След на земле Кн. 2, ч. 1, гл. 17 Комроты Сизов в

Глава 17 Комроты Сизов в боях под Москвой.
(сокращенная версия романа)
1
      Старший лейтенант Иван Ермолаевич Сизов уезжал с Камчатки на фронт в конце сентября 1941 года последним пароходом навигационного сезона. В воздухе кружились мелкие колючие снежинки, меняя направление в зависимости от порывов холодного, пронизывающего ветра. Однако Сизов, стоя на палубе парохода, не замечал ни снежинок, ни злого ветра. Он неотрывно смотрел на берег, где, кутаясь в легкую шубку, стояла на пристани его ненаглядная жена Марина. На душе тяжелым камнем лежала тоска. Иван думал о том, сумеет ли без него его дорогая женушка с грудным ребенком на руках выжить в этом суровом краю. Ведь у неё здесь не было ни одной родной души, кто мог бы позаботиться о них. Даже настоящих друзей нет. Не завели, не успели…, да и не очень торопились.
      Вспоминая их совместную жизнь и её неприспособленность к трудностям, он ещё больше переживал за неё и маленького сына. Хотя понимал, что в большей степени сам был виноват в этом. Слишком любил её и заботился, оберегая от хозяйственных забот и хлопот, делая сам всю домашнюю работу, даже ту, которая испокон века считалась только женской. И готовил, и стирал, и гладил, да и полы в квартире мыл только он. А ведь ей все это теперь придется делать самой. Сможет ли печи растопить, чтобы не замерзнуть?
Пароход отошел от причала и набирал скорость, отдаляя их  друг от друга на неизвестное никому время и огромное расстояние. Сизов ушёл с палубы только когда совсем не смог видеть свою ненаглядную, не переставая думать о ней.
В трюме, видя его озабоченность, к Ивану подошел старшина-сверхсрочник, секретарь ротной партийной организации Мудрик Петр Петрович. Он был далеко не молод и прослужил в их части уже добрый десяток лет.
      - Грустите, товарищ старший лейтенант? - спросил он по-отечески сочувственно. И сам же ответил на свои слова, сознавая, что командиру сейчас не до разговоров, - Ничего не поделаешь. Война. А за жену и малыша не беспокойтесь. Моя Дуня, да и другие жены, оставшиеся в тылу, их без внимания не оставят. Всегда помогут. Топлива им на зиму хватит. Переживут. А к следующей зиме война закончится, и мы вернемся с Победой.
      Иван грустно улыбнулся и через некоторую паузу сказал:
      - Не думаю, что это будет так скоро. Судя по тому, как быстро и далеко немцы продвинулись вглубь нашей страны, война будет затяжной и тяжелой. Наше руководство, конечно, бросит все силы и не допустит капитуляции, а значит, чтобы победить такого сильного противника потребуются годы.
      Старшине Мудрику ответить было нечем. Он ведь просто хотел успокоить Сизова, и не был готов к полемике, тем более был внутренне согласен с командиром. «Последние сводки Совинформбюро подтверждали это суждение: немцы продолжали наступать на Москву. На днях пали Смоленск, Ельня, а Северное крыло почти вплотную приблизилось к Ленинграду. Конечно, Москву и Ленинград будут защищать всеми силами, но при таком преимуществе в вооружении и техники, это будет дорого стоить». Тем не менее, как положено партийному вожаку он подвел итог разговору ободряющими словами.
      - Ну, морду этому зверю мы всё равно набьём. Вот мы доберемся до фронта и покажем им «Кузькину мать». Дальневосточники сражаться умеют.
Сизов снова иронично улыбнулся. Со слов старшины получалось, что только при наличии дальневосточников, Советский Союз победит врага. Другие воины сражаться не умеют. Но продолжать разговор не стал. Ему было достаточно, что этот добродушный  старшина-политработник был уверен, что его жена и сын не пропадут. У него был разговор с Мариной, которая хотела вместе с ним ехать на Запад к родителям, но он боялся, что с такими темпами немцы доберутся и до Красавских Двориков, а на Камчатке им будет безопасно.
      Во Владивосток прибыли только 5 октября. День был солнечным и теплым. Сизов сравнил его с Петропавловском, где сейчас уже вовсю бушевала пурга, и позавидовал жителям этого большого и красивого города. На берегу прибывших встречала группа командиров, которая тут же распределяла прибывших по формируемым маршевым ротам и отправляла их на железнодорожный вокзал, где их ждали эшелоны. За Сизовым оставили его роту и выделили ему три удобных пассажирских вагона со спальными местами, а не обычные теплушки. Уже вечером эшелон отбыл из Владивостока.
