Переводчица

1
-Леська, ты же по-английски шпрехаешь?
-Ну…да, а что?
-Отлично. Собирайся!
-Это куда еще? – прогремел с кухни отцовский бас – и в прихожую вышел Николай Петрович -А, Борька, здорово!
 –Здрасьте, дядь Коль! Выручайте! Нам завтра в экспедицию ехать, а у нас переводчика нету! Я вот про Леську и подумал сразу.
-Что подумал – это хорошо, а надолго собрались-то? Далеко ли? У нее ж экзамены, сессия, - последнее слово было сказано с придыханием.
-Да разное, по сейсморазведке в основном. Мы в Америке оборудование купили, а как работать с ним, не знаем. Вызвали спецов ихних, чтоб объяснили все и показали наглядно. Хватились, а переводчика-то нету. Как с ними общаться? Они ж на своем лопотать будут, а мы на своем, и не поймем друг друга без посторонней помощи. На недельку съездим и обратно. А, Лесь?
Леська стояла, почесывая босой ступней колено.
-Далеко ехать-то?
- Да километров пятьсот до поселка и еще сто тридцать до сейсмолагеря. За день доедем.
Девушка выжидающе поглядела на отца.
-Ну чего ты на меня так смотришь? Сейчас укатишь, а учиться кто будет?
-Пап, я уже сдала все экзамены. К тому же, мне практика нужна, а тут такая возможность – американцы! – и Леська подмигнула Борьке. «Знает, куда давить!», - подумал тот и улыбнулся.
-Ну, если практика, то это другое дело. Езжайте тогда - и, махнув рукой, старик скрылся в кухне.
Борька просиял: «Ох и красивые там места, подруга! Тебе понравится!».
-А платят сколько? – снова подал голос отец.
-Хорошо платят. На туфли и помады хватит, - усмехнулся Борька, - завтра в шесть ноль-ноль будь готова. Леська кивнула.
-Смотри мне, головой за девчонку отвечаешь! – рыкнул на прощание Николай Петрович, но Борька его уже не слышал – радостный, мчался он вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
2
Борька не обманул: места и впрямь дивные.  Пока добирались до лагеря, Леська, как приклеенная, всю дорогу таращилась в окно, рассеянно отвечая на вопросы иностранцев. 
Слева белела на солнце стонущая подо льдом Лена, справа, прямо над головой, нависали крутые, кишащие воронами, скалы. Впереди – бесконечная, сколько глазу видно, снежная даль. Земля и небо слиты воедино, и, сколько ни пытайся, горизонта не отыскать.
Проезжали деревни ; все в десять-двенадцать дворов и почти сплошь заброшенные. Редко где мелькнет ровная кровля да ладный забор: видать, остались еще даже в такой глуши люди, проросли корнями в родную таежную землю, и не вырвать их ни голоду, ни холоду, ни одиночеству.
-Смотрите, никак, Ломоносов пешком в Москву шагает! – хохотнул водитель, указывая на одинокую крошечную фигурку с ранцем. Мальчишка семенил прямо по дороге, опустив голову и натянув шарф до самых глаз, чтобы не задувало. Услышав сигнал клаксона, малыш рванулся в сторону и по пояс утонул в снежном болоте.
-Ну зачем вы так! – укоризненно покачала головой Леська.
-Да-а, сильная, видать, у малого тяга к знаниям, раз в такой мороз за тридевять земель снарядился, - сострил кто-то из бригады, а Борька пояснил: «Тут всего одна школа на весь район, некоторые ребятишки по десять, а то и больше,  километров в день наматывают».
-А вы его в сугроб! – расстроилась Леська и отвернулась, глядя, как вдоль дороги покосившиеся халупы беззубо скалятся черными провалами окон.
Некоторое время ехали молча.
-Лесь, он че, в туалет хочет? – ткнул ее Борька, указывая на американца, и Леська, получив от того утвердительный ответ, кивнула.
Водитель остановил машину и Борька, спрыгнув на землю, уставился на иностранца. «Ну, чего ждешь-то?». Тот растерянно заморгал.
- Where is the toilet ?
-Борь, он спрашивает, где туалет, - перевела Леська, и все заулыбались.
-Да вот же он, прямо перед тобой! – Борька махнул в сторону разлапистых елей. Американец продолжал недоумевать: «Where?».
Смех в «уазике» становился громче, и Борька со словами: «Ай, ну тебя, значит, не хочешь!», - отвернулся и справил нужду, не отходя от машины.
Наши после такой выходки хохотали уже во все горло, а заморские гости в молчаливом ужасе таращились на Борьку.
По приезду в лагерь организовали стол,  а Леська, с непривычки вымотавшись, рухнула на первую попавшуюся койку, тем более что мужики из бригады быстро взяли гостей в оборот, и российско-американские мосты налаживались при помощи водки и закуски ничуть не хуже, чем при переводчике.

