Маковецкий звон глава 4

Глава 4

С ходу влетел Семен на своем огненно рыжем жеребце в открытые ворота великокняжеского терема. За ним трое воинов и Ворон со связанными руками. Двор был почти пуст, если не считать нескольких, слоняющихся без дела дружинников, да дюжины плотников, возводивших, бревенчатые стены над каменным основанием лабаза. Но те, на прибывших даже и не взглянули, у них работа, некогда по сторонам, то зыркать.
Воины спешились, помогли сойти на землю и Ворону. Семен отдал поводья своего рыжего Акиму – попридержи, пока. Пойду, сведаю где Великий князь. Сказал, но, даже отойти не успел от лошадей.
- Ох, люлюшки, кажись сторожа приехали, да с самим Меликом во главе. Вот радость-то – послышался насмешливый голос, и вслед за ним на крыльце показался Ванька Вельяминов, сын тысяцкого. Разодетый как всегда. В малиновой шелковой рубахе, да алых же сапогах сафьяновых. Ножны меча и те, каменьями разными изукрашены.
- Ну, так здравствуй, Семен – внешне приветливо, но задиристо, помахал сверху рукой.
- И тебе, Иван в здравии пребыватьь – в тон ему ответил Мелик. – Только, не пойму, что за радость тебе в моем приезде. Или совсем уж от безделья замаялся, что и любому гостю рад.
- А, ты Семен, лучше покажи, что за птицу такую привез и где ее словил? – Вельяминов сбежал с крыльца, подошел к приехавшим сторожам. Вплотную уставился на Ворона.
- Глазам своим поверить не могу – глумливо воскликнул он. – Никак, сам боярин Степан Трофимович, к нам пожаловал. Честь, то какая. Так, что ж, ты Семен, уважения совсем к дорогому гостю не проявляешь. Надобно бы его, гостюшку нашего дорогого под белы ручки, да за стол, в красном углу усадить, а ты его связанным держишь. Нехорошо.
Ворон с нескрываемым презрением глянул на Вельяминова – Веди меня, что ли в клеть, Семен, сил нет, на этого кочета разряженного смотреть.
Сказал да и плюнул смачно ему под ноги.
Иван от оскорбления вскипел весь. Лицо так покраснело, так, что и от рубахи стало трудно отличить. Меч выхватил, ринулся к Ворону. Дорогу ему заступил Семен.
-Уйди с пути, Семка – прохрипел Вельяминов. – А то и тебя порублю.
- Меня? – с показным удивлением протянул Семен. – Ну, так руби, коли сможешь. Тоже выхватил меч.
- Ах, так? – засверкал Иван обезумевшими глазами. – Стража ко мне.
Бывшие во дворе дружинники нехотя подошли, но принимать чью-то сторону, видимо и не собирались. Мелика здесь хорошо знали. Знали и Ивана со всей его дуростью.
- Эй, Ванька, меч убери – раздался голос с крыльца.
Там появился старший Вельяминов, тысяцкий, боярин Василий Васильевич. Он торопливо, несмотря на изрядную полноту, спускался с высокого многоступенчатого крыльца. Подбежал к сыну, схватил его за руку, ловко выкрутил ее, от чего меч выскользнул, упал на землю. Не удовольствовавшись этим, отбросил меч ногой в сторону и отвесил Ивану добротный подзатыльник. Рука то у тысяцкого, несмотря на возраст, еще тяжелая.
- Да ты как, охламон, посмел на великокняжеском то дворе мечом махать – наградив Ивана еще одним тычком Василий Васильевич слегка успокоился.
- Ну, Ванька то мой дурак известный – укоризненно обратился он затем к Мелику – Но ты, то Семен. Ты, то как? Вот уж совсем от тебя не ожидал.
- Да не бойся Василий  Васильевич – усмехнулся Семен. – Ничего бы с твоим Ванькой не случилось, Но проучить его за его замашки, следует. И чем раньше, тем лучше, а то ведь иначе, когда нибудь, и совсем плохо дело кончиться может.