      В Хабаровске задержки не было и Иван не смог встретиться со своими бывшими однополчанами. До Байкала проблем в пути следования не было, но на подъезде к Новосибирску людей будто подменили. Если эшелон останавливался в черте какого-либо города, маршевики дружно осаждали магазины, скупали ликероводочные изделия и, напившись, начинали буянить. Дошло до того, что за отсутствием пропитых уже денег водку и самогон выменивали на вещи, в том числе форму. Сизов вышел с ходатайством к начальнику эшелона не делать остановок в крупных населенных пунктах, а уж если там требовалась дозаправка углем и водой, то передавать на станции приказ о закрытии всех магазинов, торгующих спиртным, на время остановок.
      Ему и другим командирам рот пошли навстречу, но, тем не менее, находились активисты, умудрявшиеся добыть «зеленого змея» в этих условиях. Уже проехав Урал солдат Арефьев, на одном из полустанков умудрился променять добротный полушубок на задрипанную старушечью шубейку, разумеется, получив впридачу три бутылки самогонки. Сизов рассердился и выставил Арефьева перед строем роты на показ.
      - Как ты, боец Арефьев, в таком виде будешь сражаться с фашистами? – негодуя, спросил он.
      - А я, товарищ старший лейтенант, буду их сначала своим видом пугать, а потом убивать, - отвечал не совсем трезвый боец.
      Строй захохотал, а сам Арефьев почувствовал себя героем. Любое наказание не пугало этого пьяницу.
      Эшелон выгрузили  на полустанке под Москвой. Потом долго шли по бездорожью, укрытому снежным покрывалом. Но под слабым морозом снежный наст превращался в полужидкую грязь. За строем тянулся тёмно коричневый шлейф проторенного пути. Переход продолжался около семи часов, пока рота достигла берега канала Москва-Волга в районе Икшинского водохранилища.
      Здесь роте Сизова было приказано занять оборону вдоль берега и стоять насмерть. Бойцы сразу же приступили к подготовке линии обороны. Работали почти всю ночь, до зари, под аккомпанемент далеких вспышек и разрывов снарядов. Фронт приближался, и это подгоняло к выполнению работ. Сизов следил, как роются траншеи, пулеметные гнёзда и ходы сообщений. Земля была сложной: то глина, то песок. Образовывались оползни, которые требовалось закреплять, для чего требовался материал. Он делал поправки и замечания, которые солдаты воспринимали без энтузиазма. Вспомнились слова сержанта Мудрика о том, что дальневосточники умеют воевать лучше других, но вот строить оборону у них получалось хреново. Кто-то выразил мысль, что стараться, мол, ни к чему. «Не век же сидеть на одном месте и скоро придется уйти отсюда».
      На рассвете в роту пришел командир полка полковник Масленников со свитой. Он прошелся по траншее и, хотя замечаний не сделал, по нему было, что качеством он не доволен.  Перед уходом сказал:
      - Ну, старший лейтенант, ты и сам знаешь, что мы защищаем. Враг рвется к Москве и наша задача его не пропустить. Стало быть, тебе и твоим хлопцам отступать некуда. У тебя вопросы и просьбы есть?
      - Есть, товарищ полковник. Мне бы ещё парочку станковых пулеметов и  полсотни противотанковых гранат.
      - Ну, танки вряд ли сюда пойдут. Снега навалило, а грунт ещё не промерз. Увязнут. Ладно, подкину тебе бутылок с зажигательной смесью. Даже инструктора пришлю, чтобы показал, как ими пользоваться. А вот насчёт пулеметов… пока не обещаю. Нет лишних, - он протянул Сизову руку для рукопожатия. – Ну, дальневосточник, не посрами земли русской.
      - Не посрамим, товарищ полковник. Будем биться до последнего патрона.

2
      Почти сразу после ухода командира полка, фашисты начали артиллерийский обстрел позиций нашей обороны. Земля вздрогнула и, кажется, закачалась. Осколки снарядов и мин с шипящим визгом проносились над траншеей. Комья земли с брызгами  жидкой грязи падали на головы и сыпались в траншеи. Сизов оторопел от страха, когда над его головой просвистел снаряд и разорвался в нескольких метрах от командного пункта, но смог пересилить себя. Ведь он командир и от того, как будет себя вести при подчиненных, зависит как те, в свою очередь, будут сражаться. Значит, он обязан показать бойцам пример мужества и отваги. Не лезть, конечно, безрассудно под пули и снаряды, но и не кланяться им каждую секунду. Он сел на выступ перед стрелковой ячейкой и смотрел в бинокль туда, откуда должен был появиться враг. Снаряды же все рвались и рвались. Радовало лишь то, что они перелетали траншею, а не попадали в неё.
