Все истории имеют свой конец. глава 1

Глава 1

 
         Капитан Мельников выбрался из караульного помещения и, глубоко вдохнув чистый весенний воздух, привалился плечом к деревянному столбу, поддерживающему козырек над маленьким крыльцом. Прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной; после гомона в помещении и жужжания пультов всякий раз такой выход на воздух казался особенно приятным, единственное, можно сказать удовольствие на дежурстве. Ну и, еще можно добавить, крепкий чай с карамелькой, без которого часы тянулись и вовсе с черепашьей скоростью.

  В роте не хватало двух командиров взводов и старшины, некомплект был чудовищным, поэтому капитану приходилось заступать начальником караула практически каждый третий день, но Мельников уже привык к этому; выработался стойкий иммунитет к постоянным отрывам от семьи, уже было, образно выражаясь, до фонаря. Дежурство, так дежурство, мать его, ничего не поделаешь, из армии сбегает всё больше и больше офицеров, обычное дело в нынешние времена.

  Вообще-то он вышел покурить, пора уже, два часа как не дымил, но после затхлого смрада караульного помещения чистый воздух показался настолько вкусным, что портить его табачным дымом расхотелось. Капитан несколько минут просто стоял, дыша полной грудью и смотря на крупные звезды, ярко горящие в вышине. Вздохнул еще раз. Вроде оставлять подчиненных без присмотра надолго нельзя, но возвращаться внутрь не хотелось. И причины этому были весомые.

  Аромат, проще сказать вонь, выбивали из колеи – вентиляция была слабенькая, а в баню солдаты ходили две недели назад, тем более что портянки и нижнее белье весь батальон уже пару месяцев стирал вручную, под холодной водой, поскольку горячую еще в конце зимы перестали подавать из-за аварии в котельной. Никто естественно не стал устранять неполадку, не царское это дело работать бесплатно, и оставшихся мощностей хватало только на обогрев помещений. Но ничего, скоро весна полностью вступит в свои права, небесная лапочка начнет греть основательно, и само собой станет полегче.    

  К тому же в меню последние две недели был один только горох. На первое гороховый суп, иногда с коровьим выменем или салом вместо мяса, а на второе малоаппетитная гороховая болтушка с соевым заменителем того же мяса. Ну на третье – этакий заменитель чая, обычный кипяток слегка подкрашенный жженым сахаром, пить такое было невозможно. Но все это можно было выдержать, если бы хоть деньги платили вовремя, а то последний раз эти приятно шуршащие зеленые российские бумажки он видел в руках еще в апреле.

  Ротный покосился в сторону леса, за которым скрывался небольшой военный поселок и тяжело вздохнул. Деньги, деньги… когда же их будет достаточно? Жена уж забыла об украшениях, смирилась, а дети… нормальные сладости детям он последний раз покупал четыре месяца назад, да еще перед самым Новым годом в военторге выдали на каждого ребенка по две пожухлых, кривых шоколадных плитки с давно истекшим сроком годности, записав в аршинный список долгов капитана еще несколько сотен рублей.

     Дверь караулки с грохотом распахнулась, чуть не слетев с петель, и на пороге появилось двое солдат, возглавляемых разводящим. Лица были хмурыми, оно и понятно почему; грязь, непогода, служба….

 Мельников попытался угадать:
- Опять Главный Створ голосит?

- Так точно, товарищ капитан. Он, зараза. – подтвердил догадку разводящий и, с трудом сохраняя равновесие на раскисшей от дождя дорожке, бросился к калитке. Солдаты последовали за ним, бряцая оружием.

  Мельников раздраженно сунул так и не прикуренную сигарету в пачку и, резко повернувшись, вошел в караулку, закрыв за собой дверь. Последние два часа тревога  Створа срабатывала уже добрую дюжину раз, словно взбесилась или задалась целью проверить предел терпения караула.