Тысяцкий только рукой махнул, и без тебя, мол, знаю.
- Хорошо, что хоть Великий князь ничего не видел, срам то какой – сокрушенно покачал он головой. А, ведь, сразу вслед за мной выйти собирался.
- А, ты сгинь, и на глаза мне больше не показывайся – повернулся он опять к сыну. – Потом, я с тобой как следует, разберусь.
Наконец, на крыльцо Вышел Великий князь Дмитрий вместе с двоюродным братом Владимиром Андреевичем, князем Серпуховским. Все почтительно поклонились им в пояс, на что оба князя ответили таким же поклоном.
Вот, он правитель земли Русской, глядя на Дмитрия, подумал Семен, Мальчик еще совсем, шестнадцать едва минуло, а такую ношу безмерную на себя взвалил. Выдержит ли? не согнется ли?. А, вон, Серпуховский то князь, ведь еще на три года моложе, совсем ребенок.
К слову сказать, хоть и был князь Андрей намного моложе своего двоюродного брата, но ростом ему нисколько не уступал. И, те, кто хорошо его знал, как один говорили. – Хороший будет из него воин, славный.
Раньше, вот так же выходил с ними на крыльцо и младший брат Дмитрия, Иван. Неразлучная, казалось, была троица. Да вот не перенес Иван чумы, умер, на два месяца опередив, мать свою, вдовую княгиню Александру.
Знал Мелик, что не эти вот, фактически дети, управляют судьбой Руси. Митрополит Алексий, вот кто является ее фактическим правителем. Поговаривают даже, что Симеон Гордый, именно ему, завещал власть. Минуя при этом, сына своего Ивана, в котором не видел своего преемника, по слабости его душевной.
Не знаю, долго ли еще так оставаться будет? думал Семен, любуясь молодыми князьями. Растут волчата, прямо на глазах растут. Вырастут скоро, заматереют, окрепнут. Станут Руси защитниками, и правителями.

- А, что за шум то во дворе? – не сходя с крыльца, спросил Дмитрий. – У меня в горнице и то слышно. 
- Семен, вот приехал, княже – размеренным голосом пояснил тысяцкий.
- Вижу, что приехал – Дмитрий благосклонно кинул старшему Вельяминову и медленно спустился с крыльца.
- А, тебя Семен давно жду – добавил он, подойдя к Мелику. – Разговор есть, серьезный.
- А, это кто? – взгляд Дмитрия упал на связанные руки Ворона.
- А, это и есть, тот самый Ворон, боярин ростовский, о котором я тебе третьеводни говорил – стал объяснять тысяцкий. – Вот, изловил его Семен.
- Помню я тот разговор – прервал его Дмитрий, хорошо помню.
 - Так что же тать – повернулся он к Ворону. – разбойничать на моей земле вздумал.
- Тать? – лицо Ворона побелело. Это я тать? Да я за всю жизнь свою ни одной души не погубил. Если и убивал кого, то только в честном бою, да в битве праведной.
- Нет, князь, это ты тать – закричал Ворон так, что напряглись жилы, на шее. – Я, жен да детей невинных живыми в избах не жег. Младенцев на копье не поднимал, Старикам беспомощным головы не рубил.
- Ты чего несешь? – Дмитрий, казалось, побледнел сильнее, чем Ворон.
- А, ты спроси меня князь, спроси, продолжал неистовствовать Ворон. – спроси меня, где твоя семья Степан. И я скажу тебе князь, где моя семья. Сгорела она вместе с усадьбой. Ты слышишь? Князь, живьем сгорела.
- да ты что Степан, окстись – попробовал урезонить Ворона тысяцкий – Вижу, горе в тебе кричит, да только князь то в том не винен.