3
Что-то больно ударило Леську по спине, и девушка открыла глаза. В темноте послышались мужские ругательства.
-Кто здесь?
Чертыхания прекратились, и в лицо ударил яркий свет.
-Вот это да! И откуда тебя занесло, красавица, ко мне в кровать, и надолго ли? – рассмеялся высокий мужчина, и смех его -теплый, мелодичный- сразу пришелся Леське по душе. – Ты уж извини, я тебя в темноте не заметил, когда на кровать садился.
-Это Вы меня извините, я с дороги так устала, что и стоя заснула бы, не то, что на чужой кровати. Я Олеся. Переводчик.
Марк оказался начальником сейсмопартии. Веселый, разговорчивый, он помог Леське разобрать вещи.
-А теперь пойдем, я тебя чаем напою и с коллективом познакомлю, мужики еще не ложились. Только долго не засиживайся – подъем завтра в шесть, нам одного ходу два часа до месторождения.
4
Следующая неделя прошла в разъездах по лесам и полям: устанавливали зонды, снимали показания, меняли батареи. Американцы объясняли, как заносить данные в программу.  Поначалу Леська страшно расстраивалась оттого, что многого не понимала в этой работе, но Марк терпеливо все объяснял, показывал, что называется, «на пальцах» и одобрительно хлопал по плечу, и от его прикосновения внутри у девушки все переворачивалось.
Вечерами бригада собиралась в кухне, кто в карты перекинуться, кто за разговором время скоротать, кто чаю нахлебаться, а Марк с Леськой неизменно уединялись возле окошка, и он рисовал ей схемы, карты, какие-то фигуры, иногда рассказывал о забавных случаях на работе, о местах, в которых побывал. Мужики посмеивались, глядя в их сторону: «Ишь, Борька начальнику какую невесту привез». Борька от этих слов злился и внимательно наблюдал за теми двумя у окна, пытаясь понять – шутят товарищи или всерьез?

5
В воскресенье собрались в лес. Марк был страстным охотником и чтобы не растерять навыков, привез с собой на вахту ружье. Насобирал бутылок, расставил их по бревнам на поляне и каждые выходные отводил душу, изводя холостые.
-Хочешь попробовать? – он протянул ружье Леське. Та отрицательно замотала головой. – Давай, у меня как раз последний патрон остался!
Он обнял ее сзади, объясняя, как правильно держать ружье, как наводить, как плавно спускать крючок.
«Цельсь! О-о-гонь!»,- скомандовал Марк и в тот же миг приклад так сильно ударил девушку в плечо, что она пошатнулась и упала. Из глаз брызнули слезы.
-Маленькая, больно? – Марк уселся рядом и прижал ее к себе, и разлившийся внутри жар от объятий расплавил бы даже металл. Долго сидели они в снегу, обнявшись. Марк шепнул: «Ты только послушай, какая тут тишина! Аж звенит!». Тишина и вправду стояла дивная и, казалось, было слышно, как морозный воздух с хрустом влетает в легкие. Протяни руку – и можно дотронуться до крупинок времени, растворенных в пространстве.
«Я эту тишину ни на что не променяю!». И, выразительно посмотрев на Леську, Марк добавил: «С некоторых пор она стала мне дороже всего на свете».
Леська, прижимаясь к нему еще крепче, прошептала: «Мне тоже».
6
-Ну что, собрала вещи? Завтра товарищей наших американских обратно в цивилизацию везем, - подошел после ужина Борька.
Леська, помолчав, ответила: «Я не поеду».
-Как это не поедешь? Что за глупости?
- Борь, я все решила.
Друг растерянно мотал головой, не веря своим ушам.
-Но…как же родители? Мне твой папа голову оторвет!
-Ничего папа тебе не сделает. Мы с Марком завтра в райцентр поедем, я им оттуда позвоню. Я здесь остаюсь. На кухне помогать буду.
- И что же, учебу тоже бросишь?
-Я документы ближе к лету заберу, когда буду в геологоразведочный поступать.
Ненадолго воцарилось молчание.
-Это из-на него, да? 
Леська ничего не ответила, лишь выразительно посмотрела на друга. Он, закрыв лицо руками, вышел.
7
-Маленькая, держи чай, только осторожно: горячо! – Марк протянул кружку Леське и та, ойкнув, быстро зажала ладонями рот.
–Обожглась?
Кивок.
- Эх, ну я же предупреждал. Ладно, пускай немного постоит. Какая же ты у меня нежная – и он, притянув к себе девушку, ласково погладил ее по волосам. «Такие красивые! Золотые!». Леська, счастливая, уткнулась ему в плечо. Флисовая мастерка крепко пахла бензином и хвоей, таким терпким, особенным запахом, какой запоминается сразу и навсегда и связывается в памяти с определенным местом и человеком.  В углу трещала печь, в комнате было крепко натоплено, и Леська, разморенная, закрыв глаза, с упоением вдыхала родной, самый любимый на свете запах – запах любимого мужчины – и всей душой желала, чтобы в этот вечер время споткнулось на бегу и, упав, замерло.
Вдруг дверь в хату отворилась, выпуская на улицу густые клубы пара, и в комнату ввалился, грохоча тяжелыми сапогами, угрюмый Борька. «Чаю выпью по-быстрому, замерз я», - оправдываясь, буркнул он, хотя его ни о чем не спрашивали. Налив себе кипятка, он уселся на лавку возле двери.
-Борь, ты чего? Иди за стол, здесь полно места, - ласково позвала его Леська, не отнимая головы от плеча Марка.
-Мне и так нормально. Ладно, бывайте – и, залпом осушив кружку, он вышел так же внезапно, как и появился, громко хлопнув дверью. Послышалось тарахтение отъезжающей машины.
-Не пойму, чего это с ним такое? Он, по-моему, даже не заметил, что навернул кипятка.
Марк не ответил. Он сидел, развалившись и прикрыв глаза, думая о чем-то своем, а, быть может, просто дремал. Леська, обхватив его руками за шею, замолчала, глядя в расписанное морозом окно, за которым гулко и размеренно грохотали геотоны.