Памяти

.Пока Светкина мама устраивала свою личную жизнь, Светка воспитывалась у бабушки. Бабушка - прокурор, всё выглядывала внучку в окно - застёгнуто ли пальтишко? Расстёгнутыми-то ясно кто ходит - эта вот, с десятого этажа, Танька. И Светка всё с нею, вот ведь ещё. Выглядывала - не курит ли где внученька в зарослях черёмухи? Нет ли поблизости каких мальчиков? Не красит ли девочка губы, пока бабушка не видит?...

Пока бабушка не видела и пальто было нараспашку, и мятый "Пегас" высыпался табаком в карманы, и боевая раскраска наносилась в подъезде, перед выходом, а по дороге домой, в лифте, тщательно стиралась заслюнявленным носовым платком. Карманы выворачивались, "Пегас" с помадой прятался за дверцу пожарного шкафа, пальтишко на все пуговки - порядочная девочка Светка возвращалась домой. Вязать салфетки, рассаживать цветы, крутить помидоры, смотреть "Изауру". А хотелось многого. Отрезать чёлку. Выбелить её перекисью. И тоже так головой встряхивать небрежно, как Танька. Чёлка длинная, белая, летучая - глаз не оторвать. Хотелось проколоть уши по второму разу и нацепить по полкило бижутерии в каждую дырку. Хотелось всего этого, запретного, невозможного - польского лака для ногтей, кроссовок, джинсов, коротких сапожек, курточек; а бабушка признавала только платья - синие, бордовые, шерстяные, добротные такие платья - сто лет не сносить, воротнички для них Светка сама вязала, вязала и ненавидела.

Охота - пуще неволи; отрезали мы Светке чёлку, отчесали немного от её толстенной косы на лоб - чик! - и всё, вымочили в перогидроли, красота неземная. Бабушка потом Светку за косу оттаскала; я чесала бритый затылок и искренне недоумевала, как такой пережиток до наших дней дошёл - за косу девку тягать. Это хорошо, что бабушка не знает, сколько мы самогона на кедровых орехах и лимонных корочках у неё отлили - бабка гнала для своих, а банки под Светкину кровать ставила, ей бы и в голову не пришло, что Светка на такое способна. Удивлялась потом только, что слабоват вроде. Вроде! Чего уж там, по полбанки водой доливали. Ну, про это же бабушке-то, прокурору, ни к чему знать.

Таньке (мне) - 18, Таньку замуж, бабушка втирает Светке, что вот поди ж ты! Ни стирать-то она, ни убирать, ни пожрать сготовить, и мальчики к ней ходили ещё во-о-он когда, а берут её, Таньку-то. И посмотреть страшно, вся разукрашеная, а берут! Что ж ты-то всё сидишь у меня - и связать умеешь, и борща сготовить, а всё ей, бестолковке этой. А Светке всего 17 было, между прочим. Какой там замуж, если она о межполовых отношениях только у Жорж Санд и читала. Ну и в книжечках тоненьких, но те бабка не любила, прятать приходилось.

Светка сорвалась с наступлением совершеннолетия. Таких загулов свет не видывал, бабка все руки об неё отбила, да толку-то. В свой 18 день рождения Светка рассталась с ненавистной косой. Под корень, а на то, что осталось - химию. Посмотреть - жуть, во сне приснится, подушкой не отмахаешься, но Светке нравилось. Это был первый в её жизни открытый бунт.
Мальчики пошли всякие, много их было, за мальчиками следом букет несложной венерии, вроде всё по мелочи, обошлось - и дай боже. Мальчики странные были - жениться не хотел никто - Светка их в дом, тапки сразу у двери, покормить от щедрот, вот бабушка, вот дедушка, будь как дома, добрый молодец. Добры молодцы рвали в стороны, как тараканы. Андрюша вот только дольше всех задержался, недели на три, а потом приходил раз в год, на 8 марта; три гвоздики, коробка конфет, шампанское и лобковая вошь.
А потом вот Саша был, дальнобойщик из Нижнего, тоже долго был, даже к тапочкам привык. «Дай боже,» - говорила бабушка, стирая Сашины рубашки.
Саша пропал в конце августа. Мы искали его в больницах, наших и областных, искали в моргах, в сводках о несчастных случаях и авариях на дорогах. Я мужа подключила; ну он-то быстро разобрался, что к чему, нашёл Сашу в Нижнем, и жену его нашел, и детей двоих.

В начале октября я отвезла Светку на первый аборт.

Мужиков-то потом много было ещё, только все непутевые какие-то, кто пил, кто без работы сидел, кто наркоманил, кто по бабам бегал, никак определиться не мог – Светка их жалела; я говорила, что не тем местом она их жалеет, но где там… Коли грудь велика, чего б не дать всем желающим в неё выплакаться.
Бабушка старела потихоньку, деда пожрал Альцгеймер; я зашивала Светкину шубу из козлика и материла её на чём свет стоит – ну зудит у тебя где, ну, трахайся, но бить-то не позволяй, ё-моё!

…Светка сейчас замужем. Обе её дочери – мои крестницы. И я знаю, что я плохая крёстная. У меня сил не хватает приезжать к ней и видеть всё это – её мужа с вечным пивом; это сейчас пиво, а когда старшенькая Вика совсем мелочью была, Светка её спать, а сама на молочную кухню убежала, три минуты – просто вниз спуститься, никто ж не сходит больше; отец семейства домой пришёл в лоскуты, дверь на задвижку – и спать. Вика проснулась, кричит – отец не слышит. Светка в дверь звонит, стучит – не слышит. Я телефон обрываю – никакого результата. Спасибо, что есть у нас служба спасения.
Я не могу, когда вижу, что денег никаких, носить нечего, жрать нечего; сами картошку, а что удалось заныкать – Вике с Алиной на мясо, на фрукты.
Возила деньги. Светка не брала. Я орала, что это не ей, это детям. Таскала сумки с продуктами – ну, тут не отопрёшься, не возьмёшь – выброшу. Брала.
А сейчас совсем не могу к ней ездить. Через бабушку передаю, бабушка совсем старенькая уже. Девочкам – игрушки, одёжки; Светке – тоже шмотьё, мыла-крема-гели-шампуни. Денег нельзя, бабка говорит, пропьёт всё её ненаглядный.

И ведь не уходит она от него, вот что.

Так почему же, интересно, нам, "бестолковым", так, а им - домашним, на сериалах воспитанных, иначе? И всё-то она може, и всё-то она умеет, только оценить некому.

***

Светка умерла два года назад. Пила много. Подросших детей забрал муж,  к тому времени бывший и излечившийся от алкоголизма. Хорошо, что ни дедушки, ни бабушки, ни матери её к тому моменту в живых не осталось. Никто не увидел, как страшно оно все вышло. Когда её не стало, меня позвали в понятые  - а ну криминал? Я не пошла, не смогла видеть её такую. Детей забрала, а не пошла туда, к ней. Виновата.

Кремировали Светку два её шустрых сводных брата,они и деньги хотели, что мы детям собрали, но деньги я не дала, деньги отцу. А вот квартиру для детей я не отстояла, попилили квартиру все те же ушлые мальчики, ну да бог им судья.

А я не привыкну никак, что нет её, добрая была, хоть и дурочка.