Весна в общаге

Говорят, что один год в общаге идет за три года дома, а три года в общаге - за один год на зоне. А еще говорят, что общаги построены на старом кладбище.
В это легко поверить.
Общаги на отшибе, за рекой: с одной стороны - кладбище, с другой - зона.

Говорят, что каждый этаж в общаге запятнан суицидом: вон, в прошлом году повесился мальчик на пятом, а в позапрошлом с седьмого бросилась барышня.

И в это поверить легко.

Только при мне два человека пытались выброситься в окно. Ларису мы с Юлей оттаскивали, а Женьку каким-то чудом в последний момент поймал за ногу Федрунов. А один при мне все-таки прыгнул. В четвертом корпусе с шестого. Мы с группой смеялись на третьем - кто-то сверху уронил мешок... Потом услышали крики, глянули, а он там лежит... Говорят, поссорился с девушкой, истеричка! Решил полетать как птичка. Вот удружил, так удружил! В новом корпусе из дешевого пластика с тех пор все окна забиты намертво.

А в общаге и просто так выпасть можно, когда пьешь, сидя на подоконнике весной, с открытым окном за спиной. Один и выпал, полетел с девятого, упал на асфальт... сломал ногу. Повезло ему - пьяный был - пьяных ангел теплый на крыльях сносит.

Тяжелое время весна.
Говорят, общего рыжего кота, ласкового и толстого, какой-то ушлёпок выбросил в мусоропровод. Кота я больше не встречал.

Весной денег нет совсем. Даже ****ся по трезвому. Все спят, задроченные учебой, мы с Танишкой, кандидаты на вылет, не спим. Чтоб не скрипеть железом, ложимся вниз. Место на полу есть только под столом - между обувью и холодильником. Ставим на пол настольную лампу, чтобы смотреть друг на друга. Лампа без абажура: голая лампочка лупит в глаза. Прикрыли олесиным сапогом. Это мы сделали зря.
- Сержик, а у тебя есть резинка?
- Танишка, иди на ***.
Танишка - ленивка. Обычно, она любит на спинке, обхватывает ножками, чтобы не соскочить, качаясь на растянутой сетке: эффект гамака она научилась использовать в своих целях. А тут сама встает на коленки.
Отлично видать и из-под сапога, что у Тани до корки стёрта спина.
- Танишка, где тебе стерли спину?
- В сауне с мужиками пили. Дубовая полка жестка.
- А как ты там оказалась?
- Позвала из соседней Снежана.
- Она тебе денег дала?
- Нет, только на пробу взяла.
- Ну и что, ты им угодила?
- У меня у одной был лак на ногах. Похвалили. Потом спросили, есть ли у меня парень? Я сказала, что нет: они брезгуют после студентов. А Снежана гениально сосала.  Как она это делала? Мужики у неё стонали: "Боже! Сука! А!" После сауны повезли на съемную хату: там раздолбанный центр и два дивана. Трахали нас под Баха. Баха мерзостно заедало.
- Сколько их было?
- Трое. Один разводящий и два хероя.
- С Севера, что ли?
- Из Стрижевого.
- А, ясно. Там нефть из болота. Ну и как после баха-траха?
- Да ничего, ***во.
- Пойдёшь со Снежаной ещё?
- Думала я под жирными жопами, что отец мой колет в забое - не для того, чтобы я так работала.
- Танишка, садись сверху. Я и после сауны тебя не брезгую.

Танишка скачет на мне как мячик. У неё такие прекрасные волосы! Вот она уже плачет - не от боли, а от удовольствия. Соседки во сне матерятся. В комнате отвратительный смрад: олесин сапог от лампочки стал загораться.

Вдоволь Олеся смеялась над Танишкой, целый день декламируя гениальное:

Наша Таня громко плачет
Потеряла Таня честь...
Это, ****ь, тебе не мячик
Надо смолоду беречь.

А от меня стали биться зеркала. Первое разбилось, когда я брился. Оно само сорвалось с гвоздя! Я к нему не прикасался. Осколки собрал, но, не чувствуя за собой вины, другое покупать отказался. Стрельнул у девок крышку от пудренницы - как-то на соплях присобачил. Это не способствовало улучшению отношений со старшекурсниками-сокамерниками.

