым при ударе бревна крылом разорвало в лоскуты покрышку, а обод заклинило. Мне пришлось выскочить из коляски, и руками, разжимая помятый металл освободить хотя бы обод.
Дальше дорога была менее опасной, но не менее трудной. Когда я залезал на свое место в коляске, Алена крепко пожала мне руку и, глядя в глаза, хотела что-то сказать, но промолчала. Мне показалось  что из ее глаз текут слезы, а раскрасневшиеся губы, почти скрытые «бородой» шлема – интеграла кривились от сдерживаемых рыданий.  Но может быть, это только показалось? Она   как-то резковато тронула покалеченный мотоцикл.
             После нашего отчаянного рывка дальнейший путь к месту концентрации противопожарных сил по каменистым полянам и сквозь различные препятствия показался игрой в бездорожье. Места куда я раньше даже побоялся бы подъезжать близко, мы проходили легко и без значительного напряжения духа. На тело и голову начала опускаться опасная расслабленность и апатия. Но вскоре над головами залопотали пожарные вертолеты и мы, раздвинув кусты с трудом на одном цилиндре, поджигая сцепление, взобрались на дорожную насыпь недалеко от места, базирования пожарных машин. В конечном счете, нам удалось вернуться на базу почти без потерь. А именно без половины спиц в заднем колесе и на спущенном переднем, на одном цилиндре с помятым баком.
Закопченный мотоцикл с облупленной местами краской героически прохромал до того места, откуда мы со спасателем начали первый прорыв. Спасательный мотоцикл стоял на том же месте. Из пожарных машин высовывались люди, многие аплодировали, многие водители сигналили в знак приветствия. Вокруг нас образовалась восторженная, суетливая толпа, сквозь которую к нам пробились какие-то начальники с радиостанциями и в погонах. Они сразу накинулись на нас, но я уже не слушал, все лица слились для меня в одно цветное полотно, на голову обрушилась страшная раскалывающая череп на части головная боль. Я закрыл глаза и прежде чем мрак окутал мое сознание, успел почувствовать, что куда-то лечу. Очнулся я в санитарном УАЗе, как будто проснулся после легкого сна. Надо мной колдовали ласковые руки той же женщины - врача с неприветливым лицом. Ей помогала молодая, но умелая и ловкая молодая медсестра. А за распахнутыми задними дверями машины стояла с озабоченным лицом Алена. Из-под полуприкрытых век я разглядывал ее. Мне почему - то всегда было неловко откровенно обращать внимание на внешность женщин. Хотя, что тут такого если подумать. Не под юбку же я им лезу. Но все равно, внутри, несмотря на массу самооправданий, оживало такое чувство, как будто если я так смотрю на женщину, то она превращается в неодушевленный предмет - средство удовлетворения чисто физиологических потребностей. После ухода жены у меня не было близких отношений с женщинами больше полутора лет. Но это не привило потребительского отношения к женскому полу. Я все еще был не готов к отношениям с женщинами подчиненным только инстинкту продления рода, мне всегда нужно было гораздо больше. Но сейчас я задумчивым взглядом скользил по ладной фигуре почти незнакомой женщины и не чувствовал стеснения или робости, как будто это не просто женщина, а МОЯ женщина. Та, с которой можно оставаться собой, и с которой нет запретных тем в общении и тем более в области физиологии. Хотел бы я сблизится с этой женщиной? Пожалуй, да и ДА с большой буквы. Она была очень привлекательна внешне. Только сейчас я обратил на это внимание, когда она в потерявшем шик кожаном костюме стояла, напряженно вглядываясь в манипуляции врачей. Ее лицом, обрамленным короткими, но густыми, цвета зрелой пшеницы волосами можно было любоваться бесконечно. При взгляде на налитое молодой энергией, сильное тело в голове начинали возникать соблазнительные картины. И с чего я решил, что достоин внимания такой красавицы. Наверняка она найдет мужчину, который лучше подходит этой зрелой самочке, сможет обеспечить ей содержание достойное умственных способностей и внешних данных. А я лучше останусь наедине со своим эгоизмом и внутренними противоречиями. Мой путь еще не окончен, я еще должен найти себя или как сформулировал загадочный лесник - отстоять свое право на тень! Я сделал усилие и закрыл глаза. И неожиданно легко погрузился в призрачный полусон. Там меня встретила ОНА. Ласковые прикосновения, волшебные по простоте и глубине слова, и непреодолимое желание. . . Оказалось что я проспал лишь несколько минут. Врачи оставили меня и разговаривали на улице с предметом моих грез. Я попробовал подняться с неудобной кушетки, ожидая резкой боли. Но ее не было. Мои движения заметили. Строгая врач улыбнулась, Алена опустила взгляд. Я неловко, но довольно бодро выбрался к ним. Одет я был в свою одежду. С меня стащили только обгоревшую куртку и рубашку, брюки пострадали только снизу, а футболка хоть и пропотела, но была цела.