      Через какое-то время и наша артиллерия открыла огонь. Он был значительно реже немецкого, что наглядно показывало у кого преимущество в пушках и снарядах. Думая об этом, комроты едва не стал жертвой обстрела. Прилетевший снаряд разорвался в самой траншее недалеко от него. Как раз в том месте, где стоял станковый пулемет сержанта Седых. Сизов спохватился: «Уцелели ли пулемет и стрелок?» Хотел кинуться туда, чтобы выяснить, но ещё один взрыв совсем рядом отбросил его назад и присыпал липкой землей.
Огневая пляска у траншеи и в ней продолжалась пятнадцать или двадцать минут, но показалась Ивану длиной не меньше часа. Он еле поднялся с гудящей головой, пытаясь соображать. «Теперь, по законам военной науки, после артподготовки противник должен пойти в атаку,» - подумал Сизов и взглянул в бинокль.
      Впереди, на горизонте, действительно, появились черные квадратики танков. Они довольно быстро подрастали, приближаясь к траншее. Вскоре Сизов отчетливо увидел их силуэты с качающимися стволами пушек.
      - Приготовиться к отражению танковой атаки, - закричал он и не узнал своего голоса. Надрывный и писклявый он совсем не походил на голос командира.
      Но его услышали, и бойцы засуетились, доставая гранаты и бутылки с горючей смесью. Через какие-то пару-тройку минут танки отчетливо были видны и без бинокля. Один из них, самый ближний шел прямо на Ивана. Своим рокотом и лязгом гусениц он снова вызвал приступ страха. Чтобы справиться с ним Сизов тоже достал бутылку с зажигательной смесью и спички, чтобы поджечь фитильный конец. Руки подрагивали, пальцы не слушались, спички сразу не зажигались, а танк вырастал в громадного зверя. Когда до него осталось около пяти метров, спичка зажглась. Вспыхнул фитиль на горлышке бутылки. Она была готова к боевому применению и… Сизов её бросил. Морда танка вспыхнула желто-синими языками пламени. Но он продолжал лязгать траками, наползая на Ивана.
      «Господи, что я наделал? – мелькнуло в мозгу старшего лейтенанта. – Инструктор же наставлял кидать «зажигалку» в спину танка, на его двигатель.
Он отшатнулся от наезжающей металлической громады и рухнул на дно траншеи. Гусеницы танка прогромыхали над ним, перескочив траншею. Он покатился дальше в сторону канала, туда, где находился штаб полка. Но кто-то из бойцов сделал то, чему учил инструктор. «Зажигалка» разбилась над решеткой двигателя. Снова вспышка, огонь и черный дым. Танк остановился.
      «Молодец солдат, - мысленно похвалил неизвестного бойца Сизов, - нужно будет после боя представить его к награде».
      Но бой продолжался, и первый танк был не единственным. Ещё несколько машин двигались следом в шахматном порядке. По ним стреляли из противотанковых ружей, в них кидали противотанковые гранаты и бутылки-«зажигалки», но они перескакивали траншею и хозяйничали на позиции по своему усмотрению. Комроты Сизов сам видел, как один такой монстр наехал на пулеметное гнездо и раздавил станковый пулемет, как крутанулся над траншеей, вдавливая в землю тех, кто находился там, хороня их в рыхлой и липкой земле. Волосы вставали дыбом от этой картины.
      Словно из-под земли, в десятках метрах за танками выросла пехота противника. Она шла цепью и вела огонь.
      - По пехоте противника, огонь, - скомандовал Сизов, совсем не обращая внимания, как звучит его голос, но вкладывая в него всю мощь своих связок.
      Он и сам стал стрелять в эту серо-зеленую цепь, но пистолет не очень эффективное оружие на таком расстоянии. Послышались винтовочные выстрелы обороняющихся. Цепь атакующих продолжала двигаться вперед, не обращая внимания на некоторые прорехи. Но тут, к радости ротного, ожил пулемет сержанта Седых. И именно он, пулеметчик Седых, изменил ход этого боя, вынудив фашистов упасть в снег, а затем и медленно, отстреливаясь, отползать назад.
      Сизов выскочил на бруствер траншеи, с поднятым над головой пистолетом.