Следующее разбилось уже на восьмом. Девки, обычно, мазались перед окном. Большое зеркало к стеклу прислонили. Оно упало, когда я был один.

Девки коллективно пошли мыться. (Никогда не понимал, зачем им компания в душе? Там, кажется, и так не одиноко: душевно, никаких перегородок нет. Стосковались, видно, душой друг по дружке, сидя нос к носу в одной комнатушке. Вместе они и в сортир ходили!)

Я не подходил к окну, даже не шевелился! А зеркало соскользнуло и разбилось.

Олеся привезла из дома другое. Его повесили на дверцу шкафа. Оно разбилось, когда все, кроме меня, сидели на парах. Я даже не стал собирать осколки. Надоело. Просто вышел на улицу и пошел, куда глаза глядели. Купил банку Балтики-девятки - это, в общем-то, ёрш, гадость редкостная. Кажется, в первый раз в жизни один напивался. На душе как-то особенно мерзко. Олеся в последнее время ночевала в восьмерке, в общаге физфака. Частенько она брала с собой Танишку - для разврата. У Олеси там была, ****ь, ЛЮБОВЬ, большая и толстая, а Танишку просто ебли всем этажом. Но это бы ещё ничего. В конце концов, физики тоже люди, да и от Танишки не убудет... После сауны, конечно, стало гадко, словно я сам там сосал. Хотелось от****ить эту Снежану. Но это тоже ничего. Ерунда. Учёба? Да *** с ней, с учёбой! Как-нибудь сдам. Что ещё? Почему мне так плохо? Всё из-за ****ых зеркал!

Я шёл по Учебной мимо корпусов Политеха. Вокруг снуют студенты, а я - с Балтикой и с сигаретой, в думах о жизни высоких, одинок в толпе как Лермонтов .
Внезапно кто-то окликнул.
Да не Сержика, а Серёжу! Оглянуться не успел - уже тискают, шею колят сережками. Ба! Да это же Анька, моя землячка! Вот так встреча, вот так удача! Анька училась в параллельном классе. Мы с ней вместе сюда поступали. Я на филфак, а она на факультет радиофизики: проходной балл был туда запредельно низкий. Но учиться она, разумеется, там не смогла. Как-то сдала первую сессию... ей бы вторую сдать, да перевестись от греха... Но тут подкузьмила бабка.
Родители, смешные такие, побоялись селить дочек в общагу, скооперировались, сняли им на троих хату - хату с вредной бабкой, чтобы та за ними, типа, приглядывала. А бабка -  возьми - да помри! Они её и нашли. И пока внуки хату не продали, девчонки на хате той доживали.
А бабка, вреднющая такая, после смерти совсем распоясалась. Ходила по коридору, воду в толчке смывала, полотенце по кухне само летало.
Страшно девчонкам стало.
Стали всех звать к себе ночевать. И я там был, но месяц спустя, когда уже почти затихло. И то сподобился видеть черпак, который никто не трогал. Качался на стенке как маятник: туда -сюда, туда-сюда...
И пока свирепствовала мертвая бабка, все сокурсники у них перебывали: такой пошёл разврат - куда там общаге! - поток радиофизиков на три бабы.
А потом хату-таки продали. Девчонки разошлись кто куда. Виолетта вселилась в восьмую общагу. Всё, что было недоразъебанно, ей там доразъебали. Ната поселилась с Локи, которого выцепила в мутном потоке ещё у бабки на бдениях, и некой Светой Скрипко, страдающей булемией - это огромный недостаток для совместной студенческой жизни.
А Анька поселилась одна в коммуналке. У неё была большая комната и комната служанки. Хозяйка была хорошая. Притащила ей ведро картошки.
А еще у Аньки был парень. Андрюха с факультета информатики. Я их под ручку встречал. Сразу видно, что они не пара. Андрюха - аристократ духа, а Анька - и по внешности шмара.