- Ну, вот и наш герой, приветствовала меня врач - Орел!
- Что вы мне вкололи, такое, что я готов лететь? поинтересовался я, ибо действительно в теле поселилась ловкость и подвижность, голова была ясной, а боль спряталась, и если бы я сам не участвовал в последних событиях, то не знал бы, что она вообще должна жить во мне.
- Ничего особенного, - похлопала она меня по плечу, - немного тонизирующего, немного болеутоляющего. Не волнуйтесь молодой человек, скоро придет «отдача», тогда и поскрипите зубами. А пока силы вам могут пригодиться. Она хитро прищурилась и оглянулась на Алену. Мне показалось, что та подмигнула ей, но не могу сказать точно.
 Врач и медсестра оставили нас, возникла молчаливая неловкая пауза. Алена подняла на меня взгляд, и я осмелился встретить ее серые пронзительные глаза. Я видел, что она хочет что-то сказать, и сам хотел, но не мог подобрать слов. Смог только глубоко вздохнуть. Диалог умер, не родившись - к нам спешил спасатель Сергей «Луц».
- Ну, ты даешь! сразу возбужденно заговорил он. Я видел твой аппарат, вы, что на нем в мясорубку заехали! Там же кажется, ни одной целой детали не осталось. А ты красавица про-о-о фи! Повернулся он к раскрасневшейся женщине. Вылезти из такого да еще без потерь, - он схватил ее руку обеими своими и затряс - Уважаю! Сергей меня зовут - спасатель. Может мы встретимся как-нибудь в городе, поговорим, погуляем . . . ? Он снова повернулся ко мне, натолкнулся на мой прямой взгляд, смутился но темпа не потерял: Слушай, а как же ты теперь домой. Мы, конечно, можем организовать отправку, но мотоцикл, вещи… Ситуация вдруг нарисовалась передо мной с предельной ясностью: я один, среди незнакомых людей в незнакомой местности, прокопченный как пасхальный окорок за две - три тысячи километров от Базы на обгоревшем разбитом мотоцикле, усталый и немного обгоревший. Не очень радостно. Но «Луц» не просто поставил вопрос, он предложил выход. Дотащить покалеченный «Урал» до базы МЧС, до них полторы сотни километров. Там наверняка найдется все необходимое, чтобы все починить, тем более что, несмотря на ругань начальства, я в их глазах в авторитете и поддержку они обеспечат. Я согласился. Сергей сразу побежал организовывать погрузку в грузовик моего барахла и железа. Мы с Аленой снова остались стоять одни.
- А как же ты? Начал на этот раз я, снова встретившись с ее глазами.
- Я со своими, в город, а потом к себе, мне проще.
- А как же мотоцикл - сгорел?
- Нет, я притопила его в одном из прудов. Когда здесь все закончится, вернусь и заберу его. Отмыть, да прочистить, это не проблема, а  затем уж в  ремонт.
