Анисим

               
                Владимир Правдин
                АНИСИМ
 
Анисим жил по интуиции. Интуиция, считал он, есть индиви¬дуальная сущность: упакованный опыт разума и чувств человека и его предков. “Даже точные науки построены на аксиомах — недоказуемых истинах, принимаемых интуитивно. Истина не может быть открыта только разумом и логикой, — объяснял своим друзьям Анисим. — Истина добывается разумом, чувством и верой, они дополняют друг друга”. Приняв и освоив этот метод познания, Анисим стал открывать в себе удивительные возмож¬ности. Они раскрывали ему, ранее необъяснимые явления.
Он считался лучшим и непревзойденным компьютерщиком в научно–исследовательском институте и был докой по ремонту и настройке этой техники, быстро развивающейся и постоянно обновляемой. К нему приходили программисты и системщики, и всем Анисим давал дельные советы. Его добротой и знаниями распоряжались друзья и незнакомые, случайно услышавшие о та¬ком уникальном специалисте.
У него не было ни врагов, ни соперников. Враги появляются при непонимании или противодействии сторон, а соперники — при различии конкурирующих возможностей. Он не любил спо¬ров — не в них рождается истина, она вынашивается в тиши размышлений, а если и в споре, то с самим собой. По натуре он был философ, фантаст, а в душе — лирик. Не был пристрастен к крепким напиткам, избегал больших компаний, но если случа-лось какое–то торжество, он радовал и удивлял друзей ориги¬нальными тостами.
Анисим 31

На юбилее одного из сослуживцев Анисим произнес:
— Друзья, я по воле судьбы — безнадежный эвээмщик, ноесли случится конец мира, как это предсказано святыми отцами, то не последнюю роль в этом сыграет ЭВМ, с ее помощью создается смертоносное средство для уничтожения плоти и духа на Земле. Память ЭВМ практически не ограничена, однако она может быть стерта одним нажатием клавиши или злонамеренным вирусом. Есть другая память — живая память человека. Она не стирается, она передается потомкам. Мы смотрим на мир глазами наших предков. И это его стабилизирует. Я произношу тост друг за друга, чтобы в нашей памяти осталось то хорошее, что есть в каждом из нас.
Анисиму было за сорок, невысок ростом, плотного телосложе¬ния. Шапку носил самого большого размера, из–под которой тор-чали непричесанные русые вихры. Высокий лоб, слегка вздерну¬тый нос, большие карие глаза, несколько наивный взгляд, подвиж¬ные пальцы, ищущие деятельности. Праздность была для него пыткой, от нее он приходил в уныние. Он не обижался на прилипшее к нему прозвище Винни–Пух, данное ему друзьями.
“Винни–Пух, посмотри, что–то схема молчит!” И Винни– Пух покорно встает и идет “оживлять” схему.
“Виннни–Пух, нет ли у тебя анализатора?” И Винни–Пух молча достает из своих запасов то, что надо.
На работе к нему относились с почтением и с каким–то снисхождением за его как бы слабость и готовность помочь лю¬дям; дома его постоянно ждала жена, к ней он чувствовал внут¬реннюю неиссякаемую со временем преданность с момента их первой встречи. Настенька, так звал Анисим жену, маленькая, миловидная, с длинной белокурой косой, тоже души не чаяла в своем муже, считая его самым красивым и умным.
Дома, в его кабинете, помещалась целая лаборатория: процес¬соры, усилители, дисплеи, принтеры, звуковые колонки, сканеры и провода, провода. Провода, казалось, в беспорядке опутывали многочисленные приборы. Он сам собирал всю эту технику из плат, всевозможных заменителей — деталей, которые покупал
Старосветские интеллигенты

