Как я полюбила искусство

В детстве мама часто водила меня по музеям, особенно ей нравились музеи-квартиры. Из этих походов я помню удивительно мало - укрытую белыми простынями мебель, да большие тапки на завязках. Я быстро теряла интерес к экскурсиям, утомлялась и искала место, где можно было бы спокойно поспать.
 
- Товарищи! Чей ребенок? - Голос смотрительницы звучал как сирена. - Срочно заберите, это же диван Левитана!

В одном музеев экскурсовод взвизгнула: «Это же стул Пушкина!». Был еще диван Толстого, диван Шишкина и сладкий, но недолгий сон в художественной галерее на Мясницкой, где я расположилась прямо в витрине, подмяв под себя пару дорогостоящих эскизов.

Пожалуй, по-настоящему, мне нравилось только в Эрмитаже - единственное место, посещение которого в детстве не вызывало тоски. В остальном, стоило маме отвлечься, а она, как истинный поклонник искусства, делать это умела, я тут же находила укромный уголок для сна. Когда раздавался крик «Чей ребенок спит на экспонате?», мама сразу понимала, что речь обо мне. В общем, музейные похождения я не любила. Но всегда соглашалась на них. Потому что потом мама вела меня в ресторан. 

Рестораны привлекали меня эстетически: кругом красивая мебель - не то, что в кафе, никто не сгоняет со стульев, даже наоборот, приглашают присесть, да еще вкусно кормят. Единственное, что мне не нравилось - вечно тупые ножи. Орудовать столовыми приборами я не особенно умела, но будучи непосредственным ребенком, стеснений на этот счет не испытывала.
Однажды, пытаясь расчленить подошву, именуемую антрекотом, я крепко зажала нож в кулаке и с силой вонзила его в кусок. Мясо неожиданно выскользнуло и, описав дугу в воздухе, шлепнулось прямиком в салат, сидящего за соседнем столиком мужчины. Я тут же встала и со словами «это мое», запустила руку в его тарелку.    
С кино мне тоже не везло.
Летним днем 86-го года мы с родителями прогуливались по бульвару. Проходя мимо кинотеатра, остановились у афиши.
- "Айболит-66", - прочитала я. - Пойдем?
- «Борис Годунов» Бондарчука, - сказала мама папе.
Судьба была решена.
Этот фильм я больше никогда не пересматривала. Он остался в памяти смутным, детским кошмаром. Проплывающие по экрану кресты, вереница тоскливых, поющих людей, мужики с топорами, выпучивающие глаза и ругающиеся стихами, дядька, падающий из окна и успокаивающий мамин голос, шепчущий мне на ухо что-то про смутное время.
 
Это потом я узнала, что фильм снят по поэме Пушкина, а кровавое месиво — знаменитые батальные сцены Бондарчука. Тогда я думала, что все по-настоящему. Чтобы страшные дядьки, не дай Бог, не выпрыгнули из экрана, я половину фильма просидела с закрытыми глазами. Но все же не сдержалась. открыв случайно глаза я увидела, как какого-то бедолагу привязывают к коню и волокут по земле. Он стал извиваться и кричать. Я вскочила! Дикий вопль прокатился по залу и исчез вместе со мной между рядами. Испустив вопль, я сползла на пол.
- Наташенька, прости, милая, - наклонилась ко мне испуганная мама. - Сейчас пойдем в «Детский мир», купим тебе с папой все, что пожелаешь. Хорошо? Подумай пока, что бы ты хотела. И потом говорила папе: «Кто бы мог подумать, дневной сеанс...»
Итогом этого похода стала покупка кубика-рубика, змейки, мороженого и большого стакана фанты, который я пила так долго, как мне казалось длился фильм. 
К кино с тех пор я стала относиться настороженно. У меня есть подруга, которая никогда не читает описание к фильмам, я всегда читаю.

После фильма я всерьез полагала, что в прошлых веках было темно и поэтому их называли "смутными временами". Позже решила ситуацию прояснить, в итоге, всерьез увлеклась историей.
Музеи я оценила тоже, особенно музеи-квартиры. Стала изучать биографии художников и писателей, потом и сама попробовала писать. В итоге устроилась работать в редакцию и поступила в художественную академию.
Надо отдать родителям должное, им удалось привить мне крепкую любовь к искусству.