- Понятно, - протянул я. Заговорить о более интересном у нас как-то не хватало решимости. А возникнуть ей снова не дали. Прибежала шустрая девица в окружении деловых парней с видеокамерами  сунула нам под нос микрофон и стала задавать вопросы, которые мне показались какими-то неуместными, что ли в этой обстановке. Странная все-таки работа. Я вздохнул, отвечать на вопросы мне не хотелось, а послать их куда подальше - грубо и, по сути, несправедливо. Я только извинился, сослался на усталость и здоровье, напустил на себя хмурый вид и покинул их, однако в мою собеседницу они вцепились как черт в грешную душу, моментально оттерли ее от меня и завалили вопросами. Я пошел смотреть, как идут дела с моим мотоциклом. Он бедолага уже угнездился в кузове 66-го газона, рядом положили мой нехитрый туристический скарб. Мотоцикл гордо смотрел в небо задранным глазом и оплавленными обломками ветрового щитка. Израненный, усталый боец, не проигравший свою битву. Рядом с ним в кузов как раз грузли МЧСный «УРАЛ». Мне предложили место в кабине. С нами ехал и Сергей, но он полез в кузов. Я все пытался высмотреть Алену, чтобы проститься по-человечески, но тщетно. Телевизионщики от нее уже отстали, и видимо она занялась вопросами, связанными с детским домом искать и отрывать ее мне не хотелось. Но в душе осталось чувство неудовлетворенности, потому что не простились и не ПОГОВОРИЛИ. И значит если я уеду, то повода увидится снова у нас не будет. Ну и ладно, решил я, - нежили хорошо нечего и начинать. С такими мыслями я хлопнул дверью 66-го. Водитель пожилой, мускулистый мужчина с «Чапаевскими» усами повернул ко мне суровое морщинистое лицо поднял густые седые брови и кивнув через плече на содержимое кузова спросил:
- Так это ты тот самый герой?
- Угу, -  кивнул я.
- Крутенько вам пришлось! А за рулем ребята говорят, девка была? Правда?
- Угу, снова покачал я головой.
- Да-а. Извини старика, может, я не в свое дело лезу, но парень, хочу сказать Вы настоящие герои и ты и Серега, а уж девчонка просто клад. В давние времена про такое легенды складывали. Да и мотоцикл молодец - вывез, -  «Урал» он и есть «Урал» настоящая русская легенда. Я в конце войны на М-72 всю Европу прокатил в оба конца, да еще в японскую повоевал, понимаю, что к чему. А «Валуи», это американские «Уралы» - «харлеи» в общем, убогонькие какие-то были: рама слабовата, грелись постоянно, да и цепной привод у них. Не-е, молодцы ребята, а к девчонке присмотрись, говорю тебе - КЛАД. Я только посмотрел в его понимающие, глаза глубоко вздохнул и отвернул свою не очень умытую физиономию к окну, за которым продолжалась суета, связанная с тушением пожара. Вот-вот должна была начаться пенная атака, был слышен тяжелый рокот приближающейся стаи пожарных вертолетов.  Но мы тронулись.
Моего коня отремонтировали через неделю. Его даже заново покрасили. Все это время я жил в общежитии с Сергеем и принимал активное участие в процессе. В результате мотоцикл мой оброс кучей полезных прибамбасов, например добротными багажными сумками, кассетой под двадцатилитровую канистру на коляске и кучей других полезных мелочей, которыми снабдили меня участливые механики из мастерской. Я же приобрел навыки по ремонту и уходу за основными агрегатами мотоцикла.
Перед выездом из гостеприимного гаража я устроил отходную пивную вечеринку, для всех механиков и персонала. А на следующее утро направился в сторону того места, которое у нормальных людей зовется домом. Провожал меня весь коллектив небольшого спасательного отряда естественно при непосредственном участии Сергея. Были и представители начальства, мне вручили какую-то медаль несколько почетных грамот, хорошо хоть митинга не устроили, но все равно приятных слов наговорили множество. Представители районной прессы написали про наши приключения статью «ПОДВИГ» (не больше не меньше) и подарили мне газету с автографами спасенных в тот день детей и взрослых, к стати под  одной подписью мелкими циферками был обозначен телефонный номер и имя - Юля. Видимо это была та истеричная красотка.
 Я естественно сказал ребятам несколько ответных благодарных слов от души. От всех мне пожал руку Сергей. Прежде чем сесть в седло сверкающего новой краской мотоцикла я спросил у него, -  «А почему «Луц»»? На что он хитро улыбнулся и ответил: «Очень люблю фильм «Кин-дза-дза», к тому же «Луц» по частям не продается! Мы улыбнулись и обнялись на прощание.
