Провокация

Из цикла "Апокрифы"

    Суворин  свидетельствует:  незадолго  до  своей  кончины  завел  с  ним  Федор  Михайлович  разговор  о  доносителях  и  доносительстве.  Дескать,  стоят  с  нами  рядом  два  студента  и  беседуют,  а  мы  невзначай  и  услышим.  Кто  из  нас  первый  в  участок  побежит  предупредить,  что  бомба  заложена?  Ну,  разумеется,  ни  один  на  такое  дело  не  согласился – «Вот  ведь  ужас-то!»
    Но  то,  что  для  Суворина  было  обычным  интеллигентским  трепом,  простым  умственным  парадоксом,  для  самого  Достоевского  носило характер  весьма  практический.  Доигрался  великий  искуситель,  отомстили  ему  герои  его  страшным  соблазном;  перед  самой  смертью  и  отомстили  старику.  То,  что  для  Суворина  было  кокетством,  для  самого  Федора  Михайловича  обернулось  действительным  «ужасом»,  мукой  это  было  для  него.  И  соблазн  этот – он  принял  или  отверг?  Как  понять?  Да  нет  же,  что  не  донес  –  яснее  ясного,  тут  и  говорить  не  о  чем.  Но  ведь  пытался!  Сколько раз  пытался,  и  казнил  себя,  что  не  может.  И  разговор  этот  с  Сувориным  затеял  он  от  бессилия,  по  малодушию  своему.  Если,  значит,  поймет  Суворин,  почувствует,  что  не  просто  так  этот  разговор,  начнет  выпытывать  да  выспрашивать – ну,  значит,  так  тому  и  быть.  Он  же,  Александр  Сергеевич,  так  только  уверяет,  что  «не  смог  бы».  За  честь   посчитает!  (Есть  у  русского  человека  эта  черта – не  замечали? Что  ждут  от  тебя  услышать,  то  и  говорить;  этакое  поддакивание,  что  ли.  А  коли  до  дела  дойдет, тут  уж  счет  особый.)  И  пойдет,  и  расскажет  без  терзаний – и  правильно!
     ... Да  отчего  же  «без  терзаний»,  кто  сказал?  На  другого  человека  перекладывать  что  самому  назначено – это  каково?  Но  ведь  и  мука  какая:  знаю,  что  должен,  а  не  могу.  Все  потому,  что  решить  вопрос  не  могу – в  чем  соблазн:  пойти  в  участок  или,  напротив,  не  ходить?  Чем  душа  испытуема?  И  хорошо,  что  Александр  Сергеевич  не  понял,  хорошо.  С  ним-то,  с  Сувориным,  все  ведь  как-то  само  собой  вышло,  верите? как  бы  кто  за  язык  потащил.  Никакого  такого  специального  решения  покрутить  барабанчик;  слово  само  сорвалось – и  уж,  как  водится,  тотчас  на  попятный.  Студентов  этих  с  разговором  зачем-то  на  улицу  вывел – зачем  же  на  улицу?  Так  вот  же  он,  студент,  за  стенкой – сосед  по  квартире  фамилией  Кибальчич  (это  из  сербов,  что  ли?)
    И  хорошо,  что  он,  Федор  Михайлович то есть,  до  Первого Марта  на  дожил,  всего  месяц  какой-то,  а  не  дожил.  Признал  бы  своего  знакомца-то  квартирного  на  суде – а  ведь  непременно  пришел  бы  на  разбирательство – это  вам  не  Митеньку  Карамазова,  страдальца  безвинного  (или  не  безвинного?),  на  скамье  увидеть.  Нет,  хорошо,  что не  дожил...  (Может,  боялся?  До суда  дожить  боялся,  а?)
  Только  что  же  с  соблазном  прикажете  делать:  принял  он  его  или  как  раз  отверг?

2004