- Винен – голос Ворона вдруг сделался глухим и каким-то равнодушным. – Винен, ибо по его воле все это произошло. С теми, кто непосредственно это сделал, тоже рассчитаюсь, когда найду. Но ты князь знай. Что не будет у тебя злее врага, чем я, покуда, либо я, либо ты жив будешь.
- В клеть его – отрывисто приказал Дмитрий.
Тысяцкий сделал знак дружинникам, и когда двое из них повели Ворона, вздохнув, сказал ему вслед. – Ох, Степан, боюсь короткая тебе осталась жизнь.

- Ну, что ж, пойдемте в терем – Великий князь вместе с братом и Меликом направился к крыльцу.
- А, ты Семен, не обижайся, что пленника твоего у тебя забрал – обратился Дмитрий к сотнику. – Вижу, вижу, что сердишься, но ты пойми. Последние годы неспокойно стало на наших дорогах, хотя и прежде, спокойствия тоже, не доставало. Не хочу все на Ворона валить, но чувствую, что к разбою на дорогах наших он не единожды руку приложил.
- Тут подробно разузнать надобно – продолжал князь. – как разбойники в шайки свои собираются, где прячутся, откуда об обозах узнают. Много, чего еще надо бы узнать. Тысяцкий Василий Васильевич в таких делах человек опытный, да и хитер он зело. Такой заковыристый вопрос может задать, что и сам не заметишь, как всю правду выложишь.
- Так, что пусть уж он с Вороном побеседует – закончил, Дмитрий, как отрубил.
Хоть и действительно недоволен был Семен, но слова Великокняжеского не переступишь.
В непокоевых хоромах митрополита было пусто. Лишь сам хозяин их митрополит Алексий в полном митрополитском одеянии задумчиво сидел в громоздком деревянном кресле. Семен знал, что, золоченая риза, богатая митра, посох, во множестве украшенный каменьями, вопреки мнению некоторых вовсе не выражали любви митрополита к роскоши. Ощущая себя предстателем между Богом Всевышним и грешными чадами его, Алексий заботился о достойном представлении Господа перед людьми его.
Алексий, как всегда, торжественно благословил вошедших, начиная с Великого князя, и жестом пригласил их сесть на покрытые узорной тканью скамеечки, предусмотрительно поставленные в горнице.
- Прежде чем говорить о новостях, привезенных намедни Андреем Кудряшом – начал, все еще пребывая в раздумье, Алексий. – Хочу поделиться с вами мыслями и заботами своими.
- Ты, Великий князь, и ты князь Владимир, совсем еще детьми были, когда закончилось благословенное царствие хана Джанибека и его благочестивой матери, ханши Тайдуллы. – негромко, словно прислушиваясь к своим словам, начал разговор Алексий. – Не уверен, что без их защиты удалось бы нам устоять пред князьями литовскими. И Ольгерд и Кейстут  на копьях полков своих несли на Русь ереси латинские, По счастию,оборонил нас Господь.
- Ныне же нет у нас в Сарае заступников. И, больше того скажу, не будет их, сами должны мы беречь веру свою – продолжил митрополит, с такой силой сжав посох, что пальцы его побелели. – Вырождается улус Джучиев, нет ныне во всей Золотой орде, человека, в котором бы текла кровь Чингизова, который мог бы взять в ней власть. Словно разбитое зеркало, ныне Золотая орда. Кто сможет собрать ее осколки, да сможет ли кто-нибудь вообще? Трудно представить даже, чем все это закончится.
Алексий замолчал, подошел к резному окошку с цветными стеклами, глубоко вздохнул.
- Да, никто не знает, чем все это закончится – повторил он. – Может быть, Урус хан приберет к рукам ее остатки, присоединив их к своей Белой орде. Может быть, Тохтамыш, при поддержке Тимура и туменов Синей орды возглавит Золотую орду. Во всяком случае, он Чингизид, в отличие от Мамая, на которого могут сделать ставку в Генуе.
Оба князя и Семен молчали, непонятно было, куда дальше поведет владыка. С описанной им дислокацией, все трое были хорошо и без того, хорошо знакомы.
