Хитрый поп или история святого Серафима

- Для кого звоним, тьфу ты черт, - стоя на выщербленных порожках храма и слушая звон старых медных колоколов, ругался батюшка, с тоской оглядывая совершенно пустой церковный дворик, затененный молодыми распустившимися березками.
- Ну, ну, святой отец, не горюй, - успокаивала его попадья, ласково поглаживая батюшку по массивному плечу, покрытому черной сутаной, - может, услышит кто-то звон колоколов то да к заутрене и придет воздать хвалу богу.
- Э, мать, сколько раз уж слышал эту песню, - буркнул батюшка и недовольно махнул рукой, - а так никого и не дождались.
- Мы многое выстояли, многое вытерпели, - запричитала попадья, утирая сбежавшую по щеке слезу, - коммунистов вытерпели, сельского голову Жилко вытерпели, чтоб его черти взяли, и это вытерпим.
- Да что ты понимаешь, - тяжело вздохнул батюшка и плюхнулся на покосившуюся дубовую лавку, - если так и дальше пойдет, то завалится наш храм на наши же головы, вот потом я и посмотрю, как ты вытерпишь.
- Да, - задумчиво протянула попадья, - здесь ты правду говоришь, отец мой, денег то совсем у нас не осталось, не на что даже побелки купить, чтобы потолки замазать.
- Думать надо, мать, думать, как людей к богу направить, в храм затащить, - почесывая подбородок, произнес батюшка и уставился на горизонт, где уже алели последние лучи заходящего солнца.
В воздухе повисло тягостное молчание, изредка нарушаемое легким шелестом зеленой листвы и вялым посвистыванием сонных соловьев.
- Придумал! – вдруг воскликнул святой отец, и по его лицу расползлась довольная улыбка, - я все придумал! – еще раз повторил он.
Ухватив перепуганную попадью за плечи, он три раза поцеловал ее в лоб и заключил в крепкие объятия.
- Отец мой, батюшка, поделись же со мной той светлой мыслью, что пришла в твою умную голову, - выдавила из себя попадья, освободившись от объятий мужа и пристально уставившись на него своими большими карими глазами.
- Ты должна помочь мне, мать, - слегка насупившись, произнес батюшка и как можно более уверенным тоном добавил, - клянусь тебе, попадья, завтра в храме яблоку негде будет упасть.
- Ну, раз ты так говоришь, - нерешительно развела руками попадья, - а что делать надо?
- Пойдем, пойдем за мной, - пролепетал батюшка, поманив за собой попадью, и вошел внутрь храма, крестясь и радуясь собственной находчивости.
Зайдя в келью, батюшка указал рукой на табуретку у низкого квадратного столика, и приказал, - садись, доставай чистый лист.
Попадья послушно уселась на табурет и вынула из-под стопки старых календарей несколько желтых квадратных листов бумаги.
- Бери перо и пиши то, что я скажу, - произнес батюшка, расхаживая по комнате из угла в угол и продумывая предстоящую речь.
Попадья схватила перо и занесла его над чернильницей, приготовившись в любую секунду начать записывать слова супруга.
- Так, пиши, - нервно хрустя пальцами, повелел батюшка и принялся диктовать, - братья и сестры, - но тут же осекся, гневно сплюнув через плечо и остановив попадью, - лучше так: дорогие братья и сестры, с радостью сообщаю всем вам, что нынче вечером в храм святого преподобного отца Серафима, доставили его нетленные чудотворные мощи, которые пробудут здесь два дня. Все желающие могут прийти и, приложившись к святым мощам, помолиться старцу Серафиму об исполнении своих самых сокровенных желаний, пожертвовав на ремонт храма, выстроенного и названного в его честь. Отец Фотий.
- Ну, записала? – закончив диктовать, обратился поп к попадье.
- Да, батюшка мой, записала, - ответила попадья, с усердием выводя последнюю букву.
- Хорошо, - буркнул святой отец, - теперь размножь это и ступай по деревне, развешивай приглашения по столбам и дворам, чтобы наутро все знали о мощах преподобного Серафима.