Я тронулся в путь под накрапывающим мелким осенним дождиком, под одобрительный гул двадцати мужских голосов.
Уже на выезде из города мне просигналил фарами и остановился шедший на встречу небольшой «Мерседес». Я тоже остановился. Из машины поспешно выскочила Алена и мигом подскочила ко мне. Я даже не сразу сообразил что происходит, а она уже подходила ко мне. В светло голубой блузочке, узкой, стильной юбке чуть выше колена в тон и элегантных сапогах на каблуке, которые ладно охватывали ее стройные ножки. Она вся сияла, как будто сошла звезда. Это зрелище сразило меня наповал, она была ослепительно красива и безумно привлекательна. Я даже забыл, что  сижу  перед ней на своем «Урале» в застиранном камуфляже. Заворожено я поднялся с мотоцикла на встречу этой женщине - мечте. Она подошла ко мне и робко остановилась в шаге.
- Здравствуй! пролепетал я ослепленный ее великолепной улыбкой. Мне хотелось ринуться навстречу этой прекрасной женщине нежно и горячо обнять ее и целовать, целовать, целовать, ее прекрасную улыбку и лукавые глаза всю ее! Почему-то я боялся ее обидеть. Хотя и читал в ее глазах разрешение, я просто не мог поверить, что это все может происходить со мной. Мы стояли напротив. Она снова смотрела в мои глаза и не понимала, какая борьба происходит в моей душе.
-  Я ехала к тебе. Мы так и не простились тогда.
Я с усилием отвел взгляд от ее лица и стараясь не замечать ее манящего тела посмотрел на машину, на небо. У меня хватило сил состроить усмешку, и я спросил, откуда у нее машина. Она только отмахнулась с недоумением, - так одолжилась у друга. Меня стегнула по сердцу резкая боль - «ДРУГА».
- А я еду домой. И тут я понял, что если сейчас спущу все на тормозах, то спущу в помойку и всю свою жизнь. Я начал говорить, постепенно отпуская, внутренний ручник. Прежде всего, я откровенно описал кучу препятствий и причин, по которым нам сложно будет жить вместе, не забыл помянуть и разницу в возрасте. Но потом откровенно сказал о том, насколько сильно меня тянет к ней как к женщине и человеку. Она покраснела, слушая мои слова, а ее выпуклая грудь стала чаще подниматься под блузкой, но она молчала и внимательно слушала меня. Видимо ей было любопытно, чем же я все это закончу. Потом я перешел к своей персоне и постарался объективно описать себя и проблемы возможные при нашем близком каждодневном проживании. Я же был женат и знаю, как со временем это отравляет отношения между мужчиной и женщиной. Наконец я развел руками и сказал, что еще должен какое-то время пожить отшельником и поискать себя, чтобы решить, достоин ли я такой женщины как она. Она слегка потускнела и задумчиво пожаловалась, что настоящие мужчины в наше время перевелись, что настоящий мужчина не раздумывая схватил бы ее и для начала уволок бы в кусты, а потом перебросил через седло мотоцикла и увез к себе домой, а там разобрались бы. Я только улыбнулся на ее слова и сказал, что почему-то все женщины считают, что знают, кто такой и как должен поступать настоящий мужчина. Но еще никто не придумал, какими качествами должна обладать настоящая женщина. Я же считаю, что настоящая женщина это та, вспоминая о которой становится не так противно жить. И мне она представляется именно такой женщиной. А напоследок я сказал, что обязательно приеду к ней в следующем году. И мы все решим. Тут она снова улыбнулась и спросила, не боюсь ли я, что ее такую хорошую кто-то завлечет раньше. А я ответил, что, конечно, боюсь, но по-другому не могу. На том мы и порешили. А на прощание я решился поцеловать ее мягкую руку, а когда выпрямился, она прямо поглядела в мои глаза и медленно приблизила свои губы к моим. Этот поцелуй был долгим крепким сладким и горячим.  Мне ужасно не хотелось уходить от нее, но это было необходимо. Все-таки я не настолько изголодался по женскому обществу, чтобы так круто поменять свою жизнь. Но на прощание она только сказала: «Приезжай». Потом сняла со своей шеи небольшой серебряный чеканный образок и протянула мне со словами:
