Цена стратегии или Дело житейское

Утром 13 октября 2015 года в Дежурную часть поступил звонок, о том, что в комнате № 9 семейного общежития обнаружен труп четырехмесячного мальчика, Паши. Судебными медиками-экспертами установлена причина смерти ребенка – болевой шок и внутреннее кровотечение, вследствие разрыва внутренних органов, причиненных сильным ударом в область грудной клетки и живота. Отец ребёнка дал признательные показания.
Направленный ли гнев, внезапно ли возникший, неконтролируемый выплеск негативных эмоций взрослого мужчины в ответ на личные неприятности или  острую психологическую проблему семьи, неважно. Объектом этих эмоций стал беспомощный ребёнок.
Спешили на автобусные остановки простые граждане, за «непростыми» подъезжали служебные автомобили, каждый составлял мысленно перечень важных дел на день, кто-то, особенно ответственный, продумывал план очередных, сверхважных мероприятий «по спасению детей» сразу на неделю, а то и на пять лет. Небо не упало на землю, и планета не замедлила бег - время остановилось только для четырехмесячного малыша по имени Паша, и начался отсчет нового периода детства для его двухгодовалого брата Даньки.

В семейное общежитие меня привело желание узнать предысторию трагедии, чтобы понять причины, предопределившие исход события.
Мой вывод - трагедию можно было предотвратить.
СВЕТЛАНА, охранник частного охранного предприятия:
- Первое суточное дежурство охранником в этом общежитии началось 2 августа текущего года. Ночью, в 1 час 15 минут, по просьбе жильцов 2 этажа, проживающих в семейном крыле общежития, я вызывала группу быстрого реагирования нашего предприятия и наряд полиции. В комнате № 9, где проживала молодая семья с двумя малолетними детьми, был скандал. Женщина бросалась с ножом на своего мужа. Что послужило причиной скандала между супругами Сашей и Оксаной, я не знаю.
На вопрос, стало ли известно сотрудникам нарядов о ноже в руках Оксаны, получила ответ, что об этом рассказывали соседи, охранник сама не видела, поэтому запись в журнале проста – «скандал в комнате № 9». Было ли это обороной Оксаны, или её нападением, никто не выяснял.
На вопрос, случалось ли в дежурства Светланы, после ночного инцидента, что семью посещали педагоги училища, участковый оперуполномоченный, патронажная медсестра, участковый педиатр, кто-то из органов опеки и попечительства или общественных организаций, я получила отрицательный ответ.
Из беседы с соседями:
ОЛЬГА, 37 лет: - Оксана сирота с двенадцати лет. Отец, с её слов, отбывает наказание, о матери она ничего не рассказывала. Младший брат содержится в Валдгеймском интернате. Оксана говорила, что искала его, нашла случайно в детской больнице, навещала пару раз. Брат к ней просился, но она сама в общежитии, да двое детишек. Оксана сама виновата в трагедии. С Сашкой, с мужем, ей повезло. Даньке, старшему ребёнку, месяца три было, Саша ушёл в армию. Когда Саша демобилизовался, забирал из роддома Оксану с младшим ребёнком, Пашей, и считал его родным. Он и варил, и купал, и белье стирал. Хотя, что сейчас говорить?! Оксана на работу устроилась и часто возвращалась поздно, иногда выпившая,  Саша терпел, а в августе забрал Даньку, и уехал к своей матери в Хабаровск. Оксана продолжала работать, но Пашу некуда было пристроить. Стала его носить к своей тетке-опекунше. Оксана говорила, что платила опекунше семь тысяч за присмотр малого. Потом тетка запила, и за Пашей смотрели соседи. Саша возвратился с Данькой в сентябре. Уж лучше б они остались в Хабаровске! Оксана после его возвращения продолжала работать. Часто возвращалась с работы поздно, снова алкоголь, скандалы. Что было истинной причиной скандалов и поведения Оксаны, мне не известно. В субботу, 11 октября, она хотела куда-то уйти, а Саша её не пустил. Она ему всю шею разодрала ногтями, переживала – два ногтя сломала. Все шипела: «Я его ненавижу!» И всё равно удрала. Он ей звонил, уговаривал вернуться домой. В воскресенье, 12 октября куда-то ездил, возвратился, было заметно, что нервничает, сказал, что нашёл Оксану с какими-то подругами, а домой забрать не смог. Утром 13 октября вышел из комнаты с заплаканными глазами, осунувшийся, и сказал, что Паша мёртв, а он причина смерти малыша. Сам позвонил в полицию, в «скорую помощь», и сам сообщил Оксане.
- Вы не пытались поговорить с Оксаной, или обратить внимание органов опеки на проблемы этой семьи?
- Оксана меня не слушала. Саше я говорила: «Забирай Даньку, возвращайся к матери», а он всё переживал, что о нем подумают плохо, если Даньку увезти, а Пашу передать в органы опеки. Я говорила, что если Саша снова уедет с Данькой, то сама позвоню в опеку о Паше, а до того момента, как заберут, за ним присмотрю. Полагала, что Паша не нужен был родственникам Саши, а Даньку родная бабушка не оставит. Мне не известны причины, по которой Сашины родные ни разу не приезжали, и не оказывали никакой помощи его семье, хотя любая их поддержка пришлась бы кстати.
Из беседы с Ольгой стало известно, что для прохождения первой и последней в жизни медицинской комиссии Паши, к детскому хирургу его возила соседка Оксаны из четвертой комнаты. Карточку в регистратуре выдали, не проверяя личных документов – достаточно свидетельства о рождении ребенка. Доктор, не выяснял, почему к нему на прием пришли с чужим ребёнком, зная об этом, и делая запись в карточке, что ребёнок здоров. А лучше б было, чтобы тот остался жив. Достаточно было оставить девушку в кабинете врача вместе с ребёнком и вызвать представителей социальных служб.