  Пульт ТСО ответил сразу. Капитан покосился на мигавшие лампочки, с трудом удержался от мата, поинтересовался:
- Костя, ну что там с этой сигнализацией?

   Контролер, дежуривший сегодня на пульте, последнее время пребывал в расхлябанном настроении. Его контракт истекал через неполный месяц, заканчивалась каторга в которую влез добровольно, и он уже давно упаковал свой скудные пожитки, чтобы, не задерживаясь более ни дня, покинуть этот богом забытый военный поселок. Карьера в Армии уже не казалась ему чем-то стоящим нервов и затрачиваемых усилий. Человеком стать можно и на гражданке, если уж хочется жить хорошо, то здесь по-любому делать нечего.

 Контролер проворчал:
- А чего ты хотел, Сергеич? Все ж разваливается, буквально на глазах рассыпается, чудом просто дожило до наших дней. Я не удивлюсь если завтра вообще работать перестанет.

- В общем, так, Костя, бросай свои упаднические настроения и отрубай Створ к чертовой матери. – Мельников не удержался и закурил прямо в помещении, проговорил сердито в трубку. – А иначе у меня люди так и будут всю ночь к нему бегать как спортсмены. Я туда лучше дополнительный пост выставлю, от греха, до смены как-нибудь дотянем.

- Это как знаешь, капитан, - весело отозвался контролер. – Только имей в виду, мне придется все рубежи отрубать. Там еще летом все датчики пришлось на одну линию вешать, сгнило все нахрен.

- Ну и черт с ним, - закончил разговор капитан и, бросив трубку, придвинул к себе План боевой службы, чтобы сделать запись о выставлении
дополнительного поста. В этот момент в караул ввалились вернувшиеся с проверки солдаты.

- Я приказал сигнализацию отрубить – сообщил Мельников разводящему, едва тот подошел. – Подними-ка вторую смену третьего поста, выставим дополнительный. У меня через полчаса проверка, вот солдатика туда и отведу.

- Это мы завсегда, товарищ капитан – обрадованно отозвался разводящий, который уже осатанел от постоянной бестолковой беготни. Солдаты переглянулись и широкие улыбки расцвели на их вмиг посветлевших лицах.





     Спустя полчаса капитан застегнул портупею поверх шинели, надел перчатки и, окинув взглядом тощего солдата-первогодка, спросил:
- Все понял, солдат?

- Так точно, товарищ капитан. – уныло отозвался тот. Положенные ему по уставу восемь часов сна можно было забыть и никогда больше о них не вспоминать. Ничего не поделаешь, служба дело нервное и полное лишений. Одна дедовщина чего стоит.

- Не переживай, солдат. – усмехнулся капитан – В присяге что сказано?

- Стойко переносить все тяготы и лишения военной службы…

- Вот и переноси, крепче будешь. Может и до генерала дослужишься.

   Бедолага уже не в первый раз такое слышал, но вида старался не подавать; в гробу он видал эту службу и все что с ней связано, даже генеральские погоны даром не нужны. Говорили же родители; иди в институт сынок, иди учись, а то в армию заберут…

  Голос часового сделался совсем бесцветным:
- Так точно, товарищ капитан…




       Десятикилометровый круг по периметру объекта Мельников привычно завершил за два часа. Хотя пришлось немного поднажать и основательно вспотеть; весна выдалась дождливая и всё раскисло до ужасной степени, даже по асфальту передвигаться было проблематично, лужи, грязь, остатки снега.

  Обычно ночью выставлялось всего два поста – КПП на въездных воротах, и патрульный на периметре, так что маршрут проверки был отработан еще сто лет назад, но сейчас пришлось сначала выставлять пост к Главному Створу шахты. За субботнюю ночь с небес пролилось немало осадков, но ни вчера, ни сегодня небесная грелка так и не удосужилась хотя бы немного подсушить бренную поверхность, так что к Створу пришлось пробираться по грязи. Преодолев последнюю лужу, капитан потопал ногами, отряхивая сапоги, снял трубку под дырявым, покореженным караульным грибком, пару раз привычно стукнул ею о столб, чтобы сдвинулась отсыревшая мембрана, и вызвал караул.

