Бойся страха своего. Глава 25

Глава 25.

Когда ей двадцать годков исполнилось, Арина повстречала Григория. Высокий статный красноармеец приехал к матери на побывку.
На осенней ярмарке, куда съехался народ с окрестных станиц и хуторов они и познакомились.
Миру в тот день собралось – не протолкнешься. Скоморохи зазывали народ и расхваливали товары:
- Как у нас ли тары – бары,
Всяки разные товары!
Покупальщики, идите
Да товар у нас берите!
Впереди купеческих лавок на центральной площади, вдоль неширокого тротуара, стояли переносные, наскоро собранные палатки и толпились торговцы всех мастей с плетёными корзинами и холщовыми мешками,
наполненными всевозможными товарами. Приезжие мужики и бабы, не имевшие палаток, ставили корзины на самодельные дощатые столики на низких крепких ножках, а то и вовсе на землю. По рядам прохаживались охотники, обвешанные утками, тетерками, зайцами. У баб из корзин торчали головы кур и цыплят, а в мешках визжали поросята.  Торговцы поправляли ровные горки краснобоких душистых яблок, покрытого белым налетом сладкого чернослива, тут и там стояли бадейки со свежевыкопанным картофелем. В больших берестяных лукошках теснились лесные грибочки – разлапистые грузди, крепенькие валуи, розовые сыроежки, шустрые рыжие опята. В лукошках поменьше чернели ягоды ажины, влажными боками сверкала смородина, в открытых мешках золотился круглыми солнышками лук. На лотках пирамидками возвышались моченые груши, а мостовой перед палатками сновали пирожники, блинники, торговцы  гречневиками, жаренными на постном масле. Над площадью витали запахи самые разнообразные и у человека голодного вызывали урчание в животе и головокружение.
Сбитенщики разливали, по копейке за стакан, горячий сбитень – ароматный медовый  напиток, согревавший торговцев, скучающих в отсутствие покупателей и застоявшихся извозчиков.
Арина с Анной с утра тут куковали - тыквы продавали, да яиц три десятка, а Григорий маменьку, ближе к обеду на двуколке привез и вроде рабочей силы при ней был.
Удалой молодец красавицу сразу приметил. Хороша дивчина! Стройная, гибкая, как березонька, а брови темные, соболиные. Косы длинные, шелковистые, уста пылают, что маков цвет, а очи, как две черные жемчужины сверкают.
Сердце в груди у парня торкнулось, кровь по жилам быстрее побежала, но он вида не подал.
- Здравствуйте, хозяюшки! Почем тыкушки ваши? – спросил небрежно, навалился широкой молодецкой грудью на залавок и подмигнул Арине.
- И тебе не хворать, мил человек. А ну, отойди, будь ласков. Добрым купцам наших красавиц не видно, - Анна сурово посмотрела на наглеца.
-Так одна здесь красавица только и есть, других не вижу, - Григорий распрямился во весь свой рост богатырский, плечами повел горделиво, а сам с Арины глаз не сводит.
Та вспыхнула, глаза в землю потупила, за маменьку отступила, подол голубого передника треплет, а у самой сердце колотится: «Он, он, он, он!».
Узнала его. С ним рядом в платье белом шла и крики «Горько!» слышала.
А  Григорий времени даром не терял,  церемонно мать свою, Зинаиду Ивановну, представил и себя назвал.
Анна усмехнулась:
-Да знаю я тебя, Гришка. Голожопым ещё помню, когда  по двору на палочке скакал, да «игогокал». Горластый был. Я к соседке ихней за молоком ходила, - пояснила Анна дочери.
Парень густо покраснел.
Арина фыркнула, и, представив этого здоровяка маленьким хлопцем с голой попкой и в коротенькой рубашонке, еле удержалась от смеха.
 -А ты Анна, парня-то мово не срами, - вступилась за кровиночку Зинаида Ивановна. – Твоя-то девка, чай, тоже не в сарафане на свет вылезла.
Торговля с самого утра не шла, и мать наказала Арине собираться.
Григорий помог Анне непроданные тыквы в  тачку сложить, а Зинаида Ивановна, всё Арину разглядывала, а потом возьми да и пригласи обеих и мать, и дочь к вечернему чаепитию.
Анна только бровью повела и про себя подумала:
«С чего б тебе нас в гости звать, коль ты меня боишься», - а вслух сказала:
-Отчего не прийти, соседушка. Придем.
По дороге домой, толкая перед собой тяжелую тачку с вальяжно развалившимися в ней тыквами, Анна всю дорогу рассуждала сама с собой.
- Ты тильки побачь, шо на белом свете деется. Зинаида до нас снизошла. То нос на сторону воротила, а теперь на чай зовет. Нечисто дело. Что ей надобно? Ты, Арина, гляди мне. Веди себя, как подобает, зенками своими не стреляй, фокусы не устраивай. Може, и поладим мы с этой Зинкой. Мир то он завсегда вражды лучше, а у Зинки самый вкусный на хуторе мед, да и мужик ейный на все руки мастер. А нам бы крышу перекрыть…
Арина помогала толкать тачку, упрямо норовившую вильнуть в сторону, и почти не слушала материнские наставления. Все мысли были заняты предстоящим вечером.
Что ей надеть? Может ту длинную синюю юбку из чистого льна, что лежит в сундуке в сенях и которую она бережет для особого случая? А что, возьмет и наденет. День сегодня праздничный, как-никак к суженому в гости идет. Да и свекровке хочется понравиться. Сядет она напротив Гришеньки, будет смотреть на него, а он глазами-то ей всё и скажет, чего она столько годков ждала. А потом они пойдут гулять за околицу, а там….
