Со свиданьицем

http://ольгабеловаписатель.рф


(ПРОИЗВЕДЕНИЕ ПРОШЛО КОРРЕКТУРУ)

Любочка чистила перышки. Она была уже не молода, но все так же прекрасна. Из окна ее уютного гнездышка виднелся кусочек синего моря, по лоскуту синего неба проплыло облако, как последняя базарная баба, будто не понимая, где находится, пролетела чайка. Не обращая внимания на горластую брань, женщина плюнула на кисточку и принялась старательно рисовать второй глаз, первый был уже готов. На комоде предательски тикали часы, подгоняя минуты к заветному часу, но Анатолий Степанович еще не звонил.

Закончив макияж, женщина направилась к шкафу. Кофточки, скучая, висели ровным рядочком. Здесь их обитали мириады. Любочка сорвала с плечиков и приложила к роскошной груди нечто персиковое, пока влезала в рукава, её охватили сомнения, но она продолжала упорно, наперекор всему лезть, пока наконец прилизанная голова не вынырнула из дырки выреза. Покрутившись перед зеркалом, женщина постаралась честно глянуть на себя со стороны, отчасти ей это удалось. В платьице ей было как будто снова сорок, она была необыкновенно хороша, и все же что-то было не то… Покряхтев, Любочка тем же путем вылезла обратно, повесив платьице снова на плечики. В углу шкафа скучали костюмы, брюки, все это порядком надоело еще в допенсионной жизни, сейчас хотелось чего-то дерзкого, яркого, девчачьего! – на пенсии с человеком происходят странные метаморфозы. Раздраженно перебирая когда-то любимые, но успевшие надоесть вещи, женщина наконец заметила нежный, почти жемчужный проблеск.


– Ну конечно же! – ахнула она, не раздумывая, нырнула в газовую пучину и вынырнула уже совсем другой женщиной!


Любочка ощупала бедра, талию, грудь, расправила облака воланов, кажется, осталась всем очень довольна, но успокаиваться было рано – предстояло найти туфли. Крякнув, она опустилась на колени, чем-то хрустнула и вынырнула с симпатичной коробкой. Присев в кресло, влезла в одну туфлю, лицо ее приняло озабоченное выражение, хромая, женщина доковыляла до тумбочки, достала косметичку и отправила в ротик одну за другой половинку зелененькой, четвертушку беленькой и желтенькую, запив все стаканом воды. С годами никто не становится моложе, во всяком случае телом, но некоторым будто удается объесться молодильных яблочек. Женщина превращается в бабушку, только когда у нее из двух косметичек останется одна, та, которая с таблетками, а покуда их две, вы все еще имеете дело с женщиной!
Доковыляв обратно, Любочка натянула вторую туфлю и прошлась по комнате, губы её чуть дернулись: с боков давила шишка, большой палец вот уже лет десять как упорно лез на соседа, пятки, как она их ни шлифовала, всё не становились, как у младенчика, но Любочку это не смущало: какими бы рогами ни торчали шишки, как бы ни уводило в сторону палец – главное было не это, главное было то, что ей позвонил Анатолий Степанович, ее давний знакомый. Знали друг друга они давно, но потом она переехала, лет пятнадцать друг о друге ничего не слышали, а потом нечаянно нашлись, начали созваниваться, поздравлять друг друга с праздниками, а тут вдруг Анатолий Степанович сообщил, что едет к ним по путевке. Любочка, конечно, понимала, что все это не серьезно, бесперспективно, но продолжала тщательнейшим образом готовиться к празднику, зачем же и себе, и мужчине портить малину?


Расправив крылышки на платье, женщина вдруг подумала о том, что Анатолий Степанович мог закрутить роман с санаторной, но тут же себя успокоила – ну зачем ему какие-то больные санаторные тетки, когда на Виноградной живет такая женщина: таблетка под Любочкиным языком уже успела растаять.

Телефон наконец зазвенел колокольчиком.

– Жур-жур-жур, – мягко проговорила женщина.

На том конце что-то ответили.

Любочка засмеялась:
– Жур-жур! Жур-жур!

На том конце снова что-то ответили.

– Жур! – сказала женщина напоследок и повесила трубку.

Жизнь заиграла красками.
Любочка полетела на остановку, на которой условились встретиться.

Когда она прилетела, ее уже поджидали в тени остановки. Прибывший на лечение Анатолий Степанович всем своим видом показывал, что он не старый пень, а поседевший Мастроянни. На нем был прекрасный, добротный пиджак, вельветовый, современный (Любочке это понравилось, значит, следит за собой), строгие брюки (Любочка это тоже отметила, она не выносила, когда мужики на седьмом десятке слишком уж молодились); единственно, что несколько подпортило впечатление, – это то, что Анатолий Степанович под легкие, светлые, в дырочку сандалии натянул носки непонятного цвета, но носки – это то, что мужчине можно с радостью простить, особенно если в руках он держит маленький букетик. Любочка и это оценила – не пришел же Анатолий Степанович совсем без цветов, как некоторые мухоморы.


