Евгений Егоров - символическое интервью

Я сижу по обратную сторону рабочего стола выдающегося дизайнера нашего города Евгения Михайловича Егорова и готовлюсь, глядя на приветливую улыбку хозяина, задать ему правильные и интересные читателям и, надеюсь, ему самому вопросы о кухне и атмосфере петербургского графического символизма нового времени, отцом которого он, без сомнения, является.

- Уважаемый Евгений Михайлович, а что, собственно, в творческом плане, вы, как художник, из себя представляете?
- Если разбираться в основах моей личной творческой политики, нам придется использовать термин "государственность". Именно "государственником" меня впервые назвал известный петебургский политик Владимир Яковлевич Ходырев и тому есть объяснение, ибо вся моя работа всегда была построена на том, как я, художник и дизайнер, воспринимаю политические изменения в нашей с вами стране. Своей работой я всегда старался способствовать тому, чтобы люди осознавали, под каким, собственно, флагом они живут. Это осознание неизбежно меняет мировоззрение гражданина, формирует его нравственные принципы и точки отсчета.
Меняется нравственность - меняется все. И неспроста в реакции на мои работы прозвучало однажды - "мастер графического афоризма".
Еще в детстве я полюбил латынь, по-настоящему увлекся мифологией. Еще с 14 лет мои полки были заставлены разнообразными, редкими по тому времени словарями...
- В советское норматированное время найти возможность заниматься латынью?...  Кто же вам ее преподал?
- У меня всегда были хорошие друзья, мои старшие товарищи, которые сумели мне привить этот поистине замечательный лингвистический образ. И, может быть, потому я и стал заниматься дизайном - аналитическим дизайном - как кое-кто оценивает мою работу со стороны. Картинки рисовать я не умею - мне это просто не интересно. Но все иначе, когда возникает ощущение темы!...
Весомость и значимость настоящих тем, как правило, связаны с деньгами, но для меня лично всегда было очень важно зажечь себя в творческом отношении. Но вот что я заметил - если есть та самая искра и я остался в ладу с самим собою - подобной работе всегда сопутствуют хорошие деньги.
По моим наблюдениям, художник сильно теряет себя, ставя деньги на первое место.
Да, у меня был однажды подобный опыт, но я в той истории получил такой нравственный окисел, что уже не мог никогда повторно подобные вещи делать.
А потому, независимо от ценовой привлекательности, я многие вещи делаю бесплатно - мне важно мозг свой насытить и руки. Скажите-ка, что это будет за пианист, который раз в месяц играет?...  Я ощущаю постоянную необходимость в том, чтобы мой мозг был в постоянном тренинге и при этом все свое время я должен испытывать соответствующее теме моральное и даже физическое насыщение. Мне, как воздух, необходима динамика творчества.
- И все-таки, возвращаясь к началу, давайте поговорим о последовательных моментах развития вашего художественного мировоззрения. Как получилось, что вы стали заниматься графическим дизайном? С чего все начиналось? Вы, насколько я знаю, учились в обычной ленинградской школе...
- Да, я учился в обычной школе, где был "белой вороной", потому что, в отличие от всех моих товарищей, всегда обращал свое внимание на линии, графику любил. Все мои увлечения были построены на особом, как я сейчас понимаю, графическом восприятии действительности.
- В этом и была ваша отличительная "белизна"?
- Все дело в том, - улыбнулся Евгений Михайлович, - что я так любил школьное черчение, которое, согласитесь, мало кто любит, что наш преподаватель новые темы нередко меня просил рассказать и я, захлебываясь от вдохновения, весь урок занимал одноклассников примерами типа как по второй проекции найти третью...
Но именно такое особое и достаточно развитое проективное сознание обеспечило необходимую в моей работе пластику, обусловленную, в свою очередь, особыми законами красоты, иначе называемыми "легиартис" - опять же, латынь -  в лучших своих образцах формирующих так охраняемую в мире искусства и культуры интеллектуальную собственность, в моем случае определяющуюся исключительно черным и белым цветом.
- Отчего же столько внимания только этом цветам, исключив всю остальную яркую палитру этого мира?
- Поверьте, эти лаконичные черный и белый как никакие другие цвета способны предельно ясно выразить мысль художника.
- Позвольте, здесь вы, похоже, солидаризуетесь с концепцией "Черного квадрата" Казимира Малевича... Черный цвет как конец всего и начало всему.
- Да, если воспринимать супрематизм как исходник. Однако, здесь я бы вас поправил - черный цвет, в моем восприятии, не конец, а начало творчества.
Черно-белый вариант, взятый в основу концепции, способен выразить мою личную художественно-интеллектуальную идею предельно конкретно и четко.
И моя задача как раз и состоит в том, чтобы раскрыть эту идею средствами графики, создав некий емкий символ, в котором живет не цвет, а свет, существующий в данном черно-белом формате.