И вот эта самая Анька меня сейчас обнимает.
Чёрт меня дернул сказать:
- Хочешь пива?
И Анька немедленно согласилась.
Это была роковая ошибка. Не понимаю, что со мной сталось?! Никогда я в жизни за баб не платил. И не собираюсь.
А тут раскошелился на два Клинских. Тоже - та ещё гадость!
Заправили бутылки в пакеты для блёва (тогда это ментам канало), прошлись по бульвару, посидели на лавке.
- Клево?
- Клево!
Надо добавки.
А после третьей возникла душевность. Куда бы деться?! Две ****и. Одна бесплатная - это я. А другая ещё приплачивает. Ведь Анька Андрюху почти содержала. Ему присылали на жизнь крайне мало. Это она мне тогда рассказала. Это у неё в маму.
Наши мамы дружили домами: мы к вами, вы к нами, анфан к анфан, мадам к мадаме -  вместе на отпуске ****овали. Помню-помню, на Иссык-Куле, с какими-то музыкантами, молодыми ребятами, что халтурили на местной площадке. Наши мамы там ТАК зажигали! До упаду плясали. С говнарями гуляли почти до утра, а под утро ****ься пришла пора. Наши котеджики были рядом. Анька маме открыла сразу. А до меня так и не смогли достучаться, пришлось чем-то дверь вскрывать. Зато когда маму стали ****ь - вот тогда я проснулся! На локте привстал, смотрю с негодованием, не ложусь. Мне было девять лет. Помню, мысль посетила смешная, что маму парень лечит от кашля. Так моя мама дышала. А ей весь кайф обломал.
Увидела мама, что я смотрю, голосом нежным ему сказала:
- Ну что ж, придется тебе уйти.
Самая лучшая в мире мама!
Меня бы кто-нибудь так попросил!
Он джинсы нашёл и ушёл. Ничего не сказал. И мама мне ничего не сказала. А я потом бабушке настучал, что с мамой парень какой-то спал.
- Хорошо, только не говори Вальдемару.
Так она отчима называла.

И вот мы с Анькой на лавке, залившись пивом, жалуемся на жизнь, жилетки друг другу пачкаем.
Я на Олесю плачусь, она - на Андрюху.
Совсем он её не любит.
- Завтра зачет, - сказал, - не приду.
Вот такая вот сука!
А мы с Анькой друг друга стоим, жилетки у нас особого кроя. Плавно переходят в ширинки. Моя рука со спинки скамейки сама собой перелезла на Аньку и уже гладит её по спинке. А Анька меня по плечу гладит.
Но это бы еще удалось замять. Не надо было её  провожать. По крайней мере, не до квартиры. А там ведь она сама, ****ь! Сама меня пригласила!

Крадемся сквозь кухню, пахнет вкусно. На плите кастрюлька с тушеным мясом. Кто-то остыть оставил. Анька сняла крышку:
- Ммм, Жоре понравится!
Сунула грязную руку в кастрюлю, зачерпнула горстью тушенку мясную. Сунула и вторую...
- У меня ключ в кармане, открой!
- В каком?
- Не помню.
Джинсы в облипку кожей второй на ногах. Словно в тисках защемило, как сунул ей в пах, да только не пальцы. Там ключей не нашлось, поискал на заднице. В одном кармане, в другом... У Аньки обалденные ноги, такие рельефные, а попа торчит колобком. На ощупь тоже великолепная! Проверил в паху с другой стороны.
- Куда ты заснула, Анька, ключи?
- Может, в нагрудном кармашке?
Конечно, у Аньки в облипку рубашка...

Встретил нас анькин щенок - шпиц Жора. Встретил нас серый котейка, обжора. Есть ли у девки мозги? Заводить спиногрызов на съёмной квартире? Шпица она купила за дорого...
У Аньки была большая комната, а рядом крохотная комнатенка служанки. Именно в ней она и жила. А в большой срали её животные. Их милые кучки везде на ковре. А Анькины ручки в моей, ****ь, руке.