- Крепить надо Русь – с надрывом в голосе продолжил Алексий. Всемерно крепить, потому, как вижу я, трудные времена наступают. А, как крепить? За грехи наши наказывает нас Господь, за несмирение, за гордыню нашу. Сначала наслал на нас мор. Больно смотреть было на то, как вымирает Москва и другие города и села русские. Выжили. Только стали в себя приходить, как пожар. Не помню я раньше на Руси таких пожаров. Не только кремль и посад, но и загородье и заречье, все выгорело.
Дрогнул голос владыки, и то понятно, такое горе, скоро не проходит.
- Обезлюдела наша земля – сокрушенно продолжил митрополит. - Москва обезлюдела. Когда дом сгорит, горе конечно, но дом можно новый построить. Урожай в поле пропал, кое-как до нового урожая дотянуть можно. Но, людей погибших, их-то не заменишь. Людей, где нам взять? И смерды и воины и мастеровой люд, все нам сейчас позарез нужны.
- Каждый день смотрю – продолжил Алексий, повернувшись к Дмитрию. – Как крепостная стена растет. Медленно, ох как медленно, княже. И тут, люди нужны. А. ну, Ольгерд с войском нагрянет, что тогда?
- Не тебя спрашиваю Великий князь – митрополит повернулся к своему воспитаннику, и не вас, здесь сидящих. Себя спрашиваю, ежечасно себе этот вопрос задаю, и нет у меня на него ответа.
- Будет, отче ответ – Дмитрий подошел к митрополиту и в нарушение всех правил и мирских и церковных прижался головой к его груди. – Сыщем ответ отче, всем миром, сыщем.
На лице владыки появилась улыбка, он постоял, немного отвернувшись к окну, затем решительными шагами вернулся в свое кресло.
Разбирали новость привезенную Кудряшом. Казалось странным, то, что сам Гримальди приехал в Кафу, сейчас, когда казалось еще совсем недавно произошло повальное бегство генуэзцев спасающихся от чумы из этого города.
Впрочем, торговля, сулящая хорошие барыши, вполне могла оказаться этому причиной. Если бы это не совпало с приездом туда людей Тимура и самого Мамая.
- Предполагать мы можем, все что угодно – размышлял вслух Семен. Вплоть до того, что Тимур решил оставить своего протеже Тохтамыша и создать новый союз с Мамаем и Генуей.
- Ты сам то, веришь в такую возможность? – спросил Дмитрий.
- Честно говоря, не очень – покачал головой Семен. – слишком уж многими путами связан Тимур с Тохтамышем в своем противостоянии с ханом Урусом и с Синей ордой.
- Тогда, что?
- Не знаю – откровенно признался Мелик. – Знаю лишь, что чтобы они не замышляли, вряд ли это пойдет на пользу Москве.
- Семен прав – согласился с ним владыка Алексий. – Надо будет предусмотреть все нежелательные последствия от этой встречи для Руси и по возможности, к ним подготовиться.

Клеть была невелика. Четыре шага в длину, да столько же в ширину. Никаких окон, потолок бревенчатый. На земляном  полу охапка сена, из того, что лошади не доели. Ладно, хоть руки развязали, Степан потер затекшие запястья. Вообще то, неплохо устроился, сказал он сам себе, почти с комфортом.
Только вот кормить, похоже, никто не собирается. Ну да ладно, зато в монастыре досыта накормили. Только подумал, за стеной раздались шаги, кто-то ширкал валенками по снегу, потом заскрипел засов, дверь открылась и нагнувшись в низкую дверь, в клеть вошел стражник в длинной бекеше. Должно быть, на ночь мороз стал крепчать, подумал Ворон.
- На-ка, вот, подкрепись, чтоб не замерзнуть к утру то – стражник протянул Степану глиняную миску со щами. Щи, оказались жирными, густыми, и почти  горячими. Видимо, чья-то добрая душа, распорядилась подогреть.