– Жур-жу-жур! – Любочка, как восьмиклассница, засунула нос в букет.

Анатолий Степанович отпустил несколько витиеватостей по поводу Любочкиного платья, ему было приятно и то, что Любочка так нарядилась именно для него, и то, что она была все еще очень даже ничего, и то, что при взгляде на нее у него внутри уже два раза булькнуло. Анатолий предложил идти в шашлычную, в санатории еда была для трезвенников-язвенников, парочка переглянулась, пробежала смешинка – «дескать, есть бандерлоги, которые могут нарваться на неприятность, если запьют огурец молоком, но у них-то все титановое, гвозди перевариваются!»


Любочка захихикала, она тысячу лет не была в шашлычной.

– Жур, – согласилась она.

Анатолий предложил руку, и Любочка засеменила рядом.

Парочка вышла на набережную. Солнце закатывалось в море, красный диск тонул в волнах, птица реяла и реяла, красотища! О некоторых вещах даже и писать не стоит, бери билет Москва – Питер – Сыктывкар – Адлер и дуй на синий берег моря.

В шашлычной, пока Любочка терялась между шашлычком из осетринки и ребрышками (в осетринке смущала цена, Любочка уже давно не разоряла кавалеров, с ребрышками мог выйти конфуз – она еще не успела вставит снизу зуб, который портил весь Голливуд), пока она размышляла и терялась, изголодавшийся, посаженный насильно на диету Анатолий Степанович заказал чарочку, следом за ней рюмочку, спохватилась Любочка, когда выпита была уже третья стопочка и Анатолий успел разрумяниться от впрыснутой беленькой.

Женщина не простила себе такой оплошности, больше она ни на что не отвлекалась, всяческим хитрым образом делая так, чтобы Анатолий не наклюкался – иначе пропало бы и платье-облако, и туфли-кораблики. Женщина, конечно же, не опустилась ни до обидных одергиваний, ни до намеков, она только позволила себе один раз сказать нежное, ласковое «жур-жур-жур...», на что Анатолий мотнул, как непослушный теленок, головой, наклонился и понарошку боднул её в плечико. У некоторых хватает ума и такта не ставить вопрос ребром, Любочка просто следила за тем, чтобы Анатолий Степанович плотно кушал. Выглядывающий из распахнутого пиджака бидон, однако, ввел ее в заблуждение, плотненького, румяного Анатолия развезло так же быстро, как какого-нибудь дохляка, и очень скоро он стал добрый и нежный.


– Жур-жур-жур, – намекнул о своем мужчина.

Любочка вспыхнула, конечно, она не институтка, не первый раз замужем, но все равно как-то боязно.


Анатолий стал еще настойчивее, и Любочка осмелилась спросить, как он, собственно, себе все это представляет? Анатолий напустил много туману, из предложенных вариантов больше всего Любочку удивил «под пальмой, под луной», в конце мужчина как бы нечаянно проронил:
– А не причалить ли его одинокому усталому баркасу на тенистой Виноградной?


Любочка, конечно, намек поняла, будь она помоложе, она бы громыхнула стулом – и видал он ее и под солнцем, и под луной, но такие взбрыкивания уместны разве только тогда, когда ты все еще газель и за тобой еще может угнаться резвый олень.
Любочка глянула на обмякшего Анатолия Степановича, обидно было до слез: привезти кавалера после свидания в свою собственную квартиру?! Это бы вдребезги разбило весь накопленный романтизм. Понять Любочку сможет только женщина, мужик в этом плане орех! Однако нужно было что-то решать, и женщина со свойственным ей тактом выбрала из двух зол меньшее: наврала, что к ней нельзя, потому что приехала сестра из Читы! (Любочка не сильно погрешила против истины, сестра действительно должна была приехать, но через два дня: её, как и всех живущих на юге, с мая по октябрь атаковали родственники, не имеющие собственного выхода к морю.)


Анатолий начал усиленно соображать, и, судя по тому, что в ее сторону буквально сыпались ласковые «Жур! Жур!», женщина поняла, что Анатолий Степанович, слава богу, не обиделся и размышляет о том, как им остаться вдвоем…

Из ресторанчика выползли за полночь. Темными южными улочками парочка побрела мимо каёмочкой бегущего берега, мимо болтающихся над головами фонарей, к санаторию, в котором жил Анатолий Степанович. Небо было в мелкую звездочку, ночь дышала, луна висела, сверчки безобразничали, Любочка пару раз чего-то испугалась и прижалась к бидону, в груди что-то тянулось и обрывалось, тянулось и обрывалось… И тому и другому хотелось одного и того же – но до номера нужно было еще добраться…

