Как океан утонул в омуте

Однажды, мы очень долго спорили по поводу того, способна ли современная медицина скрестить скорпиона и помидор. Не в том смысле, чтобы скорпион совокупил помидор или наоборот, а на уровне генной инженерии. Естественно нельзя, однако, на моей памяти присутствует история, а на языке вертится слово, которые описывает всю её суть.
Дело в том, что в недалёком будущем на планету Земля упал метеорит. Метеорит был небольшой, однако оставил огромный след на европейской земле, образовав воронку. Дело обычное: упал и упал. Никто не пострадал, метеориты прилетают на Землю достаточно часто, ничего в этом чудесного нет. И история бы так и забылась, если бы не жил на европейской земле один русский иммигрант по фамилии Брынский. Брынский был профессором и занимался чем-то на стыке с уфологией. То есть такой отраслью, где Могут Быть зелёные человечки, круглые тарелки, а если сильно повезёт, то и агенты Малдер и Скалли. Суть была в том, что профессор Брынский обнаружил в метеорите какую-то особенность и задал своим коллегам интересный вопрос. Все интересные вопросы начинаются с фразы «А что если…», и как раз вопрос Брынского звучал именно так:
- Господа, а что, если это не просто метеорит, а инопланетная форма жизни, с которой нам невозможно вступить в контакт, ввиду нашей абсолютной противоположности. Ведь, согласитесь со мной, это не обычный камень и его структура вызывает повышенный интерес!
Ответ был самым правильным:
- Возможно, но нам это никогда не узнать.
И здесь Брынский задумался. Хммм. Генная инженерия. А это мысль.
Простите меня дорогие читатели, за столь расплывчатое и преступное искажение новостей будущего, но иногда мне сложно понять технические вопросы настоящего, а в грядущих технологиях и вовсе не разбираюсь. Единственное, что могу сказать, что с помощью той генной инженерии, которой она предстанет в будущем, человека можно было вырастить буквально из камня. Именно в эту сферу и приударил профессор Брынский.
День и ночь он трудился передать, не то систему, не то молекулярную структуру, не то перестану размышлять над чем трудился Брынский, не то вы меня засмеёте. Дело в чем.
Дело в том, что профессор Брынский в итоге смог создать человека из, как он предполагал, инопланетного существа. Именно существа. Ибо, как считал Брынский, в других галактиках могло и не быть таких понятий как «жизнь».
И вот, перемотаем из скучных, излишне светлых, лабораторных кабинетов на момент, когда всё стало действительно интересно. То есть представьте, как будто перед вами крутиться газета с новостью и вот она останавливается и заголовок:
«УЧЁНЫЙ ВЫВЕЛ ИЗ КОМЫ ИНОПЛАНЕТНЫЙ РАЗУМ. ПРОФЕССОР БРЫНСКИЙ ОЖИВИЛ МЕТЕОРИТ».
Естественно, новостные заголовки врали во все времена и здесь нельзя однозначно утверждать, что это был именно разум, однако факт появления человека опровергнуть затруднительно. И этому человеку дали имя из сложения французских и немецких слов, ибо метеорит был найден на границе Франции и Германии. Брынский назвал своё творение «Пьер Леут».
О дальнейшем пути эксперимента долгое время не было известно широкой аудитории. Что получилось в итоге можно было узнать через несколько месяцев из официального интервью профессора:
- Пьер вёл себя очень странно и это нормально. Он до сих пор ведёт себя очень странно. На все наши вопросы реагирует с крайним недопониманием. Пьер сам задаёт очень много вопросов. В основном он удивляется движению. Пьер постоянно спрашивает: «Почему вы всё время не удивляетесь?» или «Зачем вы мне задаёте столько глупых вопросов, ибо я всё равно не знаю откуда я и как здесь оказался? Почему вы просто не наслаждаетесь тем, что вы можете двигаться, думать, смотреть, осознавать, что вы живы и всё?» Пьер, подобно ребёнку, удивляется каждой мелочи и всё время уходит в себя и пялится на что-то. Часто он просто пристально смотрится в зеркало и всё. Он аргументирует это тем, что может вечно рассматривать, как движется его глаз. Он говорит, что его глаз похож на бездонный океан, что внезапно затопил космос. Пьера удивляет то, что его глаз двигается и его удивляет, что он это осознаёт и его удивляет, что он сам удивляется. Вначале, мы проявляли к Пьеру большой интерес, но после пришли к выводу, чтооо… Что мы просто оживили камень. Просто камень из космоса, который до этого летел и остывал по бесконечному пространству и даже не понимал, не двигался, проще говоря, был камнем. Если мы возьмем любой булыжник и постараемся с помощью современных технологий создать что-то биологическое, то получим такого же Пьера Леута.