Мы сидим с Анькой колено к колену, по-прежнему пьём; кроме постели в простенок служанки втиснут ещё и стол. А за дверью хоромы с говном.
Огромные серые глаза ****и прямо в глаза мне пьяно слезятся. Мои, наверное, слезятся тоже. Сидим, пьем. Глаза в глаза, рожа к роже. Слишком тут тесно, тесно! Никуда не уйти от секса!
А круглые Анькины губы - большие, в красивых морщинах - словно распухший сфинктер. Намазаны блеском как вазелином. У Аньки неправильный прикус, верхняя часть выдается, но это её не портит. А в школе - я помню - жестоко обзывали челюстью носорога. У Аньки жидкие волосы, а сквозь них торчат уши. Но это делает её еще лучше. Ох, держите меня, товарищи! Знаю ведь, что не надо, не надо, что это говно, а не шоколад! А все равно не могу, провожу рукой по бедру. А у ней сразу ножки врозь! Она это даже не сознает. Просто. Реакция. ****и. Не надо её тебе! Отвратительно пахнет рот каким-то химическим сладким дерьмом. Это у Аньки такая помада. Не надо! Не надо! Не надо! Язык верткий как уж; а руки в объятиях душат! В детстве она меня всегда бесила. У неё были тонкие, сильные пальцы с обкусанными до мяса ногтями. Как больно она ими щипалась!
А сейчас этими пальцами гибкими бесстыдно лезет в мою ширинку. У меня от испуга аж сник. Расстегнул сам, избавил её от возни. Стал снимать с неё рубашенку, а она тычет пальцем в мошонку. Пришлось бросить её на кровать и налипшие джинсы скатать. Вид анькиного голого тела сделал своё нечистое дело. У меня опять *** стоит: ****ь любую могу поразить.
Анька кричит:
- А! Ни хера ж себе до хера!
Сама напросилась, шмара.
Теперь держись.

Анька держится за кровать. До утра мне её ****ь. Под утро Анька уже в отчаянии. Я в своём стиле - не кончаю.

- Ты когда-нибудь кончишь, Сергей? Может, тебе отсосать, может, тебе в жопу дать?

- Бог с тобой, Анька, забей!
(кончи не хватит на всех ****ей)

- Ну как же? Я кончила, а ты нет!

- Это моя проблема. Я тебе не клиент.

Анька обиделась и заснула. Она так старалась! Все сделала, бедная ****ь, даже палец мне в жопу засунула.

Но истинной ****и всегда всего мало. Утром опять меня оседлала. Адски с похмелья болит голова. Боль причиняет её езда. Как она меня в детстве бесила!
- Давай, давай, милая!
И уже перед самой-самой чертой, когда Анька решила мне напрочь вывернуть ***, открывает хозяйка своим ключом:
- Ань! Я стучала, ты дома? Мне надо... А что это за дерьмо?
Анька и рада бы слезть, да не может. Кончина её стоит на пороге. И от последних прыжков-размахов ломается шаткая ножка кровати! Оказывается, под кроватью был Жора. Лучшего места шпиц не нашел. Придавило его (не всего, только ногу). И под визг своего щенка Анька кончила.
Хозяйка ворвалась к нам в комнату:
- Да что тут у вас происходит?!
А мы соскочили, диван поднимаем. Жора на трех ногах ковыляет.
- ****ь! - вопит хозяйка, - грязная шлюшка! Немедля съезжай с квартиры, сучка!
За неделю Анька уж ей задолжала...
В этот момент из-за спины хозяйки показалось лицо анькиного парня. Видно, первым зачет сдал Андрюха. На бледном лице голубые глаза; посмотрел на нас долгим взглядом. Недоумение сменилось презрением. Развернулся и ушел. Всё ж понятно!

У Аньки вещей было шесть баулов. Я уже говорил вам, что она дура? По сумарям как попало их укатали, а хозяйка стояла и ругалась над нами. А потом пришлось разделиться. Анька взяла кота, шпица и поехала их пристраивать. Щенка еще надо в ветеринарку. Что у него там с лапой? Я взял - и все деньги отдал дуре Аньке. А сам повез шесть баулов в общагу. С тяжелой башкой с похмела. Попробую описать без мата то, что тогда ощущал.
........ Я.....................а еще...с остановки...............ну и..............на восьмой этаж...... Как.................. Вы бы знали!......... А всё из-за этой.......дурак!

Не знал я тогда, какое счастье - шесть сумок на своей спине поднимать.

Еле влезли баулы под наши кровати. Теперь уже сетки не провисают.
А Анька сбагрила зверей Нате - та не смогла их не принять. Кот был наполовину её, она приходила, щупала ему коки. А щенка - ну куда? К тому же их собственная хозяйка - учительница истории в школе - была в то время в тяжёлом запое: в него на неделю из дома ушла. Слава богу, у щенка кость цела. И Анька мне деньги назад отдала.
Но осталось нам самое сложное. Ночью Аньку в общагу втащить по балкону.

