поездка на целину

                ПОЕЗДКА НА ЦЕЛИНУ.
         Я учился в Витебском мединституте в 60-е годы. Отец умер, не оставив никаких сбережений, мать на свою мизерную пенсию в 60 рублей вынуждена материально обеспечивать мою учёбу. И таких, материально нуждающихся на курсе было немало, некоторые вынуждены были бросать учёбу из-за этого. Прошёл слух, что поработав на целине во время летних каникул, можно обеспечить себя материально на целый год обучения. И вот, сдав экстерном летнюю сессию (отношение к «целинникам» у преподавателей было лояльным), мы добрались в Минск, где формировался сборный поезд для студентов - целинников белорусских ВУЗов, который должен был отправляться вечером. Имея полдня свободного времени, я встретился с одноклассником и мы хорошо отметили встречу, что я едва успел вскочить в уже отправляющийся с перрона поезд.
      Молодые, 20-летние ребята, находящиеся в эйфории от благополучно сданной сессии, от предстоящего  интересного путешествия, получившие стипендию за 2 месяца летних каникул, решили всё это отметить, несмотря на объявленный «сухой закон» до пересечения Волги. Уже будучи в изрядном подпитии, решили добавить и я вызвался на одной из остановок купить спиртное. А возглавлял эшелон штаб, составленный из студентов минских ВУЗов во главе с командиром. На перроне меня с двумя бутылками вина схватили за руку, пытаясь затащить в штабной вагон. Один из наших выхватил меня из окружения штабистов, мы прибежали в свой вагон, я забрался на 3 полку, укрылся одеялом и затаился. Через некоторое время слышу, начались поиски штабистов в сопровождении нашего командира отряда. С меня сбросили одеяло и со словами:
-это он, доставить его в штабной вагон.
      Наш командир, Володя Шелестный, дал мне стакан воды, плеснул в него нашатырного спирта, протянул его со словами:
-прополощи рот для отрезвления.
Я прополоскал, выплюнул моментально отторгшуюся слизистую  оболочку и мы направились в штабной вагон. Постучали в штабное купе, оттуда раздаётся возглас:
-командир, заходи, а он пускай подождёт. Слышу через неплотно прикрытую дверь:
-на ближайшей остановке высаживаем его из поезда, это ЧП, которое без последствий мы не можем оставить, ему будет грозить исключение из института.
-мы его берём на поруки, у него нет денег добраться домой.
-мы ему придумаем другое наказание: заклеймим общественным позором в назидание другим.
        Назавтра крупная узловая станция Ртищево - 1, 40- минутная остановка. Студенты выстроены на перроне вдоль состава. Меня и ещё одного, пойманного с поличным «преступника» из пединститута поставили в «хвосте» поезда, штаб – у паровоза. Нам вручили в руки вещественные доказательства и под сочувственные реплики по команде мы двинулись к голове поезда, где  под сожалеющий ропот разбили бутылки. На этом «экзекуция» закончилась. Лера, наша матёрая «целинница», в знак утешения, дала мне мороженное, которое купила на вокзале и хранила до конца «экзекуции».
       Через несколько суток эшелон прибыл в посёлок Карауба, в переводе с казахского чёрная яма, затем на грузовиках развезли по местам работы. Наш отряд предназначался для строительства в совхозе из самана ферм для скота. Место это северный Казахстан, Уральская область представляла собой выжженную голую степь с редкими клочками пожухлой травы. Температура от 30 до 40 градусов, дождя практически не бывает. Вода, с привкусом бензина, добывается из глубоких скважин с помощью бензонасоса. Спали  в школьном  спортзале на тюфяках, постеленных на полу, ни о каком постельном белье не было речи. Сразу были созданы бригады, занимающиеся строительством, изготовлением стройматериала, нескольким женщинам поручено приготовление пищи, в основном это были макароны по-флотски (до сих пор я их не переношу). Очень справедливо, что - бы не было обид,  решено весь заработок разделить поровну. 
      Я и мой одногрупник из Оршанского района Петя (дальнейшая судьба его неизвестна, якобы после института работал анестезиологом в Киеве) был поставлен на строительство фермы, в качестве подсобника: готовили из цемента с песком раствор, подавал его вёдрами вместе с саманом  Коле, тоже одногруппнику ( судьба его трагична, после института работал зав. хирургическим отделением в Белозёрской городской больнице и рано ушёл из жизни), который имел опыт в кладке, так как являлся «целинником» по второму разу. Изнуряющая жара, тяжёлый физический труд не способствовали созданию у нас здорового микроклимата и я по собственному почину  ушёл на самый тяжёлый участок работы – изготовление самана.