  Связь была как всегда отвратительной; шипение, обрывки слов, маты, прочее малопонятное.

   Мельников скривился, обернувшись:
- Вот что, солдат… докладывать будешь простым снятием трубки. Один хрен, ничего не слышно. Так что снял, стукнул об столб три раза, подержал чучка, и вешай на место. Я хотя бы буду знать, что ты еще живой. Всё запомнил?

- Так точно, товарищ капитан. – привычно отозвался первогодок, снимая со спины автомат и становясь под грибком.

   Ротный двинулся дальше.

  Когда он уже подходил к караульному помещению, слева, у ворот, показались фары. Капитан бросил взгляд на запястье правой руки; пять часов, привезли завтрак караулу. Он немного постоял, докуривая, и вошел внутрь, вспоминая куда дел бидончик для супа.





       Гога отставил автомат к стволу дерева, усевшись поудобнее. С недовольным ворчанием стряхнул с волос сухие хвоинки, что постоянно сыпались сверху, едва налетал порыв сырого ветра. Погода, да и все остальное, разительно отличались от того, к чему привык у себя на родине; сырость, небо в постоянных тучах, обильные дожди, сам воздух казался чем-то тяжелым и вполне осязаемым, дышалось тяжело. Гога покосился на своего старшего брата, Мурада. И как он смог прослужить два года в таких условиях? Правда, это было двенадцать лет назад, еще во времена Советского Союза, но вряд ли за прошедшее время погода сильно изменилась. Еще неделя, и запросто можно покрыться плесенью, а то и вовсе подхватить простуду.

      …До небольшого городка, затерянного в сибирской тайге, они добрались несколько дней назад. Вся их группа была разбита на пять команд, численностью от трех до пяти человек. Гоге повезло попасть в одну команду с Хабибом, арабом и командиром всей группы. Кроме него в его команде был Мурад, старший брат, лучше всех знавший секретный объект, который и был их целью, поскольку Мурад оттрубил на нем срочную от звонка до звонка, так же был Ахмад, побратим и верный помощник Хабиба, тоже араб, и еще один молчаливый тип, то ли араб, то ли турок, то ли вообще хрен поймешь какой национальности, о котором Гога не знал практически ничего; тот постоянно молчал и за всё время вряд ли произнес больше десятка слов.

  Их команда оказалась единственной, которая остановилась в гостинице. Тетка-регистраторша приняла их довольно равнодушно. Только поинтересовалась, оглядывая новых постояльцев:
- Чего привезли-то? Мандарины аль виноград?

- Виноград, красавица, виноград, - поспешно согласился Ахмад, лучше всех знавший русский язык, и разговаривающий практически без акцента.

- Ну так угостили бы, на рынке же не укупишь, а если и есть возможность, то поди, разберись, какой привозной с ваших краев, а  какой пять раз перепроданный и перекупленный вовсе с Китая.

- Обязательно угостим, - снова согласился Ахмад. – Завтра принесу. Как фуру разгрузим, так и принесу. Специально для тебя выберу, красавица, ты такого еще в жизни не пробовала.

- Я утром сменяюсь, - сожалеючи вздохнула регистраторша. – И заступлю только через два дня.

- Значит, через два дня, - Ахмад растянул губы в широкой улыбке. – Какой разговор, красавица? Мы тут надолго, еще надоесть успеем.

     Весь следующий день они отсыпались и играли в нарды, а вечером Хабиб вместе с Ахмадом, Мурадом, арабом и пятью старшими групп, пошли через лес к объекту, собираясь составить четкий план. И несколько часов лазали вокруг, разглядывая его в бинокли и приборы ночного видения. Требовалось выяснить количество постов и график смены караулов.