- Арина, ты меня слышишь? Оглохла что ль? – ворвался в приятные мечты девушки недовольный голос матери.
- Слышу, слышу.
- Вот и гляди мне! – Анна погрозила дочери пальцем.
К вечеру принарядились, сговорились с соседом за две тыквы и пяток яиц, чтоб свез их до станицы, где Зинаида с сыном жительствовали, и в назначенный час, усевшись поудобнее на телеге, тронулись в путь, под нехитрые разговоры возницы и цоканье копыт пегой кобылы.
Хоть и наказывала мать, чтобы она скромно себя вела, честь девичью берегла, и поцеловать себя только под венцом разрешила, Арина мать не слушала. Какое там!
Весь следующий день ходила как не в себе, только о милом дружке и думала: какие руки у него сильные и жадные, какие губы теплые и сладкие, какие слова красивые он говорил, когда вчера вечером у калитки прощались. Григорий их до хаты привез и просил Анну позволить ему всего два словечка Арине молвить. Мать дочери кулак показала и в избу ушла, а они простояли у калитки до первых петухов.
-Ой, Аринка, Аринка. Дуреха ты моя глупая. Смотри, беды не натвори, - увещевала её Анна.
Уверенная в том, что она на нужной линии жизни и всё будет, как она видела – и фата, и свадьба, Арина всякую осторожность потеряла, да и отдалась Гришке на душистом лугу за станицей, в цветах осенних, терпких, горькой полынью отдающих. Жаркая была ночь, столько слов любви сказано было, столько признаний. Казалось, друг друга сто лет знают!
Торопила Арина события, ох, торопила. А сама думала: «Что с того, что этой встречи тогда не видела? Свадьба же была!».
Перед отъездом Григорий сватов прислал, всё чин по чину, у Анны согласия на брак спросил. Зинаида, к всеобщему удивлению сама молодых на женитьбу благословила, а пересуды баб досужих разом рубила:
- Про Анну слушать ничего не хочу, а дочь у ней хорошая, работящая. Мне такая невестка сгодится.
Обещал Григорий к Покрову вернуться. На это время и свадьбу назначили. Весь вечер перед разлукой Арина на плече у жениха проплакала.
-Гришенька, родной, как же я без тебя? Ни дня ведь не проживу. Как дождаться,  не с тоски не помереть?
- Горлинка моя, Аринушка, не плачь. Совсем малость подождать надо. Соскучиться не успеешь, вернусь к тебе. Свадьбу сыграем, заживем с тобой на славу. Не плачь, моя хорошая, не рви мне сердце.
Ночевать домой Арина не пошла. Всю ночь с милым в поле провели, укрывшись в большом стогу. И только звезды их прощание видели.
Утром Григорий отбыл, а Арина весь день кулем лежала, да слезами подушку заливала.
За приготовлениями к свадьбе время быстро пролетело.
Вот уж и платье свадебное готово, и туфли куплены новые, модные, как у барышень городских, на каблучке-рюмочке. И длинные кружевные перчатки, в которых Арина сразу на светскую даму похожа делалась. И  ночная сорочка приготовлена из шелка дорогого - подарок свекровки на брачную ночь.
Да только так и не дождалась Арина жениха своего.
Оказался Григорий не в том месте, не в то время и в случайной перестрелке погиб. Смерть принял нелепую, от пули шальной, прямо на железнодорожном вокзале, когда в кассу за билетом к Аринушке любимой стоял.
Время для неё остановилось.
Она не верила, в то, что её родного Гришеньки больше нет на этом свете.
Своими глазами ведь видела, как свадьба веселая гуляла, как Григорий подле неё стоял, за руку держал, и слова любви говорил.
Мальчик её обнял, дал выплакаться и повел к обрыву. Рукой махнул и сразу десять линий вверх взметнулись, как десять змей серебряных. Потом все десять струнами вытянулись, одна под другой.
-Смотри, - сказал мальчик.
Арина, сквозь застилающие глаза слёзы стала вглядываться. На всех десяти линиях и она есть, и Григорий.
-Не то, не то, - приговаривала Арина, и мальчик взмахом руки убирал лишние линии.
- Це вони, - Арина указала на две линии в середине ряда.
Одна линия была та самая, которую Арина уже видела: в кружевной фате, в длинном белом платье, она шла рука об руку с красивым парнем в военной форме, а все кругом кричали: «Горько! Горько!».
А вторая линия – это та, где была встреча на ярмарке, а потом ночь на лугу.
Это были две совершенно разные линии жизни, и на одной из них у Арины была свадьба, первая брачная ночь и Григорий был жив, и прожила она с ним жизнь долгую, а на второй был ночной луг за станицей и перестрелка, в которой жениха её убили.
-Как же так?! Ну, как же так?! – закричала Арина в отчаянии и замахнулась на Мальчика. – Почему? Почему? Какая разница? Ведь я за него замуж должна была выйти! Какая разница, когда у нас первая ночь была: до свадьбы или после?
Мальчик руку её перехватил и сказал спокойно и незнакомо:
-Каждый твой поступок имеет значение, Арина. Ты сама сейчас в этом убедилась. Когда ты не дождалась свадьбы и провела с Григорием ночь на лугу, ты перешла на другую линию и получила новый сценарий своей жизни.