После этого интервью Пьера навестили тысячи журналистов. Пьера поселили в новом доме, построенном на омуте, что образовался из воронки, образованной падением того самого метеорита. Решение поселить его на природе было обосновано тем, что в данном случае Пьер быстрее поймёт, как всё устроено на Земле. И от журналистов первое время не было отбоя, но больше вопросов задавали не они. В основном Пьер мучал журналистов вопросами. Вопросы были действительно глупы: зачем вам эта ручка и блокнот, если вы можете просто смотреть по сторонам и удивляться? Зачем вам моё интервью, если вы можете элементарно дышать? Журналисты не понимали Пьера, а Пьер не понимал журналистов и в один момент, вся эта история стала просто скучна. Никто больше не хотел ни писать, ни читать о тех же однообразных вопросах. Особенно мучительно было репортёрам, ибо после каждого вопроса, что задавал Пьер, он мог пялиться в одну точку по несколько минут. И в итоге все оставили Пьера в покое.
Правда, в свою очередь, Пьер никого не хотел оставлять в покое. Он долгое время докучал профессора Брынского своими вопросами, на что тот в итоге предложил Пьеру следующую идею:
- Пьер, сходите и спросите людей сами. Спросите их, отчего они не хотят лежать на солнце и удивляться рассветам и закатам. После этого, я уверен, вы накопите огромный материал для статистических исследований, возможно, найдёте ответы на волнующие вас вопросы.
Конечно, профессор сказал это больше затем, чтобы любопытный камень отстал от и так излишне занятого учёного, но камни не склонны различать подтекст и потому Пьер пошёл в народ.
Пьер пообщался с сотнями людей. Он создал для себя особый список из двадцати вопросов, вроде: «Почему вы выбрали эту профессию? Зачем вам постоянно куда-то надо? Почему вы не удивляетесь?» и другой подобный детский лепет.
Он задавал эти вопросы строителям, полицейским, чиновникам, одним словом всем, и все терялись. Пьер колесил по Европе, и тысячи и тысячи раз задавал одни и те же вопросы и получал похожие ответы: «Я не смотрю целый день в окно, потому что это скучно. Я хожу сюда, потому что дома нечем заняться. Я не люблю свежий воздух. Я пью, ибо быть трезвым слишком грустно».
А проблема было в том, что Пьер не знал, как парировать такие ответы. Он просто выслушивал и шёл дальше задавать одни и те же вопросы. Это его не утомляло, ему нравилось, что он может издавать звуки, вступать в контакт с другими людьми, интересоваться миром. Он не утомлялся, от ежедневного произнесения вслух одних и тех же вопросов. Не утомлялся, не утомлялся, томлялся. Как-то раз он до чего-то дошёл и спросил у молодой учительницы: «Вы каждый год спрашиваете у учеников, как они провели лето, зачем?» На что молодая женщина ответила, что задавать вопросы очень скучно, но без них было бы невыносимо. Каждый день мы спрашиваем: «Как дела?», «Что делал?», «Почему ещё жив?» и это правда очень скучно: и спрашивать, и отвечать, ибо ответы зачастую ещё скучнее чем вопросы.
И для Пьера с того момента каждый день стал похож на предыдущий. Каждый день перебарывая скуку и обманывая себя, что интервьюировать интересно и забавляет, он задавал людями одни и те же вопросы и получал одни и те же ответы. Для Пьера, всё это было похоже на отражение глаза в зеркале. Всё было зеркальнее зеркала, ибо последнее хотя бы отображает пространство наоборот, в отличие от ежедневных событий.
Домой на омут, образованный посредством его скучного приземления на эту скучную планету Пьер Леут вернулся абсолютно разбитым. Даже радость общения с самим собой больше не доставляла ему удовольствия. Он просто спрашивал и отвечал, а в итоге перестал делать и это, и только наблюдал за лесом, водой, своими движениями. И подобно вирусу, скука от ежедневного выслушивания однообразных ответов перебралась и на созерцание. Всё было блеклым и однообразным, скучным и неудивительным. В мире больше не осталось чуда, на которое бы не хотелось смотреть со взглядом, словно ты его видел вчера, закрывая привычным движением дверь, проверяя новости на телефоне, поправляя волосы, читая названия улиц, слушая одни и те же пропитанные серым цветом речи. После всего этого, что накатилось на Пьера, а если быть точным, но безграмотным: откатилось, Леут взглянул на своё отражение в омуте, пытаясь ещё раз удивиться движением своих глаз, ещё раз посмотреть, как этот голубой океан, что поглотил космос двигается из стороны в сторону, но обнаружил лишь уставшие веки, первые пещерные морщины и красные линии. А после поискал что-то по вечерней водной глади, словно стараясь отыскать куда-то сбежавший океан, похитивший космос и не обнаружив, камнем бросился в воду.