Маленькая путешественница

 
Скажите мне, сколько вы знаете спальных мест? Ну да, каждый ответит: на кровати, на диване. Мои деревенские подружки добавили бы: на печке, на сеновале, в мазанке.
Но у меня были свои заветные места. Правда их иногда находили и тогда нарушали мой сон.
   Про одно из таких мест я уже рассказывала вам - это спина моей любимой собаки Сторожа. Он меня часто привозил домой спящей. Притащится из последних сил к нашему крыльцу и сядет на задние лапки. Понятно, что я сваливалась с его спины и просыпалась, но не обижалась на своего друга, а гладила его и чем-нибудь подкармливала, потом бежала снова играть.
У меня были и другие потаённые места. Сейчас я точно не помню, как это было. Может быть так…
   Однажды утром Сторож, не дождавшись меня, убежал один по своим собачьим делам, а я отправилась путешествовать одна. В этот день, видимо, я ушла далеко от дома. Остановилась и подумала, где бы мне отдохнуть? 
Чтобы вернуться домой, нужно было пройти всю плотину, потом подняться по крутой Шаталинской горе, а там ещё дворов десять. На это у меня бы сил не хватило. Дорога к бабушке была ровной, но тоже не ближний свет. Бабушкин дом был предпоследним на Новой Стройке. Дальше неё жила, только, зловредная старушенция, которую звали Васёной. Почему-то Васёна не любила детей, особенно тех, которые ходили мимо её двора. Она сделала даже заграждение в виде большущего бревна, чтобы отгородиться от всех, но ей это мало помогало, мы всё равно, проходя мимо её дома, вредничали ей в отместку. Брали и переворачивали корытце с кормом для её курочек или забрасывали в кусты чугунок с водой. А потом бежали в Стрелку за цветами или просто играли там.
   Стою я на перепутье и думаю: «Налево пойти – там гора высоченная, направо – далеко, да и вдруг Васёна меня одну поймает, да в штаны крапивы насуёт. Это она нам каждый раз обещала.» Вот я и решила тогда, что тут, прямо у дороги, мне можно прилечь и отдохнуть. Я уже здесь не раз отдыхала, благо, что заросли высокие, лопухов полно — выше моего роста раза в два, а ещё полынь и чернобыльник, но крапивы не было видно. Прямо тут я и решила устроить себе лежанку. Залезла в глубь зарослей, сорвала нижние большущие листья у лопуха, постелила себе, улеглась и сразу заснула.
   Сколько проспала не знаю, только проснулась я от того, что Арсюха Галанов на мою маму ругался:
    — Зойка, следить нужно за девчонкой, ведь я её чуть было вместе с лопухами не скосил. Только взлетевшая птичка меня и остановила.
 Арсюха вздохнул, держа меня на руках, вытер пот со лба.
   — Зоя, дай что ли воды напиться — помолчал и добавил. — Даже подумать страшно, что могло бы случиться! 
Мама зачерпнула ковшом воду в ведре, а подать не смогла, руки у него были мной заняты. Она забрала меня и сунула не глядя на печку, словно мокрые рукавички на просушку. Потом подставила Арсюхе стул и подала ему ковш с водой. Он выпил и снова вздохнул.
    — Та птичка вспорхнула вверх и кружила над головой, чирикала во весь птичий голос. Я тогда бросил литовку из рук и решил заглянуть в заросли, нет ли там гнезда у птахи. Раздвинул полынь, отклонил лопухи и увидел, свернувшуюся калачиком Сонятку. Такой ужас меня взял, а на тебя злость. Попадись ты мне тогда на глаза, я бы не знаю, что сделал! Но пока нёс спящую Соню, то вроде, немножко и отпустило. Зоя, но ты всё равно, будь повнимательнее с дочкой.
   Встал дядя Арсений и собрался уходить. Мама пообещала ему, что как только я проснусь, она обязательно поговорит со мной.
   Он взялся рукой за дверь, затем обернулся и сказал:
   — Я-то что? Мне не трудно было донести твою девчонку, но ведь там столько машин проезжает! Задавить могли, или цыгане, походу, могли бы забрать её в свой табор. Попробуй-ка среди них отыскать твою черноглазку. Под солнышком она так загорела, что чернее цыганят стала.
С этими словами дядя Арсений и вышел из дома.
   Мама подставила стул к столу. Отнесла ковш в чулан, потом отодвинула занавеску на печке и сказала мне таким тоном, что захотелось мне ещё туже в калачик свернуться:
   — Ну что, давай спускайся, Лягушка-путешественница, иди мыть свои лапки. Да садись к столу. Умаялась, наверное, и проголодалась, раз сил тебе не хватило домой добраться.
А сама пошла собирать на стол.
   Я скоренько спустилась с печки, помыла руки, села за стол. Делала всё быстро, старательно, чтобы маме понравиться и немножко успокоить её. Кушаю, а сама одним глазком поглядываю на маму. Она молчит. Вроде успокоилась. Тогда я набралась смелости и промямлила:
   — Не знала я, мамочка, что Арсюха будет косить заросли сегодня. Я была ни у его двора, а напротив через дорогу. У его дома нет таких зарослей, только травка одна зелёненькая и растёт. Там и не спрячешься.
   — Не делай больше так, Соня.
   — Мама, понимаешь, я и подумать не могла, что заросли помешают дяде Арсению. Они там росли всё лето.
    Мама строго поглядела на меня. Я сразу притихла, чтоб не раздражать её дальше.
    — Соня, слушай меня внимательно: в следующий раз, когда снова устанешь и не сможешь дойти до дома, пожалуйста, находи себе места для отдыха такие, чтобы тебя было видно всем, а по зарослям больше не прячься.
   — Мамочка, ну прости меня, пожалуйста, я обещаю тебе сто тысяч раз, что теперь умнее буду.
И я не нарушила ни разу своих обещаний.
    Если нужно было устроить передышку, то я устраивалась около чьего-нибудь дома, где лежали брёвна, и лучше, чтобы было их много и повыше уложены. Там я и засыпала. Если не было брёвен, то ложилась просто на крылечко. Высплюсь и бегу домой. Кушать-то все-равно хотелось.