Эпилог

                Эпилог

                Донецк. Весна 2016 года

                1

Утро. Сквер возле Центрального рынка. С а ш а  в форме охранника курит на скамье. В а д и м  проходит мимо.

В а д и м. Плаха, ты?
С а ш а. Привет, брателло! Что с рукой?
В а д и м. Да, было…
С а ш а. Где?
В а д и м. На гражданке. (Пауза.)
С а ш а. Как угораздило?
В а д и м. Внучку забирал, а они сто двадцатыми по садику…
С а ш а. Забрал?
В а д и м. В том-то и дело…
С а ш а. Извини, братан. Не знал.
В а д и м. Главное, собой накрыл, спину посекло, кисть оторвало, а её – в голову. Скоро год уже как Светка целый день ноет.
С а ш а. Ладно, Дед, придёт время за внучку твою спросим.
В а д и м. Ты веришь? Там (презрительно культёй вверх) в дёсны целуются, мудоту укропскую на работу берут, уголь им грузят…
С а ш а. Время, Дед, гнилое.
В а д и м. Мы за это (круговой жест культёй) воевали?
С а ш а. Я, Дед, воевал за Россию. И сижу сейчас с тобой в России, пусть и непризнанной…
В а д и м. Если бы! России мы на хер не нужны!
С а ш а. Были бы не нужны…
В а д и м. Ладно, Плаха, хрен с ними. Ты-то как?
С а ш а. Да вот, кровью и потом отстоял молодую республику, а теперь служу в ней на посылках у тех, кто в четырнадцатом отсюда сдрыснул.
В а д и м. Да, лихая им досталась доля, когда домой вернулись с поля боя.
С а ш а. Дом-то мой под укропами. Здесь я в приймах, и каждый день слушаю лекции о том, как надо жить, поживать да добра наживать.
В а д и м. А я о том, что если б не мы, то Лизочка была бы жива и прочее.
С а ш а. Моя вроде и баба неплохая, но денег ей постоянно не хватает. Если бы я в Марике джип отжал, а ещё лучше два, она бы счастлива была.
В а д и м. Моей деньги не нужны, ей Лизочку вернуть надо. У неё временами крыша едет и тогда все виноваты, в том числе и мы.
С а ш а. А что ты хочешь от женщины потерявшей любимую внучку?
В а д и м. Ничего не хочу, но иногда она меня бесит. Я уже культю ей пару раз под нос подсовывал.
С а ш а. Меня всё здесь бесит. (Пауза.) Из наших кого-нибудь видел?
В а д и м. Вечером Питер выставляется. Ему это минское говновозилово надоело, домой чешет. Придёшь?
С а ш а. А мне, почему он не позвонил?
В а д и м. Не знаю.
С а ш а. Как-то без звонка…
В а д и м. Ну ты, даёшь! С каких пор тебе звонки нужны?

                2

День. Рынок. С а ш а идёт вдоль цветочных павильонов. К о с т ь  Б о р и с о в и ч  выходит из павильона с букетом роз и нажимает брелок сигнализации. Дорогая машина сигналит и мигает фарами.

С а ш а. Ты, сучок?
К о с т ь  Б о р и с о в и ч. Извините, я вас не знаю.
С а ш а. Морду отъел и не узнаёшь?
К о с т ь  Б о р и с о в и ч. Вы ошиблись.
С а ш а. Ошиблись те, кто тебя отпустил.
К о с т ь  Б о р и с о в и ч (повышая голос). Вы мне мешаете, молодой человек. (Открывает дверь машины.)
С а ш а. Так это я тебе мешаю? (Бьёт  К о с т ь  Б о р и с о в и ч а  в лицо.)
К о с т ь  Б о р и с о в и ч (лёжа). Полиция! Грабят!
С а ш а. Я тебя ещё и граблю? (Бьёт ногой. К о с т ь  Б о р и с о в и ч  не шевелится. С а ш а  достаёт телефон, набирает номер.) Привет, Слон. Твоё предложение в силе? Да, ничего такого, мирняк не по мне. Еду. Минут через тридцать буду. (Уходит не оглядываясь.)
К о с т ь  Б о р и с о в и ч (поднимается). Я тебя, тварь, засажу. Время ваше прошло. (Облизывается.) Губы, скотина, разбил. (Достаёт телефон.) Михалыч, ты? Да, тут на меня хулиган напал, из бывших. Избил ногами, барсетку забрал. Не, там только деньги. Свидетелей навалом. Идти могу. А-а, понял. Лежу, голова кружится, болит, тошнит. Хорошо. Два пальца в рот и скорую. Спасибо. С меня причитается.