- Тогда вполне закономерно, что автор восстановленного герба Санкт-Петербурга работает в городе черных, белых и серых тонов, из которых, собственно, и состоят эти вечные наши дожди и белые ночи, плавно переходящие в мягкие сумерки так называемого  "светового дня"...
- Вы недооцениваете значения этой черно-белой подачи, ничуть не уступающей остальной цветовой палитре. Более того, острее воспринимается любая мысль, выраженная не в стандартном цветовом решении, а в аскетическом черно-белом варианте. К тому же, тут отступать некуда, насколько все отточено заданным проектом - соврать ни в чем нельзя, настолько здесь все локально и предельно концентрированно содержит идею художника,  а в цвете можно и похулиганить, отступив влево или вправо - зрители, чаще всего, легко проглотят, не заметив... Отсюда вытекает крайняя важность восприятия смыслов изначального изображения, их исходная заданность. А характерным примером моих слов может быть отдельная и очень выразительная голова Петра, использованная в фигуре Медного всадника - кстати, она у меня здесь, за спиной.
- Насколько я знаю, эту голову создала Мария Калло по поручению Фальконе.
Можете ли вы объяснить, отчего сам мастер, в свете общей концепции, не взялся за эту, весьма значимую, деталь?
- А почему лично я не занимаюсь живописью? Потому что у моего ремесла другая тенденция.
Все дело в том, что у Фальконе было иное, отличное от Калло, пространственное, ландшафтное виденье этого памятника на всем пространстве площади, зато его помощница
была талантливой, идеальной  для этого случая, портретисткой, гениально сумевшей дополнить уникальный масштабный проект. И тут уместно, я думаю, сравнение с профессией врача, сильного, как известно, своей специализацией. Пример этот привожу хотя бы уже потому, что уже восемь клиник нашего города работают под моими знаками, в том числе старейшая Мариинская больница, 122-я клиническая, институт онкологии, институт акушерства и гинекологии имени Отта... Вы не поверите, в связи со своей профессиональной деятельностью, я трижды принимал роды!
- Пока что мы говорили о вашем творчестве и вдруг - такой бросок в сторону! Я не ослышался - вы, дизайнер, принимали роды?
- Поймите, передо мной стояла ответственнейшая задача создать символ очень серьезной и очень специфической клиники и если честно относиться к своей работе, не достаточно сесть и придумать - эту задачу пережить и выстрадать надо!
Евгений Михайлович, вспоминая уникальные обстоятельства своей невероятно штучной работы, сделал паузу и, не без эмоций, продолжил:
- И здесь у меня мозг воспалился и я, прямо в родильной палате, как мог, насыщал его  необходимыми для творческого переосмысления впечатлениями.
Но, как вы и сами можете догадаться, роды не начинаются под приход и под заказ - рожать у нас все норовят где-то под утро... И вот глубокой ночью, после этого бесконечно ожидания, уже в процессе, когда, в бахилах и в маске, я, наконец, учавствовал, подавая свет и крючки, в этом стрессе рождения, густо замешанном на потоках крови и биениях страдающего тела, я увидел символ - верхняя линия как место, где ножку кладут, а по нижнему краю - паховая область роженицы и по совокупности эффекта у меня сложилась лилия, известный миру символ чистоты и свежести, не один уже год уже представляющий славный петербургский институт акушерства.
Или взять историю другого символа в формате медицины - института онкологии в Песочном.
Здесь мною использован образ личности основателя института Николая Николаевича Петрова, гле я задействовал профиль гордой головы этого замечательного деятеля отечественной медицины.
- Пришлось ли вам объяснять руководству института детали своего художественного осмысления или ваш вариант в данном случае был принят безоговорочно? - Не мог я удержаться от законных сомнений, глядя на беспощадно располосованную трагическими черно-белыми полосами голову деструктивного, на первый взгляд, символа.
- Да, вы правы...- Не без грусти откинулся на спинку своего кресла Егоров. - У меня подчас появляются вещи, которые требуют авторского объяснения.- Однако моя трактовка была, как видите, была принята и еще много лет я мог пользоваться дружеским расположением его руководителя...
- Евгений Михайлович, кажется, вы способны вложить максимум пережитых чувств и сопряженных с ними мыслей в каких-то несколько определенной формы линий и черточек, назвав это символом или фирменным знаком, подчас пропустив через рецепторы своего восприятия весьма непростую структуру с многогранными видами деятельности.
Не задавали ли вам вопрос - за что вам эта слава ведущего дизайнера Санкт-Петербурга?
Кажется, любой человек,  если захочет, в две минуты так же сможет!
- Да, слышал я подобные вопросы! - улыбнулся Егоров. - На эти слова я всегда отвечаю -
и я, бывает, рисую в две минуты, но перед этими двумя минутами - тридцать лет не на мгновенье не прекращаемой целенаправленной работы.