- За мной, вперед!
      Но вперед не получилось. К звукам боя прибавился воющий гул самолетов с неба. Над траншеей нависли штурмовики, сбрасывая на изрытую изуродованную траншею свой смертоносный груз. Десять минут бомбежки и обстрела позволили пехоте противника и целым танкам вернуться туда, откуда пришли. Скоро все стихло. На поле боя валялись трупы, и горели три подбитых танка.
      По убеждению взмокшего от напряжения старшего лейтенанта Сизова первый бой прошёл удовлетворительно. К сожалению, в роте были серьёзные потери. Но ведь на роту шла не только пехота, но и танки, которых комполка не ждал, да и самолеты. Комроты пошёл по траншее, уменьшившейся наполовину. Ему хотелось лично поблагодарить сержанта Седых, спасшего роту в критическую минуту. Но у пулемёта сидел незнакомый ему окровавленный боец.
      - Ты кто, солдат?
      - Красноармеец Рахматтулин, - приподнявшись и приложив руку к головному убору, представился боец. – Меня полковник Масленников к вам направил. Пока дошел, как раз немцы в атаку пошли, ну я и использовал пулемет.
      - Молодец, боец Рахматтулин. Объявляю тебе благодарность. Буду ходатайствовать перед полковником о представлении тебя к награде. Пулемет в порядке?
      - Пулемет-то в порядке, вот только одному с ним тяжеловато. Помощник нужен. Вы, товарищ старший лейтенант, распорядитесь, чтобы мне помощника выделили.
      - Будет тебе помощник, - заверил его Сизов. Он в мыслях сразу стал подбирать кандидатуру в помощники пулеметчика. Любого не назначишь. Нужен парень крепкий, чтобы мог таскать и пулемет, и коробки с патронами.
      Не прошло и десяти минут передышки, как до слуха командира роты Сизова снова донесся гул самолетов. Они летели на Москву со стороны северо-запада. «Наверное, летят бомбить столицу», - решил Иван. Но самолеты, теряя высоту, уходили в пике и, снижаясь над передним краем нашей обороны, стали обстреливать её из пулеметов. По самолетам ударили невидимые Ивану зенитки. Один из фашистских асов задымил и, теряя высоту, упал за каналом, где в небо взметнулся гриб черного дыма. Когда самолеты закончили свое черноё дело и улетели, растаяв в небесах, со стороны противника снова появилась  цепь серо-зеленых фигур.
      - Приготовиться к отражению атаки, - уже более уверенно скомандовал Сизов.
       Бой начался назойливой трескотнёй пулеметов и автоматов фрицев. Винтовочные выстрелы терялись в этой звуковой какофонии. В какой-то момент боя Сизов перестал улавливать звук пулемета Рахматтулина. Послал узнать, в чем дело, своего ординарца. Оказалось, что бравый пулеметчик был убит, а его новый помощник тяжело ранен. Видно у немцев работал снайпер, который метким огнем уничтожал наиболее важных персон роты. Погибли еще два командира взводов. Теперь атака немцев отражалась скудным винтовочным огнём дальневосточников. Но при опасном приближении к нашей траншее враг был встречен гранатами, благо их у обороняющихся было достаточно. Очередная атака немцев снова была отбита.
      Следующую атаку фашисты предприняли во второй половине дня. Сизов и не заметил, как быстро пролетело время. Ему казалось, что перерыв между атаками был совсем коротким. За это время он пробежал по взводам, выясняя обстановку с потерями и боеприпасами. Назначил на место погибших новых командиров взводов. Доложил о ситуации в роте командиру батальона, попросив помочь людьми и пулеметами. Перекусил сухарями с кипятком и… вот уже новый артобстрел.
       Снова по полю в их сторону ползли фашистские танки в сопровождении пехоты. Сизов снова отдал приказ к отражению атаки, и хотя такого мандража, как в своем первом бою он не испытывал, по количеству наступающего врага он усомнился, что сможет сдержать его наступление в этот раз. С единственным исправным пулеметом и ополовиненным составом роты это казалось невозможным.
Когда до танков оставалось метров семьдесят у переднего края траншеи снова стали рваться снаряды. Иван подумал, что немцы в этот раз, слава Богу, неточны, так как ни один из снарядов в траншею не попал. Но приглядевшись,  сообразил, что стреляли-то не фрицы. Огонь велся по ним нашей артиллерией. Вот она-то точностью не отличалась. Хорошо ещё, что не накрыла своих.  Постепенно огонь подкорректировали, и снаряды уже ложились рядом с танками. На глазах комроты вспыхнул и задымил сначала один танк, и тут же закрутился, как ужаленный другой танк. Правда, не вспыхнул, а потеряв гусеницу, дальше двигаться не мог.