3

Вечер того же дня. Кафе. Стол в углу, у стены – костыли. С а ш а, В а д и м, А н т о н, О л е г  сидят лицом к выходу, И в а н – спиной. Держат рюмки.
 
С а ш а. Я благодарен войне за то, что она сняла с меня розовые очки, показав изнанку людей. Теперь я знаю цену слов и поступков. Раньше я думал, что придёт к нам российская армия, а вместо неё пришёл Питер, такой же неумеха в военном деле, как и я. И для меня сейчас нет ничего выше мужского, боевого братства…
В а д и м. Харэ болтать! Водка киснет.
С а ш а. Не даст Дед сказать…
В а д и м (встаёт). За Питера стоя!
С а ш а. Малому, Дед, тяжело.
В а д и м. Извини, Малой. Я тут сам без клешни. Сиди, конечно. (Пьёт, садится.)

                Кричат: «За Питера!» Пьют, закусывают.

С а ш а. Вредный ты стал, Дед.
В а д и м. Все мы вредные. Не вредные – прогнулись и лижут. Сейчас можешь говорить, пока мы закусываем. (Ест.)
С а ш а. Ну, спасибо. Я хотел сказать, что летом четырнадцатого, когда меня в ногу ранило, Питер не сдрыснул и сутки со мной пролежал в посадке. Вокруг укры шарятся, а мы лежим, не дышим. Две эфки. Одну думаю – им, одну – себе. Из ста двадцати человек тогда мало, кто остался. Укропы нас танками давили.
В а д и м. Сутки в собственном соку – это хорошо.
С а ш а. Не совсем в собственном, откатывались.
В а д и м. Значит, повезло ещё. Наливай, Вань. Давай за нас.
И в а н  разливает водку. Голоса: «За полтосов! За нас! За Донбасс!» Пьют.               
О л е г. Вы бой, мужики, Стаса Каштанова видели?
В а д и м. Видел я, как он блеял: «Владимир Владимирович, благодарю вас за мирное небо для меня и моей семьи». Правильно Плаха сказал: «Война всех вывела на чистую воду». Я раньше Бубку уважал, а сейчас – тьфу! (Сплёвывает.)
С а ш а. В Европе, попрыгунчик наш, затихарился.
В а д и м. Детей меньше бы погибло, если бы так называемая элита…
С а ш а. Дерьмо это, а не элита! Была бы на Украине элита – не было бы войны. Украсть миллион и пролезть в Раду – не значит стать элитой.
В а д и м. Почему простой народ ради других жизнью рискует, а эти сволочи – нет? Ты разве не после Одессы поднялся?
С а ш а. Сравнил меня с ними. Я лучше в посадке сгнию, чем дядю Вову благодарить буду. Ты внучку потерял и кисть, Малой – ногу, а Стас Каштанов с Бубкой промолчали и заработали. Потом ещё нас жизни учить будут. Они ведь преуспели, а мы?
В а д и м (обнимая  С а ш у). А мы лучше в посадке будем гнить, чем так зарабатывать.
С а ш а. Гнить я не согласен, но на баблососущих тварей уже злюсь. Их надо уничтожать. Я на войне стал социалистом. Великий всё-таки был строй.
В а д и м. Коммуняк только при мне хвалить не надо.
С а ш а. Я за идею, а не за людей её просра…
В а д и м. Всё, Плаха. Ну её к хренам эту политику.
А н т о н. А у меня тост созрел.
С а ш а. Ты, Антоха, не суетись под клиентом. Скажешь, Дед? (В а д и м  наклоняет голову. И в а н  разливает водку.)
В а д и м (берёт рюмку). Раз Плаха решил вспоминать, то я вспомню об Иловайске. (Антону.) Помнишь?
А н т о н. Снится.
С а ш а (поёт). Снятся людям иногда голубые города… Мы, наверно, уже не люди, раз нам снится война?
В а д и м (С а ш е). Ты фонтан свой заткнёшь сегодня?
С а ш а. Молчу.
В а д и м. Сидим мы, значит, в развалинах Иловайска, никого не трогаем. Вдруг танк едет, а за ним гонятся Питер, Якут, Слон и парниша, которого под Еленовкой убило. Бегут сзади и прикладами автоматов по броне стучат. Мы ещё ржём, как они снова бегут, но уже впереди танка…
И в а н. А зачем?
В а д и м. А ты у Питера спроси.
А н т о н. Не чем было подбить! Даже бензина не было! Хотели, чтобы он застрял. Мы бы его хворостом обложили и подожгли.
В а д и м. Вот какой охотник за танками с нами воевал! Чем не русский богатырь, о которых Плаха мечтал?
С а ш а. За Питера!