на свою зарплату и премии, часто выдаваемые ему за новшества и изобретения. Его можно было сравнить с безнадежным алко¬голиком, пропивавшим всю получку. Страсть его к компьютеру не имела границ.
Анисим верил в возможности ЭВМ, как верил в любовь, и, как всякая любовь — это чудо, приносящее плоды, — любовь его к ЭВМ открывала чудеса. Он, конечно, понимал, что ЭВМ только средство, а не цель. Истинный прогресс цивилизации — не средства, не технологии, а цель, и если целью становится потре¬бительство, то это — шаг назад, в пропасть. Он считал, что если над человеком возьмет верх ЭВМ, то человечество ожидает под-чинение глобальной системе рационального искусственного ин¬теллекта как составной части космического разума, пожирающе¬го эмоции. Будет введена практика лабораторного непорочного зачатия и от настоящей любви останется только бесстрастная любовь, и будет умаляться любовь к Творцу.
Но им овладевала страсть профессионала, управлять которой он не мог. Он “обучит” этот электронный мозг эмоциям, одухот¬ворит его! Надо только создать программу накапливания положи¬тельных и отрицательных сигналов, имитирующих радость и горе, добро и зло! Но этого мало. Необходимо, чтобы система работала не только на себя, но и в интересах высшего уровня и умела жертвовать собой для спасения своего электронного “потомства”, ради глобального выживания, где реализуется природный прин¬цип саморегуляции. Кроме того, система должна быть жизнеде¬ятельной, открытой для подпитки энергией извне.
Он начал с простого: научил ЭВМ грамоте. Собрал по сво¬ему проекту устройство, преобразующее энергию его голоса в изображение на экране: сначала отдельных букв, затем слов и предложений. Бился несколько месяцев над цветовой палитрой, и наконец победа! — произносит слово “красный” и на экране появляется красный цвет.
Для дальнейшего продвижения Анисиму пришлось поломать голову над увеличением быстродействия процессора и его памяти, для чего он создал сложную систему соединения процессоров,


образовав суперсистему. Он захотел воссоздать на ЭВМ свою жизнь, свои чувства и душу. Анисим сканировал свои фотографии, начиная с детских альбомов, и фотографии своих родных, загрузил их в память компьютера. Теперь он мог вызывать любую из них на экран с помощью программы или голосом, побуждать двигаться людей на экране с заданной целевой функцией.
Анисим рассуждал так: человек реагирует на внешние обсто¬ятельства согласно своей сущности, что и определяет его поступ¬ки. По опытным данным прошлых фактов компьютер может экстраполировать эту закономерность и этим создавать глобаль¬ную аудиовидеомодель поведения человека. Одержимый этой мыслью, Анисим поведал ее жене, и она тоже поверила, что он сумеет совершить такое чудо: воспроизвести плоть и дух на экране в их единстве. Анисим тут же загрузил память компьютера всеми данными жены с ее фото и рассказами о ее прошлом.
И началась работа! Анисим взял отпуск. Настя создала все условия: следила за его режимом, готовила ему блюда, им любимые, иногда на цыпочках входила в его кабинет, молча, с любовью смотрела на него, иногда просто касалась ладонью его головы или плеча и также тихо, незаметно выходила, осторожно прикрывая за собой дверь. Анисим чувствовал ее приход, погружался в необык¬новенную благодать, радовался этому, но не показывал виду, отчего еще более вдохновлялся. Руки его едва успевали за творческим биением мысли и сердца. Он изобрел электронные накопитель¬ные биоблоки: “блок радостей” и “блок страданий”, но опытным путем, тестируя их на фактическом материале, пришел к выводу, что должен быть единый блок — “блок душевных эмоций”. Удаляются страдания — удаляются и радости; страдания и ра¬дости неразделимы.
Вот на экране дисплея по велению его голоса или программы стали появляться знакомые силуэты и отдельные сюжеты. Он создал шкалу времени и пространства, и, перемещая курсор по этой шкале, воспроизводил забытые события.
Однако — досада! — воспроизводились только факты. Выра¬жения лиц были лишены каких–либо чувств, подобно бездушным мультипликациям. Анисим пришел на первое свидание с Настей
Старосветские интеллигенты