      Другие же танки быстро сокращали дистанцию до траншеи.
      - Приготовить гранаты, - разнеслась команда Ивана по всей линии обороны роты. Он и сам приготовил пару, положив перед собой. Мысленно помолился и попрощался с женой и сынишкой.
      Но танки вдруг притормозили и, как будто засуетились, меняя свои направления. Нарастающий гул, череда взрывов и раскатистая стрельба пулеметов, обрушившаяся на врага, были результатом появления наших самолетов. Уже загорелось ещё три танка. В рядах немцев наблюдался хаос. Они дружно двинулись в обратном направлении. Снова их атака была отбита. На сей раз роту спасла авиация.
      Наблюдая за отступлением немцев, Сизов подумал, что было бы неплохо перейти в контрнаступление и дать крепкого пинка врагу. Но на этот раз выскакивать на бруствер и звать в атаку не стал. Силы роты были истощены, и бежать вперед по вспаханному полю, догоняя превосходящее по количеству войско немцев, было бессмысленно. Да и сам он чувствовал сильную усталость. Значит, нужен отдых и ему и его бойцам.
      Но прежде чем отдыхать, нужно было снова собрать сведения о состоянии роты и доложить в штаб батальона. День катился к закату и нужно было успеть восстановить обрушенные траншеи, получше окопаться по светлому. Кто знает, пойдут ли немцы в атаку  с наступлением темноты?
      Собрав сведения о составе роты, Сизов ужаснулся. Треть роты была убита, больше трети ранены и только примерно тридцать процентов были боеготовы. Но и с оружием была скверная картина. Пулеметов и противотанковых ружей не стало. Уменьшился запас патронов и гранат. Бутылок с горючей смесью тоже не осталось. Вместе со своими потерями нужно было сообщить сведения о потерях противника. Что он мог сообщить в штаб по этому поводу? Как их посчитать? Не пойдешь же по полю. Подбитые танки видно, но они-то не были подбиты ротой. Решил назвать приблизительную цифру в сто фашистов и два танка, которые удалось сжечь в первой атаке. В заключение доклада снова стал просить пополнения с пулеметами и, конечно, патронов, гранат.
      Оказалось, что штаб второго батальона, в состав которой входила рота старшего лейтенанта Сизова, был уничтожен при артобстреле. Поэтому донесение пришлось отправлять непосредственно в штаб полка. Поскольку связи не было пришлось отправлять с донесением самого старшину роты Трубникова. Расчет Сизова был на то, что старшина со своей хозяйской хваткой сможет выбить необходимое у высокого начальства. Он умел так подать ситуацию, живописать необходимость, что ему почти всегда шли навстречу. И план комроты сработал. С наступлением темноты старшина вернулся с пополнением и необходимыми пулеметами. Бойцы несли на руках и ящики с боеприпасами. Трубников сражу же принялся распределять их по взводам. Сизов успокоился, теперь его рота снова сможет дать отпор следующей атаке противника.

3
      Но он ошибся. Следующую атаку фашисты провели ночью. Рота оказалась неспособной в темноте оказать сопротивление. Имел эффект внезапности атаки и огневая мощь удара. При обстреле, разорвавшийся рядом с ротным снаряд, вывел Сизова из строя. Он был контужен и ранен осколками. Только благодаря рядовым Лушину и Бражнику, вынесшим его с поля боя, Иван остался жив. Очнувшись утром, Сизов узнал, что роты больше нет. Позже он узнал, что фашисты выбили с занимаемых позиций не только его роту, но и другие подразделения полка, державшие оборону на этом участке.
      Оказавшаяся рядом девушка-санитарка обработала раны Ивана. К счастью, они оказались неглубокими и не опасными для жизни. Осколки посекли его правую сторону: руку, бок, бедро и даже ягодицу. Однако он, вполне, мог самостоятельно передвигаться. С контузией дело обстояло серьёзнее. В голове кроме боли был сильный шум, а уши словно были засыпаны  песком. Голова кружилась, отчего Ивана постоянно подташнивало. Даже двойная порция спирта не улучшила его состояния. Приняв дозу, Сизов снова уснул.