Женщина – странное создание, в самые неподходящие, романтические моменты может думать совершенно о неподходящих вещах. Сейчас Любочка, вместо того чтобы насладиться компанией, думала, к примеру, о том, как Анатолий будет проводить ее на территорию санатория: она же не больная и у нее нет никакого пропуска или санаторной карты. Но переживала она зря, все получилось само собой, никто никого не прятал, не пробирался украдкой к корпусу с соснами, парочка вразвалочку прошла мимо шлагбаума, охранник даже не обратил на них внимания… Много тут таких шляется…

Влюбленные направились вдоль просторных аллей санатория, подошли к скромненькому двухэтажному корпусу. Вокруг корпуса шли каемочкой балкончики, на которых были развешаны разноцветные полотенца. Анатолий Степанович неожиданно рванул вперед, потащив за собой даму, запыхтел, потом встал столбом, стал обхватывать Любочку, лодочки, покачавшись, оторвались от земли, Любочка наконец сообразила, что Анатолий Степанович признал свое полотенце и пытается перекинуть её через балкон! В последний момент она чудом успела остановить порыв.

– Жур! – строго сказала Любочка, расправляя воланы платья, Анатолий молча поставил ее на место и, ничего не сказав, покинул.

Любочка, теряясь в догадках, не знала, что и думать, но минуту спустя кавалер вышел и развел руками – корпус оказался не тот… Анатолий Степанович был не то что расстроен, почти деморализован, воинственность и напор куда-то улетучились, он только жалостливо переводил взгляд с одного корпуса на другой, которые в темноте казались все на одно лицо. Любочка, сообразив, что и тут без нее дело не склеится, взяла все в свои руки, стала задавать наводящие вопросы, собирать информацию. Вглядевшись в особенности ландшафта, увидела три рядком стоящие пальмы, в таз шириной цветы магнолии и клумбу-вазу, упомянутые в рассказе кавалером. Умничка Любочка наконец догадалась, что Анатолий Степанович ошибся на какие-то пятьдесят метров, они стояли совсем недалеко от его корпуса.


Обрадовавшись тому, что наконец-то удалось выбраться из лабиринта, Анатолий предложил даме руку и повел к соседнему корпусу. Оказавшись с дамой в облитом светом помещении, Анатолий Степанович как-то подобрался и шел даже элегантно, во всяком случае не очень шумно.


Перед номером парочка остановилась, кавалер хихикнул, Любочка поняла, что это вырвалось нечаянно, в номер они прошмыгнули, как две незаметные мышки. Не успели они очутиться в темноте, Анатолий сгреб ее в охапку и потащил в пещеру. Когда они вдвоем плюхнулись на кровать, Любочка едва успела заметить рядом еще одну узкую, незаправленную кровать, на которой была куча всего навалена. Понятное дело, мужчина на отдыхе, ему ли до уборки? Любочка впопыхах сбросила туфлю, Анатолий Степанович пятерней хлопал по всей Любочке, потом, совсем о ней забыв, долго с кем-то боролся, что-то грохнулось, судя по звуку, ремень, следом зашуршали упавшие штаны. Любочка догадывалась, что Анатолий Степанович предстал перед ней во всеоружии. Дальше все было как во сне! Разгоряченный Анатолий жал, тёр, мял. Любочка только и успевала вставить «жур-жур», до того все было хорошо. Потом он сосал ухо, лез в него языком, в общем, было ясно, что Анатолий Степанович в этом деле даже очень. Минут через пять мужчина отбрыкнулся, на мгновение затих, как будто умер, и тут же мирно засопел. Любочка, кое-как собрав облака платья, выбралась из-под Анатолия и поправила прическу. В темной ночи она была прекрасна! Да и все вокруг было прекрасно. Тишина. Еле заметные цветы на обоях. Впереди еще было пару часов темной южной ночи, но Любочка не стала дожидаться утра. Все, что должно было случиться, случилось, и это было незабываемо, с утра Анатолия Степановича ждали процедуры, и жизнь потечет дальше, она нащупала туфли, нашла сумочку, облокотилась на соседнюю койку, что-то как будто бы зашевелилось, Любочка подумала, что это земля уходит из-под ног, схватила сумочку и выскользнула в коридор.


Не успела за женщиной закрыться дверь, Алексей Иванович вылез из темноты на поверхность одеяла. Последние полчаса пенсионер провел в духоте и невыносимой жаре! Пару раз сердце заходилось так, что он грешным делом думал – всё! Конец! Но он продолжал стойко переносить трудности, в конце концов, сначала он был мужчина, а уж потом язвенник, что бы там ни болтали врачи. Алексей Иванович ни в коем случае не завидовал (хотя сам давно уже избегал женщин), в любой момент, если б захотел, мог вылезти и потребовать прекратить безобразия, в конце концов, это был двухместный номер, а не одноместные палаты, но поступить не по-джентельменски с дамой он не мог! Не позволяло воспитание. На рассвете Алексей Иванович, не спавший уже третью ночь подряд, все еще крутился как веретено, сбивая простыни. Утром, с пробуждением соседа, он решил поставить вопрос ребром: или Анатолий Степанович, к едрёной корове, снимает номер в гостинице или хотя бы через ночь, но дает ему спать!