- Да, батюшка мой, - произнесла попадья, - но откуда возьмутся мощи то старца, ведь нет их у нас, а за ночь мы их привезти из далека не успеем, совсем никак не успеем.
- Предоставь это мне, - цыкнул батюшка, - твое дело бумагу написать, а мощи я достану.
- Как знаешь, отец, как знаешь, - сказала попадья и принялась переписывать речь святого отца на новый лист.
Батюшка вышел во дворик, прихватив с собой лопатку и небольшой полотняный мешок, прямо в густые ночные сумерки. Как раз то, что надо, - подумал он про себя, причмокнув губой и наполнив легкие прохладным свежим воздухом.
Преодолев в несколько шагов дворик, батюшка распахнул скрипучую калитку и очутился на узенькой тропинке, ведущей к лесу.
Пройдя добрых триста метров, он свернул вправо и спустя минуту оказался на старинном церковном кладбище с торчащими из земли вековыми крестами и разрушенными памятниками.
Пробубнив себе под нос молитву и отмахнувшись от дурных мыслей, святой отец ловко обогнул немногочисленные захоронения и подошел к концу кладбища, огражденному низким стальным заборчиком.
Кряхтя и тяжело вздыхая, он перекинул через оградку сначала одну ногу, потом другую, и остановился, чтобы отдышаться.
Вдоволь отдохнув и оглядевшись по сторонам, батюшка продолжил свой путь и через пять минут он очутился у подножия невысокого холма, на котором расположилось кладбище домашних животных.
Кладбище представляло собой несколько десятков могил, крупных и поменьше, в которых покоились почившие любимцы местных жителей.
Некоторые могилки украшали самодельные памятники, другие камни, третьи же выделялись лишь земляными холмиками.
Приблизившись к одному из холмиков и три раза перекрестившись, святой отец достал из полотняного мешка лопату и, нагнувшись, принялся копать землю.
Всего несколько острожных взмахов лопаткой, и перед глазами батюшки забелели освещенные тусклым лунным светом свежие собачьи кости.
- Ага, - чуть было не вскрикнул святой отец от радости, охватившей вдруг его, и, прошептав «господи, помилуй», вынул из земли несколько крупных костяшек, бережно сложив их в мешок.
Вернув могилке прежний вид и притрусив сверху землей, батюшка положил в мешок к останкам лопатку и, не оглядываясь, спешно зашагал домой.
К тому времени, как он добрался до храма, попадья уже успела развесить по всей деревне штук пятнадцать объявлений и теперь ждала его, сидя в келье.
Как только скрипнул проржавевший замок, попадья тут же вскочила с места и бросилась к супругу, вопросительно вглядываясь в его суровое погрустневшее лицо.
- Не спрашивай, попадья, не спрашивай, - выдавил из себя святой отец и приложил указательный палец к своим губам, - ступай спать, утро вечера мудренее.
Попадья тяжело вздохнула и, пожелав батюшке добрых снов, поторопилась скрыться в своей комнатушке.
К трем часам ночи, когда кости были омыты водой и смазаны подсолнечным маслом, аккуратно уложены в специальный посеребренный саркофаг и прикрыты черной материей, а обувь, очищенная от могильной земли, сияла чистотой, батюшка отправился в свою келью и заперся, желая как можно скорее уснуть крепким сном.
Ранним утром, задолго до пения первых петухов, у ворот храма уже скопилась целая толпа сельчан, желающих как можно скорее приложиться к мощам святого Серафима, воздать ему хвалу и попросить всяческих милостей для себя и близких.
Выспавшийся поп и довольная попадья живо встречали прихожан, подводя каждого к саркофагу, где прихожане прикладывались губами к холодному стеклу, благословляли их и как бы невзначай указывали каждому на крохотный ящик для пожертвований, собираемых во имя и во славу святого и преподобного отца Серафима.
Два дня от желающих не было отбою, два дня деньги текли в руки попа и попадьи, словно рекой, и на целых два дня безымянный пес с кладбища домашних животных вновь смог ощутить себя самым любимым.