  На следующее утро, когда Хабиб с Ахмадом и арабом спустились в гостинничный ресторан, Мурад, похохатывая, рассказал, как Хабиб и араб намучились за ночь. Они вывозились в грязи по уши и прокляли все кусты и деревья в радиусе трех метров от тропинки, заодно стерли пузом все встретившиеся на пути спуски и подъемы, постоянно оскальзываясь и падая. Гога вежливо улыбался, а сам с ужасом думал о том, что ему это еще предстоит. Старшему брату с Ахмадом хорошо, еще успели послужить в советской армии. Хотя, если послушать их рассказы, выходило, что повезло как раз Гоге. Повезло из-за того, что не успел побывать в том бардаке, который довелось испытать им.

 Когда трое командиров вернулись из ресторана, в номере их уже ждали все, с кем они вечером ходили к объекту. Араб раскрыл кейс, вытащил оттуда какие-то схемы, листы сделанных то ли с воздуха, то ли вообще из космоса фотографий и еще кучу каких-то распечаток. Разложил всё аккуратно на столе, руководствуясь какой-то последовательностью.

   Ахмад подозвал Гогу и, сунув ему несколько сотенных бумажек, приказал:
- Быстро на рынок, купишь килограмм восемь-десять винограда. Начнут спрашивать откуда мы здесь – скажешь из Дагестана, приехали разузнать насчет торговли шинами. Но особо не распространяйся, старайся держать язык за зубами. Так, спросят если, то ответишь.

  Гога удивленно уставился на Ахмада:
- Ты же сказал, что торговать будем виноградом…

  Ахмад усмехнулся:
- Э-э-э-э, для этих русских все кавказцы мандаринами или виноградом торгуют, а на рынке своим так говорить нельзя. Зачем людей беспокоить и себе лишние проблемы создавать? Конкурентов никто не любит. У тех, кто этот район покрыл и здесь давно торгует, милиция прикормлена, да и лишние им не нужны.

  Гога восхищенно покачал головой. Ну, Ахмад, ну дает, обо всем подумал, всё предусмотрел.

     Вернулся он через два часа.

   В номере стоял горьковатый запах кофе и кислый – немытого мужского тела, после свежего весеннего воздуха ударивший в нос слишком сильно. Схемы и листы фотоснимков были разбросаны по всему столу, некоторые даже покрывали пол и подоконник, а все находящиеся в номере деловито раскладывали коврики, готовясь к намазу. Это означало, что все уже согласовано, распределено, и до начала операции остались считанные часы. 

  Несмотря на то что все они были в военном походе и Коран разрешал не соблюдать время намаза, Хабиб никогда не начинал серьезного дела, предварительно не обратившись к Аллаху.

  Гога поспешно сгрузил пакеты с виноградом на одну из кроватей и достал свой молельный коврик.
    В полночь они покинули гостиницу…


         За спиной послышался хруст веток, чавканье сапог, и шуршание опавшей хвои. Гога поспешно отстранился от дерева и схватил автомат в руки. Подошедший Ахмад, одетый в офицерскую шинель с капитанскими погонами, портупею и фуражку с кокардой, остановился, недовольно отряхнулся от соринок сыпавшихся сверху, и тихо выругался:
- Когда они наконец подъедут? Совсем продрог уже от сырости. Проклятая погода.

   Тут из-за поворота послышался натужный рокот двигателя, и, чуть погодя, стволы сосен, подходивших к самой дороге, осветились рассеянным светом фар.

 Ахмад замер, выдохнув:
- Ну наконец-то!

   И бросился к дороге, придерживая полы шинели, тщательно минуя лужицы и остатки снега.



        Прапорщик Деревянко дослуживал последний год. Осенью ему исполнялось пятьдесят, и, несмотря на то что командир части уж точно пробил бы ему очередное, шестое если быть точным, разрешение на продление срока службы, сам он оставаться не собирался ни за какие блага. Здоровье было уже не то, да и с деньгами совсем трындец.