и стоял под городскими часами с каменным лицом, будто в очере-ди за сосисками. Он помнил тогдашние волнения: сердцебиение, жар и холод поочередно охватывали его при мысли, что Настенька не придет. И как он в отчаянии бросил цветы, ей предназначен-ные, в урну, когда решил, что свидания не будет, и с каким пони¬манием она смотрела на эти брошенные цветы, когда, прибежав, извинилась за опоздание, и как мило она благодарила его за эти гвоздики, огнем горящие в урне. На экране было все по–другому, какая–то “компьютерная любовь”. ЭВМ была беспомощна, не передавала живых человеческих чувств.
Анисим не мог спокойно смотреть на эту бездушную кино¬хронику своего прошлого, закрыл рабочие файлы, пришел в гости¬ную, где его ожидала жена, занимавшаяся каким–то рукоделием. Скоро Новый год и Рождество, надо к ним готовиться. Вспоми¬нали, как они встречали эти праздники раньше.
— Да, — вспомнил Анисим, — сегодня я обещал навеститьАнну Ильиничну.
— Конечно, сходи, я пока приготовлю что–нибудь на ужин.
Анна Ильинична, мать его покойного друга, одинокая, пожи¬лая женщина, как обычно, тепло встретила Анисима, угостила необыкновенно вкусным чаем. Он знал, что у нее не сложилась в прошлом личная жизнь, дети ее почти не общались с ней, но об этом она никогда не говорила. Сегодняшний день был каким–то исключением.
— Анисим, я смирилась. От душевных страданий можноизбавиться только смирением, только тогда наступает спокой¬ствие, сопротивление умножает эти страдания. Я стараюсь забы¬вать плохое, да и хорошее — оно тоже навевает грусть. В пос¬леднее время это стало у меня получаться.
Анисим был не согласен, но не стал почему–то возражать. По его мнению, это может привести к равнодушию и безразличию. Он простился, еще раз поздравил хозяйку с наступающими праздниками и поспешил в домашний уют и в свою лабораторию. Дома, на пороге, его встретила испуганная жена.
— Что произошло?


— В твоей комнате стоит грохот и визг, боюсь туда входить.
— Я знаю, что это! Ах! забыл отключиться от Интернета!Компьютерные пираты хотят взломать мою программу, и похитить ее... Но не беспокойся, я позаботился на этот счет — поставил заградительные фильтры со звуковой и световой сигнализацией.
Действительно, войдя в лабораторию, Анисим и Настя попа¬ли в настоящую грозу: раскаты грома и вспышки молний напол¬нили темноту комнаты. Анисим сел за пульт и начал отбиваться. Первый эшелон его защиты был прорван, и нависла прямая угро¬за поражения и утраты его творения. Пальцы Анисима быстро перебирали клавиши, подобно пальцам виртуоза–пианиста. Он стал посылать ответные импульсы на подавление. Бой начал затихать, и вскоре водворилась тишина победы. Анисим с испа¬риной на лбу повалился на тахту, а Настя, усевшись подле, успока¬ивала его. Это она умела делать.
На следующее утро Анисим, восстановив оборонительные рубежи против возможного нападения, продолжал свои исследо¬вания. Он вновь и вновь просматривал свою жизнь, и во всех эпизодах он вновь не узнавал себя; с экрана смотрел бездушный робот, лишь внешне похожий на Анисима. Неудача?! Бездарщина! Как он презирал себя. Может быть, он добивается невозможного?
Второй день Анисим ходил хмурый и недовольный. На тре¬тий день, вечером, он повеселел; видно, он нашел решение задачи.
— Анисим, я схожу в магазин, надо кое–что купить к праз¬днику, скоро приду.
— Иди, Настенька, иди, кажется, у меня что–то получится, — веселым голосом сказал Анисим, удаляясь в свою лабораторию.
— Ты что–то забыл сделать, Анисим.
Анисим выбежал из кабинета, приблизился к жене, вытянул по–гусиному шею, заложил руки за спину и торжественно коснул¬ся губами щеки жены.
В тот момент, когда Настя открывала входную дверь, нагру¬женная сумками с продуктами, в комнате Анисима послышался уже знакомый ей зловещий рокот грома, а затем услышала глухой хлопок взрыва. Не раздеваясь, она бросилась к двери лаборатории, всем телом толкнула ее, и, чуть не упав, запутавшись в проводах, подбежала к Анисиму, почти лежащему на рабочем столе. Он был недвижим, распростертые руки как бы обнимали что–то, большая его голова с влажными волосами, прилипшими ко лбу, неестественно склонилась набок. Бурые клубы дыма с черными вихревыми завитками медленно рассеивались, обнажая обломки аппаратуры.
Неизвестно, откуда взялись силы у Насти. Она осторожно перенесла Анисима на тахту, подложила подушку ему под голову, отерла лицо теплым влажным полотенцем, приложила ухо к груди и услышала, вернее, почувствовала слабое биение сердца. Через несколько минут к Анисиму вернулось сознание, слегка приот¬крылись глаза, и слабым, едва слышным голосом он прошептал:
— Я жив еще? Помилуй, Господи, не своим, недозволеннымделом занялся, не для человеков это дело.
Глаза Насти, с умилением смотревшие на Анисима, наполни¬лись горячей влагой. Она не удерживалась там и скатывалась каплями слез