      После двухчасового сна, нарушенного посыльным командира полка, Сизов попытался встать, но едва не потерял равновесия. Он практически не слышал того, что говорил посыльный, но понял, что полковник Масленников вызывает его к себе. Пришлось идти. Рядовой Лушин помогал ему передвигаться, чтобы старший лейтенант не упал. Но у землянки командира полка Иван сконцентрировался и зашел к полковнику сам. Тот стоял у разложенной на столе карты и что-то обдумывал, пыхтя папиросой. Увидев Сизова, он набросился на него с упреками, будто противник прорвал оборону полка и устремился к Москве, только по вине Ивана.
      Сизов был в отчаянии. Он видел злобное лицо полковника, его жестикуляцию, но не слышал упреков, обрушившихся на него. Он, конечно, осознавал свою вину за невыполнение приказа стоять насмерть, но не знал, что сказать в свое оправдание.
      - Рота погибла, её больше нет, - выдавил он, полагая, что этот аргумент имеет силу.
      - А тогда, какого черта ты здесь делаешь? – брызгал слюной комполка. – Почему ты тогда жив? Шкуру свою спасаешь?
      Этих слов он не слышал, но догадался по губам полковника. Ему стало не по себе. Ему казалось, что тот сейчас расстреляет его, как дезертира. От волнения и напряжения, в нем что-то сработало, будто щелкнуло и он отчетливо, даже громче чем раньше услышал все звуки в землянке. Даже тиканье часов. Возвращение слуха обрадовало его, и Сизов улыбнулся.
      - Чему радуешься, сукин сын? Оставил траншею и радуешься, что остался жив? Ты знаешь, что немцам до Москвы один переход остался? Да тебя расстрелять за это, мало.
      - Я слышу, товарищ полковник. Слышу! Думал, что теперь на всю жизнь глухим останусь. А оказалось, что слух вернулся.
      - Ну, коли слышишь, то слушай приказ, старший лейтенант. У меня командиров не осталось. Из поступившего пополнения набери себе два взвода ребят покрепче и двигай вот сюда, - полковник на карте показал точку. – С наступлением ночи нужно успеть пробраться к мосту и вернуть его себе. Только при захвате создай побольше шуму, чтобы фашисты решили, что вас в пять раз больше, минимум батальон. Твои выстрелы по врагу будут для нас сигналом для общего наступления. Ты меня понял, старший лейтенант?
      - Понял, товарищ полковник. Набрать из пополнения два взвода, захватить мост, создать больше шума, - повторил приказание Сизов.
      - Правильно. Но обращаю внимание на то, чтобы ты пробрался к мосту незаметно, чтобы не только захватить его, но и удержать. Мост нужен, как воздух. К тому же целым и невредимым. Нам нужно пропустить по нему технику. Много техники. И к рассвету нужно успеть.
      - Есть, товарищ полковник. Задачу понял. Разрешите выполнять? – Иван был рад, что его не расстреляли, рад, что снова слышит и может действовать. Он даже забыл о своем ранении и контузии.
      - Действуй, старший лейтенант, и помни: от выполнения поставленной тебе задачи, зависит успех всей операции.
      Выскочив на улицу Сизов прихрамывая, пустился в расположение резерва. Он был в стороне от участка прорыва. На улице стемнело и заметно похолодало, небо накрывала беспросветная свинцовая туча. Снова завихрился на ветру мелкий колючий снежок. К ночи должна была начаться пурга. Но такая погода устраивала Ивана. Подумал: «В свете поставленной задачи, снежная мгла способствовала маскировке для продвижения к мосту. Немец может нас не заметить. Вот только самим бы не заблудиться».
      К девяти вечера два взвода сибиряков, были им отобраны и проинструктированы. Он ждал сигнала разведчиков к выходу. Именно они должны были провести полуроту Сизова через оборонительные порядки противника к стратегическому объекту. Укрытые белыми маскхалатами разведчики, довели до Ивана план прохода к мосту. Он заключался в том, чтобы подобраться к мосту по льду канала. Лед, конечно, был недостаточно прочным, и идти по нему было рискованно, но если по нему ползти, то он выдержит, да и немцы с этой стороны вряд ли будут ждать. Сизов согласился с доводами разведчиков.
Идти пришлось в обход своей бывшей оборонительной позиции до канала, потом вдоль берега, а последнюю часть пути по льду. Его бывшая траншея была занята немцами, и у Сизова о ней скребли на душе кошки, как о родной. Хотелось забросать её гранатами, чтобы немцам было в ней не уютно, но задание было другим и он не смел провалить его.
......
(полную версию романа можно прочитать в книге)