                Голоса: «За тебя, Питер!» Пьют.

А н т о н. У меня, Дед, от Иловайска другое воспоминание.
В а д и м. Меня надо было слушать и не лезть, куда не надо.
И в а н. А что там было?
А н т о н. В паровозном депо рота укропов засела. В лоб – нельзя, потери. Попросили Фугаса с пацанами. Они из сто двадцатых – мин сорок туда бросили. Украм бы в смотровые ямы попрыгать, а они, обколотые или молодые, под стеночки на цементном полу уселись… (Пауза.)
И в а н. Ну и?..
А н т о н. Ну и тонн десять свежего фарша.
В а д и м. Мы их, Питер, сюда не звали, и поминать не будем, а за наших пацанов выпьем. (И в а н  разливает водку.) Царство Небесное.

                Царство Небесное! Земля пухом! Пьют.

И в а н. Можно нескромный вопрос?
В а д и м. Валяй.
И в а н. А почему вы ушли из армии?
С а ш а (кладёт руку на плечо  И в а н а). Не теребонь Деда, культёй убьёт.
В а д и м (смотрит на культю). Больно ещё. Одного придурка бахнул, потом неделю кровила.
С а ш а. Сегодня?
В а д и м. Месяц назад.
С а ш а (смотрит на правый кулак). А я сегодня. Чёрт его знает, куда наше МГБ смотрит? Сдал им летом диверса с маячком, а сегодня его с вот таким букетом (показывает) возле крутой тачки вижу.
В а д и м. И что?
С а ш а. Обидно стало…
В а д и м. А кому не обидно? Мы за что ополчились? Чтоб жить в огрызке двух областей? Чтобы сбежавшие укропы вернулись и нас жизни учили? Зачем нас стреножили? (Дразнит.) «Альтернативы Минску нет!» Вы чё, больные? У меня мать в Констахе, дом на Путиловке, внучка на кладбище, а вы мне втираете «выбора нет». Я за донецкую нарядную резервацию не воевал. Зажали четыре миллиона между границами и третий год издеваются, жадными руками в сумках старух шарят… Президенты, коллеги, мать бы их!
С а ш а. Деньги, брат. Надо ввести универсальную мировую валюту – одна подлянка. На всех мировых языках. Тогда даже дуракам будет понятно, что ожидать от человека, имеющего миллион подлянок.  А названия доллар и рубль скрывают суть человека.
В а д и м. Нормальная война была летом четырнадцатого. Тогда воевали за идею, а потом, когда мы сдюжили, налезла всякая шваль.
С а ш а (И в а н у). Дед у нас сторонник партизанской войны. Он офицерьё на дух не переносит. Может и в дыню командиру зарядить.
В а д и м. А что мне, офицерские отбросы в дёсны целовать? Оно там не состоялось, сюда приехало. Мы войну вшестером начинали, потом к нам ещё двое работяг прибилось и за два года – только у Фугаса лёгкое ранение. А укроп пачками косили. Питер в Иловайске видел. Все горячие точки прошли. А почему? Потому что никто в штабе не знал, где мы будем работать.
С а ш а. Чего-чего, а предателей здесь хватает.
В а д и м. Вот именно! Мой сосед после аэропорта вернулся, а шмотки его тю-тю. Потом его ещё пару раз на убой посылали. Ушёл из-за предателей в командовании. А, между прочим, в аэропорту тогда вертолёт сбил.
С а ш а. За вертолёт, Дед, не волнуйся, крестик получили. И не один.
В а д и м. Кто бы сомневался.
А н т о н. Можно я, мужики, скажу?
В а д и м. Говори, ты сегодня – главный. (И в а н  разливает водку.)
А н т о н. Мне, мужики, стыдно за наше правительство, за трёп «русские своих не бросают»…
В а д и м. Ну, тебе-то…
А н т о н. Стыдно, Дед, стыдно, что русские без разрешения чужого дяди не смеют жить в одном государстве, но я надеюсь, мы сотрём границы. Один народ – одно государство!
С а ш а. За Российскую Империю!
О л е г. Я ради этого даже встану. (Руками опирается на стол.)
С а ш а. Сиди ты!
О л е г. Нормально, командир. (Встаёт.)