Последний раз я втаскивал девок в марте. Тогда потеплело, прошли мы на речку бухать. Потом руки грели возле вечного огня. Оказалось - нельзя. Подошли менты, забрали меня. Девки за мной - вызволять - побежали, а меня уж и так отпускали. Какие-то были менты нормальные. Но до ночи мы проваландались. Общага закрыта, что делать? Надо через балкон лезть. Балкон на втором этаже. Я туда мог забраться. Сначала по стенке лез, потом на руках потягивался. А затем, перегнувшись через перила, девок своих затаскивал. Танишку поднял без проблем, она не худая, но мелкая. А Олеся метр семьдесят семь. И руки наши вспотели.
- Кидай меня, Серж, кидай!
А я взял и кинул. Прям кинул! Простите, очень был пьян. И сильно, видимо, ненавидел. Олеся упала на асфальт спиной. А мне стало страшно. Королева - как куль с мукой, и я тому виной. Как прозрел тогда.
 так и стало.


Но об этом потом, по порядку. Сейчас нужно втаскивать Аньку. Анька как всегда в мини-юбке. Раскорячилась качанными ногами. Мимо идет компания придурков, улюлюкает. Сейчас привлекут к нам внимание!.... Неужели все-таки обошлось? Как два пуганных зайца понеслись на восьмой.

А девки мои с такими лицами принимают сестрицу-****ицу! У Олеси голосок как мед. Обнимает Аньку за талию.
Ну что ж, дорогая, курить пойдем?.. А тебя, Серж, не приглашали!
А меня - цап - клыками!

Вот так вот и получилось. С Анькой Олеся - ****ец - подружилась! А меня, в опалу, в отставку. Не простила, царицка, мне Аньку.

Но вскоре ко мне добавилась Танишка. Олеся бросила и её, по общаге бухала с Анькой-звездой. Танишка дико их ревновала, и мы с ней сроднились душами. И вот грустные, безденежные, брошенные, сосемся под цветущими черемухами. А сессия всё приближается...

Ох, какой ****ец мы с ней нагуляли!
Поехали за город под девятое мая. Как я стал анархистом, не читали?

Взял господь за шкирку Ангела Теплого и выбросил шкодливого в мусоропровод.

Да, да, да! Я всё понимаю. Это мне было дано испытание.

Но, вы знаете, друзья, я не выдержал. Еле-еле выжил. Вернулся со сломанным носом, с отбитыми почками, с грыжей. И внутри тоже всё переломано. Девок на балкон мне больше не втащить. Стало сложно даже поссать сходить. Стало как-то совсем не до учёбы. Взял академ, уполз в родимый город.

А кишка ещё три месяца из жопы торчала. Таким, как я, не место ни в тюрьме, ни в армии. Да, я пидор! Да! Меня там ****и!


А Анька месяц безвылазно сидела в общаге. Выйти она не могла - пропуска нет назад. Потом получила из дома деньги. Ей взяли билеты - она отчалила. Кто ей тащил на вокзал шесть баулов? Скорее всего - сама. Слышал, стала она работать промоутером. В мини-юбке стояла на улице, всё себе там отморозила. У неё с детства были проблемы - а тут одна почка вообще отлетела. Потом она устроилась в банк. Теперь, говорят, хорошо зарабатывает - не то, что я, неудачник. Попутно кончила на заочном. Какую-то экономику. Нашла себе мужа-уебка, судя по фоткам. Вот Анька с мужиками в свадебном платье. Они ей локти сложили на шею, она под их тяжестью вся прогибается. А вот она же с бледными ничтожеством. Ну что за хер! Ни кожи, ни рожи. Этот нужен ей для души. Будет деньги тянуть, кровь сосать, нервы дергать, душить.
Если кому и повезло, так это шпицу. И то, знаете, относительно. Анькины родители его с рук не спускают. Так на руках с ним и гуляют. Он жиром заплыл, и жопа гноится. На *** такую любовь, на ***!

А я дома немного оправился и вернулся туда опять. На ****ую свою задницу новых приключений искать. И, разумеется, я их нашел. Но это уже совсем другая история.