Двадцать двадцать, удвоение и прочая херня

               
     - На штурм ! На слом !
     Мощный голос с легким грузинским акцентом сотряс кедровник, сумрачной и вечно затененной громадой привольно раскинувшийся в междуречье Амура и неустановленной реки, проходившей в дальнейшем под кодовым наименованием " Х...ня какая-то", распугав всполошившихся соек, только что деловито склевывавших с побегов древовидных папоротников наросший за предыдущие десятилетия кал, пестрых желтозобых трапезундов, сторожких птиц из тейпа Семурга, славных многочисленным потомством, лишь однажды приоткрывших тайны некоему Пелевину, несчитанной стаей взмывших в разреженный воздух осенней тайги, навстречу нисходящим потокам воздуха, несущим с собой пыль Гобийского пальца, высунувшегося благодаря эрозии далеко на север, ветви неопознанных кустарников и плавно пикирующий " Суперджет", сбившийся с курса из-за заводского брака гироскопов, и прочих пернатых представителей богатой и щедрой фауны восточносибирских просторов, этого зеленого моря тайги, битком набитого черным золотом, голубым топливом, пушным зверем, золотым запасом и заблудившимися туристами, упорно пробивающимися сквозь чащобу в сторону китайской границы, неохраняемой за недосугом и общим развитием международных отношений.
     - Сука грузинская, - проворчал предводитель ежей, тронув топорщащейся на загривке колючкой поползня, спустившегося вниз головой с дуплястого ствола маньчжурской пихты, - третий день призывает.
     Православный воин Берия, неделю назад на рассвете покинувший Минас-моргул, заночевавший в портовой таверне Бриля " Мгер и анус", не встретив Арагорна, сына Араторна, внука Аропорно, правнука Аругарно и - по секрету - наследника королей древности, некогда водивших несметные полчища термитов в дальние рейды по тылам жакамаров, разрывая коммуникации противника в клочья, так что эшелоны уходили вдаль, тачанки гремели ободами, а кони были большими, стоял на огромном пне, зябко кутаясь в черное пальто, нахлобучив фетровую шляпу на уши, блестя стеклами пенсне, озирая окрестности. Междуречье изобиловало дарами. Слева высились сопки, покрытые жимолостью, справа - лагуны и устричные отмели, впереди - коммунизм, сзади - ни х...я. Да и не было никакого зада, было противоположное переду направление, вредительски наименованное задом, запретное слово, искореняемое и кощунственное, жуткое в своей непреложности и окончательном смысле, приводившее Берию в трепет, вот и сейчас он сотрясался размеренной дрожью уверенного в своих силах человека, клацая зубами, чем приводил в изрядное смущение тайно наблюдавшего за ним удода, лежащего навзничь в бурно разросшемся подлеске, среди кущей бересклета и лимонника.
     - Ты зачем ?
     Раздвинувший рогом еловые лапы Грязный Гарри выпер на поляну. Осмотрелся по-хозяйски, помолился Озону и сыну его Ибрагиму-оглы, закурил и вновь спросил сжавшегося Берию :
     - Ты зачем ?
     - Выясняю стратегию, - охотно пояснил Берия. - Осознал себя как личность и призываю к авралу и штурмовщине.
     - Это как ? - Удивился Грязный Гарри, проведший юность за океаном, а потому незнакомый с вычурной терминологией таежного, притаежного и затаежного населения, каждые сто лет строившего что-то новое, отличное от предыдущего, но по традиции ведущего все туда же.
     - Да просто, - закуривая разговорился Берия. - Штурм высот, слом косного, аврал свистает, а верх - вон он.
     Православный воин ткнул пальцем в небо и угодил в глаз писателя Бабченко, свесившегося с ветви американского клена, где он висел последние двести лет рядом с писателем Прилепиным, они уютно примостились на дереве, прочно зацепившись пушистыми хвостами за горизонтально растущие ветки вечнозеленой кроны могучего дерева познания, чем и являлся на самом деле клен, предательски низведенный Линнеем и Гумбольдтом к виду и роду, недостойных столь знаменитого дерева. Острыми клыками они надкусывали морщинистую кору и, жадно глотая, перхая, кашляя и поминая какого-то Пушкина, алчно вкушали густой сок, несущий славу земную, тираж и скрежет зубовный, не говоря о мраке и разнообразных инсинуациях, медленно перемещаясь вдоль ствола, сначала вверх, потом вниз, по спирали, кругом, раком, боком, по-всякому. Лежащий навзничь удод подозревал, что все не просто так, что, возможно, это какая-то потусторонняя кадриль, творческий танец истинно прогрессивных писателей, вычурными фигурами и положениями мускулистых тел говорящий сам за себя. " Понять бы еще, что", - вздохнул лежащий навзничь удод и перевел внимательный взор на взвывшего белым стихом писателя.
     - Затмевая клюзом встой, дизелясто шемахоря, файно борзо и шептухно, волосатый и упорный, яхтный Сечин брел в пердоль. Прихватив робужный жабель, голосуто вызмеясь он стремил собой уторду, топотуя и гремя. Вслед за ним бежали двое : Веллермиллер и каблук. Евреисто и стуча. В красный угол, где иконы, водрузились и стоят, строго, смело и достойно, достославно, сокрушив, одолев и превозвысив, трое радостных людей : яхтный Сечин, Веллермиллер и неведомый каблук.
     Писатель Бабченко довольно рассмеялся и уполз вверх по стволу. Берия аккуратно затушил окурок о голову лежащего навзничь удода, спрыгнул с пня и удалился в пространство тайги. Грязный Гарри снова углубился в чащобу, предводитель ежей продолжил неторопливый выпас себя на солнечной и подветренной поляне, птицы вернулись в гнездовья, а время, остановившееся много лет назад, окончательно сгнило и рассыпалось в труху секунд, маленькими иссохшими телами засыпавших все вокруг, лишь огромный пень корявой несуразностью возвышался над серой поверхностью третьей от Солнца планеты.