Умри, любовь моя, умри. 15

15.

«Да будет Бог судьей нашим врагам,  А наше дело – обеспечить им с ним встречу»

Таков был девиз  NAVY SEAL,  спецназовцев Америки.

Я оказался в их рядах после смерти друга детства . Того самого, с которым лазил  на Ай Итой в Бобокуари, Аризоне. Он передозировался наркотиками и его  не откачали. Мне хотелось забыться. Не думать . Я услышал о Спецназе от  однокласника и, недолго думая, отправился вслед за ним.
 Нас было 50 рекрутов – в начале курса. В конце же , после тридцати месяцев жесткой тренировки , остались только двое. Думаю, меня подгоняла злость,  и необоримая тоска – я впервые  заглянул в мрачные, и ничего не обещающие, глаза смерти. Я потом еще не раз заглядывал в них, но первый раз – всегда самый страшный.
В  начале кое кто из ребят еще пытался задевать меня, вышучивая мои длинные ресницы, и совсем еще несерьезный пушкок на щеках, но вскоре им пришлось крепко поднапрячься, чтобы, не то что  обогнать, а, хотя бы, не плестись  у меня в хвосте. Я вытянулся, загорел и замкнулся.
 Мне нравилась четкость поставленных целей, мне нравилось, что мы везде были первопроходчиками. Мне было по душе непреходящщее и обостренное чувство опасности, и торжество, когда миссия завершалась удачно.  Правила: «SEAL никогда не попадает в плен, и никогда не оставляет раненого партнера» были уже выгравированы у меня в душе и я старался придерживаться их повсюду.Старался.

 SEAL расшифровывается как « МОРЕ. ВОЗДУХ, СУША». Я научился приспосабливаться везде.
Мне навсегда запомнилась последняя неделя тренировки. Нас сбросили в сердце пустыни, без воды и продуктов, на целую неделю. У каждого из нас был свой квадрат. Каждому был дан нож, шелковая веревка и тарп ( пластиковый брезент). Всем остальным мы сами должны были себя обеспечить сами. Ночи были студеными, а днем – жара. И – ни души. Ни птицы, ни даже змеи.
Они были нескончаемы, эти ночи, и небо плотно прилегало к земле, словно одеяло. Я был счастлив. Я был один, и полон тягучей тишины.
 
Постепенно ухо научилось реагировать на малейший шорох, а глаза перестали быть ленивыми, замечая любую мелькнувшую тень. Я превратился в зверя. Я научился охотиться.
Через неделю прилетел вертолет. Я высох, как лист, и звенел, как струна, настолько я настроился на лад великой пустыни, правильно угадав её мелодию .

Я не любил возвращаться мыслями в то мое прошлое. Правила игры не всегда были честными, но приказ обсуждению не подлежал.Это я тогда так думал. Но - совесть - иное дело. Ей рот не заткнешь.И ничем из памяти не вытравишь, как не старайся.
 Единственным хорошим воспоминанием о тех годах была моя жена, мексиканка. Тихая, маленькая, терпеливая. Она родила мне сына. Я звонил ей по мере возможности,со всех концов света, но, однажды, вернувшись после очередной операции, нашел её мертвую  в спальной. У неё не было друзей, родственники остались в Мексике, а сын к тому времени уже вырос. Она никогда и ни на что не жаловалась. Так и умерла, молча, от остановки сердца.  До меня она дозвониться не могла. Даже если бы и захотела. Её никто не хватился.
В том же году я и поймал пулю снайпера. После тяжелого ранения в Кювейте я был списан подчистую.

Скаджит сам не понимал, почему рассказал это Зоре. Может, в ответ на её незамысловатый расказ. Жили – были. Двое детей. Оба любили горы. Дан встретил девочку, намного моложе себя и сделал той ребенка. Жил на две семьи, но это его бесило, и он срывал злость на Зоре. Она запила. Он переехал к другой – молодость победила. А, когда все же являлся, то жестоко избивал, говорил, что ревнует. Дети вызвали полицию во время очередного такого визита, ему запретили к ней приближаться, но это не помогало.

Однажды, прийдя к ней с очередным визитом, я , наконец,  увидел ненависную мне рожу. Глянув на меня, он торжествующе заорал:
- Я так и знал, ах ты  ж, сука!
Я молча и методично  сворачивал в тугой рулон газету. Он схватил со стола нож. Я сложил рулон пополам.
Глупый Дан. Он кинулся ко мне – я выставил вперед левую руку, повернув её тыльной стороной, чтобы не пострадали вены и сухожилия. Нож скользнул по моей коже по касательной( Убийцей он все же не был, рука в последний момент дрогнула) , и в тот же момент я ткнул рулоном ему под ребра. Конечно же, я знал болевые точки. Он упал на колени, хватая ртом воздух. Я поднял его за волосы , все еще подобного рыбе, выброшенной на сушу, и вывел за дверь.
- Убирайся. – Сказал я. – Появишься – убью.
Он был намного выше меня, «ленивая гора ленивых мышц», Но сразу – все понял.