                За Союз! За Империю! За Донбасс!

С а ш а (Ивану). Я понимаю, что без армии не может быть государства. Согласен, что махновщину, за которую Дед жопу рвёт, надо к ногтю, но армия должна воспитывать воинов, а не пушечное мясо. Воин не должен чистить туалеты, а тебя не воинской доблести учат, а рабскому подчинению.
И в а н. Я дал присягу беспрекословно выполнять приказы командиров.
С а ш а. А я ушёл, потому что не могу тупо выполнять чужие приказы. Если пойду, то только на передовую. Там я знаю, кто справа и слева от меня. А в мирном гадюшнике: сдаёшь диверса, а потом встречаешь его с букетом. Передовая – единственное место, где меня в нашей, как говорит Дед, нарядной резервации – не тошнит. Я верю в правду автомата.
В а д и м. Полтосы не могут подчиняться, они воины, а не рабы с автоматами.
А н т о н. Мужики, можно мне ещё сказать?
С а ш а. Имеешь право.

                А н т о н  встаёт, И в а н  наливает.

А н т о н (берёт рюмку). Мне жаль, мужики, уезжать. Вы, как сказал Плаха, ближе родных, но время наше, время ополчения – ушло.
В а д и м. Это как?
А н т о н. Пойми меня, Дед, правильно. Я строитель. Мы содрали на Донбассе Украину до стен. Теперь штукатурить надо, красить, обои клеить. Тех же, кто в строящемся доме обои сдирает, как называют?
В а д и м. Я за правду.
А н т о н. Правда в том, что каменщик уступает место штукатуру, дизайнеру. Мы своё дело сделали. Не в тех, правда, границах, но… как получилось.
В а д и м. Хреново получилось!
А н т о н. Согласен, но и то, что получилось – надо передать Ивану. Пусть он марширует и уставы учит. Идёт другой этап строительства, и не надо ему мешать. Давайте выпьем за Республику.
В а д и м. Извини, Питер, но я за неё пить не буду. У меня мать под укропами. Я её, больную, второй год проведать не могу. На хрена мне такая республика?
С а ш а. Я своей обещал с победой вернуться.
О л е г. А моих в СБУ допрашивают.
В а д и м. Вот видишь! Тост твой, Питер, хорош для пацанов с Невы. Над вами не капает. А Плахе с Малым зачем Донецк? Им Славянск нужен! А мужикам из Одессы? Пока не очистим от бендер Новороссию – я не успокоюсь.
А н т о н. Тогда за Победу!
В а д и м. Боюсь, что баблососы её украли у нас и продали.
С а ш а. Не боись, Дед! Отобьём и то, что продали. (М а л о й  опирается руками на стол.) На меня, Малой, давай.
О л е г. Я сам.
С а ш а. Да брось ты!

С а ш а  кладёт руку  О л е г а  себе на плечи, встаёт вместе с ним. Стоя все кричат: «За Победу! За Донбасс! За Новороссию! За Россию!»

                Занавес