    Эта технология проста: на берегу водоёма трактором вспахивается участок земли, обильно поливается водой, добавляется солома, всё это перемешивается гусеничным трактором и процесс закончен. На тракторе работал наш же одногруппник, имеющий опыт тракториста ( его судьба ещё более трагична: после окончания института он работал анестезиологом в Витебской городской больнице, будучи уже женатым и членом партии влюбился в молодую санитарку, не вынес проработки на партбюро, покончил жизнь, введя себе в вену миорелаксант).  Наша работа: вилами из скирд загружаем солому в кузов самосвала (надо следить, чтобы змея не вывалилась за шиворот, а они в обильном количестве водились в старых скирдах), разбросать на вспаханный участок и приступить к изготовлению самана. Для этого в одних плавках, по колено в этой жиже загружаем её руками в специальные деревянные формы, на верёвке волоком  вытаскиваем, выгружаем на сухом месте для просушки. Работали по парам, мой напарник Володя Помозов, родом из Гомеля, на курс моложе. Воду и питание нам привозили, но вода быстро нагревалась, не утоляла жажду, поэтому перед обедом (его нам привозили во флягах), многие заплывали в довольно большую и глубокую реку Малый Узень, ныряли как можно глубже, где вода холоднее и вдоволь напивались. На другом берегу – Россия, Саратовская область, находились мостки для стирки белья, их кто-то часто воровал и тогда, на потеху нам, на берегу появлялась ядреная баба с криком через реку:
-опять такие-сякие  украли мостки.
     Один из наших, имевший представительный вид, в красных плавках, КМС  по велоспорту, с достоинством, важно прохаживался по берегу, под дружный смех,  вторил ей:
-ну что, негодники, опять набедокурили, виновные понесут суровое наказание.
 Ночевали в палатках, здесь, на берегу. Работали без выходных, старались как можно быстрее закончить и сдать объекты. Очень много в нашей оплате зависело от командира, который с бухгалтерией совхоза оговаривал расценку нарядов. Бывалые «целинники», узнав эти расценки со словами: прошлогодний командир на закрытии нарядов заработал в два раза больше денег, устроили общее собрание, на котором большинством голосов избрали нового командира, что явилось страшным ударом для Володи: он в крайне расстроенных чувствах уединился в кабине автомобиля, тем более, что весь отряд от него отвернулся, за исключением его лучшего друга, Саши Яцко. ( Володя до последнего времени после института работал ЛОР - врачом в Гродненской областной больнице, Саша – в  Мозырской районной больнице, зав. хирургическим отделением, выполнял операции, которыми могли бы гордиться столичные  клиники, умер от третьего инфаркта, не дожив до пенсии). Они всю ночь о чём-то говорили, после чего успокоенный Володя начал трудиться наравне со всеми.
      Нас не забывал штаб студенческих отрядов. Вначале прибыли представители штаба агитировать на работу по строительству дома в Уральске. Узнав об оплате, долго не церемонясь, послали их подальше. Затем прибыли другие представители с предложением перечислить один дневной заработок в помощь пострадавшим от землетрясения в Таджикистане, тех послали ещё дальше, обозвав к тому же «политическими проститутками». В третий раз поступило приглашение на праздник в районный центр на спортивные состязания между стройотрядами с участием местной команды Кайрат.  Мы вначале играли в волейбол, затем и в футбол в 40-градусную жару,  на стадионе, при полном отсутствии тени от чего-нибудь. С трудом дождавшись окончания «праздника», едва живые, отправились домой.
       Со мной был случай, едва не закончившийся трагически: совхозный шофер решил набрать бензин, открутив кран в запасном бензобаке, который находился высоко, прикреплённый к задней стенке кабины попросил меня подержать ведро. Я держу ведро, в него струёй льётся бензин, у меня во рту зажжённая сигарета. Я спрашиваю:
-мне что, сигарету выбросить? И вижу, как вытягивается и бледнеет лицо у водителя и на некоторое время он потерял дар речи.
        Отношение с местным населением было прохладным. Утром, отправляясь на работу, видели их на крылечках, провожающих нас взглядом, пьющих зелёный чай, вечером, усталые, возвращаясь обратно, видели ту же картину. У нас создавалось впечатление, что никто из них не работал. Они избегали вступать в контакт  и мы чувствовали себя низшей расой, работающей на них. В последний день, когда, как это было заведено, руководство совхоза организовало нам хороший ужин, с шашлыками, спиртным, мы пытались найти местных, чтобы поговорить напоследок, но никого не нашли, видимо, они, наученные предыдущим опытом (ведь мы были у них не первым стройотрядом), надёжно спрятались.
       Назавтра, получив деньги, нас отвезли на машинах на ближайшую железнодорожную станцию. Закупив овощи на пристанционном базаре, погрузились в поезд, следующий в Москву, предались пиршеству. Глубокой ночью, на остановке Александров Гай были разбужены криком:
-ребята, подъём!!!
Вскочив с мест, видим в вагоне группу людей, с которыми уже завязалась драка, они бросились удирать и на перроне драка продолжилась, затем их сдали подоспевшей милиции. Оказывается, это была бандгруппа, которая грабила возвращающихся с заработков людей, а нас разбудил криком Саша Яцко, который не испугался ножа, приставленному к горлу.
    Прибыв в Москву, разъехались по домам. Эти деньги мать положила на моё имя на сберкнижку и они в дальнейшем пригодились на мою свадьбу.


       
м