Обратив внимание на разбитую дверь комнаты, где жили с детьми Оксана и Саша, я узнала, что в прошлом году, летом, Оксана оставила Даньку у соседки Зины, проживавшей в комнате № 11, сказала, что скоро возвратится, но пришла поздно вечером, выпившая, забрала Даньку, закрылась изнутри, и уснула. Когда Данька плакать начал, Зина пыталась достучаться до Оксаны. Она проснулась только после того, как муж Зины выбил дверь ногой. Почему этот сюжет остался за кадром видеокамер охранников, и не стал известен ни коменданту общежития, ни педагогам училища, ни органам, осуществляющим «защиту материнства и детства», пусть подумают те, кто разрабатывает инструкции для охранников, и те, кто организовывает мероприятия по «спасению детей, оказавшихся в социально опасном положении».
Выяснение вопросов как контролировалось исполнение функций опекунов, насколько искренни претенденты на опекунство в своем желании помочь ребёнку-сироте, впоследствии оказывая платные услуги своим опекаемым, оставим для соответствующих органов всех уровней надзора и контроля, включая общественный.
Участие, вернее, неучастие родных Саши в решении его семейных и личных проблем, остается на их совести.
ТАМАРА, 22 года, сирота: - Я в какой-то период жалела Оксану, близко сошлась с ней. Она забегала ко мне по-соседски перехватить то морковь, то лук, так, по мелочи. Плакала часто. Ей очень сложно было, когда Саша в армии был. Когда возвратился, она решила выйти на работу, а Саша не изъявлял большого желания работать, хотя мужчине проще трудоустроиться. Я сначала удивлялась, почему она идёт работать, а не Саша, а потом подумала, что лучше Саши она не смогла бы присмотреть за детьми, и мне показалось, что ей нужна свобода. А сидя с детьми, какая свобода? Средств, конечно, им не хватало. Зарплата у Оксаны была небольшая, плюс паёк, как сироте, доплата к пайку, и пособие на Пашу, до полутора лет. Материнский капитал они так никуда и не вложили, а сейчас и Даньке он не достанется.
- Вы пытались поговорить с Оксаной или привлечь внимание органов опеки?
- Мне приходила такая мысль, но я постеснялась, что ли, соседей. Было как-то неудобно перед ними. Это сейчас я извлекла страшный урок из ситуации. Придумала, что постыдный это поступок, когда ты вмешиваешься в чужую жизнь, или по твоему обращению кого-то  могут лишить прав на детей, а сейчас страшно осознать, что упустила  шанс спасти их всех.
ИРИНА, 22 года, сирота: - Проблемы у Оксаны и Саши были нам всем известны. Мы ж живем одной семьей, фактически. С детьми по-соседски помогаем одна другой. Я с шести лет воспитывалась в детском доме в Бире, знаю, что такое жить без родителей, потому мысли о том, чтобы сообщить в опеку о ситуации, не было. Полагала, что ссоры между Оксаной и Сашей это их личное дело. В какой семье не ссорятся? Поссорятся – помирятся, дело-то семейное, житейское.
Оксана до сих пор является учащейся профессионального училища, находилась в отпуске до достижения младшим ребёнком возраста полутора лет. До окончания учёбы она должна находиться под опекой государства, или лиц, взявших на себя эти функции.  Если социальная и общественная работа по изучению психологических проблем конкретных людей, установлению причин этих проблем и оказанию помощи в их преодолении действительно адресная и квалифицированная, то как получилось, что девушка-сирота, мать двоих малолетних детей, одновременно обучалась и работала для содержания детей и мужа? Почему была допущена трагедия?
И следует, наверное, признать, что назрела необходимость обсуждения эффективности системы социальной адаптации молодых людей, находившихся под опекой государства. Присутствие ложного чувства стыда у соседей семьи за поступок, который мог оказаться спасением, если не семьи, то ребёнка, смирение перед насилием в любой его форме, и оправдание предыстории трагедии убеждением, что все это «житейская история», это патологии, привитые системой воспитания.
В отношении Саши избрана мера пресечения – арест.
Оксана, собрав вещи на следующий день после похорон Павлика, из общежития ушла, никому не сообщив куда, ни с кем не попрощавшись.
Официальные опекуны Оксаны так и не появились в общежитии.
Надеюсь, что свой второй день рождения 27 октября маленький Данька встретил, со своей бабушкой, а не в детском приюте. Убеждена, что его память никогда не воспроизведёт образ младшего братишки.
У Паши был шанс жить – сам факт его рождения является аргументом. Хрупкий, призрачный детский мирок и его, и Даньки, обрел бы вполне реальные очертания счастья, если б их жизнь и судьбы вписались в областную «Стратегию действий в интересах детей на 2013 - 2017 годы», которая «ставит главной целью определение основных направлений и задач политики по соблюдению прав, свобод и законных интересов детей, ключевых механизмов ее реализации, базирующихся на общепризнанных принципах и нормах международного права, федерального и областного законодательства».
 Не повезло ни Паше, ни Даньке – они не были «несовершеннолетними безнадзорными, находящимися в социально-опасном положении». Им не нужна была социально-педагогическая реабилитация. Они были просто в социально-опасном положении, и «добродетели» стратегий взрослых на них не распространились ещё раз.
Смерть одного ребенка, и сиротство другого, явились индикатором этих стратегий.