Утренний гость

Вечерело. Петя поставил будильник на шесть и лег в постель. У него на утро все было готово. Наточенный нож, веревка с ошейником да и вообще он был морально готов поймать и наказать утреннего гостя. Так он прозвал про себя, скорее всего, собаку, которая каждое утро пролезала в курятник с целью поживиться. В первый раз он заметил приход незнакомца недели две назад, чуть была приоткрыта калитка, подумал, может забыл вчера вечером притворить получше и, слава богу, в курятнике было без потерь, но во второй раз Петя не досчитался трех недельных цыплят, причем цыплята ему достались весьма дорого, и он связывал большие надежды на новое племя. Как никак французская порода Ла Флэш. И, найдя в траве два вырванных пупка, очень сильно расстроился. Правда, грешил на сойку, она могла потаскать цыплят, но чтобы сразу трех. В общем, Петя принял меры, залатал дыры в заборе, кое-где подтянул рабицу, а вход в сам курятник стал закручивать на саморезы, так, на всякий случай, и, слава богу, потерь в птице больше не было, но вот следы взлома он обнаруживал каждое утро, то там подкоп, то здесь разорвана сетка, в общем, нужно было что-то делать, и Петя решился на поимку непрошеного гостя и, в крайнем случае, на его убийство. Убивать он умел, ему это не нравилось, но всегда находились мысли, оправдывающие сие деяние. Курице или утке голову отрубить или козла прирезать - все это он впитал с молоком матери, если надо, так надо. Но сейчас что-то волновало его, какое-то предчувствие своей неправоты по отношению к этому зверю.
- Спать, спать... - настраивался Петя.
И действительно уснул... А снилось ему будто он женат и имеет много детишек. Да жена красавица, полная, розовощекая с черными распущенными волосами да большими титьками... И во сне он ее целовал и домогался, и даже причмокивал и потел... Все время мешали дети, прыгали на колени, залезали на спину, и Петя вынужден был во сне от них отбиваться, но они все лезли и лезли... А жена все отдалялась и отдалялась, и в итоге Петя поймал себя на мысли, что не спит, а отмахивается от назойливых мух, заполонивших его хату под самое утро.

Петя зевнул, встал и вздохнул, сожалея, что сон прервался. Затем выключил будильник, потому что все равно пора было вставать, и стал одеваться.
На ноги он одел сапоги, так, на всякий случай, чтоб не покусали, взял нож и веревку и вышел.
На улице было прохладно, даже не верилось, что днем тут палящее солнце и такой зной, что лучше вообще никуда не выходить.
Возникла мысль, может чаек вскипятить, но чувство охоты взяло вверх, нельзя было терять ни минуты. Судя по повадкам зверя, он забегал на территорию быстро, ловко и хитро, знал все ходы и выходы и очень шустро и умело подныривал под рабицу или другие слабые прорехи в заборе.
Глаза Пети вспыхнули огнем.
Он увидел, что ловушка сработала. Накануне он поставил деревянный ящик под наклон на палочку, а под него положил кость в надежде, что собака заденет палочку и ящик ее прихлопнет. Так и получилось, ящик закрыл под собой животное, и Петя радостно побежал к курятнику. Он отворил калитку, в руках у него был нож и веревка с ошейником.
- Ну, голубчик, попался... - проговорил Петя, довольный до чертиков.
И все же волнение опять накрыло его. Он приподнял ящик и увидел рыжую шерсть собаки. Она заскулила, пытаясь вырваться, но Петя ловким движением накинул на нее веревку и щелкнул ошейником. Нож не понадобился, собака оказалась ручная, не агрессивная, с удивительно умными глазами, сучка.
- Ну что ж мне с тобой делать? - подумал Петя. - Хозяина у тебя, очевидно, нет, стала ты вором не из хорошей жизни. Ла Флэшей жалко, но их уже и не вернешь. Посадить тебя на цепь что ли, будешь дом охранять? а?
Собака повизгивала, словно понимала человеческую речь, и стала рваться к лесу, но крепкая рука Пети держала веревку очень крепко.
- Куда ты дура, а? - усмехнулся Пети и привязал веревку вокруг старой вишни, чтобы спокойно попить чаю и обдумать ситуацию.
- Назвать тебя надо как то... Жучкой что ли?...
Петя скрылся в хате и поставил чайник. Чай он пил жадно, прихлебывая, держа чашку двумя руками. На улице периодически что-то взвизгивало и скулило...
- Ишь ты как убиваешься то по воле то... - говорил сам с собой Петя, поглядывая в окно на старый вишневый сад.
Ему вдруг вспомнилось детство, как мальчишкой он с отцом сажал эти деревья, как вкусно пахло материнскими щами,да и вообще почему-то на глазах у Пети навернулись слезы. Жизнь прошла незаметно, пусть и в труде и честности, но незаметно... Ему уже сорок лет, а женщину, с которой он мог бы связать свою судьбу, так и не получилось встретить, ну была Надька с хутора, да уж больно она злющая и ревнивая была девка... До сих пор шрам под ребрами и за что? Всего-то за то, что помог одной из города чемодан от остановки через дорогу перетащить?
- Ну их в баню баб этих... - махнул, серчая, Петя.. И полез под стол, где стояла бутыль с мутной молочного цвета жидкостью...
И Петя запил, вспоминая свою молодость, зрелость и пришел к выводу, что собаку надо почему-то отпустить, что кто он такой, чтобы решать за нее, где ей жить и где ходить, что вообще все эти заборы не по закону божьему и что опять ужасно хочется бабы... И Петя стучал кулаком по столу, что подпрыгивали чашки, и даже пел какие-то грустные песни, а собака выла, словно подвывала своему пленителю.
Она поджала хвост, когда человек, слегка шатаясь на ногах, подошел к ней с ножом. Она знала, что такое нож и зачем его применяют эти двуногие боги, еще она знала, что там в лесу в логове под мхом и корнями спят два забавных рыжих комочка, и эти комочки нужно было кормить, соски просто отяжелели и болели... И вот этот нож и запах спиртного... она вздрогнула, потому что вспомнила, как жила с таким же двуногим богом, от которого также несло этим резким неприятным запахом, и она вдруг ощетинилась, стала бросаться на Петю... пытаться вгрызться тому в руку, но умереть достойно... Но Петя и не думал ее убивать, он перерезал веревку, так как сил не было, чтобы отцепить ошейник и счастливая псина бросилась наутек, облизывая окровавленный рот, в спешке ища прорехи в заборе, и довольно быстро скрылась из виду...

А человек стоял и смотрел в сторону леса и, казалось, что сам он скулит, но не от физической боли, а от одиночества, не хуже брошенного пса... И может и вправду Петя скулил, обнимая старую вишню, еще помнящую руки отца... И все... все вдруг поплыло перед глазами, и Петя упал и уснул... И там, во сне, его угощали щами родные и любимые ему люди, и даже жена была рядом, и он как-то стеснялся спросить ее имя, но она сама увела его в горницу, лукаво подмигивая, и повалила со смехом в какие-то пышные перины. И Петя был счастливым, пожалуй, даже самым счастливым человеком на земле...