  Конечно, начальнику столовой извернуться было немного легче, чем остальным, но и с продуктами в последнее время стало настолько туго, что никакого резона задерживаться в этом богом забытом поселке не было. Офицеры и прапорщики, что помоложе, еще кое-как перебивались браконьерством, иногда приволакивая из тайги подстреленного из СВД лося, медведя, или кабана. Тогда и начальнику столовой кое-что перепадало, поскольку он слыл в части непревзойденным мастером по копчению окороков. Но за последние пару лет таких вынужденных охотников в округе развелось незнамо сколько, так что поблизости всю дичь повыбили вчистую, а далеко уходить никто не мог; некомплект командного состава в части был дикий, поэтому все ходили на дежурство практически через день, даже сдвоенные выходные были большой редкостью.

  Поэтому никакого резона прапорщику Деревянко служить дальше не было, тем более что в небольшой деревеньке под Донецком его давно уже дожидался домик с огородом и садом, оставшийся в наследство от покойных родителей, да и российские военные пенсии на Украине еще кое-что стоили. В конце концов – климат был несравненно мягче.

     Этим утром он, как обычно, прибыл на службу в четыре утра.  Старенький "ГАЗ-53" с фанерной будкой, на котором развозили пищу, уже стоял у задней двери столовой, и ночная смена солдат-поваров загружала в будку термосы с завтраком для караула. Сегодня было воскресенье, и караул выставлялся только один, да и тот маленький.

  Деревянко заскочил в свой закуток перед продуктовой кладовой, вот уже сколько лет служивший ему чем-то вроде кабинета, или офиса по-новому, принял на грудь сто грамм спирта, от простуды, переоделся в казенный бушлат, напялил резиновые сапоги, грязь та еще, и вернулся к машине.

   Солдат-водитель ковырялся под поднятым капотом.
- Ну чего там у тебя? – недовольно осведомился начальник столовой. – Опять авария?

- Минуту, товарищ прапорщик. – не разгибаясь, ответил солдат и, спустя несколько мгновений, захлопнув капот, пояснил. – Провод закрепил на генераторе, отлетел падла, еще бы чуть-чуть и пришлось бы аккумулятор на зарядку ставить.

- Не застрянем? – озабоченно спросил Деревянко, мало обратив внимания на подробности. – Сегодня выходной, сам знаешь, вытаскивать некому. Пока тягач пришлют, часа три-четыре пройдет, а то и вовсе до вечера там проторчим.

- Нет, не застрянем. – замотал головой солдат. – Все путем, товарищ прапорщик, если грязь будет, то по объездной пролезем, там песок и корни.

- Ну смотри у меня.

      Они выехали из ворот в двадцать минут пятого. До объекта было около десяти километров по узкой лесной дороге, так что добраться до караула они должны были аккурат к пяти часам.




      Военного у поворота первым заметил водитель. Прапорщик мирно дремал на сиденье, подняв воротник бушлата.

  Когда рассеянный свет фар высветил одинокую фигуру в офицерской шинели, стоящую на обочине и отчаянно размахивающую руками, солдат вытаращил глаза и, резко затормозив, воскликнул:
- Товарищ прапорщик! Смотрите!

  Начальник столовой открыл глаза и резко выпрямился.
- Господи, откуда этот чумной? Да еще в такую рань, небось по бабам всю ночь шастал?.

  Он открыл дверь и, высунувшись из кабины, закричал:
- Эй, командир, давай сюда!

  Офицер закивал и быстро двинулся вперед, держа правую руку за спиной.

    Деревянко прищурился:
- Не разгляжу, он что, нерусский, что ль?

- Похоже, чурка или грузин, - отозвался солдат.

    Прапорщик открыл было рот, собираясь задать вопрос, но офицер вдруг выбросил вперед правую руку, в которой оказался пистолет с длинным толстым стволом. Деревянко испуганно замер. Пистолет пару раз дернулся, еле слышно щелкнув, и начальник столовой, в голове которого появились две новые дырки, медленно вывалился из кабины и упал у подножки машины.