- На-ка, вот ложку держи – стражник протянул деревянную ложку и изрядный ломоть хлеба. – ешь, давай, я миску заберу.
Ворон стал торопливо хлебать щи, во-первых, проголодался, а во-вторых, зачем заставлять ждать хорошего человека. Он то, в бедах Ворона, вот уж никаким боком не причастен.
- Тесновато, тут у тебя – оглядел клеть стражник.
Степан не ответил, только плечами пожал, что мол, тут поделаешь. И действительно, что?
- Ну, бывай – стражник принял из рук Степана пустую миску. – Спи, коль заснешь, больше не потревожу.
- Как звать то тебя, добрый человек? – крикнул вслед ему Ворон.
- Да, оно бы тебе и ни к чему, имя то мое знать – остановился стражник в дверях. – Да коли уж, спрашиваешь, то что бы и не ответить? Кириллом меня кличут.
Стражник ушел, захлопнув за собой дверь. Ворон прислушался, затаив дыхание. Вот, хлопнула дверь, затем заскрипел засов, потом, сразу удаляющиеся шаги. Значит, никаких замков, только засов. Подковырнуть бы его чем-нибудь. Да нечем, нож засапожный, и то отобрали. Впрочем, и нож то вряд ли бы помог, дверь подогнана очень плотно.
Степан вздохнул, и опустился на охапку сена. Уснуть, конечно, не уснул, холодно очень. Сейчас Степан с удовольствием сменял бы свой полушубок из белого волка, на обычную овчинную бекешу, а еще лучше на тулуп. Он, даже потянулся мечтательно при этой мысли.
Прошло около часа. Вот опять шаги, неужто опять Кирилл? Нет, шаги другие, это не валенки. Скорее всего, сапоги. Кто бы это мог быть? Нехорошее подозрение зашевелилось в душе.
Шаги стихли как раз у двери клети, кто-то там снаружи прислушивался. Зачем?
Подозрения переросли в уверенность. Что-то нехорошее замышлялось. Ворон присел на корточки, напрягся. Опять скрип, кто-то медленно и осторожно открывал засов. Затем так же тихо открылась  дверь.
Стоящую в дверном проеме темную фигуру, разглядеть было трудно. Лицо вообще скрыто  тенью. Ворон и не разглядел, он узнал ее. Перед ним с обнаженным мечом стоял Ванька Вельяминов.
Видимо, сын тысяцкого был настроен решительно. На этот раз только дело и никаких разговоров.  Он осторожно переступил невысокий порог клети, продолжая всматриваться в ее тьму.
Ворон весь сжался, стараясь не дышать. Да только белый полушубок выдал его, как принято говорить, с потрохами. Ванька увидел узника, удовлетворенно хмыкнул. И уже в следующий миг, размахнулся мечом и рубанул.
Но, видать не судьба еще была Ворону помирать. Не рассчитал Ванька высоту клети, зацепился мечом за потолок. Этого мгновения Степану хватило. Вскочил и изо всей силы ударил младшего Вельяминова кулаком в висок. Втолкнул обмякшего Ваньку вглубь клети, выскочил наружу и запер дверь на засов.
Выскочить, то Степан во двор, выскочил. А дальше, что делать? Из клети выбраться, это даже и не полдела. Тут, взгляд его упал на недостроенный чердак лабаза.
Без лестницы плотники работать не могут, мелькнула мысль в голове, надо искать. Бросился к лабазу. Сразу же и нашел. Вот она лестница то, вот она спасительница, чуть не вскрикнул Степан. Тяжело кряхтя, подтащил лестницу к стене. И тут все сошлось, не коротка оказалась.
Не теряя времени, вдруг там Ванька очухается, шум поднимет, взобрался на стену и спрыгнул вниз. Все, свобода. А теперь попробуй, сыщи в Москве человека, хоть и в белом полушубке. Легче уж, иголку в стоге сена поискать.