- Я не хочу, чтобы ты забыл меня, пожалуйста, возьми эту вещь, пусть она хранит тебя как моя любовь. В нашем диалоге это слово прозвучало впервые и из ее уст. Я почувствовал, что это затронуло мое мужское нутро, и решил, сделать что-то достойное мужчины. Я вынул из нарукавного кармана затертую бензиновую зажигалку, (я не курю, но захватил ее, потому что ей удобно и быстро разводить костер) подержал маленькую драгоценность над колеблющемся пламенем, а потом положил на свежее покрашенное крыло коляски и прижал ладонью. Грубая кожа зашипела, руку прострелила боль, но я терпел. Алена смотрела на мои манипуляции, округлив и без того большие глаза. Наконец я поднял руку и показал ей глубокий дымящийся, рельефный отпечаток иконки на своей ладони. Потом я вернул ей ее кулон, со словами, что теперь он будет со мной навечно. Она снова светло улыбнулась и только покачала головой. Она не стала вешать его обратно на свою прелестную длинную шею, а еще раз быстро меня поцеловала и перейдя дорогу села в машину, которая неторопливо развернулась и медленно стала удаляться. Ну и хорошо, - подумал я. Жаль, конечно, что ничего не получилось, но как объяснить женщине, да еще той, в ответных чувствах которой ты не уверен, что безумно жаждешь ее физической близости, но никак не можешь позволить себе этого. Ведь чтобы эта близость стала не одноразовой и не только физической, мужчине необходимо найти себя, и вернуть себе ТЕНЬ. Теперь, по крайней мере, стало понятно, что это в моих силах. Я глубоко - глубоко вздохнул, стряхивая нервный трепет, от прикосновения ее губ. Посмотрел на дергающий болью ожег на ладони. И сев на мотоцикл  покатил  к линии горизонта, за которой исчезла она. Я ехал и думал, о том, о чем не рассказал ей - о ЛЕГЕНДЕ. И о том, что уезжаю за тем чтобы, вернуться сюда снова, только с ВЕТРОМ в душе.
Я не успел далеко уехать. Сердце все сильнее и сильнее сжималось, и мой экипаж замер на обочине. ЧТО Я ДЕЛАЮ?! Моя женщина уезжает от меня на перламутровом «мерседесе», а я тупо гляжу ей в след! Это же МОЯ ЖЕНЩИНА. Та самая, с которой все возможно, с которой можно жить, рожать детей и построить тот самый наш ДОМ, в котором тепло, свежо, хлопотно и уютно. И кто я? Если буду тупо смотреть на то, как она уезжает?! Какой такой ВЕТЕР в душе мне еще нужен?! Я резко пнул стартер и выкрутив газ с пробуксовкой сорвался с места! ВПЕРЕД! Не проехав и километра, за крутым поворотом я едва не пролетел мимо стоящего на обочине «мерседеса». Мотоцикл воткнулся всеми тремя колесами в щебеночную обочину и оставив колею замер. Я порывисто подскочил к двери машины, но открыл ее спокойно и почти ласково...
Она сидела, сгорбившись, обхватив руками, руль и негромко рыдала. Я присел рядом и долго пристально стал смотреть на самую лучшую женщину на земле. Она повернула лицо ко мне. КАК ОНА ХОРОША! Подумал я, и сказал: Алена... Я тебя люблю. Я искал тебя всю жизнь и не могу потерять тебя ни на минуту, ни на день, ни тем более на год. Мне не куда ехать, я пришел к тебе, мой дом там, где ты, а стены мы уж сообразим как построить. Я поднялся, она вышла из машины мне на встречу, мы крепко-крепко обнялись и долго целовались... на обочине пустой дороги.
Через неделю мы уехали вместе в мой город.
Мы ехали, она на автомобиле и везла в прицепе свой мотоцикл, я на своем «боевом Урале». Я ехал рядом со своей женщиной, Чтобы ЖИТЬ, строить общий дом и растить детей. Дорога ложилась под колеса, а на душе было тепло-тепло, как будто она после долгой дороги через темный, глухой бурелом пробилась на прохладную полянку среди леса, успокоилась и задремала на солнышке, уютно свернувшись калачиком, искупавшись в водопаде добра и света.