 Солдат попытался выскочить из кабины, уже почти получилось, но офицер запрыгнул на подножку и выстрелил несколько раз в спину. Потом слез на дорогу и замахал рукой, показывая остальным что можно выходить.





       "Газ-53" развернулся и сдал задом к калитке караула.

  Мельников уже стоял на крыльце и курил. Бидончик ждал своей очереди на столе в комнате начальника караула. Грузовик остановился, и разводящий с грохотом распахнул калитку. Оба солдата переминались рядом, ожидая, когда водитель откинет борт и можно забирать термосы и волочь в столовую.

 Ротный выбросил окурок и поднял глаза на звезды. В этот момент у калитки что-то быстро щелкнуло несколько раз. Ротный дернулся, но в калитку уже ввалились двое в черных масках, в руках у них были пистолеты с какими-то длинными, толстыми стволами, и до капитана как-то очень быстро дошло, что это глушители. Хотя он видел их только в кино.

   Один из ворвавшихся навел пистолет на капитана и приказал:
- Подними руки.

    Мельников судорожно сглотнул, подчиняясь. Черный зев глушителя, диаметром почти в два раза больше ствольного отверстия, смотрел ему прямо в лицо. Из глушителя ощутимо несло пороховой гарью, и это означало, что пистолет недавно стрелял. А значит, о судьбе старшего машины можно было не спрашивать.
- Капитан, у тебя жена есть?

   Ротный еле разлепил губы:
- Да.

- А дети?

- Д-да.

- Хочешь к ним вернуться?

   Мельников нервно закивал.
- Х-хочу.

- Значит, ты будешь делать все, что я скажу. Ты понял?

  Капитан снова кивнул.

- Ну вот и хорошо. - Собеседник опустил пистолет – Сейчас ты начнешь правдиво и обстоятельно отвечать на вопросы, которые тебе будут задавать.

   Капитан закачал головой как китайский болванчик, но только вверх-вниз, а не вправо-влево.

   Другой нападавший, в это время, проскользнул внутрь караульного помещения. Мельников почувствовал, как у него пересохло в горле и, не отрывая взгляда от скрючившихся на земле тел солдат и разводящего, пытался понять что же происходит.

  И тут будто прорвало. Из кузова "Газ-53" вывалились еще десятка полтора боевиков, в основном кавказского вида, вооруженных уже не только пистолетами, и ринулись внутрь караульного помещения, а спустя полминуты в караульный дворик вошел еще один кавказец, одетый в офицерскую шинель с капитанскими погонами, с точно таким же пистолетом в руке. Он окинул капитана насмешливым взглядом и что-то приказал на незнакомом гортанном языке своему охраннику. Парень скрылся в караулке, откуда уже слышались приглушенные щелчки. Капитан судорожно сглотнул и зажмурил глаза. Все происходящее казалось кошмарным сном, который вот-вот непременно должен закончиться.

  Дверь караулки хлопнула. Мельников открыл глаза, но кошмар остался. На пороге караулки вновь появился охранник и что-то доложил "капитану", и тот, глядя на Мельникова в упор, приказал:
- Внутрь заходи.

 Угрожающе добавил:
- И без глупостей, капитан.
 



   И вот последние десять минут ротный сидел на табурете в такой знакомой комнате начальника караула и тупо смотрел в одну точку, время от времени издавая привычные звуки в ответ на знакомые вопросы, а вокруг деловито шныряли абсолютно незнакомые люди. Переговаривались на незнакомом гортанном языке.

 - Итак, капитан, насколько я понял, ваш караул выставил только два поста. Так вот, должен тебе сообщить, что обоих ваших часовых мы... нейтрализовали. Им вздумалось оказаться у КПП, когда мы подъехали.

   Мельников закрыл глаза и стиснул зубы. Дополнительный паек в караул не выдавали уже месяца два, а на свежем весеннем воздухе аппетит нагуливался быстро, и часовые-периметровщики, в нарушение всех уставов, частенько поджидали "пищевоз" на КПП, чтобы выпросить у начальника столовой кусок сухаря или заледенелую горбушку.

   Следующий вопрос вырвал из воспоминаний:
- А теперь мне нужно знать, как отключить сигнализацию Главного Створа шахты?

  Мельников пошевелился, но ничего не ответил. Его собеседник терпеливо ждал.
 Ротный подвигал языком, хрипло откашлялся и просипел:
- Не надо... отключать... она уже...

- Что уже?

- Того... отключена...

  Собеседник оживился:
- Поясни-ка.

 Мельников снова откашлялся:
- Там это... ложных срабатываний много было... я и приказал отключить... я там пост дополнительный выставил...

    "Капитан" вопросительно посмотрел на одного из боевиков, тот шагнул к столу, взял План боевой службы, заглянул в нужную графу и, криво усмехнувшись, кивнул старшему, протягивая План. "Капитан" быстро пробежал глазами и расплылся в улыбке:
- Отлично. А теперь давай вместе подумаем, как нам без шума избавиться от этого часового.

   У Мельникова засосало под ложечкой. Собравшись с духом, он предложил:
- Я могу пойти и снять его с поста. Или можно послать разводящего. Больше он никого на пост не допустит...

   Капитан запнулся, вспомнив безжизненно раскинутые ноги разводящего в проеме калитки. Продолжать не смог.
- Хорошо. – кивнул  допрашивающий – Только вместе с тобой пойдут двое моих ребят, подберем по комплекции, переоденем, повесим на плечо автоматы, а в спину тебе они уткнут вот такие штучки.

  Повертел своим пистолетом с глушителем.

- А Мурад...

  Он повернулся к двери и повысил голос:
 - Мурад, подойди сюда.

  В проеме двери возник высокий кавказец с длинной винтовкой в руках. Винтовка была незнакомой конструкции, несколько вычурная, с массивным стволом, сошками и здоровенным оптическим прицелом.
- Так вот, Мурад будет внима-а-ательно следить за тобой, капитан, скажем, с крыши караульного помещения. На всякий случай. Тебе все понятно, капитан…
 Он заглянул в План боевой службы и закончил:
 - Мельников?

  Ротный на секунду прикрыл глаза и хрипло ответил:
- Да.

- Вот я и спрашиваю, капитан Мельников, тебе всё понятно?
- Да.

     Спустя десять минут он, обреченно опустив плечи и всем своим видом выражая абсолютную покорность, потерянно двигал ногами, пробираясь по грязи, тем же путем, коим прошел совсем недавно. Сзади, тяжело дыша, ковыляли два боевика, переодетые в солдатскую форму. За следующим поворотом должен был показаться грибок часового. Капитан покосился через плечо. Боевики, не слишком привычные к российскому бездорожью, неуклюже переваливаясь и едва не падая, торопливо топали сзади, не обращая на пленника особого внимания. Мельников глубоко вдохнул, развернулся и с силой толкнул боевика, шедшего прямо за ним. Тот изумленно хекнул и рухнул в грязь. А ротный рванул вперед и заорал осипшим голосом:
- Солдат! Стреляй, солдат!!! Стреляй, я тебе сказал!!!

 Часовой, скорчившийся в бушлате под самым грибком, встрепенулся и ошалело спросил:
- Товарищ капитан, это вы?

- Стреляй, мать твою!!! - со слезой в голосе заорал капитан.

- Куда? - оторопело спросил солдат. – Куда стрелять?

    Но ответить Мельников уже не успел, сзади часто захлопали знакомые щелчки, и капитан почувствовал, как ему в спину впиваются тонкие осиные жала. Он сделал еще несколько шагов, потом ноги его подвернулись, и он упал лицом в грязь. Последнее, что он увидел, был часовой, медленно оседающий по столбу караульного грибка.